Германская историография национал-социализма: проблемы исследования и тенденции современного развития (1985-2005)

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, 4-х глав, заключения, списка источников и литературы, указатели имён авторов и политических деятелей, списка сокращений названий периодической печати. При формировании структуры диссертации автор исходила из проблемно-хронологического принципа.

II. Основное содержание работы

Введение содержит характеристику актуальности исследования, анализ степени изученности темы и её научной новизны, характеристику источников. В этом разделе обосновываются хронологические и территориальные рамки, объект и предмет исследования, ставятся цели и задачи работы, методология и методы исследования. Указывается на практическую значимость и апробацию работы.

Первая глава «Немецкая историография национал-социализма накануне и после объединения Германии» состоит из трёх параграфов.

В первой главе диссертации автор, освещая состояние изучения нацизма накануне и сразу после объединения Германии, показывает причины стремления историков выйти на какие-то новые рубежи оценках исторического континуитета. В этой связи в главе освещается проблема «историзации» нацизма, дебаты о национальной идентичности немцев и «спор историков ФРГ 1986/87 гг. Прослежены успехи и неудачи историков, применить к истории Третьего рейха «историзованный» подход. Рассматривается также проблемы и перспективы изучения нацизма в результате «внезапного» объединения Германии в 1990 г.

В первой половине 80-х гг. Мартином Брошатом – в ту пору директором Мюнхенского института современной истории (основного центра в ФРГ по исследованию нацизма) была поставлена задача достижения большей объективности в процессе дальнейшего изучения национал-социализма. Брошат выразил опасение, что истории нацизма, ввиду её хорошей разработанности, грозит впасть в простое морализаторство, при котором господствует, прежде всего, опора не на факты, а на мораль. С другой стороны он указал и на возможность другой опасности – опору только на профессиональный инструментарий и уход от моральных оценок. В противовес и тому, и другому подходу, Брошат выдвигает идею «историзации» национал-социализма ²⁸.

Брошат понимает «историзацию» нацизма как многозначное явление. С одной стороны – как начавшийся «переход» нацизма из стадии «современной истории» в «историю прошлого». Стадии «настоящей истории» должны соответствовать строгая опора на фактический материал и освобождение исследований от излишней эмоциональности и политизации.

Второй элемент историзации – требование от историка определённого дистанцирования от эпохи, которое, по мнению Брошата, «удаётся по-настоящему только новому поколению историков, не связанному воспоминаниями ни с войной, ни с послевоенным временем»²⁹. Третий элемент историзации близок историзму и представляет собой процесс «более точного включения» истории национал-социализма в общую струю германской истории. М. Брошат поставил, в частности, вопрос о необходимости изучения континуитета социальной политики периодов вильгельмовской, Веймарской, нацистской и Западной Германии, т. е. того, что не прерывает историю Германии. Кроме социальной истории это могли быть и другие исторические направления: история ментальности, гендерных отношений, повседневности, «истории снизу» и другие «постмодернистские» темы и методы исследования.

Рассуждения Брошата об «историзации» таили в себе опасности ревизии антифашистских подходов к изучению нацизма. Не удивительно, что выступление учёного вызвали скепсис и возражения со стороны некоторых немецких, а также израильских историков, которые высказали опасения, что «историзация» нацизма приведёт к попыткам пересмотреть, а то и принизить исключительный характер преступлений нацизма³⁰.

Автор диссертации проанализировала на эту тему переписку Брошата с израильским историком Фридлендером, материалы «спора историков ФРГ 1986/87 гг. и дебатов о «национальной идентичности» и пришла к выводу, о своевременности постановки проблемы «историзации» как формы отказа от ряда мифов и легенд, сложившихся не столько в историографии, сколько в общественном мнении.

Второй параграф главы посвящён анализу некоторых крупных работ западногерманских авторов второй половины 80-х гг., написанных с позиции историзации и в которых палитра истории Третьего рейха не ограничивается только чёрно – белой или коричневой краской, но является более пёстрой. Авторы работ ставили своей задачей объяснить, чем привлёк немцев на свою сторону нацистский режим. В связи с этим анализируется оценка историком Тамером соотношения пропагандистского и социального «обольщения» населения и методов репрессивного воздействия на него³¹. Автор диссертации обращает внимание, что в 80-е гг. было пересмотрено мнение о социальной базе фашизма, которая простиралась «шире и «левее», чем ранее было принято считать ( работы Фальтера, Манштейна). Некоторые историки исследовали фигуру Гитлера в системе нацистского режима вписав её в «поликратическую» систему власти Третьего рейха (работы Н. Фрая, Г.Моммзена и др.) Автор диссертации при этом указывает на сохранение в историографии и твёрдых сторонников оценки формы власти в нацистской Германии как «монократической»

В обобщающих работах с точки зрения проблемы «историзации» более чётко была обозначена «двойственность» лика Третьего рейха, когда его «светлая сторона» помогала затенять преступные цели нацизма. В то же время ещё недостаточно глубоко и всесторонне были исследованы репрессивный аппарат и преступления нацизма, оккупационная политика, преследование по расовым и политическим мотивам, геноцид и Холокост. Оставалась, по существу, нетронутой легенда о вермахте, как организации, свободной от нацистских преступлений.

Третий параграф первой главы посвящён состоянию и перспективам исследования нацизма в свете объединения Германии. Подводятся основные итоги заключительного этапа существования марксистской историографии ГДР, сильной стороной которой всегда было исследование империалистической сущности идеологии, пропаганды и политики нацистов, подавления и преследования ими политических противников (К. Госсвайлер, Д. Айххольтц, Й. Петцольд, К.Петцольд, Э. Чихон, М. Вайсбеккер, К.Дробиш, Кюнрих и др.). На фоне идеологических и организационных изменений анализируются первые попытки в начале 90-х гг. наметить перспективы дальнейшего изучения германского фашизма.

После преодоления кризиса объединения вновь оживляется левый спектр немецкой историографии, группирующийся в основном вокруг СДПГ, Гамбургского института социальных исследований, Берлинского центра по изучению антисемитизма и Холокоста. Катализатором этого процесса явилась передвижная выставка 1995 г., высветившая преступления вермахта во время Второй мировой войны. Выставка была подготовлена Гамбургским Институтом социальных исследований и была развёрнута почти во всех крупных городах Германии³². Она вызвала громадный интерес у населения и бурное обсуждение в печати.

Исследование национал-социализма в объединённой Германии обрело новое дыхание и продолжало развиваться быстрыми темпами. Важную роль стало играть начавшееся новое осмысление коммунистических режимов в странах Центральной и Восточной Европы, в новой России, а также «второй немецкой диктатуры» – диктатуры СЕПГ в ГДР. Оно открыло путь для сравнительного анализа причин появления и функционирования различных форм диктатур ХХ века.

Развитие исследований было связано также с более глубоким освоением архивов Восточной Германии, стран Восточной Европы и республик бывшего СССР, особенно по периоду оккупации. Появились дополнительные возможности для проверки тезиса о вермахте как организации, «чистой» от нацистских преступлений. В «новой» ФРГ была опубликована серия новых документов и материалов, как общего, так и частного характера³³. Широкий отклик получила публикация в Германии в 1996 г. книги американского историка Д. Гольдхагена «Добровольные подручные Гитлера. Обыкновенные немцы и Холокост»³⁴.

Обсуждение проблемы сохранения и обновления экспозиций музеев и памятных мест по истории нацизма, а также сооружения новых памятников жертвам фашистского режима (особенно памятника жертвам Холокоста в центре Берлина) также стало предметом ожесточённой дискуссии³⁵.

Подводя итоги по первой главе, автор отмечает, «историзация» по Брошату имела только частичный успех и накануне объединения оказалась результативной в плане изучения социально-экономического континуитета, электората нацистской партии и других аспектов, помогающих объяснению массовой поддержки режима со стороны населения.

Объединение Германии в 1990 г. нанесло сильный удар по бурно обсуждаемому в ФРГ «уходу нацизма в прошлое». Он снова становится предметом «истории, которая мучает» (П. Штайнбах). Разрушение противостояния между Западом и Востоком Европы, крушение стены между ГДР и ФРГ, изменение политических, идеологических, источниковедческих условий открыли новые горизонты для исследования и осмысления национал-социализма.

Вторая глава «Национал-социализм в контексте методологических дискуссий» состоит из трёх параграфов и анализирует трактовку национал-социализма немецкими историками с точки зрения западных теорий тоталитаризма, модернизации и политической религии. Указывается, что названные теории оказались востребованными в условиях крушения режима СЕПГ в ГДР, социалистической системы, распада СССР. Автор диссертации поставила своей задачей, проследить каким образом в немецкой историографии разворачивались дискуссии по поводу применения этих теорий к трактовке национал-социализма и сделать выводы относительно ценности названных концепций в глазах немецких учёных. В первом параграфе анализируются смысл и границы применения теории тоталитаризма к оценке места германского фашизма в истории Германии, Европы и мира. Отмечается, что исходным пунктом к «ренессансу» теории тоталитаризма послужил «спор историков ФРГ», политические изменения в Европе конца 80-х – начала 90-х гг., осмысление истории коммунистических режимов. В ходе спора чётко проявился водораздел между теми, кто выступал за активное применение теории тоталитаризма в ходе «историзации» нацизма и коммунизма, и теми, кто продолжал настаивать на преимущественно эмпирическом методе и национальных традициях историзма. К.–Д. Брахер и Э. Нольте считают, что эта теория выдержала проверку временем. Другие историки, признавая необходимость её применения, настаивают на том, чтобы при изучении разных тоталитарных режимов – фашистской Германии, СССР или ГДР – обращалось внимание на их особенные черты. (Б. Фауленбах, Г. Моммзен)³⁶. Э. Йессе считает важным изучать интеграционные механизмы тоталитарных государств, имеющие большую притягательную силу для народа³⁷.

Наряду с направлением сравнительного анализа тоталитарных диктатур в немецкой историографии и политологии формируется второе направление – анализ становления и развития самой теории тоталитаризма. Стадии формирования тоталитарной идеологемы были сформулированы Брахером. Он выделяет восемь фаз (или стадий) его развития, важнейшей из которых считает, первую фазу образующую «мыслительный и формационный период около 1900 года»³⁸.

Випперман, признавая некоторые достоинства теории тоталитаризма при анализе техники власти диктатур ХХ столетия, слабыми местами этой теории считает её неспособность объяснить, например в национал-социализме, – Холокост³⁹. Различия в подходе к оценке теории тоталитаризма при сравнении сталинской и гитлеровской диктатуры наиболее ярко проявились у Гайсса и Моммзена. Первый делает упор на общие черты, как показательные для диктатур ХХ века. Второй – на различиях, выявляющих феноменологию диктатур.

Таким образом, спектр дискуссий вокруг теории тоталитаризма в современной немецкой историографии оказался достаточно широким. Историки демократического толка – Л. Эльм, К. Х. Рот, У.-Й. Хойер и др. не принимают теорию тоталитаризма как метод сравнения фашизма и коммунизма, считая, что её применение ведёт к полной ревизии сложившейся исторической оценки фашизма⁴⁰.

Историки консервативной ориентации, напротив, считают её единственно верным инструментом познания диктатур ХХ века (Брахер, Нольте, Гайсс). Либеральные авторы – Моммзен, Випперман, Фауленбах и др. (пожалуй, их – большинство) занимают некую среднюю позицию, допускающую возможность методического использования этой теории в определённых пределах. В диссертации анализируются примеры конкретного сравнительного анализа по некоторым сходным проблемам при гитлеровской и сталинской диктатуре.

Второй параграф второй главы рассматривает сущность нацизма под углом зрения теории модернизации.

В новейшей историографии национал-социализма вновь оживилась дискуссия о модернизаторских аспектах нацизма. Поводом послужила идея «историзации» нацизма с целью найти какие-то связующие линии в германской истории, вписывающие в неё и период национал-социализма, и не только в области реакционно - консервативной и империалистической идеологии Следовало ответить на вопрос, за что немцы «любили» Гитлера, поддерживали его режим.

Взгляд, в этой связи, историков, социологов и других учёных оказался на какое-то время прикован к социальной и культурной политике нацистов, «глянцевым» сторонам нацистского режима, о которых свидетельствовали многие его современники. Вопрос о модернизаторском воздействии нацизма стал одним из элементов анализа нацистской диктатуры. В центре дебатов, оказался вопрос о том, стимулировал ли – вольно или невольно – нацизм, несмотря на свою ярко выраженную антимодернистскую идеологию, «модернистскую революцию», или нацизм можно, как и прежде, называть «социальной реакцией»?

Часть историков, особенно нового поколения высказала суждения о модернизаторском потенциале нацизма, суть которых состояла в том, что нацистское руководство было изначально привержено революционным, модернизаторским идеям (представитель «новых интеллектуалов правого толка» историк и публицист Р. Цительман.) Согласно убеждению Цительмана модернизм был внутренне присущ нацизму («интенционен»). Архаичными же, или антимодернистскими, были только «одежды» Гитлера⁴¹.

Со стороны леволиберальных кругов последовала справедливая критика образа Третьего рейха, как важнейшей модернизаторской эпохи, Г. Моммзен характеризует модернизм нацистов как "симуляцию модернизма"⁴² По мнению Н.Фрая, модернизация носила вынужденный характер, прикрывая действительную сущность режима⁴³. Против выдвижения вперёд модернизаторских аспектов национал-социализма решительно возражает В. Гроде поскольку понятие модернизации в этом случает отрывается от «специфической формы «расово-идеологической модернизации» нацистов⁴⁴. Его мнение разделяют историки Випперман, Радкау, Райхель⁴⁵.

Такой точки зрения придерживаются в общем большинство авторов, однако на уровне региональных исследований довольно активно изучается не только в военной, но и в гражданской области модернистские элементы и модернизаторские планы нацистской политики⁴⁶.

Концепция модернизации, по существу хоронит взгляд на германский фашизм как «разрыв с историей», столь популярный среди консерваторов 50–60-х гг. В то же время, она делает очень ограниченными выводы либералов, демократов и коммунистов о том, что в германском фашизме проявился континуитет только реакционно-консервативных тенденций германской истории.

Третий параграф второй главы посвящён оценкам национал-социализма как политической религии. Многие учёные отмечали превращение нацистской идеологии при фашистском режиме в своеобразную религию. Этому способствовал главный организационный принцип нацизма: безраздельное доверие фюреру. Идеологами и пропагандистами нацизма были разработаны ритуалы – своего рода литургия, соответствующий календарь, празднества и тому подобное.⁴⁷. Кроме того, такие идеологемы, как «Вера», «Победа» и «Жертва» всегда занимали существенное место в нацистской идеологии.Современные авторы при этом опираются на работы западных политологов Э. Фогеляйна и Р. Арона

Интерес к концепции политической религии возрос в связи с оживлённым интересом к теории тоталитаризма. Тенденция к завершению освещения фактической истории нацизма тоже послужила поводом для постановки вопроса о нацизме как политической религии. Сыграло роль и развитие постмодернистских методов исторического исследования: менталитета, гендерной истории, комплекса культурологических проблем и др. Всё это вместе взятое послужило всплеску интереса к представлениям о нацизме как политической религии.

В 90-е гг. вышла целая серия работ, в которых затрагиваются причины появления в ХХ веке политических религий, к каковым авторы, занимающиеся этой проблемой, относят не только нацизм, но и большевизм. Анализируются основные черты политической религии, а с этой точки зрения – отличие нацистской политической религии от обычной религии. Авторы рассматривают значение и христианства, и народных утопий, и эзотерических учений для формирования нацистской идеологии. Они анализируют идеологию нацизма и особенно антисемитизм с точки зрения религиозных и мистических взглядов ранних основателей нацистской идеологии и самого Гитлера⁴⁸.

Ставя вопрос о религиозных корнях национал-социализма, учёные выходят на такие проблемы, как взаимоотношения нацизма с церковью; причины Холокоста, который они пытаются объяснить не только социально-политическими, но и религиозными мотивами; определение места в решении этих проблем отдельных руководителей нацистского движения.

Г. Майер рассматривает тоталитарные движения в свете «нового религиозного движения» ХХ века. В нём, по мнению автора, «проступает совершенно новое понятие религии, которое преодолевало узкие индивидуалистические подходы ХIХ века: религии в ХХ веке вместе с социальным измерением приобретают новые черты» ⁴⁹. Майер указывает на параллели между религиозными и тоталитарными движениями, а также – на похожие инструменты влияния на массы. Это по существу возвращение к соединению церкви и государства и это присуще тоталитарному обществу, утверждает автор⁵⁰.

Всё же суждения Г. Майера представляются несколько упрощёнными. Преувеличены религиозные компоненты нацистской идеологии. На первом месте в программных установках нацистов фигурировали всё же конкретные политические и социальные задачи, способные найти отклик, прежде всего, не в религиозной, а в гражданской душе.

Шёпс приходит к выводу, что успеха Гитлера у немцев частично связан с тем, «народная» идеология имела в своей основе религиозное ядро⁵¹.. Автор объясняет Холокост преимущественно религиозным анисемитизмом, в то время как в Холокосте наряду с антисемитизмом смешались обстоятельства разного характера: ход войны, национальные характеры, менталитет палачей и жертв и др.⁵².

Наиболее полновесно религиозно-политические взгляды вождей нацизма анализируются в работе К. Е. Бэрша «Политическая религия национал-социализма»⁵³. В центре внимания автора книги – анализ взглядов и влияния раннего окружения Гитлера на формирование нацистской идеологии. Анализируя письменные источники именно этой группы людей, автор прослеживает мнения и действия руководства партии и самого Гитлера относительно того, чем нужно привлечь народ, чтобы он встал во главе с Гитлером на «правильный путь». Новым в данной работе как раз и является применение религиозно-политологических категорий для осмысления и анализа нацистской идеологии и использованию в ней таких понятий как «идентичность», «Бог», «субстанция», «народ».

Можно согласиться с тем, что идеологи нацистов сделали немецкий народ объектом своих религиозных манипуляций. Но всё же нельзя преувеличивать степень влияния этих компонентов на массы. Возможно, следует говорить о дополнительных мобилизационных возможностях, которые предоставляли религиозные манипуляции для усиления влияния нацистской идеологии. Они были рассчитаны только на определённую часть населения, настроенную одновременно и религиозно, и антицерковно. И Гитлер, и вся когорта нацистских идеологов были, прежде всего, политиками, а не религиозными деятелями. И популярность нацистской партии у населения основывалась, прежде всего, не на религиозных чувствах или антисемитских мероприятиях, а на успехах социально-экономической и внешней политики 1933–1939 гг.

В заключении второй главы подводятся следующие итоги:

Объединение Германии вызвало серьёзный методологический кризис в сфере исторической науки. Он проявился, прежде всего, в ослаблении марксистской трактовки фашизма, которая длительное время оппонировала историографии «старой ФРГ». В этом смысле общая германская историография обеднела. Особенно остро кризис проявился в первой половине 1990-х гг. и носил оттенок постобъединительной консервативной волны. Именно с этой стороны последовали попытки преодолеть методологический кризис, обращаясь не к новым теоретическим интерпретациям нацизма, а к старым – особенно к теории тоталитаризма (с попытками её обновления и историзации), а также к теориям модернизации и полузабытой «политической религии». Они привели в основном только к постановке некоторых проблем и началу сравнения нацизма и сталинизма.

В рамках предложенных теорий тоталитаризма и модернизации достигнуты определённые результаты. При этом у консервативных авторов в большей мере отмечается тенденция к поискам общих черт, в то время, как либерально-демократически настроенные авторы предпринимают сравнения с целью обнаружения различий – относительных и коренных. Что касается «модернизаторских» элементов, существовавших в социально – экономической политике Третьего рейха, то по мнению большинства немецких авторов, они носят вынужденный характер, связанный прежде всего с милитаризацией экономики и подготовки населения к будущей войне за мировое господство нацистской Германии.

Работы германских авторов свидетельствуют, что идеология национал-социализма носила явно интеграционные черты. В ней находилось место и для взглядов сектантски настроенного бюргера, и для антисемитски ориентированного немца, и для романтика, мечтающего о справедливом и братском обществе, и для тех, кто особенно нуждался в социальной поддержке.