Фролов И. Т., Юдин Б. Г. Этика науки. Проблемы и дискуссии

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3
нормами “ищи истину”, “избегай бессмыслицы”, “выражайся ясно”, “ищи интересные гипотезы”, “старайся проверять свои гипотезы как можно более основательно” — примерно так выглядят формулировки этих внутренних норм науки”1. Следовательно, заключает он, этика в этом смысле предполагается в науке, отношения между наукой и этикой не ограничиваются вопросом о хорошем или плохом применении научных результатов. В свою очередь, чтобы действовать этически, человеку необходимо знать, какова ситуация. Такого рода знания в определенной мере дает наука. Когда этика не ограничивается абстрактными нормами и ценностями, а рассматривается в практических ситуациях, у нее обнаруживаются связи с научным знанием.

С социологической точки зрения наука, будучи деятельностью, имеет свои мотивы и потребность в легитимизации, т. е. в обосновании, которое предпринимает отдельный ученый или исследовательская группа для проведения своей научной работы с целью получить либо экономическую поддержку, либо позволение делать то, что они делают. Это могут быть указания на социальную пользу научного исследования, на военные потребности, на ценности образования либо на самоценность поиска истины как таковой. Кроме того каждая научная дисциплина, каждый исследовательский проект должны легитимизировать себя и относительно других дисциплин и проектов. Эти факторы

_______________________

 

1 Encyclopaedia moderna, 1975, g. 10, № 30/1, s. 34.

151

 

являются внешними по отношению к функции научной деятельности, которая состоит в поиске истины.

С исторической точки зрения отделение этики от науки и средств от целей и интеграция научной деятельности в технологическое и индустриальное общество — продукт общественного развития в условиях капиталистической экономики. Следовательно, отмечает Скирбекк, соотношение науки и этики должно рассматриваться социоисторически. Для того чтобы выявить ответственность современных ученых, необходимо иметь правильный взгляд на то, чем является наука в нашем обществе, а это предполагает некоторую теорию общества1. Он подчеркивает, что все современные общества в высшей степени рационализированы, онаучены, причем интеграция науки и процесса планирования и управления, сферы государства и предпринимательства становится все более глубокой. В качестве такой социально интегрированной деятельности наука выступает в форме экспертизы.

Технологическая экспертиза, осуществляемая, например, инженерами, специалистами в области ядерной физики, социальных проблем или экономического планирования, говорит о том, какие средства следует использовать, когда проблемная область определена и цели заданы. Так, инженер может указать методы постройки моста, когда решено, что мост должен быть построен в определенном месте; но в данной ситуации он не подготовлен для обсуждения других возможных целей или отношения этого проекта к другим сферам. Принято считать, продолжает Скирбекк, что технологическая экспертиза, как и все научно удостоверяемые истины, политически нейтральна. Эксперты говорят о том, что есть, а люди через посредство разного рода институтов решают, что должно быть. Именно так в западных странах обычно понимается соотношение между экспертизой и политикой, между наукой и этикой, хотя в последнее время такая точка зрения уже не является общепринятой.

Скирбекк приводит ряд аргументов, направленных против концепции политической нейтральности технологической экспертизы. Каждая форма экспертизы, каждая наука в принципе дает верное освещение лишь одного аспекта ситуации. Однако правильное понима-

_________________________

1 Encyclopaedia moderna, 1975, g. 10, № 30/1, s. 34.

152

ние ситуации во всей полноте возможно только при учете всех относящихся к делу точек зрения. Но какая наука или какой тип экспертизы может решить, кто в данном случае должен считаться относящимся к делу экспертом, каким должно быть соотношение между различными аспектами различных форм экспертизы? В этом смысле технологическая экспертиза не является политически нейтральной. Поскольку не представлены все необходимые аспекты ситуации, политические решения будут пристрастными, сама же экспертиза окажется не рациональной, а лишь полурациональной. Подобные вопросы, отмечает Скирбекк, представляют не только теоретический интерес. Как известно, различные виды экспертизы могут оказывать поддержку или приносить вред тем или иным группам. Кроме того, имеют место и конфликты между представителями научных дисциплин по поводу того, кто имеет право выступать экспертом в тех или иных областях. Так, психологи доказывают необходимость своей экспертизы, убеждая политиков и общественность в том, что, поскольку умопомешательство становится широко распространенной проблемой, необходимость в их помощи растет.

Если, однако, вопрос о полноте экспертизы вызывает серьезные теоретические и практические трудности, то во многих случаях бывает достаточно очевидной и общепризнанной неполнота существующей экспертизы. К примеру, сейчас становится ясно, что экономическое планирование должно так или иначе дополняться экологической экспертизой. Очевидно также, что проблемы питания не могут быть решены с помощью одних только “зеленых революций” без дополнения экспертизой социальных антропологов и социологов, которая позволяет выявить нежелательные побочные эффекты. В подобных случаях можно констатировать необходимость дополнительной экспертизы, которая позволила бы корректировать односторонности, присущие установленным процедурам существующей экспертизы.

Дополнительная экспертиза позволила бы обеспечить и учет интересов различных социальных групп, в том числе более слабых в политическом отношении. В последнем случае она выступала бы в качестве контрэкспертизы, выявляющей проблемы и интересы таких групп либо для того, чтобы сами эти группы

153

понимали их более глубоко, либо для расширения сие темы правовой помощи в тех случаях, когда группе или индивиду угрожают последствия официального планирования Скирбекк подчеркивает, что контрэкспертиза — это именно экспертиза, т. е научная деятельность, информирующая о некотором истинном аспекте ситуации Он рассматривает также возникающие перед экспертами трудности профессионально-этического плана и указывает на необходимость формирования такой экспертизы в рамках системы образования и создания соответствующих социальных механизмов.

Сама по себе технологическая экспертиза, даже в этих расширенных формах, является недостаточной, считает Скирбекк. Необходима еще и герменевтическая, или рефлексивная, деятельность, характерная для гуманитарных и философских дисциплин. Она не дает знания, которое можно использовать; ее результат — лучшее видение и рациональное формирование тех предпосылок, на основании которых действует потребитель знаний.

Как видим, Скирбекк ставит серьезные вопросы. Правда, его соображения о необходимости всесторонней экспертизы отнюдь не являются откровением для того, кто знаком с материалистической диалектикой, в частности, со сформулированным В. И Лениным требованием о необходимости всестороннего рассмотрения изучаемого предмета. Марксисты с уважением относятся к позиции прогрессивно мыслящих ученых Запада, проводящих исследования, которые направлены на выяснение реального положения трудящихся и помогают им выдвигать конкретные задачи политической борьбы.

В современных условиях, когда буржуазия все шире использует достижения пауки для увеличения своих прибылей, для военного и идеологического давления на мир социализма и на развивающиеся страны, перед западными уче-

154

ными остро стоит вопрос о соотношении ответственности перед своей нацией и перед мировым научным сообществом.

Этот вопрос был поставлен в выступлении П. де Фореста (США). Охарактеризовав науку как сложную социальную деятельность, осуществляемую в коллективах, формальных и неформальных, он отметил, что всестороннее изучение науки должно наряду с логикой включать и этику — то, что социологи называют “нормами науки”,— этические стандарты, управляющие социальными взаимодействиями ученых. Наука, продолжал Форест, существует не только во внутреннем, но и во внешнем социальном окружении и охватывает наряду с образцами взаимодействия между учеными также и упорядоченные взаимоотношения между учеными и обществом. По его мнению, существует внешний этический стандарт, называемый “социальной ответственностью науки”, который развивается на основе профессиональной роли ученого в обществе и посредством которого ученые оценивают свое профессиональное поведение в конкретных ситуациях.

В целом иерархия этики в науке, согласно Форесту, включает следующие уровни: применение внутринаучных этических стандартов к профессиональным взаимодействиям ученых, оценка поведения ученых на основании его соответствия этическим стандартам универсального характера, рассмотрение науки как социального института, в рамках которого ученые включаются в широкий спектр внешних взаимоотношений.

Один из важных компонентов внешней среды, в которой функционирует наука,— ее геополитическое окружение, обладающее двумя размерностями национальной и интернациональной. Внешние воздействия на рост науки не были особенно интенсивными до начала XX в С тех пор, однако, они становились все сильнее и продолжают усиливаться. Это привело к тому, что в настоящее время существуют две социальные системы науки: внутренняя, для которой прогресс науки является самодостаточной ценностью, и внешняя, определяемая геополитическим окружением. Основные трудности, возникающие при попытках оха-

155

растеризовать этику науки, связаны, считает Форест, с нежеланием признать постоянный характер этой ситуации. Акцент на внутренней этике науки ведет либо к отрицанию того, что внешние приложения науки представляют интерес для ученых, либо к жалобам, сводящимся к тому, что конец автономной науки — это симптом упадка научной культуры. В то же время слишком поспешное принятие национального определения целей и средств науки может угрожать подлинной независимости и интернациональной природе научных изысканий, а в крайних случаях — вести к нарушению стандартов нравственности применительно к ученым.

Понятие “международное научное сообщество”, согласно Форесту, имеет два значения. Первое тесно связано с универсальностью науки и относится к внутренним факторам научной практики- ученые повсюду занимаются наукой одним и тем же путем и руководствуются одинаковыми правилами и принципами. Второе относится к взаимосвязям науки с внешней средой. Такие компоненты социальной системы науки, как подготовка ученых, исследования, коммуникации, не могут быть ограничены национальными границами. Конечно, большая часть взаимодействий между учеными осуществляется в пределах этих границ, то же относится и к их внешним контактам — выбору темы исследования, осуществлению проекта, приложению результатов. Тем не менее интернациональный характер науки сохраняет реальную важность как во внешнем, так и во внутреннем плане. Любая попытка создать специфически “национальную” науку (такую, как, например, “арийская физика” в нацистской Германии) нарушает универсальный характер науки, создает серьезную угрозу для свободы исследования и проявления социальной ответственности ученых.

Форест выделяет ряд уровней, на которых находит свое выражение приверженность отдельных ученых международному научному сообществу. Самый высокий уровень — это принятие всеми учеными внутренней логики и этики науки, когда они следуют научному методу и руководствуются научными нормами. Второй уровень — принадлежность ученых к тем или иным дисциплинам, которую они разделяют с коллегами во всем мире, имеющими сходные интересы и подготовку. Самый низкий уровень, наиболее близкий

156

к повседневному поведению ученого,— участие в международных исследовательских программах, проектах, конгрессах и т. и. Развитые и устойчивые формы та кого взаимодействия — существующие в ряде научных дисциплин “международные невидимые колледжи”.

Включенность ученого в международное научное сообщество, с одной стороны, и в национальное геополитическое окружение науки, с другой, является для него источником существенного потенциального конфликта, примерами которого могут служить “утечка мозгов”, военные исследования, разработка энергетических проблем и т. п. Правительства оказывают сильное воздействие на внешнее измерение науки, играя важную роль в определении не только того, где должны работать ученые, но и того, чем и как они должны заниматься. Форест рассматривает различные стратегии такого воздействия, используемые в США. Все они влекут за собой серьезные этические проблемы, конфликты между ролью ученого и ролью гражданина государства, которое все чаще финансирует научные исследования, имея в виду применение их результатов для достижения узконациональных целей.

Существуют ли этические стандарты, которыми мог бы руководствоваться ученый в этой ситуации? В некоторых случаях здесь все бывает ясно. Так, любая внутренне определяемая этика науки должна осуждать поведение ученого, если оно в угоду своекорыстным интересам нарушает дух свободного исследования. А в ситуации, которая имела место в фашистской Германии, когда нацистские ученые не только нанес ли вред свободе науки, но и участвовали в уничтожении многих людей, в том числе ученых, такое поводение расценивается уже на основе этических стандартов, исходящих из более высокого источника, чем нормы науки, стандартов универсальных и неизменных, которые не могут нарушаться ни одним ученым нигде, никогда и ни по каким причинам.

Проблема возникает, когда эти универсальные стандарты приходят в столкновение с национально определенными нормами В подобных случаях, по мне нию Фореста, необходим международный кодекс научной этики с детальной характеристикой неприемлемых для ученого образцов поведения. Сейчас такой кодекс существует лишь в рудиментарной форме, о чем свидетельствуют разногласия между учеными в таких воп-

157

росах, как исследования в области атомного оружия и генетическое экспериментирование Вопросы социальной ответственности наиболее непосредственно встают перед ученым, персонально участвующим в некоторой проблемной области Поскольку изменяется эта область или отношение ученого к ней, изменяется и сама ситуация, а следовательно, и ее этическая оценка.

Рассматривая вопрос о социальной ответственности ученых на интернациональном, глобальном уровне, особенно обострившийся в современных условиях, Форест отметил “Глобальный общественный интерес науки следует из признания того, что ученый ответствен перед человечеством в целом, и не просто индивидуально за те действия, которые он осуществляет как ученый, но и коллективно — за применение результатов науки в каждой стране и во всем мире” 1.

Как видим, Форест обсуждает соотношение науки и этики, широко привлекая фактический материал; он показывает, что социальная ответственность ученых — это не только абстрактный призыв, но и реально, хотя далеко не всегда эффективно, действующий фактор Вместе с тем, на наш взгляд, он неоправданно противопоставляет социальную ответственность ученых перед своей страной и перед мировым научным сообществом, рассматривая этот вопрос безотносительно к различию условий, существующих в противоположных социальных системах. В социалистических странах, где развитие науки является органической частью общественного развития, нет почвы для противоречия между патриотизмом ученых и их приверженностью гуманистическим ценностям и нормам мировой науки. Мы рассматриваем международное сотрудничество ученых, в том числе ученых стран с различ-

_______________________

 

1 Encyclopaedia moderna 1975, g 10, 30/1, s 53.

158

ным социально-экономическим строем, не только как естественную сторону жизни науки, но и как необходимое условие для решения глобальных проблем, затрагивающих интересы как отдельных стран, так и всего человечества. Что касается стран капиталистических, то здесь следует различать (чего не делает Форест) ответственность ученого перед нацией и его ответственность перед правящими кругами, которые далеко не всегда выражают подлинные интересы нации.

Проведенный нами анализ дискуссий позволяет сделать ряд выводов. Очевидно прежде всего, что сам характер постановки вопроса о соотношении науки и этики решающим образом зависит от того или иного понимания науки. От этого же зависит и “степень вменяемости” этических норм ученому. Действительно, если научное познание рассматривается исключительно в созерцательном плане — как простое усмотрение или постижение истин, то, очевидно, этические критерии могут относиться к нему лишь в минимальной степени. Если же познание понимается как человеческая деятельность, социальная по своим предпосылкам, условиям протекания, результатам и последствиям, то наука оказывается подвластной нормам этики. Именно поэтому многие из участников дискуссий пытались так или иначе определить само понятие “наука”. В этом отношении, следовательно, проблема “наука и этика” оказывается тесно связанной с проблематикой науковедения, методологии и теории науки.

Рассмотрение дискуссий показывает, далее, что в настоящее время в самосознании ученых происходят существенные сдвиги, связанные о

159

расширением толкования социальной ответственности науки. С одной стороны, объектом ответственности становятся не только последствия применения достижений науки в практике, ее “последействие”, но и сами процессы исследования, внутренний мир науки тематика проводимых исследований или же отказ от исследования тех или иных проблем, характер постановки и проведения экспериментов и т. д. С другой стороны, изменяется и понимание субъекта ответственности — это уже не просто наука, рассматриваемая в целом и потому абстрактно, а отдельные научные дисциплины, проблемные области, исследовательские группы и в конечном счете отдельные исследователи.

Еще один вывод при обсуждении проблемы “наука и этика” существенно необходимым является конкретно-исторический подход Он требует рассматривать не науку вообще как добро или зло, а науку на определенном этапе ее развития, с учетом тех возможностей, которыми она располагает на этом этапе, и тех разнообразных воздействий, которые она оказывает на человека и на общество Он требует также рассмотрения тех конкретных социально-экономических и культурных условий, которые характерны для данного общества и в рамках которых функционирует социальный институт науки. Вне такого подхода любые проекты этического регулирования науки в лучшем случае останутся утопиями, а в худшем — приведут к нежелательным последствиям, вплоть до полной невозможности осуществления научной деятельности ввиду ее чрезмерной зарегулированности. В этой связи следует отметить, что во многих рассмотренных концепциях конкретно-

160

исторический подход проводится в явно недостаточной мере, а то и вовсе отсутствует

Наконец, последний и самый очевидный вывод состоит в том, что в настоящее время тема “наука и этика” предлагает несравненно больше нерешенных вопросов и проблем, даже таких, которые еще только предстоит правильно поставить, чем уже готовых ответов и решений. Тем не менее дискуссии, о которых идет речь, существенно стимулируют развитие этико-гуманистического самосознания ученых, социальной ответственности науки перед человечеством и миром, в котором оно живет Поэтому главное, что необходимо отметить как обобщение этих дискуссий и вывод из них,— это единство научных исследований и гуманистических идеалов, утверждаемое в качестве принципа и перспективы истинной науки как особого социального института общества, служащего человеку, его свободному и всестороннему развитию. Это означает вместе с тем единство социальных целей научного познания и этических ценностей человечества, исходный пункт которых — благо человека. Разумеется, такое единство научного исследования и гуманистических идеалов, единство социальных целей познания и этических ценностей человечества существует лишь как принцип и перспектива истинной науки. Реально же в своих современных формах наука, как мы знаем, во многих случаях еще весьма далека от этого, особенно в капиталистических странах.

И все же мы должны постоянно исходить из того, что органическое соединение науки и гуманизма, утверждение ее как силы, служащей прогрессу человечества,— одна из насущнейших

161

проблем его современного развития. Альтернативы этому не существует ни для науки, ни для человечества. Осознание этого позволяет лучше оценить научное исследование и его результаты в этическом плане и, следоваюльно, преодолеть опасный для человечества этический релятивизм и нигилизм, т. е. апеллирование к “неотвратимости” познания как якобы высшему критерию его человеческой сущности, самодостаточному источнику этических ценностей науки.

Утверждение абсолютной ценности объективного познания как единственного источника истины, сциентистский сверхоптимизм, нашедший свое предельное выражение в представлении об универсальном Уме (Лаплас), исключали, как известно, необходимость внешней — социальной и этической — оценки знания. Следовательно, ни о какой особой этике для науки не могло быть и речи: ей, не имеющей атрибута объективности, не было места в области знания. Этическая оценка научного знания делалась бессмысленной, выходящей за пределы необходимого, и поставленная еще Сократом проблема совпадения подлинной мудрости (знания) и подлинной добродетели (нравственности) представлялась неким парадоксом. Попытки Канта умерить притязания сциентизма, показать границы теоретического мышления, необходимость его дополнения независимым от него моральным принципом — категорическим императивом, исходящим из пользы человечества, казались абстрактным морализированием, стремлением создать проблему там, где ее, в сущности, нет, по крайней мере в столь острых формах.

Крушение этих иллюзий, которое лишь уско рили Хиросима и Нагасаки, обернулось тысяче

162

ми личных трагедий и заставило многих ученых осознать новую социальную и моральную ситуацию, в которой они оказались. Становится ясно, что наука не может развиваться в “социальном вакууме”, в отрыве от своих мировоззренческих и социально-философских, этических основ. Нравственные, этические проблемы вплетаются в само тело науки, а не являются чем-то внешним для нее. Терпит крах и все больше теряет своих приверженцев крайний сциентизм. Все отчетливее проявляется понимание того непреложного факта, что если не будет в геометрической прогрессии возрастать социальная ответственность ученых, роль нравственного, этического начала в науке, то человечество да и сама наука не смогут развиваться даже в прогрессии арифметической.

Следует напомнить, что на XVIII сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО (1974 г.) были приняты “Рекомендации о статусе научных работников”. Среди важнейших этических и гражданских принципов, которыми должны руководствоваться научные работники любого государства, здесь указаны: интеллектуальная свобода искать, выражать и защищать научную истину, как она им представляется; участие в определении целей и направления программ, которые они осуществляют, и методов, которые следует принять по гуманистическим, социальным и экологическим соображениям; свободное самовыражение по гуманистическим, социальным или экологическим аспектам определенных проектов и возможность выхода из участия в них, если их последствия вынуждают к этому;

обязанность вносить вклад в развитие науки, культуры и образования в своем государстве,

163

руководствуясь не только потребностью в решении национальных задач, но и международными идеалами ООН.

Возросшее самосознание ученых выражается сегодня в разных формах. Оно получило последовательное выражение, например, в Пагуошском движении, начало которому положил знаменитый манифест Рассела — Эйнштейна. На Пагуошской конференции, состоявшейся в сентябре 1978 г. в Варне (Болгария), еще раз было подчеркнуто, что помимо индивидуальной ответственности за научную работу на ученых лежит и особая ответственность, которая обусловлена их знаниями, техническими возможностями и международными связями. В своих странах они должны распространять правдивую информацию о таких фактах, как последствия применения современных вооружений; последствия развития промышленности, урбанизации, развития сельского хозяйства и социальных структур; положение в области ресурсов для будущего развития человечества. Эта деятельность ученых, предполагающая прочные отношения между ними и политическими деятелями, их социально-политическую активность, необходима для ликвидации недоразумений, невежества и ненависти и тем самым для сохранения международного мира.

Это не значит, конечно, что сциентизм и социально-этический нигилизм окончательно утратили свои позиции. Напротив, в ряде случаев их влияние усиливается, хотя и в иной форме — в попытках создать этику науки, основанную на объективных постулатах самого познания, взятых вне связи с социальной практикой, с общими этическими ценностями человечества. “Будем

164

же стараться хорошо мыслить,— говорил Б. Паскаль,— вот начало нравственности”. Подобная позиция, делающая научное познание источником этики, представлена в уже упоминавшейся книге “Случайность и необходимость” Ж. Моно. Такая абсолютизация научного познания и его этики находится, однако, в глубоком противоречии с действительностью и способна скорее дезориентировать ученых, в том числе и в социально-этическом плане, чем дать им надежную моральную опору. Служение благу человека как сущностное свойство науки, все более непосредственно проявляющееся в ее функционировании, реально существует сегодня отнюдь не в чистом виде, а нередко лишь как некоторая производная от особенностей действия социальных факторов. Это не означает отрицания этики научного познания, т. е. тех норм, на которые опирается наука в своем движении к истине, и принципов, которыми руководствуется ученый в своем профессиональном поведении (в том числе и при экспериментировании на человеке). Речь идет только об ограниченности сциентистского подхода к знанию, об ошибочности и опасности превращения знания самого по себе в высшую и абсолютную ценность, лежащую в основе всех Других, в том числе этических, ценностей. Такие представления могут порождать лишь романтически-утопические иллюзии, которые, как показывает опыт последних десятилетий, рушатся при малейшем столкновении с действительностью, а иногда превращаются в собственную противоположность — ставятся на службу силам, враждебным человеку и его будущему, ибо подобные иллюзии внутренне беззащитны перед этими силами.

165

Этика познания, этика науки не в состоянии поэтому сама по себе дать ученым надежный компас, позволяющий придерживаться правильного направления в океане неизведанного, не отклоняться от устремлений самой науки, ее гуманистического предназначения. Следовательно, этика науки не может выполнять роль этического кодекса в широком смысле, ибо сама существенно зависит от социально-экономических, политических, идеологических, наконец, этических, моральных, факторов и ценностей, имеющих всегда конкретно-исторический характер и определяющих развитие науки как социального института современного общества. Этика познания не может быть самодостаточной и тем более высшей ценностью, мерой и гарантией всех других ценностей еще и потому, что сама объективная истина, достигаемая в ходе научного познания, является относительной и конкретной и имеет в качестве своего высшего критерия человеческую практику, в том числе общественно-историческую, производственную. Неосновательно и абстрактное, априорное отождествление истины и добра, истины и гуманизма. Наши представления о добре и зле, о гуманизме всегда имеют конкретно-исторический, изменяющийся характер и определяются социально-классовыми факторами, всем строем общественных отношений, господствующих в данный период истории человечества.

Таким образом, многообразные и сложные проблемы, которые встают перед современной наукой, в том числе проблемы этического порядка, не могут быть решены лишь исходя из логики и этики самого познания. Требуется соотнесение их с более широко понятыми социальными

166

целями познания и гуманистическими идеалами с этическими ценностями общества как целого. Только это может дать ключ к такому решению указанных проблем, которое соответствовало бы потребностям общественного прогресса, благу человека и устремлениям самой науки. Устремления эти беспредельны, и было бы обскурантизмом полагать, что в принципе невозможно научное исследование каких-либо проблем, относящихся, в частности, к человеку, хотя это и не значит, что допустимо сциентистско-технократическое манипулирование человеком, не считающееся с относительной устойчивостью и уникальностью его структур; многие проблемы человека могут и не быть сегодня актуальными для науки как вследствие ее неготовности к их эффективному исследованию, так и по политическим, морально-этическим, гуманистическим соображениям. Вместе с тем наука не имеет абсолютного значения для развития человека и не является единственной сферой реализации его сущностных сил, а потому и не исчерпывает всех проблем гуманизма как научной идеологии и практики. К. Маркс отмечал, что “развитие науки, этого идеального и вместе с тем практического богатства, является лишь одной из сторон, одной из форм, в которых выступает развитие производительных сил человека...” 1. Все другие виды творческой деятельности как в духовной, так и в материальной сфере снимают эту односторонность науки и вместе с тем наполняют гуманистический идеал полнотой и содержательностью, вообще характеризующими облик целостного человека.

_______________________

 

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 33.

167

Это очерчивает и сферу социального значения этики познания. Научная деятельность оказывает большое влияние на нравственное поведение людей, на мораль и этику в целом, но и здесь она не имеет абсолютного и самодовлеющего характера, подчиняясь общей гуманистической ориентации — служению свободному и всестороннему развитию человека. Нельзя не согласиться с мнением А. Швейцера, что этика есть безграничная ответственность за все, что живет;

этика благоговения перед жизнью (человеческой прежде всего) делает большую ставку на повышение чувства ответственности человека. “Идеал культурного человека,— писал он,— есть не что иное, как идеал человека, который в любых условиях сохраняет подлинную человечность” 1. Это приобретает особый смысл, когда мы обращаемся к реальным социально-этическим проблемам науки — физики, биологии, генетики человека и т. п., к этическим аспектам проблем, выдвигаемых ныне научно-технической революцией.

___________________

1 Швейцер Д. Культура и этика. М., 1973, с. 331.

168

Фролов И.Т., Юдин Б.Г. Этика науки. Проблемы и дискуссии. - М.: Политиздат, 1986. - 399 с. - С. 111-168.