Политика россии на северном кавказе в первой четверти XVIII в

Вид материала

Содержание

Основное содержание диссертации
Первая глава

Подобный материал:

1 2 3 4

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура исследования отвечает его целям и задачам. В основу диссертационного исследования положен хронологический принцип. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка условных сокращений, списка источников и литературы.

Во введении обосновывается актуальность темы, намечены цели и задачи диссертации, указана методологическая основа, обоснованы хронологические и географические рамки, определены научная новизна и практическая значимость, проанализированы историография и источниковедческая база проблемы.

Первая глава – «Северный Кавказ в Восточной политике России в период Северной войны (1700–1721)» состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе дается оценка геополитического положения Кабарды на рубеже XVII–XVIII вв. и выявляется ее место в стратегических планах России, Османской империи и Крымского ханства в дополтавский период (1700–1709). В конце XVII в. Московское государство вступает в новую стадию развития. Во внешнеполитической стратегии Петра I формируется два направления: европейское, ориентированное на закрепление на Балтийском побережье, и южное, направленное на продвижение российских границ к Черному морю. Успех Азовских походов 1695–1696 гг. активизирует геополитическое продвижение России на юг, где она сталкивается с Крымским ханством, – вассалом Османской империи, и Сефевидским Ираном. Особенно остро интересы этих трех держав пересекаются на Северном Кавказе. Ключевое положение в его центральной части занимала Кабарда, объединявшая под властью кабардинских князей из дома Иналовичей целый ряд северокавказских народов. Традиционные политические связи с Русским государством делали Кабарду естественным союзником России в противоборстве с Крымом и Турцией. Поэтому их агрессия, начавшаяся в конце XV в., с новой силой активизируется в начале XVIII в., когда Стамбул и Бахчисарай предпринимают активные попытки вернуть Азовское побережье.

В силу объективных причин русско-кабардинские связи во время Северной войны заметно ослабевают. Занятый войной с одной из сильнейших держав Европы – Шведским королевством, Петр I вынужден был сохранять мирные отношения с Османской империей, не вступая в жесткое противодействие политике давления и экспансии, которую проводили османы по отношению к давнему союзнику России – Кабарде. Конечно, при этом российское правительство постоянно заявляло о союзнических отношениях с Кабардой, но большой и реальной помощи в то время оказать ей не могло.

Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Османская империя и Крымское ханство принимают решение оккупировать и полностью подчинить себе Кабарду. Приведенные нами материалы свидетельствуют о том, что османо-крымские притязания пагубно отражались на исторических судьбах народов Кабарды, вели к значительным человеческим жертвам, тормозили экономическое, политическое и культурное развитие ее населения, и в конечном итоге усугубляли кризис кабардинской государственности. Гиреи неуклонно стремились свести систему социально-политических отношений с Кабардой, включавшую брачные союзы, торговые и аталыческие связи и т.д., к тотальному политическому господству, а практически, к возможности совершать на народы Центрального Предкавказья набеги за ясырем. Особой остроты крымско-кабардинские отношения достигли в начале XVIII в., когда вторжения османо-крымских войск в пределы Кабарды следовали фактически ежегодно. Однако экспансионистские замыслы Порты не имели успеха.

В крупнейшем сражении в истории крымско-кабардинского противостояния – Канжальской битве, Кабарде удалось отстоять свою независимость. Блестящая победа кабардинцев и охлаждение российско-османских отношений подтолкнули правительство Петра I к решению о необходимости укрепления и расширения военно-политических отношений с Кабардой, нашедшему практическое воплощение в ходе российско-кабардинских переговоров накануне русско-турецкой войны 1710–1711 гг.

Во втором параграфе исследуется роль кабардинских княжеств в русско-турецких войнах 1710–1713 гг. Российской дипломатии в дополтавский период удавалось успешно преодолевать российско-османские противоречия. Полтавская победа, кардинально изменившая ход Северной войны, опосредованно повлияла на их обострение. По мнению российского командования, в случае войны с османами, на южном направлении необходим был надежный союзник из числа владетелей Северного Кавказа. Крымско-кабардинский конфликт предопределил выбор такого союзника и к середине лета 1709 года российское правительство, посредством договора с кабардинскими князьями, удалось накануне русско-турецкой войны 1710–1711 гг. укрепить свои геополитические позиции на всей территории Центрального Предкавказья.

В ответ на предложение кабардинцев совершить совместный поход против Крыма, весной 1711 г. Петр I направил в Кабарду А.Б. Черкасского с военно-дипломатической миссией – сформировать антикрымский альянс на Северном Кавказе с привлечением калмыков, кабардинцев, кумыков и чеченцев. Черкасскому удалось заключить с кабардинскими князьями договор, согласно которому кабардинцы вновь признавали покровительство русского царя и отправлялись в поход в Закубанье. В свою очередь владетели Кабарды просили русское правительство: 1) в случае заключения трактата с Портой «не забыть их»; 2) наделять погодным жалованьем; 3) не посылать в дальние походы на службу; 3) не давать Кабарду в разоренье и оборонять от неприятелей»^³².

Однако неудачный Прутский поход Петра I и последовавший за ним мирный договор потребовали, усиливший османо-крымские позиции в регионе, потребовал от российского правительства пересмотра достигнутых с Кабардой в 1709–1710 гг. договоренностей. Российское правительство смогло оказать Кабарде только материальную помощь (выплату жалованья); опасаясь возобновления войны с Османской империей, оно не решалось оказать ей военную помощь. Это сильно осложнило геополитическое положение Кабарды, испытывавшей военный нажим со стороны Стамбула и Бахчисарая.

Адрианопольский трактат, завершивший череду русско-турецких войн 1710–1713 гг., был выгоден как для Османской империи, так и для Крымского ханства. Геополитические притязания Крыма на Центральное Предкавказье были закреплены в тексте договора. Й. Хамер-Пургшталь указывает, что по условиям Адрианопольского договора «черкесы, куда входили кабардинцы как племя, были признаны зависимыми от крымских ханов».^³³ Правительство Петра I, вынужденное игнорировать укрепление проосманских и прокрымских сил в этом регионе Кавказа, изменило приоритеты в кавказской политике – основное внимание теперь уделялось Дагестану.

В третьем параграфе анализируется динамика русско-кабардинских отношений после Адрианопольского договора 1713 г., описывается развитие внутриполитического кризиса в Кабарде в 1718–1721 гг. Осенью 1713 г. крымский хан Каплан-Гирей предпринял попытку дипломатического нажима на Кабарду. Однако кабардинские князья решительно отвергли все притязания крымцев. В ответ хан направил послов к дагестанским владетелям, с предложением принять участие в совместном походе на кабардинцев. Союз Гиреев и дагестанских владетелей был крайне опасен для Кабарды. В этих условиях российское правительство решилось оказать кабардинским князьям дипломатическую поддержку, указав дагестанским феодалам «никакой противности и никаких нападений» кабардинским князьям «не чинить»^³⁴. Благодаря России экспансионистские планы крымцев в отношении Кабарды на короткий период были приостановлены.

Весной 1720 г., в условиях обострения внутриполитической конфронтации в Большой Кабарде, крымский хан Саадет-Гирей с 40-тысячным войском расположился лагерем у границ Кабарды. Хан потребовал от кабардинских князей признания его власти, выдачи 4 тысяч ясырей и возмещения убытков, понесенных крымцами во время неудачного похода Каплан-Гирея в 1708 г.^³⁵ Все это привело к распаду Большой Кабарды на две части. Одна группировка князей – Джамбулатовичи (Бекмурзины и Кайтукины), заняла оборону в урочище Кашкатау^³⁶ (отсюда название «Кашкатауская партия») и опиралась на российскую поддержку. Другая группировка – Мисостовы и Атажукины, осталась на землях по р. Баксан, Малке и Золке (поэтому получила название «Баксанская партия») и ориентировалась на Крым. Связь между двумя феодальными группировками прервалась, совместные действия кабардинцев против крымцев стали невозможными.

Верховный князь Кабарды Х. Мисостов, чтобы восстановить единство страны, пошел на сговор с крымским ханом. Саадет-Гирей прислал ему на помощь хорошо вооруженный отряд численностью 1000 всадников. Целый год, с весны 1720 до весны 1721 г. крымцы хозяйничали в Кабарде, вели разорительные набеги на кашкатауцев. Проявляя необыкновенное упорство и героизм, кашкатауцы во главе с князем А. Кайтукиным, терпели все тяготы осады, но не сдались.

В январе 1721 г. на р. Нальчик произошло крупное столкновение кашкатауцев с крымско-кабардинским блоком. В сражении с обеих сторон участвовало около 4 тысяч всадников. Крымские и баксанские феодалы, потерпев полный разгром, спаслись бегством^³⁷. Спустя два месяца, накануне посевов, крымцы снова появились в Кабарде. Но на этот раз их пребывание оказалось кратковременным. Узнав о приближении отряда донских казаков, шедших по приказу Петра I для защиты гребенских казаков и оказания помощи кашкатауским кабардинцам, хан поспешно увел свои войска за Кубань^³⁸. Кабардинской аристократии в тяжелейшей борьбе с османо-крымской агрессией удалось отстоять свои позиции на Северном Кавказе.

В параграфе показано, что именно с этого времени начинается новый этап в кавказской геополитике России. Материалы диссертации на примере действий астраханского губернатора А.П. Волынского наглядно иллюстрируют более решительные политику правительства Петра I в отношении Кабарды. Вмешательство российского правительства в противоборство группировок кабардинских князей (арест верховного князя И. Мисостова) привело к резкому обострению как внутриполитической ситуации в Кабарде, так и к осложнению османо-российских отношений. Под нажимом правительства Ахмеда III российский император, не желая нарушать условия Константинопольского договора 1720 г. в преддверии Персидского похода, фактически был вынужден в очередной раз отказаться от достигнутых с кабардинцами договоренностей.

В четвертом параграфе рассматривается этнополитическая обстановка на Северо-Восточном Кавказа в начале XVIII в., определяется характер и особенности развития русско-дагестанских связей в годы национально-освободительной борьбы народов Азербайджана и Дагестана за свержение иранского владычества (1707–1721). Национально-освободительное движение народов Азербайджана и Дагестана имело глубокие исторические, социально-экономические и политические предпосылки. В параграфе показано, что усиление налогового гнета и религиозные притеснения полностью дискредитировали иранскую администрацию в глазах местного населения. Первое крупное антииранское выступление произошло в 1707 г. в Джаро-Белоканских вольных обществах. Для борьбы с ним шах направил своего наместника в Кахетии Имам-Кули-хана, которому удалось подавить восстание. В 1709 г. произошло вооруженное столкновение между войсками ширванского беглербека и повстанческими отрядами под руководством Литвали-бека. В 1710 г. начались волнения в Кайтаге, а в следующем году восстали Джаро-Белоканские общества и Елисуйское султанство. Возглавил движение цухурский правитель Али-Султан. Вскоре к восставшим присоединились жители Ширвана и Шеки. Объединенным силам восставших удалось нанести ряд поражений сефевидской армии.

Так началась борьба народов Ширвана и Дагестана против иранского владычества. Выступления 1707–1711 гг. не свергли протекторат Сефевидов над Юго-Восточным Кавказом, но они заложили начало борьбы против иноземного владычества. Новый этап в освободительном движении связан с именем Хаджи-Дауда, уроженца Мюшкюрского магала, главы местного суннитского духовенства. В своей борьбе Хаджи-Дауд стремился к свержению иранского владычества и воссозданию на территории Ширвана самостоятельного суннитского государства. Вскоре движение перекинулось на южные районы Дагестана. Со временем к нему присоединились некоторые горские феодалы, преследовавшие собственные политические интересы. Так, среди восставших оказались Кайтагский уцмий Ахмед-хан и Казикумухский хохлавчи Сурхай. В период с 1712 до 1720 г. повстанческое движение развивалось с переменным успехом, причем в это время восставшие придерживались тактики набегов на сефевидские укрепления и населенные пункты (Шабран, Худат и Ширван), не стараясь в последующем удержать их за собой.

Правительство Петра I пришло к мнению о необходимости заключения торгово-экономического союза с Персией, с целью уравновесить мощь Османской империи в регионе и установления дипломатических и иных контактов с этнополитическими элитами народов Северо-Восточного Кавказа. С этой целью, в 1715 г. в Иран было направлено посольство А.П. Волынского которому в 1718 г. удалось подписать российско-персидский торговый договор. В апреле 1719 г. Волынскому, назначенный астраханским генерал-губернатором было указано оберегать тех владетелей, которые приняли российское подданство и склонить к тому же других, пресекая их сближение с османским правительством, Крымским ханством.

С начала 20-х годов XVIII в. Ширван и Дагестан выдвигаются на передний план кавказской политики России и Порты. В связи с чем, руководители восстания, прежде всего Хаджи-Дауд, предпринимают попытки наладить дипломатические отношения с ними. В 1721 г. повстанцы захватили Шемаху и практически сразу предложили российскому правительству заключить союз, направленный против Ирана. Однако условия, выдвинутые при этом Хаджи-Даудом, оказались неприемлемыми для России, так как противоречили геополитическим интересам России на Востоке. В таких условиях с осени 1721 г. Хаджи-Дауд стал добиваться поддержки уже со стороны Порты. Но султанское правительство, озабоченное собственными интересами в регионе, всячески затягивало решение вопроса.

Вторая глава – «Персидский поход Петра I (1721–1723) и его результаты» состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе проанализирован процесс сближения и военно-политического сотрудничества народов Северо-Восточного Кавказа с Россией в годы Персидского похода Петра I (1722–1723) с учетом международной обстановки в регионе. С подписанием Ништадского мирного договора 1721 года Россия получила возможность противопоставить османо-крымскому экспансионизму и персидскому влиянию свою наступательную политику в южном направлении, активное вовлечение Кавказа в сферу своих интересов. Их содержание определялось потребностью прорыва изоляции России, а также обеспечения безопасности традиционных российских торговых путей.

В середине лета 1722 г. Петр I во главе многотысячной армии из Астрахани совершил поход на Восточный Кавказ. Накануне выступления, 15 июля 1722 г. был обнародован манифест, в котором главной целью похода объявлялось наказание «бунтовщиков» Хаджи-Дауда и Сурхая, восставших против шаха и ограбившие русских купцов в Шемахе. Первоочередной задачей компании являлось овладение Шемахой – узловым пунктом российско-османских противоречий в Прикаспии. Важное военно-стратегическое и торговое значение имели также Дербент и Баку, причем планировалось, что эти два города русская армия возьмет самостоятельно, а Шемаху – при содействии грузинских и армянских отрядов. Картлийский царь Вахтанг VI обязался выступить во главе грузино-армянских сил и открыть военные действия против Хаджи-Дауда, захватить Шемаху, после чего соединиться с русской армией.

Продвижение войск Петра I было стремительным (территория от устья Сулака до реки Милюкент за Дербентом была замята в течение четырех недель). В параграфе показано, что это стало возможным благодаря тому, что большая часть дагестанских феодалов оказала содействие России. 23 августа российские войска без боя вступили в Дербент. «Наиб сего города, – извещал император Сенат, – встретил нас и ключ поднес».^³⁹ В целом, император был доволен успешным ходом операции, о чем свидетельствует его донесение в Сенат от 30 августа 1722 г. ^⁴⁰ Тем не менее, гибель в море двух эскадр с продовольствием, косившая солдат эпидемия и падеж лошадей вынудили Петра I отказаться от продолжения похода. Кроме того, прибывший в русский лагерь на р. Милюкент султанский представитель прямо заявил, что дальнейшее продвижение русской армии на Кавказе будет рассматриваться Портой как причина для объявления войны России. О.П. Маркова совершенно справедливо указала, что «Петр ушел с Кавказа, избегая преждевременной войны с Турцией»^⁴¹.

Покидая Дагестан, Петр I предпринял ряд военно-административных мер для укрепления позиций России в регионе: была создана серия укреплений – крепость Святого Креста, Терский редут, Аграханский и Буйнакский ретраншементы, в окрестностях Дербента построены две крепости (на р. Милюкенте и на Орта-Бугаме), а в самом Дербенте возведены дополнительные укрепления, на р. Рубас была возведена русская крепость.

В самом конце 1722 г. на сторону Порты склонился Хаджи-Дауд, принявший ее подданство в качестве верховного правителя Дагестана и Ширвана, на правах крымского хана. В фирмане, посланном Хаджи-Дауду, Ахмед III поставил перед ним широкую программу захвата новых территорий на Кавказе и вытеснения России из Прикаспийских областей. Назначение Хаджи-Дауда ханом Ширвана привело к расколу повстанческого движения.

Во втором параграфе определено значение Петербургского договора 1723 г. для Российского государства и народов Дагестана, показаны торгово-экономические мероприятия российской администрации в крае, определены их цели и назначение. В 1723 г. персидское правительство, оказавшись в крайне тяжелом положении в результате оккупации большей части территории Ирана афганцами и османской экспансией в Закавказье, обратилось за помощью к России. Для заключения договора шах Султан-Хусайн направил в Санкт-Петербург своего посла Исмаил-бека. Однако пока последний был в пути, афганцы осадили Исфахан и пленили Султан-Хусайна. Сменивший шаха Тахмасп, подтвердил полномочия Исмаил-бека, но вскоре изменил решение.

Между тем персидский посол прибыл в российскую столицу и вскоре, 12 сентября 1723 г., заключил мирный договор. Статья I Петербургского договора обязала российское правительство оказать Ирану военную поддержку в подавлении «бунтовщиков». В свою очередь шахское правительство «уступало» России «в вечное владение г. Дербент, Баку, со всеми к ним прилегающими и по каспийскому морю лежащими землями и местами, так же и провинции Гилян, Мазендаран и Астрабад»^⁴². Гольштинский министр Г.Ф. Бассевич, внимательно наблюдавший за ходом русско-иранских переговоров, прямо указывал, что Исмаил-бек «оказал значительную услугу» Тохмаспу, поскольку «без ловкости, с какою посол приобрел доверие Петра Великого и возбудил участие к шаху»^⁴³ договор вряд ли мог состояться. Как видим, источник совершенно опровергает утверждение известного историка Л. Локкарта о том, что Петербургский договор был подписан под сильным нажимом русского правительства, а подпись Измаил-бека на нем должна была нанести «тонкий лоск законности на агрессивные действия Петра I в Северной Персии».^⁴⁴ Шах Тахмасп категорически отказался ратифицировать договор на том основании, что Исмаил-бек якобы превысил данные ему полномочия, и даже обвинил посла в измене,^⁴⁵ однако после того как османы захватили Ереван, Тбилиси и Керманшах все же согласился на российские условия.

В параграфе показано, что Петербургский договор 1723 г. обезопасил население Северо-Восточного Кавказа, что в свою очередь привело к росту производительных сил края, развитию интеграционных процессов на юге страны, и, в конечном счете, усилению обороноспособности Российской империи. Правительство Петра I придавало большое значение транзитной торговле по Волжско-Каспийскому пути. На восточной торговле складывались крупные купеческие капиталы, которые впоследствии способствовали промышленному развитию Русского государства. Со своей стороны, дагестанским владетелям торговля с Россией приносила значительные доходы, поскольку, занимаясь реэкспортом восточных товаров, они постепенно втягивались в транзитную торговлю. Сама обстановка, сложившаяся в Дагестане, недвусмысленно свидетельствовала и показывала горцам, что вхождение в состав России являлось прогрессивным явлением, открыло совершенно новые перспективы развития в экономическом и культурном отношении.

В третьем параграфе выявлено место Кабарды в кавказской политике соперничающих держав в 20-е г. XVIII в., раскрыта роль внешних факторов в противоборстве Баксанской и Кашкатавской партий кабардинских князей. Внутриполитический кризис в Кабарде вопреки ожиданиям российского правительства преодолеть не удалось, более того, действия А.П. Волынского привели к резкому обострению российско-османских отношений. Арест верховного князя И. Мисостова вынудил кабардинскую аристократию, прежде всего Мисостовых и Атажукиных прибегнуть к посредничеству крымского хана. Саадет-Гирей III уведомил султана Ахмеду III, о ситуации в Кабарде, причем указал, что Россия якобы намерена «построить новые фортецы в местах, именуемых в Чорлате, Татартупе и Карагаче».^⁴⁶ Всю ответственность за обострение крымско-кабардинских отношений хан персонифицировал целиком на князе А. Кайтукине.

Правительство Ахмеда III отреагировало незамедлительно. 13 марта 1722 года чрезвычайный посол Порты Миралем Кападжи Мустафа-паша подал императору ноту протеста, где требовалось: 1) запретить российским подданным, казакам и калмыкам, ходить на кабардинцев; 2) не помогать А. Кайтукину; 3) не позволять астраханскому губернатору вмешиваться в дела кабардинцев «понеже они, подданные хану крымскому»; 4) освободить из неволи И. Мисостова; 5) и, главное, прекратить постройку крепостей.^⁴⁷ Петр I, занятый подготовкой к Персидскому походу, решил не обострять отношений с османами и 20 марта 1722 г. вручил послу ответную грамоту, в которой категорически опровергал наличие каких-либо планов присоединения Кабарды и Северного Причерноморья: «никаких фортец в кабардинских и к ним в принадлежащих краях не делано и делать намерения не имеетца, и к Араслан бею требования никакой с нашей стороны ни же от него к нам как о строении тех крепостей, так ни о какой коммуникации с Черным морем не бывало и быть тому ради тамошних пустых и неудобопроходимых мест невозможно».^⁴⁸

Изменение расстановки геополитических сил в регионе в годы Персидского похода Петра I, подтолкнуло лидера Джамбулатовичей – А. Кайтукина к решению представить российскому правительству обширный проект по кардинальному переустройству союзных отношений между Россией и Кабардой.^⁴⁹ Используя стремление России обеспечить безопасность южных границ – он предложил переселить население Большой Кабарды в низовья р. Терека. Император нашел проект интересным и поручил походной канцелярии КИД рассмотреть предложение князя Кайтукина. В январе 1723 г. А. Кайтукин уведомил Петра I о полном провале проекта переселения кабардинцев^⁵⁰. Обнародование проекта вызвало большой общественный резонанс в Кабарде. Дворяне Большой Кабарды, определившие исход сражения с крымцами на р. Нальчик в январе 1721 г., теперь безоговорочно отвернулись от А. Кайтукина, что, в конечном счете, предрешило его падение.

Верховный князь Кабарды И. Мисостов присягнул крымскому хану Саадет-Гирею III и породнился с ним, выдав свою дочь за его племянника – кубанского сераскера Салих-Гирея, а в феврале 1723 г. «навел» на Кайтукиных и Бекмурзиных «крымского салтана с войском».^⁵¹ Нарастающее военное давление на Джамбулатовичей в течение 1723–1724 гг., и бездействие российского правительства подтолкнуло А. Кайтукина к решению о смене внешнеполитических приоритетов. Посольство Д. Кайтукина и Т. Бекмурзина в Бахчисарай весной 1724 г. и последовавший затем династический брак (А. Кайтукин выдал своихз дочерей за султанов Арслан-Гирея и Бахта-Гирея)^⁵² закрепили союз. Это обстоятельство привело к тому, что Мисостовы и Атажукины решились принять российское подданство^⁵³. Внутриполитический кризис в Кабарде в целом завершился лишь в 1726 г. практически полным вытеснением Джамбулатовичей с политической арены Кабарды.

В четвертом параграфе определено влияние Константинопольского договора 1724 г. на геополитику Кавказа. Персидский поход ясно показал Петру I, что на Кавказе Российская империя не в состоянии вступить в серьезный вооруженный конфликт ни с Портой, ни с Ираном, поскольку без разрешения проблемы Азова и Крыма невозможно вплотную заняться решением кавказской проблемы. К тому же Россия не располагала в изучаемое время для этого необходимыми средствами.

В параграфе подчеркивается, что практические шаги российской дипломатии были направлены к нормализации отношений с Портой, и завершились заключением 12 июня 1724 г. в Стамбуле компромиссного мирного договора, призванного утвердить статус-кво в регионе. Центральное место в договоре занимал вопрос о Ширване, который должен был представлять собой особое ханство ширванских лезгин во главе с Хаджи-Даудом.^⁵⁴ По существу, Ширванскому ханству отводилась роль буферного государства между двумя империями. Договор признавал также за Россией владения, принадлежавшие ей ранее, области, переданные ей Ираном по Петербургскому договору, а также часть земель по Самуру, считавшихся под протекцией Сурхая. К Османской империи переходили бывшие иранские владения в Азербайджане (кроме Ардебиля), Грузии, Армении и часть западных областей Ирана. В Дагестане под власть султана отходили Ахты, Рутул, Цахур и часть лезгинских земель, считавшихся под покровительством Сурхая.

В середине 20-х г. XVIII в. петровская дипломатия исходила из того, что в случае присоединения кавказских провинций Ирана к Османской империи Россия от Черного до Каспийского морей фактически будет граничить только с Портой, вследствие чего лишится выхода одновременно к двум морям. Допустить это – значило поставить Русское государство перед невиданной ранее геополитической опасностью на Юге, противодействие такому развитию событий потребовало только одно – восстановление внешнеполитических позиций в Северо-Кавказском регионе Персии. Однако Иран сумел преодолеть внутриполитический кризис лишь в начале 30-х г. XVIII в., а до тех пор российское правительство удерживало Прикаспийские провинции за собой.

Цена противодействия османо-крымскому экспансионизму на Кавказе была высокой. Современник описываемых событий генерал Манштейн, отмечал: «Россия, должна была содержать в Прикаспийских областях почти до 30 000 человек оберегательного войска, и ни одного года не проходило, чтоб не дополнять оное более половины; ибо россияне не могли привыкнуть к тамошнему воздуху умирали… Считают, что с 1722 года, как Петр I занял те области своими войсками, до тех пор, пока русские оттуда вышли, погибло 130 000 человек».^⁵⁵ Однако эта цена наверняка была бы намного выше, не сумей Петр I закрепить достигнутые Россией успехи на Кавказе Константинопольским договором 1724 года, главным итогом его Восточной политики.

Прагматичность, оперативность, гибкость, внимание к военно-политическим и экономическим интересов феодальных владетелей Дагестана и Кабарды, проявленные правительством Петра I при реализации геополитических притязаний на Кавказе в середине 20-х г. XVIII в. позволили России избежать крупных материальных и людских потерь, и, опираясь на военно-политические союзы с горцами Северного Кавказа, обезопасить южные границы страны.

В «Заключении» подведены основные итоги исследования.

Blog

Политика россии на северном кавказе в первой четверти XVIII в

Содержание