Geum.ru

Россия и пространство

Вид материалаДокументы

Содержание


8.2 Экономический регионализм
Глава 9Заключение
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
ГЛАВА 8


Экономические аспекты «Новой Империи»


8.1 Экономика "третьего пути"

Промышленная перестройка в России назрела. В том, что говорят "реформаторы" о неизбежности экономических преобразований в Рос­сии, есть значительная доля истины. Советская система, хотя и была до определенной степени эффективной и конкурентоспособной, по­степенно стала настолько негибкой и застывшей, что просто не мог­ла не рухнуть, и, к великому сожалению, под ее обломками были похоронены многие эффективные и позитивные аспекты социализма как такового.

Логика экономических преобразований в России, начатая в пере­стройку, основывалась на дуалистическом подходе к экономике. С од­ной стороны, имелась существующая модель жесткого централистского государственного социализма, "тотальный дирижизм", когда госу­дарство вмешивалось в малейшие нюансы производства и распределения, подавляя любые частные инициативы и исключая все рыночные элементы. Такая структурная жесткость не только делала всю эконо­мическую систему громоздкой и неповоротливой (отсюда постепенный проигрыш в конкуренции с капитализмом), но и извращала основной принцип социализма, предполагающий эффективное соучастие обще­ства в экономическом процессе. В экономико-философских рукописях Маркса есть предупреждение о подобном вырождении социалистиче­ской системы, которое может быть охарактеризовано как "отчуждение при социализме".

Критика такой централизованной экономики, однако, очень быстро перешла в противоположную крайность, т.е. к абсолютной апологетике либерально-капиталистической системы с ее "законами рынка", "неви­димой рукой", "свободой торговли" и т.д. От сверхцентрализации либе­ральные реформаторы (пусть только в теории) решили перейти к сверх-либерализму. Если советский социализм на поздних своих этапах ос­лаблял государственную автаркию в ее конкуренции с противостоящим геополитическим блоком, то рыночные реформы повлекли за собой на­стоящее разрушение этой автаркии, что не может быть квалифицирова­но иначе как "предательство национальных интересов". Реформы были необходимы, но дуалистическая логика — либо советский социализм, либо капиталистический либерализм — с самого начала поставила во­прос в совершенно неверной плоскости, поскольку спор приобрел чисто теоретический характер, и соображения геополитической автаркии Рос­сии были отодвинуты при этом на задний план. Предложенные либе­ральные преобразования в стиле программ "Чикаго бойз" и теорий фон Хайека нанесли экономике сокрушительный удар. Однако и реставрационистские экономические программы, на которых настаивала в той или иной мере "консервативная" оппозиция, были немногим лучше. В обоих случаях речь шла о полемике между двумя утопическими абст­рактными моделями, в которых вопрос "национальных интересов рус­ских" стоял где-то на втором или даже третьем плане.

Это было вполне логично, так как советские экономисты в силу спе­цифики своего образования привыкли иметь дело только с двумя эко­номическими моделями — догматическим советским социализмом (ко­торый они до поры до времени защищали) и либеральным капитализ­мом (который они до поры до времени критиковали). Обе эти модели в той форме, в которой они изучались и разрабатывались, никогда не соотносились с таким критерием как "геополитические интересы стра­ны", так как эта тема (хотя и в другой форме) была приоритетом ар­мейских и идеологических структур (особенно ГРУ и КГБ). Перенеся основной акцент на экономику, лидеры перестройки вынесли вопрос о "национальной и государственной безопасности и мощи" за скобки. И как только это произошло, страна попала в ловушку неправильно сфор­мулированной проблемы, любое решение которой в заданных терми­нах было заведомо тупиковым.

Строго говоря, народ должен был выбирать не между либерал-капи­тализмом и советским социализмом, а между либерал-капитализмом, советским социализмом и особой экономической доктриной, сочетаю­щей элементы рынка и элементы планирования, подчиняясь главному императиву — национального процветания и государственной безо­пасности ("третий путь"). Этот "третий путь" в экономике отнюдь не компромисс, не синкретическое сочетание разнородных элементов двух других экономических моделей, а законченная и самостоятельная док­трина, имеющая долгую историю и множество примеров реализации на практике. Однако об этом "третьем пути" практически не упомина­лось в рамках общественных споров вообще. Результат упорного отка­за от серьезного рассмотрения такого варианта налицо: разрушенная и ослабленная страна, разваленная экономика, возрастающая паразити­ческая зависимость России от ВМФ и Международного Банка, распад хозяйственных и промышленных связей и т.д. На данный момент нет ни социализма, ни рынка, и вряд ли что-то можно поправить, остава­ясь в рамках той логики, которая стала доминирующей при решении важнейших экономических вопросов.

"Третий путь" в экономике не тождественен ни шведской, ни швей­царской модели вопреки тому, что думают некоторые политики, начи­нающие отдавать себе отчет в тупиковости сложившейся ситуации. Ни Швеция, ни Швейцария не являются полноценными геополитиче­скими образованиями и не обладают серьезным стратегическим суве­ренитетом, а следовательно, гигантская часть государственного, про­мышленного и военного сектора, необходимого для обеспечения ре­альной автаркии, в этих государствах вообще отсутствует. Некоторый компромисс между социально ориентированной структурой общества и рыночной экономикой в этих странах действительно достигнут, но здесь речь идет о сугубо искусственной модели, которая смогла сложиться именно за счет полной деполитизации этих стран и сознатель­ного отказа от активной роли в геополитическом раскладе сил в Евро­пе. Россия никогда не сможет стать по своим масштабам "второй Шве­цией" или "второй Швейцарией", так как само ее геополитическое по­ложение обязывает к активной роли; нейтралитет в данном случае про­сто невозможен. Следовательно, обращаться к таким примерам бес­смысленно.

Второй иллюзией, характерной для тех, кто интуитивно ищет моде­лей "третьего пути" для России, является Китай и его реформы. Одна­ко и в этом случае имеет место "обман зрения", объяснимый отсутст­вием объективной информации о сущности и ходе китайских реформ. Китайские экономические преобразования лишь внешне походят на модель "третьего пути". На самом деле, речь идет о трансформации общества, в целом похожего на советское, в чисто либеральный строй, но без демократических преобразований в политике, т.е. при сохране­нии тоталитарного контроля правящей элиты над политической ситуа­цией. Речь идет о том, что политический тоталитаризм коммунистиче­ской номенклатуры плавно переходит в экономический, монопольный тоталитаризм той же самой номенклатуры, которая при этом стремит­ся с самого начала отсечь всякую возможность экономической конку­ренции снизу. Одна модель "общества отчуждения" плавно переходит в другую модель "общества отчуждения", а политическая эксплуата­ция незаметно превращается в экономическую эксплуатацию одной и той же социальной группы.

Показательно, что такой тип реформ был разработан именно "Трех­сторонней комиссией", чьи представители уже с начала 80-х годов до­говорились с китайской номенклатурой о включении Китая в перспек­тиве в мондиалистскую зону влияния с предоставлением ему статуса "региональной державы". Во многом этот ход атлантистов был обу­словлен стратегией "холодной войны" против СССР, но одновременно и стремлением поддержать традиционного конкурента Японии на Даль­нем Востоке и ограничить экономическую экспансию последней.

Подлинный "третий путь" в экономике нашел свое классическое воплощение в работах Фридриха Листа, сформулировавшего принци­пы "экономической автаркии больших пространств". Эта теория исхо­дит из факта неравномерности экономического развития капиталисти­ческих обществ и из логического следствия экономической колонизации более "богатыми" странами более бедных; причем для "богатых" в таких условиях "свободная торговля" выгодна, а для "бедных" наобо­рот. Отсюда Лист сделал вывод, что на определенных этапах экономи­ческого развития общества нужно прибегать к протекционизму, дири­жизму и таможенным ограничениям, т.е. к ограничению принципа "сво­боды торговли" на межнациональном уровне, для того, чтобы достичь уровня национальной и государственной независимости и стратегиче­ского могущества,) Иными словами, для Листа было очевидно, что эко­номика должна быть подчинена национальным интересам, и что вся­кая апелляция к "автономной логике рынка" является лишь прикрыти­ем для экономической (а впоследствии и политической) экспансии бо­гатых государств в ущерб более бедным, и последующее порабощение последних. Такой подход сразу ставит четкие границы, в каких должен действовать "рыночный" принцип, а в каких — "социалистический". Интересно, что и Ратенау, автор германского "экономического чуда", и Витте, и Ленин, и даже Кейнс, формулировали свои экономические принципы исходя как раз из доктрины Фридриха Листа, хотя при этом использовался язык более близкий либо к чисто капиталистической, либо коммунистической лексике.

Экономическая иерархия, выстраиваемая Листом, может быть сведе­на к простой формуле: те аспекты хозяйственной жизни, которые по масштабам сопоставимы с интересами частного лица, индивидуума, долж­ны управляться рыночными принципами и основываться на "частной собственности". Речь идет о жилье, небольшом производстве, малых зе­мельных владениях и т.д. По мере возрастания значения того или иного вида хозяйственной деятельности, форма производства должна приоб­ретать черты коллективного владения, поскольку в данном случае "ча­стная собственность" и индивидуальный фактор могут, войти в противо­речие с коллективными интересами; здесь должен действовать "коопе­ративный" или "корпоративный" критерий. И наконец, экономические сферы, напрямую связанные с государством и его стратегическим стату­сом, должны контролироваться, субсидироваться и управляться госу­дарственными инстанциями, так как речь идет об интересах более высо­кого уровня, нежели "частная собственность" или "коллективная выго­да". Таким образом, в подобном экономическом укладе не элиты, не ры­нок и не коллектив определяют хозяйственный, промышленный и фи­нансовый облик общества — он формируется на основе конкретных интересов конкретного государства в конкретных исторических условиях, и соответственно, в данной модели не может принципиально существо­вать никакой догматики — по мере изменения геополитического стату­са государства и в силу исторических и национальных условий пропор­ции между объемом этих трех ступеней хозяйственной иерархии могут значительно меняться. К примеру, в мирное время и в эпоху процвета­ния частный сектор вместе с коллективным могут возрастать, а государ­ственный сокращаться. И наоборот, в сложные периоды национальной истории, когда под удар поставлена независимость всего народа — пол­номочия государственного сектора увеличиваются за счет некоторых коллективных хозяйственных образований, а те, в свою очередь, теснят частное предпринимательство.

Очень интересно, что именно модель Фридриха Листа использова­лась исторически развитыми капиталистическими странами в кризис­ные моменты. Так, даже США, радикальные защитники принципа "свободы торговли", периодически прибегали к протекционистским мерам и государственным субсидиям в промышленный сектор, когда наступа­ли периоды "экономической депрессии". Именно таким периодом был этап реализации New Deal, когда американцы почти буквально вопроизвели принципы Листа, хотя и подав их в смягченном варианте Кейнса, автора теории "экономической инсуляции", что, в целом, есть не что иное, как новое название для теории "экономической автаркии больших пространств". Кстати, сам Лист долгое время жил в США и наблюдал процесс капиталистического строительства на ранних фа­зах. На основании этих наблюдений он и сформулировал основные прин­ципы своей теории применительно к Германии. Но, конечно, наиболее грандиозные результаты дала реализация доктрины Листа в национал-социалистической Германии, когда его идеи были претворены в жизнь тотально и без всяких либеральных или марксистских поправок.

Доктрина экономики "третьего пути" имеет еще один важный ас­пект — соотношение финансового и производственного факторов. Очевидно, что ранний капитализм и социализм советского типа ставили основной акцент на развитии производства, отводя финансовой систе­ме второстепенную, подчиненную роль. Развитый капитализм, напротив, тяготеет к доминации финансового капитала над производством, которое, в свою очередь, становится второстепенным моментом. Доминация принципа "труда" рано или поздно приводит к политическому насилию, доминация "капитала" — к насилию экономическому. В пер­вом случае труд автономизируется и отрывается от конкретных ценно­стей, во втором — автономизируются деньги, также теряя связь с цен­ностью и превращаясь в кредитно-процентную фикцию. "Третий путь" настаивает на жестоком связывании труда и ценности (к примеру, зо­лотых запасов и, шире, ресурсов), отводя сфере потребления и цирку­ляции товаров подчиненную, второстепенную, чисто инструменталь­ную роль. Такое сочетания труда и ценности диктуется в данном слу­чае теми же соображениями обеспечения "национального могущест­ва" и государственного суверенитета, что и вся структура этой эконо­мической доктрины. Можно упрощенно выразить эту идею формулой — "ни роскошь, ни нищета", "довольствование разумным минимумом". Это означает более гибкий и свободный подход к труду, нежели при советском социализме, но большую ограниченность возможностей лич­ного обогащения, чем при капитализме. Такая модель позволяет нации не зависеть в стратегических областях от других государств и эконо­мических систем, но в то же время лишает трудовой процесс принуди­тельного характера и связывает его с материальным эквивалентом.

Именно такой вариант экономики "третьего пути" является единст­венной альтернативой в нынешней России, противостоящей одновре­менно и безудержному либерализму и реставрационистским проектам неокоммунистов, не желающих серьезно корректировать устаревшие и оказавшиеся неэффективными догмы. Если бы не мгновенно возни­кающие ассоциации с гитлеровским режимом, можно было бы назвать данный проект "социализмом национального типа". Уже сам факт вы­движения теории Листа (развитой, впрочем, такими знаменитыми эко­номистами, как Сисмонди, Шумпетер, Дюмон и т.д.) в контексте ны­нешней экономической ситуации в России был бы большим достиже­нием, так как здесь можно найти ответы на наиболее насущные вопро­сы и разом покончить с тупиковым дуализмом "реформаторов и анти­реформаторов". Более того, позитивные стороны и либеральных пре­образований и сохранившихся еще от социализма структур могли бы быть прекрасно задействованы в этот экономический проект. Но все это даст положительный эффект только в контексте осознанного и теоретически проработанного доктринального корпуса, а не в качестве прагматических ходов, совершаемых от случая к случаю. Экономика "третьего пути" должна иметь свое однозначное политическое выражение, сопоставимое с "партией либералов" или "партией коммунистов". Всякий инерциальный центризм, прагматизм и компромисс бу­дут заведомо обречены на поражение. Фридрих Лист и его идеи должны стать такими же символами, как Адам Смит и Карл Маркс. "Третий J путь" нуждается в таких носителях этой идеологической догмы, которые были бы сопоставимы по подготовленности, убежденности и информированности с либералами и коммунистами. Принципы экономики "третьего пути" столь же строги и однозначны, как и принципы двух других идеологий. Из них естественным и органичным образом можно вывести все необходимые вторичные следствия и приложения.

Экономическая тенденция "третьего пути", принцип "автаркии боль­ших пространств" предполагает максимальный объем того националь­но-государственного образования, где применяется эта модель. Лист настаивал на невозможности осуществить эти теории в государствах с недостаточным демографическим, ресурсным, индустриальным и де­мографическим объемом, так как автаркия в таком случае будет про­стой фикцией. На этом основании он в свое время выдвинул импера­тив "Zollverein", "таможенной интеграции", которая была призвана объ­единить Германию, Пруссию и Австрию в единый промышленно-финансовый блок, так как только в таком пространстве можно было гово­рить об эффективной конкуренции с развитыми колониальными дер­жавами того времени — Англией и Францией.

На современном этапе эталоном суверенного государства являются США и то политико-экономическое пространство, которое входит в состав доктрины Монро, т.е. континентальная совокупность Северной и Южной Америки, контролируемых США. Очевидно, что полноцен­но конкурировать с таким трансатлантическим "большим пространст­вом" сегодня может только его континентальный аналог в Евразии. Следовательно, экономика "третьего пути" уже в своей теории пред­полагает геополитическую интеграцию, в которой субъектом выступа­ет не "государство-нация", а современный аналог Империи. В против­ном случае произойдет либо перенапряжение сил нации (причина раз­вала СССР), либо попадание в зависимость от более могущественного и независимого соседа (Европа, Япония и т.д.). Такое соображение по­казывает, что при всей логичности и самодостаточности этой теории, успех ее реализации напрямую зависит от более общего геополитиче­ского проекта, т.е. от начала созидания Новой Империи. Только в таком масштабе и таком объеме "третий путь" в экономике даст макси­мальные результаты. Кроме того выдвижение такой экономической мо­дели станет наилучшим теоретическим знаменателем для всех потен­циальных участников континентального блока, так как даже либераль­ные авторы (к примеру, Мишель Альбер в книге "Капитализм против капитализма") подчеркивают фундаментальное отличие "рейнско-ниппонской" модели (имеющей многие черты экономики "третьего пути") от англосаксонской. Если на этот путь станет и Россия, евразийская цепь замкнется самым естественным образом. В таком случае можно будет выдвинуть новую версию Zollverein, соответствующую нынеш­ним геополитическим условиям — проект "евразийской таможенной интеграции", который только и может сегодня составить серьезную конкуренцию атлантистскому блоку и привести народы Евразии к про­цветанию.


8.2 Экономический регионализм

В основе советской экономики был заложен принцип централизма. Высшая инстанция принятия всех важных, менее важных и совсем неважных решений находилась в Москве, откуда поступали регламен­тации и директивы. Такой централизм делал экономику неповоротли­вой, не способствовал развитию региональной инициативы, сдержи­вал естественный рост экономического потенциала областей. Кроме того, советская экономика повсюду репродуцировала стандартный об­разец устройства производственно-финансовых отношений, не учиты­вая ни региональные, ни этнические, ни культурные особенности раз­ных областей или округов. Такая жесткая система была одной из при­чин отставания и экономического краха советизма. „,

Либералы, пришедшие на смену коммунистам, несмотря на свои теоретические проекты, по сути сохранили старое положение дел, толь­ко отныне централизм был не плановым, а рыночным. Но, как и преж­де, основные экономические решения осуществляются централизован­но, и главные экономические пути проходят через Москву, где либе­ральное правительство жестко контролирует общий ход реформ в ре­гионах. Одна форма абстрактного репродуцирования повсюду задан­ной схемы сменилась иной формой, но принцип централизма в эконо­мической структуре остался прежним. Кстати, во многом провал рыночных преобразований объясняется именно таким инерциальным централизмом, когда московские правительственные чиновники стремятся жестко контролировать экономическое развитие регионов.

Трезвый анализ такого положения дел и сопоставление российской" ситуации с наиболее развитыми экономическими системами (в первую очередь, рейнско-ниппонского типа) приводят к выводу о необходимости радикально отойти от такого экономического подхода и обратиться J к хозяйственной модели, строящейся на сугубо региональной, областной, локальной основе. Хозяйственная взаимосвязь всех регионов СССР между собой была искусственно созданной конструкцией. Эта взаи­мосвязь, основывавшаяся более на планово-волюнтаристских методах, нежели на принципах максимальной эффективности, часто сдержива­ла автономное развитие региональной экономики. Свою роль в этом играл и план, возведенный в абсолют. С обрывом такой общей сети и приходом к власти либералов многие сектора промышленности были вообще предоставлены сами себе и обречены на деградацию и вымира­ние, и весь акцент был сделан на приоритетном развитии ресурсодобывающих отраслей, продукты которых можно было незамедлительно про­дать за рубеж. И западные товары, полученные монопольными псевдо­рыночными структурами либералов Москвы, снова централизованно распределялись по регионам. Таким образом, региональная экономика пострадала еще больше, а ее зависимость от центра с уходом коммуни­стов парадоксальным образом только возросла.

Реализация планов "экономики третьего пути" должна основывать­ся на совершенно иных методах. Централизм здесь должен быть в пер­вую очередь стратегическим и политическим, но ни в коем случае не экономическим, так как максимального экономического эффекта Империя сможет достичь только тогда, когда все ее составляющие бу­дут иметь экономическую автономию и развиваться в наиболее сво­бодном и естественном ключе. Как в контексте всего континентально­го проекта в целом, каждая его часть должна стремиться к тому, чтобы быть максимально самостоятельной и самодостаточной на своем уров­не, так и в рамках России следует создать предельно гибкую регио­нальную экономику, построенную не на учете интересов центра или плановых требований, но на максимально органичном развитии тех экономических потенций, которые более всего соответствуют данному региону. Безусловно, стратегические аспекты экономики — ресурсы, стратегическое сырье, ВПК — должны иметь централизованное руко­водство, но в других отраслях промышленности, а также в вопросах финансирования, областям должна быть дана максимальная степень свободы.

Исходя из культурных, этнических, религиозных, географических, климатических и т.д. условий конкретного региона следует предельно дифференцировать не только экономическую или промышленную ори­ентацию, но и сам экономический уклад. Вплоть до того, что на терри­тории Империи могут возникнуть области с разным экономическим порядком — от максимально-рыночного до почти коммунистического. Те народы, которые отвергают банковскую систему (мусульмане), долж­ны сконструировать свои финансовые модели, исключающее процент­ное финансирование промышленности, тогда как в других регионах, напротив, банки могут развиваться и процветать. Самое главное в этом проекте — достичь такого уровня, когда каждый регион или область станут самодостаточными в удовлетворении самых насущных потреб­ностей жителей — в первую очередь, речь идет о жилье, пропитании, одежде и здоровье. При этом следует вначале добиться именно регио­нальной автономии в обеспечении самым необходимым, и лишь потом строить проекты по повышению жизненного уровня, по совершенство­ванию технологий, техническому и промышленному развитию. Каж­дый регион должен обладать упругой и гибкой системой самообеспече­ния, чтобы в любой момент и при любых обстоятельствах и возмож­ных кризисах иметь гарантии достойного минимума для всего населе­ния, независимо от межрегиональных отношений или экономической ситуации в центре.

Стратегический глобальный аспект экономики должен рассматри­ваться в полном отрыве от региональных структур, работающих на са­мообеспечение населения. Состояние этого населения ни в коем слу­чае не должно зависеть от приоритетного развития в данном регионе той или иной стратегической отрасли. Иными словами, должен соблю­даться принцип "необходимый жизненный минимум есть всегда и не­зависимо ни от чего", а концентрация усилий региона на той или иной стратегической глобальной отрасли может проходить только при кон­троле за сохранением самостоятельных хозяйственных структур, ни­как не соприкасающихся с этой отраслью. В таком случае перепрофи­лирование того или иного вида производства, отказ от устаревших или неэффективных производств, территориальное перемещение предпри­ятий или переориентация на выгодный во всех отношениях импорт никак не будут влиять на общий жизненный уровень региона, который будет изначально и принципиально гарантирован.

В компетенции центра останется только стратегическое производ­ство и планирование, которые будут реализовываться не как ось эко­номики, но как наложение некоей глобальной суперструктуры на уже существующую автономную хозяйственную региональную сеть, при этом обе сферы не должны никак влиять друг на друга. Получение жилья, социальная защита или обеспечение продуктами питания ни в коем случае не могут зависеть от экономической эффективности про­мышленного или стратегического предприятия, расположенного в дан­ной области (как это имеет место сейчас). Следует добиться такой хозяйственной самостоятельности отдельных регионов, вплоть до са­мых мелких, что все наиболее насущные экономические проблемы долж­ны решаться в отрыве от участия населения в стратегическом произ­водстве. Этот принцип должен стать доминантой в вопросах стратеги­ческого планирования, которое с неизбежностью будет существовать на государственном уровне, даже в условиях самой широкой экономи­ческой свободы.

Регионализм надо спроецировать и на финансовую систему, взяв, к примеру, опыт региональных и земельных банков в Германии, где ма­лые финансовые структуры, часто ограниченные одной или нескольки­ми деревнями, демонстрируют чудо эффективности в развитии хозяй­ства, так как в таком объеме крайне облегчен контроль за займами (что делает излишней службу фиска), и объем ссуд, процентов и сроки возврата определяются исходя из конкретных органичных общинных условий и представляют собой не количественный, абстрактно-меха­нический, но жизненный, этический элемент хозяйствования. В целом же региональная финансовая система может иметь самую оригиналь­ную форму, адаптируясь к логике этнокультурного и географического пейзажа. Самое главное при этом избежать централизации капитала, предельно рассредоточить его по автономным региональным финансо­вым структурам, заставить его служить хозяйству, а не наоборот, ста­вить хозяйство в зависимость от него.

Можно даже ввести две параллельные и непересекающиеся финан­совые системы, две "валюты": одну предназначенную для обустраивания стратегической общеимперской сферы, другую — для региональ­ных нужд. В первом случае будет иметь место строгое государствен­ное планирование, основанное на специфических принципах финанси­рования и производства, в другом — региональный рынок и региональ­ный финансовый фонд. Капитал государственный и капитал област­ной. Частная собственность должна быть атомарной составляющей именно областного, регионального капитала, в то время как государ­ственный капищем в принципе не должен иметь с частной собст­венностью никакой общей меры. Только в таком случае будет прове­дена строгая грань между государственным, общественным и личным, а следовательно, устойчивость, гибкость внутренней структуры и ав­таркия Империи будут максимальны.

В целом же экономика должна руководствоваться основопола­гающим принципом — предельный стратегический централизм плюс предельный региональный плюрализм и "либерализм".


Глава 9


Заключение

Предпринятая попытка набросать в самых общих чертах континен­тальный проект, выделить самые глобальные и осевые моменты евра­зийской геополитики для России и русского народа, безусловно, нуж­дается в самом обстоятельном развитии, что потребует колоссальной работы по уточнению, аргументации, иллюстрации различных момен­тов и аспектов данной темы. Для нас, однако, было предельно важно представить самый приблизительный вариант той единственной моде­ли геополитического будущего русского народа, которая по ту сторону заведомо тупиковых путей смогла бы вывести его на планетарный и цивилизационный уровень, соответствующий его миссии, его нацио­нальным, духовным и религиозным претензиям. Многое в этом проекте может показаться новым, необычным, непривычным, даже шокирую­щим. Но необходимость затронуть все важнейшие аспекты будущего нации заставили нас пренебречь разъяснениями, опровержениями воз­можной критики, уйти от долгих цитат, перечисления имен и колонок с цифрами. По мере необходимости все это будет сделано. Пока же важнее всего указать общие контуры "третьего пути", того единст­венного пути, который может вывести наш великий народ и наше ве­ликое государство из бездны хаоса и падения к сияющим высотам Рус­ских Небес.