В. М. Бакусев (зам председателя), Ю. В. Божко, А. В. Гофман, В. В. Сапов, Л. С. Чибисенков (председатель) Перевод с немецкого А. К. Судакова Номер страницы предшествует странице (прим сканировщика)

Вид материалаДокументы

Содержание


Вторая лекция
Третья лекция
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   37


ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ


Ближайшее определение божественной идеи


Принципы, которые в прошлой лекции мы положили в основание нашего обсуждения понятия ученого, были следующими.


Весь мир на самом деле и поистине отнюдь не есть то, чем он является необразованному и естественному человеческому чувству, но есть нечто высшее, лежащее только в основе естественного явления. В наивысшей всеобщности эту основу явления весьма точно можно назвать божественной идеей о мире. Определенная часть содержания этой божественной идеи доступна и постижима образованному мышлению.


179


Ближе к концу той же лекции мы высказались в том смысле, что это, здесь, впрочем, еще смутное, понятие божественной идеи как последнего и абсолютного основания всех явлений может вполне проясниться лишь в будущем, посредством осуществленного во всей полноте его применения.


Однако мы находим целесообразным объяснить это понятие предварительно более подробно в общих чертах, и этому занятию мы собираемся посвятить сегодняшний час. С этой целью мы выдвигаем следующие положения, которые хотя и являются для нас вполне доказуемыми результатами проведенного нами более глубокого исследования, но которые мы можем сообщить вам здесь лишь исторически, рассчитывая самое большее на ваше собственное чувство истины, которое может согласиться с нашим утверждением, и не постигая его оснований, а еще на то, что вы заметите и сами: эти предпосылки дают ответы на самые важные вопросы и разрешают самые глубокие сомнения.


Мы выдвигаем следующие положения:


1. Бытие, всецело и абсолютно как бытие, живо и в-себе-деятельно, и не существует никакого иного бытия, кроме жизни: но оно отнюдь не является мертвым, неподвижным и внутренне покоящимся. Что же такое есть встречающееся тем не менее в явлении мертвое и как оно относится к единственному истинному бытию — к жизни, мы увидим в дальнейшем.


2. Единственная жизнь, всецело по себе, из себя, через себя, есть жизнь Бога, или Абсолютного, каковые слова оба обозначают одно и то же; и если мы говорим: жизнь Абсолютного, то это тоже не более чем только оборот речи, между тем как по истине Абсолютное есть жизнь и жизнь есть Абсолютное.


3. Эта божественная жизнь в себе и для себя совершенно сокрыта в себе самой, она пребывает в себе самой и в себе самой остается, всецело растворяясь в самой себе, доступная лишь для себя самой. Она есть все бытие, и вне ее нет бытия. Она именно поэтому совершенно чужда изменениям и преложениям.


180


4. И вот эта божественная жизнь проявляется, выступает, является и предстает как таковая, как божественная жизнь, и это ее изображение, или ее существование и внешнее бытование, есть мир. Поймите сказанное в строгом смысле; она предстает, являет себя самое, как она действительно есть и живет внутренне, и не может предстать иначе: а потому между ее подлинным внутренним бытием и ее внешним представлением отнюдь не вступает посреди никакое безосновное произволение, вследствие которого она давалась бы явлению лишь отчасти, отчасти же утаивалась бы, но представление ее, т. е. мир, обусловлено исключительно двумя моментами — ее собственной внутренней сущностью в себе и неизменными законами проявления и изображения вообще — и ими неизменно определено. Бог являет себя так, как может Бог явить себя. Вся его — в себе непостижимая — сущность выступает неделимо и без изъяна, как она и может выступить в простом изображении.


5. Божественная жизнь в себе есть совершенно замкнутое в себе единство, без всякой изменчивости и преложения, сказали мы выше. В изображении эта жизнь — по постижимой, но только не подлежащей здесь разъяснению причине — становится бесконечно развивающейся и все выше восходящей жизнью в потоке времени, которому нет конца. Прежде всего — она остается в изображении жизнью, сказали мы. Живое отнюдь не может предстать в чем-либо мертвом, ибо одно совершенно противоположно другому, а потому как бытие есть лишь жизнь, так же точно истинное и подлинное существование тоже лишь живо, а мертвое и не есть, и в высшем значении слова не существует. И вот это живое существование в явлении мы называем «человеческим родом». Итак, существует лишь человеческий род. Так же как бытие растворено и исчерпывается божественной жизнью, так и существование, или изображение этой божественной жизни, исчезает в совокупной человеческой жизни, и совершенно и всецело исчерпывается ею. Далее: божественная жизнь становится в своем изображении жизнью бесконечно развивающейся и все выше восходящей по степени внутренней жизненности и силы. Поэтому — это весьма важный вывод, — поэтому жизнь в изображении во все моменты своего


181


существования оказывается в противоположность божественной жизни ограниченной, т. е. отчасти не живой и не пробившейся еще к жизни, но поэтому — мертвой. Пределы же эти она непрестанно должна преодолевать, удалять своей нарастающей жизнью и превращать их в жизнь.


В описанном только что понятии пределов, если только сосредоточите на нем все свое внимание и рассмотрите его, вы имеете понятие объективного и материального мира или так называемой природы. Эта природа не живет и не способна, подобно разуму, к бесконечному развитию, но мертва и есть неподвижное и замкнутое в себе существование. Она есть то, что сдерживает жизнь во времени и препятствует ей и что одним лишь этим препятствованием простирает в некоторое время то, что без того явилось бы все разом как жизнь всецелая и совершенная. Далее, она сама должна оживляться разумной жизнью в ее развитии; она является поэтому предметом и сферой деятельности и проявления силы бесконечно развивающейся человеческой жизни.


Такова, милостивые господа, и нисколько не более того, природа в обширнейшем значении этого слова, и даже человек, насколько жизнь его, в сравнении с изначальной и божественной жизнью, оказывается ограниченной, не есть что-то большее. Поскольку бесконечный прогресс второй, не изначальной, но производной, человеческой жизни (и именно поэтому, дабы возможен был прогресс, одновременно и конечность, ограниченность человеческой жизни) происходит из этого самопредставления Абсолютного, то природа, конечно, также имеет свое основание в Боге, но отнюдь не как нечто такое, что абсолютно существует и должно существовать, а лишь как средство и условие иного существования, живого в человеке, и как нечто такое, что должно во все большей мере преодолеваться непрестанным прогрессом этого живого. Не давайте поэтому ослепить себя или ввести в заблуждение философией, которая присваивает себе самой имя философии природы и которая думает, будто превзошла всю доселе бывшую философию тем, что стремится сделать природу Абсолютным и обожествить ее. Во всякое время и все теоретические заблуждения, и все нравственные пороки человечества зиждились на


182


том, что люди унижали имя бытия или существования, присваивая его тому, что в себе не есть и не существует, и искали жизнь и наслаждение жизнью в том, что само в себе имеет смерть. А потому упомянутая философия есть не то что не шаг вперед в направлении истины, а просто возвращение вспять, к старому и самому распространенному заблуждению.


6. Все высказанное только что в пяти предшествующих положениях человек, который ведь сам есть обнаружение изначальной и божественной жизни, может постичь в общем, как постигли это, например, и мы, — будь то исходя из логических оснований или под водительством смутного чувства истины или же находя это лишь правдоподобным, — потому что возможно исчерпывающее познание важнейших проблем. Человек может постичь это, т. е. обнаружение может возвратиться в свой исток, воспроизводя его с абсолютною достоверностью в отношении факта, но отнюдь не повторяя его и не совершая второй раз в действительности и поистине, ибо изображение вечно остается лишь изображением и никогда не может выйти из своих пределов и превратиться в сущность.


7. Человек, сказали мы, может постичь это в отношении «что», но отнюдь не в отношении «как». Как и почему из единой божественной жизни происходит именно такая, так определенная, текущая во времени жизнь, можно было бы постичь, лишь если бы мы объяли все части последней в завершенном схватывании, истолковали бы их каждую и все вместе всесторонне друг через друга, соотнесли бы их так с понятием их единства и нашли это понятие равным единой божественной жизни. Но эта текущая жизнь во времени бесконечна, а потому схватывание ее частей никогда не может считаться завершенным; постигающее же само есть жизнь временная и само, в какой бы точке мы ни помыслили его, пребывает скованным конечностью и пределами, которых оно никогда не может совлечь с себя вполне, не переставая быть изображением и не превращаясь в саму божественную сущность.


183


8. Из этого последнего обстоятельства, казалось бы, следует, что временная жизнь в ее сущности может быть постигнута лишь в общих чертах — как выше и мы постигли ее — вообще как изображение единой изначальной божественной жизни, но что, в частности, по собственному ее содержанию, ею нужно непосредственно жить и переживать ее и что лишь в этом переживании и вследствие его возможно воспроизвести ее в представлении и сознании. И так дело действительно и обстоит в известном отношении и с определенной частью человеческой жизни. На протяжении всего бесконечного потока времени в каждой отдельной его части в человеческой жизни остается нечто, не исчерпываемое до конца в понятии и потому не заменимое и не выразимое никакими понятиями, что, однако, нужно непосредственно пережить, дабы оно вообще достигло сознания; это называют областью простой или чистой эмпирии, или опыта. Упомянутая выше философия ведет себя вопреки естеству также и в том, что придает себе видимость мудрости, способной растворить в понятии всю человеческую жизнь и заменить собою опыт и в стремлении всецело объяснить жизнь упускает саму жизнь.


9. Так обстоит дело, сказал я, с временной жизнью в известном отношении и в определенной части ее. Ибо в ином отношении и в иной ее части дело обстоит иначе по следующей причине (которую я выражу образно, но которая вполне достойна самого пристального внимания).


Временная жизнь — не только в отдельные моменты, но и в целых однородных массах — вступает во время; эти однородные массы, в свою очередь, дробятся на отдельные моменты действительной жизни. Не существует одного-единственного времени: существуют времена и временные порядки, одни над другими и одни в других временных порядках. Так, например, и вся нынешняя земная жизнь человеческого рода есть подобная однородная масса, которая единым разом всецело вступила во время и существует неделимо и вся вездесуща для более глубокого понимания, и лишь для чувственного явления она еще представляется протекающей во всемирной истории. Всеобщие законы и правила этих однородных масс жизни вполне доступны постижению, как только эти массы вступают во время, и их можно заранее предвидеть и познать для всего будущего движения этих масс, между тем как объекты, т. е. препятствия и помехи жизни, по которым протекают эти массы, доступны лишь непосредственному опыту.


184


10. Эти познаваемые законы однородных масс жизни, познаваемые прежде действительного события, необходимо должны явиться как законы самой жизни — жизни, какой она должна быть и стать, — обращенные на самобытный и основывающийся на себе самом принцип этой временной жизни, имеющей явиться как свобода, а значит, как законы для свободных поступков и деятельности живых существ. Если мы вернемся к основанию этого законодательства, то оно заключается в самой божественной жизни, которая могла проявиться и обнаружиться во времени не иначе как таким именно образом, предстающим нам здесь как законодательство; и притом — что заключалось уже в утверждаемом нами понятии — отнюдь не как повелевающее слепой силой и принуждающее повиноваться себе законодательство, подобное тому, какое мы допускаем в лишенной воли природе, но как законодательство для жизни, поставленной ею самой как жизнь, у которой нельзя отнять ее самостоятельности, не вырывая в то же время самого корня ее жизни; а следовательно, как мы сказали выше, эти законы являются как божественный закон для свободы, или как нравственный закон.


И вот, как мы постигли уже выше, эта жизнь согласно закону изначального божественного бытия есть единственная истинная жизнь и изначальность жизни; все же прочее, кроме этой жизни, есть лишь препятствие и помеха для нее и существует лишь затем, чтобы в нем могла развиться и обнаружиться во всей своей силе истинная жизнь; а поэтому все прочее существует вовсе не ради себя самого, но только как средство для цели подлинной жизни. Сопряжение цели и средства разум может понять, лишь мысля себе некий рассудок, в котором явилась идея цели. Закономерная жизнь человека имеет свое основание в Боге; поэтому Бога по аналогии с нашим рассудком представляют себе мыслящим нравственную жизнь человека как единственную цель, ради которой он обнаружился в мире сам и даровал бытие всему прочему, кроме этой жизни, отнюдь не потому, чтобы это было так в себе и Бог мыслил подобно конечному, а существование было бы отлично в нем от образа


185


существования, но исключительно потому, что мы не можем уяснить себе это отношение никаким иным способом. А в этом абсолютно необходимом способе представления человеческая жизнь, какой она должна быть, становится идеей и коренной мыслью Бога при сотворении мира, намерением и планом, исполнение которого замыслил Бог в мире.


И таким-то образом, милостивые господа, мы достаточно для нашей цели объяснили, как в основе мира лежит божественная идея, а также насколько и как эта сокрытая от обычных глаз идея становится доступной и постижимой образованному размышлению и необходимо должна являться для него как то, что человек должен произвести в мире своим свободным деянием.


Пусть только мысль ваша при упоминании об этом долженствовании и этом свободном деянии не ограничивается сразу же известной идеей категорического императива и тем суженным и жалким применением, какое получает она в ходячих моральных системах и общих этиках и какое, согласно подобной науке, она и должна получать. Почти всегда — и по серьезным причинам, хорошо обоснованным законами философской абстракции, посредством которой возникает этическое учение, — почти всегда дольше всего останавливаются на той форме моральности, в коей нечто должно совершаться лишь сугубо и исключительно ради закона; а там, где все-таки доходят и до содержания, основное намерение законов моральности кажется состоящим скорее в том, чтобы убедить людей оставить неправые дела, нежели в том, чтобы побудить их творить дела справедливые; к тому же в учении об обязанностях мы вынуждены держаться в рамках такой всеобщности принципов, чтобы правила равным образом годились для всех, а по этой причине указывают также больше на то, чего люди не должны делать, нежели на то, что они должны делать. Впрочем, все это также есть божественная идея, но лишь в ее отдаленнейшем и производном обличьи, а отнюдь не в изначальной своей свежести. Изначальную божественную идею об определенной точке зрения во времени большей частью невозможно указать, пока не придет и не осуществит эту идею вдохновенный Богом человек. То, что творит божественный человек, то само божест-


186


венно. В общем, изначально и чисто божественная идея — то, что должен делать и что действительно творит вдохновенный Богом, — для мира явлений оказывается творческой, творящей новое, неслыханное и никогда прежде небывалое. Влечение просто природного существования обращено на то, чтобы оставаться по-старому, и даже там, где с ним соединяется божественная идея, — на сохранение доселе бывшего хорошего состояния и самое большее на незначительные его улучшения; там же, где божественная идея обретает жизнь чисто и без примеси естественных побуждений, она созидает новые миры на развалинах старых. Все новое, великое и прекрасное, что являлось в мир от начала его и что до скончания мира явится в нем еще, явилось в нем и явится через посредство божественной идеи, выражающейся отчасти в каждом из отдельно взятых избранных.


Как жизнь людей является единственным непосредственным органом и орудием божественной идеи в чувственном мире, так эта же человеческая жизнь есть также первый и непосредственный предмет этой деятельности. Божественная идея имеет своей целью дальнейшее образование человеческого рода — это образование рода человеческого есть цель всякого, кто охвачен такой идеей. Это последнее знание позволяет нам подразделить божественную идею в отношении круга ее действия или помыслить единую, неделимую в себе идею как множество идей.


Прежде всего: человеческая жизнь, в себе и поистине единая и неделимая, распалась в явлении на жизнь многих сосуществующих индивидов, каждый из которых наделен свободой и самостоятельностью. Это дробление единого живого устроено природой, а потому есть помеха и препятствие подлинной жизни и стало действительным для того, чтобы в нем и в споре с ним свободно образовалось то единство жизни, которое есть и должно быть согласно божественной идее: человеческая жизнь не стала единой силой самой природы, чтобы сама она живо стремилась к единству и чтобы все разделенные индивиды самой своей жизнью слились в одинаковом умонастроении. В естественном состоянии различные воли этих индивидов и движимые этими волями силы природы спорят друг с другом и взаимно друг друга


187


сдерживают. Но в божественной идее это не так, и, согласно этой идее, это не должно оставаться так в чувственном мире. Первая сила — отнюдь не имеющая основанием простую природу, но внедренная в мир лишь неким новым творением, — которая сдерживает этот раздор индивидуальных сил, пока всеобщая нравственность окончательно его не уничтожит, есть учреждение государства и правового отношения между несколькими государствами, короче, все те устроения, которые указывают всем отдельным и соединенным индивидуальным силам принадлежащую им сферу и в то же время ограничивают их в этой сфере, но зато дают безопасность от всяческих внешних вмешательств. Это устроение заключалось в божественной идее, оно было введено в мир вдохновенными людьми, побуждаемыми этой идеей, оно будет сохраняться в мире и непрестанно усовершенствоваться вплоть до полного совершенства силой того же самого побуждения.


Этот человеческий род, который надлежит возвысить от раздора с самим собой к единодушию, окружен еще. сверх того, безвольной природой, которая постоянно ограничивает и суживает его свободную жизнь и угрожает ей. Так это должно было быть, дабы эта жизнь собственной свободой обрела свою свободу, и, согласно божественной идее, эта сила и самостоятельность чувственной жизни должны развиваться все больше и больше. Для этого нужно, чтобы силы природы подчинились человеческим целям, а чтобы это стало возможно, надо познать законы действия этих сил и уметь заранее рассчитывать проявления их мощи. Кроме того, природа должна стать не просто полезной и пригодной для человека — она должна в то же время окружать его пристойным образом, принять на себя отпечаток его высшего достоинства и излучать ему образ этого достоинства со всех сторон. Это господство над природой было заложено в божественной идее, и его непрестанно расширяют побуждаемые к тому этой идеей индивиды, охваченные сознанием божественной идеи.


188


Наконец, человек не только пребывает в чувственном мире, но, как мы видели, подлинный корень своего существования он находит в Боге. Человека увлекает чувственность и ее побуждения, так что сознание этой жизни в Боге легко может сокрыться от него, и тогда, сколь бы благородной натурой он ни был в других отношениях, он живет в раздоре и ссоре с самим собой, в беспокойстве и злосчастии, отрешенный от истинного достоинства и наслаждения жизнью. Лишь когда откроется ему сознание подлинного истока его жизни и он радостно погрузится в этот исток и предаст себя ему, прольется на него мир, радость и блаженство. Божественная идея необходимо предполагает, что все люди придут к этому отрадному сознанию, дабы пронизать безвкусную в прочем конечную жизнь жизнью бесконечной и наслаждаться ею в бесконечной жизни: а потому вдохновенные люди издавна трудились и дальше будут трудиться над тем, чтобы распространить среди людей это сознание в его возможно более чистой, в его чистейшей форме.


Названные мною сферы действия идеи: сфера законодательства, сфера природоведения и господства над природой, сфера религии — суть самые общие сферы, в которых проявляют и обнаруживают люди в чувственном мире божественную идею. С очевидностью ясно, что каждая из этих основных отраслей имеет, в свою очередь, свои отдельные части, в каждой из которых по отдельности может состояться откровение идеи. Если же прибавить к этому еще и науку о божественной идее — как науку о том, что такая идея существует, так и науку о ее содержании в целом или в отдельных особенных частях, далее, искусство и сноровку действительно изображать в чувственном мире ясно постигнутую идею, причем оба — и науку, и искусство — можно все же приобрести лишь по непосредственному побуждению божественной идеи, — то перед нами пять основных родов, какими проявляется идея в человеке.


Тот род образования, посредством которого, как полагают в известную эпоху, можно достичь обладания этой идеей (или этими идеями), мы назвали ученым образованием, а того, кто действительно достиг через это образование желанного обладания идеей, мы назвали ученым этой эпохи; и после сказанного сегодня вам должно стать намного легче признать истину этого утверждения, свести к нему различные известные ныне отрасли учености и, таким образом, применить наше утверждение к опыту.


189


ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ


О подготовке ученого вообще;

в особенности о таланте и прилежании


Сама идея собственной своей силой созидает себе в человеке самостоятельную и личную жизнь, постоянно поддерживает себя в этой самостоятельной жизни и посредством ее оформляет согласно себе мир, лежащий за пределами этой личной жизни. Естественный человек не в состоянии собственной силой возвыситься до сверхъестественного; его должна возвысить до него сила самого сверхъестественного. Эта оформляющая и сохраняющая себя самое жизнь идеи в человеке обнаруживается как любовь — прежде всего, согласно истине, как любовь идеи к себе самой, а затем, в явлении, как любовь человека к идее. Это мы утверждали в нашей первой лекции.