Лев толстой полное собрание сочинений под общей редакцией
Вид материала | Документы |
- Лев толстой полное собрание сочинений издание осуществляется под наблюдением государственной, 1514.85kb.
- Лев Николаевич Толстой Первая ступень, 1396.73kb.
- Толстой Лев Николаевич Первая ступень, 376.97kb.
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 1652.64kb.
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2783.63kb.
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2563.36kb.
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2722.46kb.
- Тема урока: Л. Н. Толстой «Лев и собачка». Быль, 36.06kb.
- Н. В. Гоголь (полное собрание сочинений). F-bit, 1998, 133.3kb.
- Литература: Первоисточники: Киреевский И. В. Полное собрание сочинений. В 2-х томах., 36.73kb.
1910, 29 июля. Начинаю новый дневник, настоящий дневник для одного себя. Нынче записать надо одно: то, что если подозрения некоторых друзей моих справедливы, то теперь начата попытка достичь цели лаской. Вот уже несколько дней она целует мне руку, чего прежде никогда не было, и нет сцен и отчаяния. Прости меня Бог и добрые люди, если я ошибаюсь (Зачеркнуто: И). Мне же легко ошибаться в добрую, любовную сторону. Я совершенно искренно (Зачеркнуто: любл[ю]) могу любить ее, чего не могу по отношении к Льву. Андрей просто один из тех, про к[отор]ых трудно думать, что в них душа Божия (но она есть, помни). Буду стараться не раздражаться и стоять на своем, главное, молчанием.
Нельзя же лишить миллионы людей, может быть, нужного им для души. Повторяю: "мож[ет] б[ыть]". Но даже если есть только самая малая вероятность, ч[то] написанное мною нужно душам людей, то нельзя лишить их этой духовной пищи для того, чтобы Андр[ей] мог пить и развратничать и Лев мазать (Зачеркнуто: воо[бще]) и... Ну да Б[ог] с ними. Делай свое и не осуждай.. Утро.
День, как и прежние дни: нездоровится, но на душе меньше не доброго. Жду, что будет, а это то и дурно.
С[офья) А[ндреевна] совсем спокойна.
30 июля. Ч[ертков] вовлек меня в борьбу, и борьба эта оч[ень] и тяжела, и противна мне. Буду стараться любя (страшно сказать, так я далек от этого), вести ее.
В теперешнем положении моем, едва ли не главное нужное -- это неделание, не говорение. Сегодня живо понял, что мне нужно только не портить своего положения и живо помнить, ч[то] мне ничего, ничего не нужно.
31 июля. Прошел вечер праздно. Приезжа[ли] Ладыж[енские), я слишко[м] много болтал. С[офья] А[идреевна) опять не спала, но не зла. Я жду.
1 Авг. Спал хорошо, но все-таки скучный, грустный, безжизненный, с тяжелым сознанием нелюбви вокруг себя и, увы, в себе. Помо[ги] Г[оспо]ди! --Саша опять кашляет. С[офья] Ан(дреевна] рассказывала Поше все то же. Все это живет: ревность к Ч[ерткову) и страх за собственность. Оч[ень] тяжело. Льва Львовича не могу переносить. А он хочет поселиться здесь. Вот испытание! -- Утром письма. Дурно писал, поправил одну корректурку. Ложусь спать в тяжелом душевно состоянии. Плох я.
2 Ав. Е. б. ж.
[2 августа.) Оч[ень), очень понял свою ошибку. Надо было собрать всех наследник[ов) и объявить свое намерение, а не тайно. Я написал это Ч[ерткову]. Он оч[ень] огорчился. Ездил в Колппу. С[офья] А[ндреевна] выехала проверять, подкарауливать, (Зачеркнуто: читает)копается в моих бумагах. Сейчас допрашивала, кто передает письма от Ч[ерткова]:-- (Зачеркнуто: Та) "Ва[ми] ведется тайная любовная переписка". Я сказал, что не хочу говорить, и ушел, но мягко. Несчастная, как мне не жалеть ее. Написал Гале письмо.
3 Авг. Ложишься с тоской на сердце и с такой же тоской просыпаешься. Все не могу преодолеть. Ходил под дождем. Дома занимался. Ездил с Голд[енвейзером]. Мне с ним от чего то тяжело. Письмо от Ч[ерткова]. Он оч[ень] огорчен. Я говорю да и решил ждать и ничего не предпринимать. Оч[ень) хорошо то, ч[то] я чувствую себя дрянным. -- Вечером записка сумасшедшая от С[офьи] А[ндреевны] и требование, чтобы я прочел. Я загляну[л| и отдал. Она пришла и начала говорить. Я заперся, потом убежал и послал Душана. Чем это кончится? Только бы самому не согрешить. Ложусь. Е. б. ж.
4 Авг. Нынче ничего не б[ыло] тяжелого, но мне тяжело. Покончил корректуры, но ничего не писал. Погорячился с гимназистами и напрасно, принял и дал книгу студенту с женой. Оч[ень] много суеты. Ездил с Душаном к Ладыженским. Поша уезжает, а приезжает Короленк[о].
5 Авг. Немножко светлее думал. Совестно, стыдно, комично и грустно мое воздержание от общения с Чер[тковым]. Вчера утром была оч[ень] жалка, (Зачеркнуто: Я все[гда]) без злобы, Я всегда так рад этому--мне так легко жалеть и любить ее, когда она страдает, а не заставляет страдать других.
6 Авг. Нынче лежа в пост[ели] пришла мысль, оч[ень]-- мне показавшая[ся], важной. Думал, запишу после. И забыл, забыл и не могу вспомнить. Сейчас встретил тут же, где записывал это, С[офью] А[ндреевну]. Она идет скоро, страшно взволнованная. Мне оч[ень] жалко стало ее. Сказал дома, чтобы за ней посмотрели тай[но], куда она пошла. Саша же рассказала, ч[то]она ходит не без цели, а подкарауливая меня. Стало менее жалко. Тут есть недобро[та], и я еще не могу быть равнодушен -- в смысле любви к не доброму. Думаю уехать, оставив письмо и боюсь, хотя (Зачеркнуто: знаю) думаю, что ей было бы лучше. Сейчас прочел письма, взялся за Безуми[е] и отложил. Нет охоты писать, ни силы. Теперь 1-й час. Тяжело вечное прятанье и страх за нее. --
7 Авг. Беседа с Короленко. Умный и хороший человек, но весь под суеверием науки. Очень ясна предстоящая работа, и жалко будет не написать ее, а сил как будто нет. Все (Следующее слово подчеркнуто карандашом.) смешивается, нет последовательности и упорства в одном направлении. С[офья]А[ндреевна] спокойнее, но та же недоброта ко всем и раздражение. Прочел у Корсакова "паранойа". Как с нее списано. Книга б[ыла] у Саши, и подчеркнуты места вероятно ею. Корол[енко] мне говорить: "а какой хороший челове[к] Алек[сандра] Львовн[а]". А у меня слезы в горле от умиления, и не могу говорить. Когда оправился, говорю: я не (Вписаны последующие два. слова над зачеркнутым словом: могу) имею права говорить, она слишком меня любит.
Кор[оленко). Ну, так я имею право.
С Львом все также тяжело, но слава Богу, нет недоброго чувства.
8 Авг. Встал рано. Много, много мыслей, но все разбросанные. Ну и не надо. Молюсь, молюсь: Помог[и] мне. И не могу, не могу не желать, не ждать с радость[ю] смерти. Разделение с Черт[ковым] все более и более постыдно. Я явно виноват. (Зачеркнуто: Голден[евейзер]. Далее идут записи карандашом до слов: У меня пропала)
Я как благая овца. Как гаркнет на нас.
Опять тоже с С[офьей] А[ндреевной]. Желает, чтоб Чертков ездил. Опять не спала [до] 7-и утр[а].
с винополией -- ехали.
У меня пропала память, да совсем и, удивительное дело, я не только ничего не потерял, а выиграл и страшно много -- в ясности и силе сознания. Я даже думаю, что всегда одно в ущерб другому.
9 Авг. Все серьезнее и серьезнее отношусь к жизни. Опять волнение. Разговоры с Фере, с Сашей. Саша резка. Лева -- большое и трудн[ое] испытание. --
10 Авг. Все также тяжело и нездоровится. Хорошо чувствовать себя виноват[ым], и я чувствую.
Помоги мне Отец, начало жизни, дух всемирный, источник, нача[ло] жизни, помоги, хоть последние дни, часы моей жизни здесь жить только перед Тобой, служа только Тебе. --
В 1-ый раз вчера, когда писал письмо Гале почувствовал свою виноватость во всем и естественное желание -- просить прощение и сейчас, думая об это[м], почувствовал "радость совершенную". Как просто, как легко, как освобождает от славы людской, как облегчает отношения с людьми. Ах, если бы это не б[ыло] самообман и удержалось бы.
11 Авг. Здоровье все хуже и хуже. С[офья] А[ндреевна] спокойна, но также чужда. Письма. Отвечал два. Со всеми тяжело. Не могу не желать смерти. Длинное письмо от Ч[ерткова], описывающее все предшествовавшее. Оч[ень] б[ыло] грустно, тяжело читать и вспоминать. (Зачеркнуто: всю) Он совершенно прав и я чувствую себя виноватым перед ним. Поша был не прав. Я напишу тому и другому. -- Все это я пишу.
12 Авг. Решил вчера все сказать Тане. Нынче с утра тяжелое чувство, недоброе к ней, к С[офье] А[ндреевне]. А надо прощать и жалеть, но пока не могу.
Сказал Тане. Она рада и согласна. Ч[ертков] оч[ень] доволен моим письмом, по словам Саши. Не выходил весь день. Вечером Ге хорошо рассказывал о Швейцарии. С[офья] А[ндреевна] оч[ень] взволнована и всегда в таком положении -- очевидно больная -- мне оч[ень] жалка. Ложусь.
13 Авг. Все тоже и также тяжело, опасно с ней. От Черткова хорошее письмо -- чтобы я не ездил прощаться, если это может помешать отъезду. Тенечка -- приятна, мила. --
14 Авг. Все хуже и хуже. Не спала ночь. Выскочила с утра. "С кем ты говоришь". Потом рассказывала ужасное: половое раздражение (Последние два слова вымараны рукой С. А. Толстой.). Страшно сказать: (Так же вымараны три слова: одно слова в конце строки и два на следующей. Прочесть не удалось. Не разобрано.).
Ужасно, но слава Богу жалка, могу жалеть. Буду терпеть. Помоги Бог. Всех измучила и больше всего себя. Едет с нами. Вар[ю] как будто выгоняет. Саша огорчена. Ложусь.
15 Авг. Дорогой в Кочеты думал о том, как, если только опять начнутся эти тревоги и требования, я уеду с Сашей. Так и сказал. (Зачеркнуто: Те)Так думал доро[гой]. Теперь не думаю этого. Приехали спокойно, но вечером я брал у Саши тетрадь, она увидала: "Что такое?" -- Дневник. Саша списывает.
16 Авг. Нынче утром опять не спала. Принесла мне записку о том, что Саша выписывает из дневника для Ч[ерткова] мои обвинения ее. Перед обедом я старался успокоить, сказав правду, ч[то] выписывает Саша только отдельные мысли, а не мои впечатления жизни. Хочет успокоиться и оч[ень] жалка. Теперь 4-й ч[ас], что то будет. Я не могу работать. Кажется, ч[то] и не надо. На душе не дурно.
17 Авг. Нынче хороший день. Соня совсем хороша. (Зачеркнуто: Но не) Хороший и тем, что мне тоскливо. И тоска выражается молитвой и сознанием.
18 Авг. С[офья] А[ндреевна], узнав о разрешении Ч[ерткову] жить в Теля[тинках], пришла в болезненное состояние. "Я его убью". Я просил не говорить и молчал. И это, кажет[ся], подействовало хорошо. Что то будет. Помоги мне, (Зачеркнуто: То) Бог, быть с Тобою и делать то, что Ты хочешь. А что будет, не мое дело. Часто, (Зачеркнуто: и) нет, не часто, но иногда бываю в таком душевном состоянии, и тогда как хорошо!
19 Авг. С[офья] А[ндреевна] с утра просила обещать прежние обещания и не делать портретов. Я напрасно согласился. Письмо от Ч[ерткова] хорошее. Верно пишет о тех приемах, к[отор]ые наилучшим образом действуют на больных. За обедом не кстати рассказал об Arago tout court . И стыдно стало. И стыдно, что стыдно. --
20 Авг. Хорошо говорил с сторожем. Нехорошо, что рассказал о своем положении. Ездил верхом и вид этого царства господского так мучает меня, что подумываю о том, чтобы убежать, скрыться.
Нынче думал, вспоминая свою женитьбу, что это б[ыло] что то роковое. Я никогда даже не б[ыл] влюблен. А не мог не жениться. ( Рукой С. А. Толстой после этого места вписано в Дневник: ,,В старых дневниках того времени написано: "влюблен, как никогда, Я застрелюсь, если она мне откажет"".
21 Авг. Встал поздно. Чувствую себя свежее. С[офья] А[ндреевна] все та же. Тане рассказывала, как она не спала ночь от того что видела портрет Ч[ерткова]. (Зачеркнуто: Здо) Положение угрожающее. Хочется, хочется сказать, т. е. писать.
22 Авг. Письмо от Россолимо, замечательно глупое о положении С[офьи]А[ндреевны] и письмо от Б. Очень хорошее.
Веду себя довольно хорошо.
[24 августа.) 22 и 24 Авг. Понемногу оживаю. С[офья) А[ндреевна), бедная, не переставая страдает, и я чувствую невозможность помочь ей. Чувствую грех своей исключительной привязанности к дочерям.
25. Варв[ара] Мих[айловна) пишет о сплетнях у Звегинц[евой]. Сашу это раздражает. Мне, слава Б(огу], все равно, но ухудшает мое чувство к ней. Не надо. Ах, если бы уметь мягко, но твердо.
26 Авг. С[офья] А[ндреевна] ночью говорила горячо с Таней. Она совершенно безнадежна своей непоследовательностью мысли. (Зачеркнуто: Оч) Я рад, что на ее вызовы и жалобы -- молчал. Слава Богу, не имею ни малейшего дурного чувства.
27 Авг. Ужасно жалка и тяжела. Сейчас вечером стала говорить о портретах, очевидно, с своей болезненной точки зрения. Я старался отделаться. И ушел.
28 Авг. Все тяжелее и тяжелее с Соф[ьей]Андреевн[ой]. Не любовь, а требование любви, близкое к ненависти и переходящее в ненависть.
Да, эгоизм это сумашествие. Ее спасали дети -- любовь животн[ая], но все-таки самоотверженная. А когда кончилась это, то остался один ужасный эгоизм. А эгоизм самое ненормальное состояние -- сумашествие. --
Сейчас говорил с Сашей и Мих[аилом) Серг[еевичем], и Душан, и Саша не признают болезни. И они неправы.
[20 августа.) 29 и 30. Вчера было ужасное утро, без всякой причины. Ушла в сад, лежала там. Потом затихла. Говорили хорошо. Уезжая, трогательно просила прощеная. Сегодня 30 мне нездоровится. Маvor. Саша телеграфировала, ч[то] хорошо. Что то будет?
[2 сентября.) 31, 1. Я написал из сердца вылившееся письмо Соне.
Сегодня, -- 2 Сент. получил оч[ень] дурное письмо от нее. Те же подозрения, та же злоба, тоже комическое, если бы оно не было так ужасно и мне мучительно, требование любви.
Нынче в Кр[уге] Чт[ения] Шопенгауера: "Как попытк[а] принудить к любви вызывает ненависть, так......."
[4 сентября.] 3 Сент. и 4. Приехала Саша. Привезла дурные вести. Все то же. С[офья] А[ндреевна] пишет, что приедет. Сжигает портреты, служить молебен в доме. Когда один, готовлюсь быть с ней тверд и как будто могу, а с ней ослабеваю. Буду стараться помнить, что она больная.
Нынче 4-го была тоска, хотелось умереть и хочется.
[8 сентября.) 5, 6, 7, 8. Приехала С[офья] А[ндреевна]. Очень говорлива, но сначала ничего не б[ыло] тяжелого, но с вчерашнего дня началось, намеки, отыскивание предлогов
осуждения. Очень тяжело. Нынче утром прибежала, чтобы рассказать гадость про Зосю. -- Держусь и буду держаться, сколько могу, и жалеть, и любить ее. Помоги Бог.
[10 сентября.] 8, 9, 10. Вчера 5-го целый день была в истерик[е], ничего не ела, плак[ала]. Была оч[ень] жалка. Но никакие убеждения и рассуждения неприемлемы. Я кое что высказал и, слава Б[огу], без дурного чувства, и она приняла, как обыкновенно, не понимая. Я сам вчера б[ыл] плох -- мрачен, уныл. Она получила письмо Ч[ерткова] и отвечала ему. От Голд[енвейзера] письмо с выписк[ой] (В. М.) (Инициалы: В. М. густо зачеркнуты.), ужаснувшей меня.
Нынче 10-го все тоже. (Зачеркнуто: Я вз)Ничего не ест. Я вошел. Сейчас укоры и о Саше, что ей надо в Крым. Утром думал, что не выдержу, и придется уехать от нее. С ней нет жизни. Одна мука. Так ей и сказал: мое горе то, что я не могу быть равнодушен.
[11 сентября.] К вечеру (Зачеркнуто: была) начались сцены беганья в сад, слезы, крики. Даже до того, что, когда я вышел за ней в сад, она закричала: это зверь, убийца, не могу видеть его и убежала, нанимать телегу и сейчас уезжать. И так целый вечер. Когда же я вышел из себя и сказал ей son fait [правду о ее поведении,], она вдруг сделалась здорова, и так и нынче 11-го. Говорить с ней невозмож[но], п[отому] ч[то], во 1-х, для нее не обязательна ни (Зачеркнуто: здравый) логика, ни правда, (Зачеркнуто: слов[а]) ни правдивая передача слов, к[оторые] (Зачеркнуто: она) ей говорят или к[оторые] она говорит. Оч[ень] становлюсь близок к тому, чтобы убежать. (Зачеркнуто: по) Здоровье нехорошо ста[ло].
12 Сент. С[офья] А[ндреевна] после страшных сцен уехала. Понемногу успокаиваюсь.
[16-17 сентября). Но письма из Ясной ужасные. Тяжело то, что в числе ее безумных мыслей есть и мыс[ль] о том, чтобы выставить меня ослабившим умом и потому, сделать недействительным мое завеща[ние], если есть таковое. Кроме того, все те же рассказы обо мне и признания в ненависти ко мне. Получил письмо от Ч[ерткова], подтверждающее советы всех о твердости и мое решение. Не знаю, выдержу ли.
Нынче ночь 17-го.
Хочу вернуться в Ясную 22-го.
22 утро. Еду в Ясную, и ужас берет при мысли о том, ч[то] меня ожидает. Только fait ce que doit [Делай, что должно...]... А главное молчать и помнить, что в ней душа -- Бог. (На этом кончаются записи Толстого в первой тетради "Дневника для одного себя". К следующей пустой странице приклеен лист чистой бумаги, на котором написано рукой С. А. Толстой:
"С болью сердца переписала этот скорбный дневничек моего мужа. Сколько здесь несправедливого, жестокого и -- прости меня Бог и Левочка -- не правдивого против меня, подтасованного, придуманного.... Хотя бы о женитьбе его. Пусть добрые люди прочтут его дневник, как и когда он ухаживал за мной.
Влюблен, как никогда... Застрелюсь, если это будет так продолжаться, и. т. п. Тогда это был мой Левочка, и на долго. Здесь он Чертковский. София Толстая".
II
24 Сент. Потерял маленький дневник. Пишу здесь. Начало дня б(ыло] спокойно. Но за завтраком начался разговор о Датской М[удрости], что Ч[ертков] коллекционер, собрал. Куда он денет рукописи пос[ле] моей смерти? Я немного горячо попросил оставить меня в покое. Казал[ось] ничего. Но после обеда начались упреки, что я кричал на нее, что мне бы надо пожалеть ее. Я молчал. Она ушла к себе, и теперь 11-й час, она не выходи [т] и мне тяжело. От Ч[ерткова] письмо с упрека[ми] и обличениями. Они разрывают меня на части. Иногда думается: уйти ото всех.-- Оказывается, она спала и вышла спокойная. Я лег после 12-ти.
25 С. Проснулся рано, написал письмо Ч[ерткову]. Надеюсь, ч[то] он примет его, как я прошу. Сейчас одеваюсь. Да, все дело мое с Богом, и надо быть одному. Опять просьба стоять для фотографии в позе любящих супругов. Я согласился и все время стыдно. Саша рассердилась ужасно. Мне б[ыло] больно. Вечером я позвал ее и сказал: мне не нужна твоя стенография, но твоя любовь, И мы оба хорошо, целуясь поплакали.
26 Сен. Опять сцены из за того, ч[то] я повесил портреты, как были. Я начал говорить, что не возможно так жить. И она поняла. Душан говор[ил], ч[то] она стреляла из детск[ого] пистолета, что[бы) испугать меня. Я не испугался и не ходил к ней. И действительно лучше. Но оч[ень], оч[ень] трудно. Помоги Госпо[ди].
27 Сен. Как комично то противоположение, в к[отором] я живу, в к[отором] без ложной скромности: вынашиваю и высказываю самые важные, значительный мысли, и рядом с этим: борьба и участие в женских капризах, и к[отор]ым посвящаю большую часть времени.
Чувствую себя в деле нравственного совершенствования совсем мальчишкой, учеником в учеником плохим, мал[о] усердным.
Вчера была ужасная сцена с вернувшейся Сашей. Кричала на М[арью] А[лександровну]. Саша сегодня уехала в Телятинки. И она преспокойная, как будто нич[его] не случилось. Показыв[ала] мне пугач-пистолет -- и стреляла, и лгала. Нынче ездила за мной на прогуле, вероятно, выслеживая меня. Жалко, но трудно. Помо[ги] Г[оспо)ди.
28 Сен. Очень тяжело. Эти выражения любви, эта говорливость и постоянное вмешательство. Можно, знаю, что можно все-таки любить. Но не могу, плох.
29 С. Саша хочет еще пожить вне дома. Боюсь за нее. С[офья] А[ндреевна] лучше. Иногда находить на меня ложный стыд за свою слабость, а иногда, как нынче, радуюсь за эту слабость.
Нынче в первый раз увидал возможность добром -- любовью покорить ее. Ах, кабы....
30 Сен. Нынче все тоже. Много говорит для говоренья и не слушает. Были нынче тяжелые минуты, от своей слабости: видел неприятное, тяжелое, где его нет и не может быть для истинной жизни.
1 Окт. Ужасно тяжело недоброе чувство к ней, к[оторое] не могу преодолеть, когда начинается это говоренье, говоренье без конца и без смысла и цели. Чертк[ова] статья о душе и Боге, боюсь, ч[то]слишком ум за разум. Радостно, что одно и тоже у всех истинно самобытн[ых] религиозн[ых] людей. У Antoin'а le Guerisseur тоже.
2 Ок. С утра первое слово о своем здоровье, потом осуждение и разговоры без конца, и вмешательство в разговор. И я плох. Не могу победить чувства нехорошего, недоброго. Нынче живо почувствовал потребность художественной работы и вижу невозможность отдать[ся] ей от нее, от неотвязного чувства о ней, от борьбы внутренней. Разумеется, борьба эта, и возможность победы в этой борьбе важнее всех возможных худож[ественных] произведений.
III
5 Октября, 10 года. Отдал листки и нынче начинаю новое. И как будто нужно начинать новое: 3-го я после передобеденного сна впал в беспамятство. Меня раздевали, укладывали, ставили клизму, я что-то говорил и ничего не помню. Проснулся, опомнился часов в11-т. Головная боль и слабость. Вчера целый день лежал в жару, с болью головы, ничего не ел и в той же слабости. Также и ночь. Теперь 7 часов утра, все болит голова и печень, и ноги, и ослаб, но лучше. Главное же моей болезни то, что она помирила Сашу с С[офьей] А[ндреевной]. Саша особенно была хороша. В[аря] приехала. Еще посмотрим. Борюсь с своим недобрым чувством к ней, не могу забыть этих трех месяцев мучений всех близких мне людей и меня. Но поборю. Ночь не спал, и не сказать, чтобы думал, а бродили в голове мысли.
[7 октября.) Вчера 6 Октября. Был слаб и мрачен. Все было тяжело и неприятно. От Ч[ерткова] письмо. Он считает это напрасно. Она старается и просила его приехать. Сегодня Таня ездила к Ч[ертковым]. Галя очень раздражена. Ч[ертков] решил приехать в 8, теперь без 10 минут. С[офья] А[ндреевна] просила чтобы я не целовался с ним. Как противно. Был истерический припадок.
Нынче 8-ое. Я высказал ей все то, что считал нужным. Она возражала, и я раздражился. И это было дурно. Но может быть все-таки что-нибудь останется. Правда, что все дело в том, чтобы самому не поступить дурно, но и ее, не всегда, но большею частью искренно жалко. Ложусь спать, проведя день лучше.
9 Октября. Она спокойна, но затевает говорить о себе. Читал истерию. Все виноваты, кроме нее. Не поехал к Ч[ертковым] и не поеду. Спокойствие дороже всего. На душе строго, серьезно.
10 Октября. Тихо, но все неестественно и жутко. Нет спокойствия.
11 октября. С утра разговор о том, что я вчера тайно виделся с Чертковым. Всю ночь не спала. Но спасибо, борется с собой. Я держался хорошо, молчал. Все, что ни случается, она переводит в подтверждение своей мании -- ничего....
12 октября. Опять с утра разговор и сцена. Что то, кто то ей сказал о каком то моем завещании дневников Ч[ертко]ву. Я молчал. День пустой не мог работать хорошо. Вечером опять тот же разговор. Намеки, выпытывания.
13 октября. Оказывается она нашла и унесла мой дневник маленький. Она знает про какое то, кому-то о чем то завещание -- очевидно касающееся моих сочинений. Какая мука из за денежной стоимости их -- и боится что я помешаю ее изданию. И всего боится, несчастная.
14 октября. Письмо с упреками за какую то бумагу о правах, как будто все главное в денежном вопросе -- и это лучше --яснее, но когда она преувеличенно говорить о своей любви ко мне, становится на колени и целует руки, мне очень тяжело. Все не могу решительно объявить, что поеду к Ч[ертковым].
15 октября. Было столкновение с Сашей и общее возбуждение, но сносно.
16 октября. Нынче разрешилось.
Хотел уехать к Тане, но колеблюсь. Истерический припадок, злой. Все дело в том, что она предлагала мне ехать к Ч[ертковым], просила об этом, а нынче, когда я сказал, что поеду, начала бесноваться. Очень, очень трудно. Помоги Бог. Я сказал, что никаких обещаний не дам и не даю, (По копии это слово, вероятно ошибочно, читается: дано) но сделаю все, что могу, чтобы не огорчить ее. Отъезд завтрашний едва ли приведу в исполнение. А надобно. Да, это испытание, и мое дело в том, чтобы не сделать недоброго. Помоги Бог.
17 Октября. Слаб. С[офья] А[ндреевна] лучше, как будто кается, но есть и в этом истерическая преувеличенность. Целует руки. Очень возбуждена, говорит не переставая. Чувствую себя нравственно хорошо. Помню, кто я. Читал Шри Шанкара. Основная метафизическая мысль о сущности жизни хороша, но все учение путаница, хуже моей.
18 Октября. Все тоже тяжелое отношен1е страха и чуждости. Нынче ничего не было. Начала вечером разговор о вере. Просто не понимает в чем вера.
19 Окт. Очень тяжелый разговор ночью. Я дурно перенес. Саша говорила о продажи за миллион. Посмотрим что. Может быть к лучшему. Только бы поступить перед высшим судьей, заслужить Его одобрение.
20 Октября. Нечего записывать плохого. Плохо. Одно запишу, как меня радует и как мне слишком мила и дорога Саша.
21 октября. Очень тяжело несу свое испытание. Слова Новикова: "походил кнутом, много лучше стала" и Ивана: "в нашем быту вожжами", все вспоминаются, и недоволен собой. Ночью думал об отъезде. Саша много говорила с ней, а я с трудом удерживаю недоброе чувство.
22 Октября. Ничего враждебного нет с ее стороны, но мне тяжело это притворство с обеих сторон. От Ч[ерткова] письмо ко мне, письмо Досеву и заявление. Все очень хорошо, но неприятно нарушение тайны дневника. Дунаев хорошо говорил. Ужасно, что он рассказывал с ее слов ему, и Марии Николаевне.
23 Октября. Все также тяжело обоюдное притворство, стараюсь быть прост, но не выходить. Мысль о Новикове не покидает. Когда я поехал верхом С[офья] А[ндреевна] пошла следить за мной, не поехал ли я к Ч[ерткову]. Совестно даже в дневник признаться в своей глупости. Со вчерашнего дня начал делать гимнастику -- помолодеть, дурак, хочет -- и повалил на себя шкаф и напрасно измучился. То то дурак 82-летний.
24 Октября. Саша ревела о том, что поссорилась с Таней. И я тоже. Очень тяжело, та же напряженность и неестественность.
25 Октября. Все тоже тяжелое чувство. Подозрения, подсматривание и грешное желание, чтобы она подала повод уехать. Так я плох. А подумаю уехать и об ее положении жаль, и тоже не могу. Просила у меня письмо Ч[ертковой] Гале.
26 Октября. Вое больше и больше тягощусь этой жизнью. М[арья] А[лександровна] не велит уезжать, да и мне совесть не дает. Терпеть ее, терпеть, не изменяя положение внешнего, но работая над внутренним. Помоги Господи.
[27 октября.) 25-го октября. Всю ночь видел мою тяжелую борьбу с ней. Проснусь, засну и опять тоже. Саша рассказывала про то, что говорится В[арваре] М[ихайловне). И жалко ее и невыносимо гадко.
26-го Окт. Ничего особенного не было. Только росло чувство стыда и потребности предпринять.
[ 28 октября. Оптина пустынь.) С 27--28 произошел тот толчок, который заставил предпринять. И вот я в Оптиной вечером 28. Послал Саше и письмо и телеграмму.
[ 29 октября Оптина пустынь.) Приехал Сергеенко. Все тоже, еще хуже. Только бы не согрешить. И не иметь зла. Теперь нету.
31 Октября.