В. М. Бакусев (зам председателя), Ю. В. Божко, А. В. Гофман, В. В. Сапов, Л. С. Чибисенков (председатель) Перевод с немецкого А. К. Судакова Номер страницы предшествует странице (прим сканировщика)

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 37

333

Уже 18 августа того же года Фихте посылает Канту свой труд (созданный, стало быть, менее чем за два месяца!). Изучив сочинение, Кант принимает молодого продолжателя «с заметной теплотой» и даже вводит его в круг своих близких друзей. Однако критик всяческого откровения исчерпал свои средства и, скрепя сердце, просит взаймы денег у Канта. Тот, как это для него и обыкновенно, вежливо отказывает — не давать в долг есть своеобразный моральный принцип ученого. Но, желая помочь иным способом, Кант предлагает ему опубликовать «Опыт» у его знакомого издателя при посредничестве одного из ближайших учеников Канта — Боровски.

В конце сентября Фихте покидает Кенигсберг, и — так уж сложилась его судьба — не в последний раз. Теперь путь его лежит в имение графа Крокова под Данцигом, где ему вновь предстоит труд домашнего учителя. Здесь его встретили уже не бюргеры и не светские львицы, но культурные и духовно пробужденные, заинтересованные люди. Фихте впервые удовлетворен своим положением. Между тем, несмотря на заминки, «Опыт критики всяческого откровения» прошел цензуру и был дозволен к печати; на Пасху 1792 г. труд вышел из типографии — но, видимо по недоразумению, без имени автора на титуле. Йенская «Всеобщая литературная газета» безапелляционно приписала аноним Канту; кенигсбергский мудрец опубликовал опровержение, назвав имя действительного автора. К Фихте пришла литературная слава (второе издание последовало уже через год).

Кстати, упрочилось и положение будущего тестя, так что Фихте, в сознании определившегося предназначения и наметившегося положения в литературном мире, устремился в Цюрих (весной 1793 г.). 22 октября состоялось его бракосочетание с Иоганной Ран. Во время свадебного путешествия по Швейцарии Фихте знакомится со знаменитым литератором и педагогом Песталоцци, а также датским поэтом-романтиком Баггесеном. Лето и зиму 1793 г. Фихте наслаждается счастливым покоем, семейной гармонией и немалым творческим подъемом: помимо

334

решающих для его философской эволюции рецензий и политических сочинений, в уме его зреют идея и контуры новой систематической формы, какую может — нет, должен! — принять критический идеализм, если желает понимать собственные основания, — идея и контуры чистой и беспредпосылочной науки о знании как собственно первой философии — идея и контуры наукоучения.

На эти темы он уже зимой 1793/94 г. читает частные лекции в Цюрихе (в числе его слушателей — Лафатер). Это вообще характерная черта личности Фихте: сухая теория, самое верное знание, оставаясь лишь знанием в уме одиночки, не так много значит для него: знание должно быть сообщено (а для того и сообщимо), философ должен стать учителем и воспитателем человечества, прогресс познания и усовершенствование человеческого духа, знание и воспитание, идея и ее действие на мир — понятия неразрывные. Это единство учения истины и воспитания добродетели редко в какой классической системе философии предстало столь же ярко, как в системе Фихте.

4. Единство искания истины и преподавания знания получило вскоре благоприятное поприще — возможно, благоприятнейшее из существовавших тогда в Германии: в конце 1793 г. Фихте по рекомендации юриста Гуфеланда получил предложение занять кафедру философии в Йенском университете. Наследовать приходилось — и это примечательнейшее обстоятельство — Рейнгольду, отправившемуся на дальний север Германии, в университет города Киль. 18 мая 1794 г. Фихте приехал в Йену. В двадцатых числах мая он приступил к чтению лекций, и один из курсов носил характерное название «О морали для ученых». Студенты приняли его с воодушевлением и даже устраивали после лекций публичные овации новому профессору. Лекции свои он по-листно издавал для слушателей, дабы тем не приходилось отвлекаться на конспектирование. Эти-то лекции составили «Основание всего наукоучения как рукопись для слушателей» (1794/95).

335

Это сочинение — первый опыт изложения собственной системы, и его должен основательно изучить всякий желающий всерьез познакомиться с философией Фихте. Идею и общий план системы Фихте представил незадолго до того в работе «О понятии наукоучения, или так называемой философии» (1794). «Основание» излагает по преимуществу начала теоретической философии, а этика, право и религия как относящиеся к практической духовности в них не затронуты. Однако некоторое время спустя Фихте восполнил эту односторонность и в преподавании (хотя, как сказано, с первых же дней профессорства читал «мораль для ученых»), и в сочинениях: «Основание естественного права согласно принципам наукоучения» (1796/97), «Система учения о нравах согласно принципам наукоучения» (1798), «Об основе нашей веры в божественное мироправление» (1798). (К величайшему сожалению, русскому читателю эти три сочинения до сих пор на родном языке предложены не были.)

Вообще работа мысли Фихте в первые годы его йенской профессуры шла с необычайной интенсивностью. Нельзя сказать, однако, чтобы его внешняя жизнь была свободна от проблем и затруднений настолько, насколько того требует умственная работа такой глубины и серьезности. К примеру, уже зимой 1794/95 г. назначенные на воскресенье чтения о «морали для ученых» столкнулись с нешуточными подозрениями в нарушении «порядка общественного богослужения», а именно потому, что назначены были на те же часы, когда в городской церкви начиналась божественная служба. Лекции было приказано перенести на послеполуденное время, хотя официально вины за философом в безбожном «злоумышлении» на церковь не признали. Фихте боролся за роспуск студенческих «орденов» — официально запрещенных, на деле же процветавших «неформальных молодежных объединений», жизнь членов которых, по общему мнению горожан и современников, ни учебным прилежанием, ни благонравием особенно не отличалась и колоритно представлена, к примеру, в «Фаусте» Гёте (сцена «Погребок Ауэрбаха в Лейпциге»).

Профессор Фихте хотя в не считал себя вправе официально распустить «ордены», однако уже весной 1795 г. добился роспуска двух из них, но третий отказался самораспуститься и начал форменную войну против ученого: разбивали его окна, оскорбляли принародно его жену и распускали о самом Фихте слухи, будто он общается с якобинцами и будто он — член тайной ложи

336

иллюминатов, только и ждущий возможности основать новое тайное общество, и т. п. В беспокойстве за личную безопасность и безопасность своей семьи Фихте принужден покинуть город и даже взять отпуск на весь летний семестр впредь до восстановления спокойствия. Философ провел лето 1795 г. в городке Османштедт под Веймаром, вернувшись в университетский город осенью того же года. Восемнадцатого июля 1796 г. в семействе Фихте родился сын Иммануил Герман, который впоследствии стал не только издателем первого собрания сочинений отца, но и сам посвятил жизнь ученым трудам в философии и психологии.

Главной вехой — и помехой — в профессорской деятельности Фихте в Йене стал, однако, не половинчатый (по неопытности) роспуск «орденов», а спор, которому суждено было решить судьбу академического учителя Фихте: так называемый (как справедливо отмечают историки, называемый так неточно) «спор об атеизме». События в нем развивались так: Фихте и его коллега Фридрих Даниэль Нитхаммер издавали в Йене «Философский журнал» (в котором среди прочих участвовал и молодой Шеллинг). Летом 1798 г. в журнал поступило сочинение «Развитие понятия религии» бывшего йенского приват-доцента Форберга. Содержание его показалось издателям таким, что издать его без поясняющих примечаний они не решились. Том «Философского журнала» с работой Форберга вышел в свет в конце октября, и уже 29 октября саксонская оберконсистория обратилась к курфюрсту Саксонскому с донесением, в котором обращала внимание на содержащиеся в статье Форберга положения, «несовместимые, не скажем: с Откровением, но даже и с естественной религией», и усматривала в этой статье защиту и проповедь атеизма.

Предполагалось конфисковать номер «Философского журнала» и возбудить дело о наказании йенских профессоров, излагающих безбожные принципы, и пригрозить сверх того, что саксонцам запрещено будет отныне учиться в Йенском университете. Последнее сильно ущемляло бы интересы университета и его попечителей. Почти одновременно явилась анонимная листовка: «Послание отца к учащемуся сыну об атеизме Фихтевом и Форберговом», автор которой доныне с достоверностью

337

не известен, но которая своими основными идеями вполне могла бы служить поводом для упомянутого донесения консистории. Фихте был одним из обвиняемых в атеизме на том основании, что названное ранее сочинение «Об основе нашей веры в божественное мироправление» появилось в свет именно в том самом номере «Журнала». Номер был конфискован в ноябре, а в декабре Саксония обратилась к попечителям Йенского университета с просьбой привлечь к ответу авторов и издателей, распространяющих столь вредные идеи и настроения. Фихте ответил на эту меру в своей «Апелляции к публике...», которую датируют рождественскими каникулами 1798/99 г.

Если не углубляться сейчас в существо религиозно-философского вопроса, то суть апелляции Фихте в области вненаучной можно выразить так: если бы даже исповедуемое мною воззрение на божественное и было атеизмом (а это обвинение Фихте со всей присущей ему полемической силой отвергает и опровергает), то конфискация журнала была бы неправомерна, так как журнал, издаваемый учеными для ученой же публики, в отличие от общедоступного чтения для народа, вообще имеет целью не защиту и пропаганду чего бы то ни было, а только ученую дискуссию, в которой безусловно необходима свобода точек зрения. По существу, «Апелляция...» убедила многих ученых и литераторов, но немало нареканий вызвал бескомпромиссный тон сочинения. Не кто иной, как Шиллер, обсуждал дело с герцогом Саксен-Веймарским и нашел герцога настроенным вполне миролюбиво, нисколько не намеренным покушаться на свободу печати, хотя и не благоволящим изложению «известных вещей» с университетской кафедры.

В марте 1799 г. Фихте и Нитхаммер подали в университетский сенат защитительное сочинение, ибо подоспело письмо саксонского двора. Общественное мнение (исключая завидующих коллег по университету и непризванных мыслителей вне пределов Йены) было на стороне Фихте, да и Саксен-Веймарский двор был заинтересован в мирном, хотя и назидательном разрешении дела, дабы, с одной стороны, можно было удовлетворить влиятельного соседа и тем не умалить доходов и авторитета Йенского университета, а с другой — сделать должное внушение виновникам инцидента, не создавая, однако, поводов для подозрений, что в княжестве Саксен-Веймар подавляется свобода слова и печати, свобода научной мысли.

338

Внушением и предупреждением все и обошлось бы для издателей «Философского журнала». В защитительном сочинении Фихте прямо заявляет: подозрение в атеизме легло на него единственно из-за предубеждения (вызванного его ранними политическими сочинениями), будто он демократ, якобинец и «революционарист», — а от таких людей привыкли ожидать всего самого худшего, и в том числе проповеди безбожия. Якобинец — «следовательно», атеист. Фихте развенчивает и сам этот предрассудок: в самом деле, его философия государства далека от анархического «демократизма», как небо от земли. Но кроме этого официального оправдания, философ направил еще неофициальное — в письме придворному чиновнику Фойгту, пользовавшемуся немалым влиянием в делах Саксен-Веймара. И в этом письме он несколько «неучтиво» пригрозил правительству, что в случае суровых мер в его адрес, не задумываясь, объявит об уходе с профессорской должности и вместе с некоторыми своими коллегами оставит Йенский университет, учредив новое учебное заведение. Фойгт доложил герцогу об этом письме (такую возможность Фихте прямо оставил для него открытой) — и дело Фихте было решено совсем не так, как намечалось решить его прежде.

Последовало внушение — и отставка Фихте была принята: с июля он считался уволенным. Пока внушение не было предано гласности, сенат университета известил о нем Фихте, и тот не нашел лучшего средства, как второй раз обратиться к Фойгту с письмом. На этот раз он убеждает его в том, что грозил отставкой лишь на крайний случай ущемления свободы печати, — а не стоящее внимания внушение об издательской непредусмотрительности (которое, заметим, еще не объявлено ему официально) для него вполне сносно и безвредно. Фойгт, однако, оставил все как есть: действительно, по логике княжеского советника, вторым письмом Фихте только подтвердил, что, даже увольняя его, двор «сохранит лицо» в отношении свободы прессы и науки, если один из виновников всей истории признает, что предпринятая административная мера к области свободы прессы не относится. Именно этого и ждал двор.

339

Официальная отставка профессора Фихте состоялась. Идея «нового учебного заведения» в занятом французами Майнце ничего не дала. Князь Рудольштадтский (под давлением веймарского двора) отказал в виде на жительство в своем городе. В начале июля философ едет к своему знакомому, Фридриху Шлегелю, в Берлин. Вскоре Йену покинули и многие другие профессора. «Спор об атеизме» закончился так, что мир был восстановлен, но ученая слава Йенского университета от такого мира нисколько не выиграла.

5. Во время первого пребывания в Берлине, которое на первых порах было объявлено полиции всего лишь как увеселительная поездка и которое подарило философа обществом таких известных литераторов, как братья Шлегели, Людвиг Тик, Шлейермахер, возникло эпохальное для самого Фихте сочинение, бывшее во многом итогом и следствием «спора об атеизме», — «Назначение человека» (1800). Здесь Фихте вновь переосмысливает систему своих взглядов, причем настолько, что многие из сторонников идеи о двух периодах в развитии его учения именно с «Назначения человека» датируют начало второго периода. Проблема веры и религии, тема абсолютного бытия и абсолютного знания совершенно по-новому вступает в круг мышления нашего философа. В декабре он отправляется в Йену, и надежность, новая уверенность, которую он обрел в прусской столице, в кругу новых друзей, столь прочно теперь укрепляется, что уже в марте 1800 г. Фихте с семьей переселяется в Берлин. Его примеру следуют Август Шлегель, медик Гуфеланд и некоторые другие его йенские знакомые.

В первые месяцы берлинской жизни случилось еще одно немаловажное событие: Кант, хотя никогда и не читавший «Основания всего наукоучения», выступил во «Всеобщей литературной газете» с заявлением, из которого выходило, что он считает наукоучение «совершенно несостоятельной системой» и простой логической, а отнюдь не метафизической теорией — и что свою собственную философию он отнюдь не склонен признавать пропедевтикой к чему бы то ни было, но считает ее только раз навсегда утвержденной системой философии как науки.

340

Через месяц последовал ответ Фихте, в котором тот без малейшей обиды ссылается на письмо самого Канта, где кенигсбергский философ объясняет свою неспособность участвовать в новейшем развитии спекулятивной мысли старческой слабостью, а также на то обстоятельство, что сам же Кант некогда советовал ему «всегда стоять на собственных ногах». Так недоразумение вмешалось в личные отношения Фихте и Канта; предполагают, впрочем, что престарелый Кант выступил со своим заявлением по совету (или настоянию) третьих лиц.

Важное для нашего читателя обстоятельство: в 1799 г. Фихте знакомится с берлинскими франкмасонами и вступает в одну из лож, однако уже летом следующего года, после резких споров и диспутов, покидает ложу, чтобы больше с масонами уже не общаться. В 1800 г. выходит в свет политический трактат «Замкнутое торговое государство», а год спустя — «Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию». Фихте читает сперва частные, а с 1804 г. — публичные лекции о наукоучении, причем в этих лекциях мы вновь встречаем его систему, преобразованную не столько по характеру содержания, сколько по характеру обоснования. Система завершена, но это отнюдь не значит, что теперь ее остается только заучить назубок и повторять, т. е. просто воспроизводить, в той же форме: наукоучение требует не совершенства памяти, а искусства философствования, не зубрежки, но творческого ума: мыслить самостоятельно вместе с лектором — вот что прежде всего должен делать слушатель его лекций.

Собственномысленное признание истины истиной есть цель преподавания философии в представлении Фихте. Отсюда и методические, и стилистические особенности тех его текстов, которые (подобно двум из трех ныне предлагаемых) возникли из публичных лекций: лектор сообщает слушателям принципы, а затем осмысливает их и делает из них все возможные выводы и заключения, шаг за шагом, по каждому из логически выявленных подразделов основного понятия, доводя в каждом частном случае доходчивость речи до прямой художественной образности, а поэтому иногда возвращаясь с пояснениями к ранее употребленному образу, чтобы тем, кто

341

вообще слушает его, а не только слышит, не осталось иного выбора, кроме как сделать те же выводы, какие сделал для себя сам лектор. Принудить к акту собственной мысли, принудить к самодеятельной рефлексии, принудить быть «некоторым Я», побудить к тому, чтобы стать личностью и живым духом хотя бы только в теоретическом отношении, т. е. в отношении рефлексии (а поскольку практический дух есть существенным образом свобода, к большему можно только побудить эту свободу, но никак не принудить ее), — это и значит для Фихте научить науке философии. Такова цель его лекций, таков их пафос.

В 1804 г. Фихте был приглашен на кафедру философии вновь учреждаемого университета в Харькове, и в том же году последовало приглашение из Баварии — из Ландсхута. Однако в Харьков Фихте поехать не мог бы: языковые препятствия, да и едва ли они одни, мешали учредить в новом российском университете философскую школу, идея которой уже предносилась философу; дело ограничилось формальными переговорами об условиях. Наконец, в апреле 1805 г. последовало приглашение в Эрланген, которое наш философ принял. Предшествующую зиму он читал в Берлине не только о наукоучении, но и о практической философии, а также философской теологии и, кроме того, читал «Основные черты современной эпохи» (изданные в 1806 г.; это — одно из первых сочинений Фихте, переведенных на русский язык). Логическим завершением этих берлинских чтений является чтение о философии религии: «Наставление к блаженной жизни, или также учение о религии» (зима 1805/06, Берлин).

По дороге в Эрланген семейство побывало в родительском доме Фихте в Раменау. В Эрлангене, кроме собственно философских лекций, философ читал «О сущности ученого и ее явлениях в области свободы». Начало войны с Францией не позволило остаться в Эрлангене даже на зимний семестр, так что только одно лето пришлось Фихте профессорствовать на новом месте. Недовольный уровнем эрлангенского студенчества, он пишет «Идеи к внутреннему обустройству Эрлангенского университета». Между тем, хотя и назначенный уже ординарным профессором в Эрлангене, вернуться туда философ не может: войска Наполеона наступают все решительнее. После сокрушительного поражения прусской армии под Йеной и Ауэрштедтом Фихте отправляется в Кенигсберг.

342

В конце ноября 1806 г. он прибыл в город, где за несколько лет перед тем умер Иммануил Кант. Вскоре Фихте получил должность ординарного профессора и 5 января начал читать лекции. Однако с приближением французов пришлось покинуть и Кенигсберг: в июне

1807 г. Фихте морем направляется в Копенгаген (его семейство все это время оставалось в Берлине). В день, когда он достиг цели своего плавания, Пруссия заключила Тильзитский мир. Не прошло и двух месяцев, как философ смог вернуться в Берлин. Осенью 1807 г. мысль его захватывает (одобренная прусским королем) идея учреждения в Берлине университета, и он пишет план для этого учебного заведения.

Той же зимой в Берлине были объявлены чтения, которые принесли Фихте наибольшую славу оратора и воспитателя науки: то были «Речи к немецкой нации», призывавшие немецкий народ к национальному обновлению собственной силой, к самодеятельности, национальному самоосмыслению. Но чтобы это стало возможным, необходима решительная реформа воспитания — не только системы учебных и воспитательных заведений, но самых начал педагогики. Народ призван — и способен — к духовному обновлению. Но избранный народ унизился своего рода новым идолослужением — погибнуть ли ему оттого? Решается судьба немецкой нации — восстать или пасть, третьего исхода нет. С падением нации падет и человечество — без надежды на возрождение. Учитель юношества и профессор умозрения возвышается до пророческого, огненного пафоса, когда дело идет о судьбах его отечества перед лицом космополитической империи Наполеона. «Речи» были напечатаны в 1808 г.

Весной того же года Фихте был избран членом Баварской Академии наук (избрание его в Прусскую Академию за несколько лет до этого не состоялось из-за давления противников философа в главе с «популярфилософом» Николаи). Напряжения и страхи военного времени сказались, однако, на здоровье самого Фихте и его жены:

343

с середины июля 1808 г. философ даже не мог продолжать научные занятия. Три последующих лета семейство вынуждено из-за этого проводить время на водах в Теплице. С 1810 г. Фихте вновь читает лекции, и у него, кроме того, появляется новое, на сей раз официальное поприще педагога и воспитателя: в октябре 1810 г. начались занятия в Берлинском университете, где Фихте назначен деканом философского факультета. Назначен, а не избран — ибо органы, которым подобало бы подобное избрание, еще не учредились и у университета не было на первых порах даже устава. Фихте читает здесь лекции, озаглавленные им «Факты сознания».

Через некоторое время он был вновь избран деканом, а затем, с небольшим перевесом голосов, избран также ректором и предпочел занять именно эту должность, поскольку совмещение должностей в университете не допускалось. Фихте преподавал здесь по своему обычному методу, встречая — и по мере сил одолевая — непонимание и даже недовольство студентов, тем более что профессор Фихте вновь затеял борьбу с царившим в студенческих кругах нравственным разложением, не ослабленным учредившимися и здесь «землячествами» и «орденами».

Blog