На правах рукописи

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Основное содержание диссертации
Особенности конфессиональной ситуации в Сибири 1940-1960-х гг.»
Низкая доходность
Принцип «достаточности»
Советское государство и протестантские религиозные организации»
Сибирский буддизм и советское государство»
На защиту выносятся следующие положения
Подобный материал:
1   2   3   4

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обоснована актуальность и научная значимость темы; дан общий очерк состояния изученности проблемы; определены цели и задачи диссертации, объект и предмет исследования, хронологические и территориальные рамки; осуществлен обзор источников; обозначена методологическая основа исследования; раскрываются научная новизна, научное значение и практическая значимость; подтверждается апробация работы и ее практическая значимость.

В первой главе « Особенности конфессиональной ситуации в Сибири 1940-1960-х гг.», которая состоит из четырех разделов, анализируется религиозная ситуация в регионе в исследуемый период, выделяются факторы, влияющие на развитие конфессиональной системы.

В первом разделе выявляется география размещения религиозных конфессий в Сибири, а также подвергаются анализу миграционные процессы и их влияние на религиозную картину. Подчеркивается, что демографические процессы, присущие Сибири и отдельным ее областям, имеют много общего с регионами центральных районов страны. Тем не менее, здесь есть и своя специфика, связанная с характерными особенностями этого края. Обширная территория Сибири, располагающая огромными ресурсами, характеризуется суровыми природными условиями, удаленностью территории от центра, труднодоступностью ряда районов, наличием большого числа мелких населенных пунктов, соответственно постоянно присутствующими трудностями транспортной связи между ними, весьма слабой и неравномерной заселенностью. В характере заселенности Сибири преобладает естественный порядок, определяющийся, главным образом, природно-климатическими условиями. Наибольшую плотность населения имеют юго-западные регионы Сибири: Кемеровская, Новосибирская, Омская области и Алтайский край, природно-климатические условия которых относительно благоприятны для жизни и хозяйствования. Во многом благодаря указанным обстоятельствам здесь сосредоточивалось наибольшее количество как зарегистрированных, так и незарегистрированных религиозных объединений. Действительно, количество действующих в Западной Сибири церквей и молитвенных домов РПЦ («первой» в количественном отношении в Сибири конфессии) на протяжении 1947-1985 гг. неизменно преобладало по сравнению с количеством православных обществ в Восточной Сибири. На 1.01.62 г. в Западной Сибири в учтенных общинах и группах баптистов («второй» в Сибири конфессии) состояло около 9 тыс. чел. (в Восточной Сибири - около 2 тыс.); пятидесятников-1185 и 688, соответственно; адвентистов седьмого дня - 561 и 81. Иное положение фиксируется в юго-восточных областях Сибири. Малая плотность населения свидетельствует о природных условиях, менее благоприятных для жизни людей в этих областях (Иркутская, Читинская, Бурятская АССР), что прямо пропорционально отразилось на конфессиональной ситуации.

Автор исследования считает необходимым отдельно выделить роль миграции как структурообразующего фактора, определившего на долгие годы конфессиональную картину Сибири. Основным источником пополнения рядов членов, как зарегистрированных, так и незарегистрированных религиозных общин в исследуемый период служили прибывшие в Сибирь ссыльные и депортированные. Насильственная депортация граждан СССР, как правило, осуществлялась в отдаленные и малообжитые районы страны. Малоосвоенная и плохо обжитая Сибирь во всех отношениях соответствовала этим параметрам. Депортации осуществлялись как по социально-классовому, так и по этническому признаку.

Советский гражданин, приобретший позорное клеймо «спецпереселенца» или «спецпоселенца», неизбежно становился объектом прямой или скрытой дискриминации. Маргинальное положение спецпоселенцев способствовало вовлечению их в религиозные организации, где они чувствовали себя свободными и равными, приобщенными к общему делу, социализированными. К тому же у определенной части данного контингента, в той или иной степени, уже ранее сложились определенные негативные стереотипы по отношению к власти и ее социальным институтам, и религиозное мировоззрение здесь выступало в качестве альтернативной режиму идеологии. Важную роль при этом играли этнокультурные особенности и традиции переселенцев, которые формировали социальное поведение и определяли во многом принадлежность к той или иной религиозной конфессии. Религия фактически становилась единственным источником национальной культуры, средством защиты национальной самобытности. На молитвенных собраниях переселенцы могли общаться на родном языке со своими единоверцами и земляками. Католицизм для поляков, иудаизм для евреев, лютеранство для немцев были формой этнокультурной идентификации.

Автором выделяются основные «волны» депортации, которые оказали существенное влияние на формирование религиозной карты Сибири.

Неожиданное уменьшение числа приверженцев той или иной религии в Сибири, резкое снижение религиозной активности в исследуемый период также нередко коррелируется с политикой государства по отношению к выселенным народам и социальным группам.

Так, переселенческая политика советского государства в течение более чем двух десятков лет систематически основательно «перекраивала» конфессиональную карту Сибири. Сами спецпереселенцы и молодые члены их семей, переселившихся в 1940 - начале 50-х гг., в дальнейшем, в 1950 - 1970-х гг. составят основной костяк нелегальных конфессиональных общин и групп, активно выступающих против советского религиозного законодательства и отстаивающих свои права на свободу совести.

В первом разделе анализируется также религиозно-конфессиональная структура Сибири. Исторически общество Сибири формировалось как поликонфессиональное. В исследуемый период сибирское население как никогда представляло собой пеструю религиозную картину. По нашим приблизительным данным, на территории Сибири в 1940-60-х гг. действовало около 800-900 религиозных организаций, представляющих более 25 конфессий, религиозных течений и верований. Меньшая их часть была зарегистрирована исполнительными органами власти, деятельность которых регулировалась государством. Согласно законодательству любая группа верующих могла получить разрешение на свою деятельность, осуществив для этого ряд несложных процедур. Двадцати человек группы верующих было достаточно для того чтобы инициировать процесс регистрации религиозного общества. Однако в реальности огромное количество религиозных объединений, несмотря на присутствие всех требуемых параметров, не смогли получить регистрацию и были вынуждены находиться на нелегальном положении.

Во втором разделе анализируется роль этнических немцев в евангелическом движении в Сибири. Немецкие группы как самостоятельные (меннониты, лютеране), так и находящиеся в составе полиэтнических объединений (ЕХБ, пятидесятники, адвентисты) были наиболее сплоченными и активными в различных аспектах деятельности (организационной, миссионерской, правозащитной и др.), что неизменно вызывало серьезную озабоченность и противодействие у властных структур. Данные качества немецких групп и религиозных объединений обусловливались, на взгляд диссертанта, как внутренними, так и внешними факторами. В исследуемый период в отличие от многих религиозных общин, вынужденных постоянно идти на компромисс с государственными структурами, многие конфессиональные объединения, в которых преобладали или имели большое влияние этнические немцы, придерживались принципиальных позиций, последовательно отстаивая свои права на реализацию свободы совести.

Третий раздел посвящен особенностям статуса уполномоченных по делам религии. Уполномоченный являлся центральной, ключевой фигурой в процессе взаимодействия советских органов и религиозных организаций по всем каналам: хозяйственным и финансовым, правоохранительным, идеологическим, административным. Политика и поведение представителей этого института по отношению к религии и верующим отличались в разные периоды советской истории и напрямую зависели от изменений конъюнктуры во внутренней политике советского государства. Уполномоченный обладал конфиденциальной информацией, хранителем многих нелицеприятных тайн, с помощью которых он имел возможность управлять процессами внутри религиозной организации. Уровень эффективности его работы во многом зависел от того, на чью сторону вставал уполномоченный: Совета или руководства региона. Кроме того, немаловажную роль играл субъективный фактор: опыт, уровень образования, компетентность, степень политического понимания проблемы, а также личностные качества. Наконец, его низкий статус в номенклатурной иерархии был реально сдерживающим фактором, не позволяющим целенаправленно и продуктивно осуществлять свои функции. Отсюда, за редким исключением, постоянная непоследовательность и импульсивность в решении и поступках, в стремлении угодить всем сторонам - боязнь принятия решений.

В четвертом разделе диссертант выявляет место и роль спецслужб в общегосударственной вероисповедной политике. Несмотря на общность интересов с Советами по делам РПЦ и религиозных культов, службы госбезопасности в исследуемый период осуществляли качественно иные функции. На основании проведенного автором исследования взаимосвязи органов ГБ и религиозных организаций сибирского региона выделятся следующие основные функции.

Во-первых, это контроль (управление) органов ГБ за внутренней жизнью религиозных объединений. Спецслужбы активно применяли перлюстрацию корреспонденции своих фигурантов, в целях получения информации использовали агентурные источники, незаконные обыски. Диссертант указывает на присутствие осведомителей и агентов внутри религиозных организаций, среди которых были представители духовенства и актива.

Именно органы ГБ владели наиболее полной и объективной информацией о жизнедеятельности религиозных общин и конфиденциальными сведениями о религиозных руководителях и активистах, которыми в ограниченных объемах впоследствии пользовались, главным образом, уполномоченный, а также партсовработники, пропагандисты, журналисты.

Во-вторых, это профилактика. Одна из основных функций органов ГБ по отношению к церкви определялась в документах специальных служб как «профилактическая и разложенческая работа среди церковников и сектантов». Это выражалось в проведении превентивных акций, направленных на ослабление и ликвидацию наиболее активных религиозных объединений, на ограничение деятельности духовенства и активистов.

В третьих, это репрессии. Репрессивные мероприятия, которые можно также отнести к своеобразным «профилактическим мероприятиям», способствующим снижению религиозной активности. Это была крайняя мера в арсенале действий спецслужб, когда иные меры воздействия оказывались неэффективными, а опасность деятельности фигуранта для советского общественного строя - очевидной.

Контроль-профилактика-репрессии представляют собой триаду, которую можно рассматривать как модель поступательного воздействия.

Автором предлагается типология функциональной деятельности и способов воздействия органов госбезопасности. Используя метод экспертной оценки при выделении важнейших направлений функциональной деятельности спецслужб и основных способов воздействия в отношении религиозных организаций, диссертант приходит к выводу, что основной формой организации функциональной деятельности спецслужб являлась, и, по всей вероятности, является в настоящий момент, агентурная работа. Очевиден и тот факт, что при проведении превентивных (профилактических) мероприятий по недопущению религиозных акций, спецслужбы использовали фактически весь арсенал практикуемых методов.

Автор констатирует, что в исследуемый период государство осуществляло свою вероисповедную политику в отношении религиозных объединений не только через институты, которые их официально курировали, но и через спецслужбы. Причем роль «комитетчиков» была не менее значительной. Как и Совет по делам религий, КГБ осуществлял функции контроля, способствовал проведению соответствующей идеологической линии партии и т.д. Однако, в силу специфики инструментов Комитета, нередко нарушались права верующих при проведении превентивных или репрессивных мероприятий. Его представители нередко использовали незаконные методы давления на представителей конфессий, не гнушались и откровенной провокацией.

Во второй главе «Государство и Русская православная церковь (1943-1969 гг.)» анализируется вероисповедная политика государства в отношении РПЦ.

В преамбуле отмечено, что определяющим принципом в отношениях советской власти с религией стал агрессивный атеистический характер большевистской идеологии. Подавление религиозного сознания являлось одной из программных задач партии большевиков. Мировоззренческое противостояние предопределило политическую конфронтацию на практике. Использование методов «двойных стандартов» (официально-пропагандистская кампания, провозглашающая исключительно мирный путь «отмирания религии», а на деле, негласная антирелигиозная борьба, использующая методы административного и репрессивного характера), стало одним из определяющих факторов государственной церковной политики и получило свое дальнейшее развитие во все последующие годы истории советского периода.

Обобщенные архивные данные, в том числе сводные списки недействующих церквей послевоенного периода ряда сибирских регионов, показывают, что закрытие православных приходов осуществлялось непрерывно с различной степенью интенсивности с начала двадцатых годов вплоть до начала Великой Отечественной войны. Максимальная фаза приходится на 30-е годы, когда процесс дезинтеграции института РПЦ принял необратимый характер. В итоге, на территории Сибири практически все официально действующие православные приходы были ликвидированы за исключением кладбищенской церкви в Новосибирске и церкви в Тобольске, которая в вопросе легитимации имела достаточно неопределенный статус. Церковная организация в Сибири была институционально уничтожена, с 1937 г. до 1943 на ее территории не было ни одного правящего архиерея, все епархии прекратили свое существование.

В разделе, посвященном восстановлению православных приходов в Сибири в 1943-1948 гг., отмечается, что если в годы войны институционально РПЦ была разгромлена, то на обыденно-низовом уровне православная жизнь продолжала существовать. Более того, в военный период происходило стихийное оживление религиозного движения и религиозных настроений среди сибирского населения. Властные структуры в 1942-43 гг. фактически отказались от богоборческой политики, благодушно или индифферентно взирая на нелегальную деятельность православных общин. Тяжелая практика военного времени и патриотическая позиция РПЦ по существу сняли, хотя бы и временно, «религиозный вопрос» с текущей повестки дня - в первые годы войны государство фактически не вмешивалось в церковную жизнь. После того как сибирскому населению становилось известно о позитивных изменениях в церковной политике, открытие молитвенных домов и церквей явочным порядком стало носить более широкий характер. Соответственно, первоочередными задачами уполномоченных по делам РПЦ было придание стихийному процессу по открытию церквей упорядоченный легальный характер, восстановление учета всех церковных зданий и рассмотрение всех имеющихся заявлений о регистрации религиозных обществ.

Чиновники в провинциях, не обладавшие достаточной оперативной информацией об изменении государственно-конфессиональных отношений, традиционно предпочитали политический курс предшествующих годов. Гор-райисполкомы задерживали материалы месяцами или вовсе не отвечали на запросы уполномоченного. По мнению диссертанта, основное блокирование ходатайств по открытию церквей происходило на уровне городских и районных исполкомов - приблизительно до 70%. Исполкомы краев, областей и автономных республик, как и звенья низового уровня, существенно зависимые от хорошо прогнозируемого мнения партийного руководства, также не были особо заинтересованы в появлении большого количества православных обществ (ориентировочно около 25 % блокирования ходатайств). Совет по делам РПЦ при СМ в указанный период в своей непосредственной деятельности, еще относительно автономной от влияния ЦК партии, практически не препятствовал церковному движению в Сибири, отклоняя ходатайства лишь в тех регионах, где количество церквей превышало «допустимые нормы» (примерно 5%.).

В период середины 1940 - до середины 1950-х гг. Совет по делам РПЦ, в целом, выступал за конструктивное развитие церковно-государственных отношений. Отмечая позитивные сдвиги в отношениях между Церковью и государством, диссертант констатирует явное стремление властных структур на лимитирование регистрации религиозных православных объединений, и тем самым, деятельности РПЦ.

В разделе « Патриотическая деятельность приходов РПЦ в Сибири и государство (1943-1949 гг.)» диссертантом отмечено, что внимание государственных структур было обращено, прежде всего, к помощи материальной. Она осуществлялась из двух основных источников: за счет частных пожертвований мирян и духовенства, а также церковных средств, поступивших от продажи свеч, просфор, кружечного сбора. Не подвергая сомнению искренность намерений духовенства и верующих помочь стране и народу, автор констатирует «добровольно-принудительный» характер и надуманность некоторых патриотических мероприятий церкви.

Отмечено, что церковно-патриотическое движение в Сибири не носило такого массового и значительного в финансовом отношении характера, как в европейской части России. Причин этому несколько. Прежде всего, это отсутствие в начальный период Великой Отечественной войны института РПЦ в Сибири как такового. Во-вторых, в данный период православные приходы Сибири, как и всей страны, испытывали серьезные финансовые трудности в процессе восстановления церковной организации и не всегда были способны к благотворительным акциям. Сбор средств активно происходил, главным образом, в крупных областных, краевых и республиканских центрах, где постоянно присутствовал государственный контроль за церковной деятельностью, в том числе за проповедями священников. Что касается бедных сельских районов, то приток получаемых средств был минимален по причине отсутствия систематического контроля, а соответственно, давления на духовенство в необходимости проведения патриотической деятельности фактически не было. К тому же, заметим, в указанный период крестьяне не всегда имели возможность получить доступ к наличным деньгам. И, наконец, острой проблемой РПЦ в Сибири в указанный период являлся дефицит квалифицированных кадров священнослужителей, главным образом, в сельской местности. В целом патриотическая деятельность церкви в годы войны проводилась по следующим направлениям:

1) организация сбора пожертвований в виде денежных и материальных взносов общин в различные общественные фонды: а) на оружие и боевую технику; б) на подарки в армию; в) на оказание помощи больным и раненым, находящимся в госпиталях; г) на оказание помощи инвалидам войны; д) на восстановление разрушенных войной городов и сел; е) в пользу детей, детских учреждений и семей воинов Красной Армии.

2) молитвенные утешения страждущих, организация молебнов о даровании победы в войне, проведение панихид и отпеваний по погибшим воинам;

3) участие духовенства в покупке облигаций государственных военных займов и соответствующие призывы к прихожанам (во время войны займы распространялись исключительно по подписке - под зарплату, фактически принудительно);

4) призывы духовенства отметить годовщину революции, день рождения И. Сталина и других вождей трудовыми подвигами; а также политически правильная оценка мероприятий партии и правительства, отмена службы в воскресные дни для уборки урожая и др.;

5) отправка телеграмм, писем от епархий и приходов с выражением патриотических чувств в советские и др. учреждения. Эти послания публиковались в СМИ, как и благодарственные ответы советского руководства и верховного главнокомандующего.

В сибирских приходах, с 1949 года вплоть до «перестройки», патриотическая работа выражалась в сборе подписей под различного рода воззваниями и обращениями, в произнесении пацифистских проповедей и чтении молитв за мир. Важнейшим патриотическим мероприятием, с точки зрения государства, являлись обязательные добровольные (а на деле принудительные) для каждой епархии систематические и по всей вероятности, квотируемые денежные перечисления в Фонд мира. По сути, эти с годами возрастающие взносы (поборы), с общественной точки зрения призванные реализовывать благородную миссию мира, являлись одним из государственных методов ослабления финансовой самостоятельности РПЦ.

В разделе, посвященном государственно-церковным отношениям в 1949 - 1953 гг., диссертант показывает, что со второй половины 1948 г. в государственной церковной политике происходит отказ от конструктивного диалога с РПЦ, когда имидж лояльного по отношению к церкви государства, в силу, прежде всего, внешнеполитических факторов, уже был не нужен. По этой причине партийная элита активизируется в направлении критического переосмысления церковной политики в 1943-1947 гг. Тонко чувствующая настроения, превалирующие на «Старой площади», часть партийно-советской номенклатуры на местах посчитала, что теперь «руки развязаны» и можно приступать к старым и проверенным методам работы с религиозными организациями.

В диссертации показано, как в сельских районах Сибири по инициативе властей закрываются православные общества по причине тяжелого финансового положения, низкой посещаемости и вследствие этого, отсутствия священников. В 1949-1950 гг. в Кемеровской области разворачивается широкая кампания по закрытию зарегистрированных религиозных объединений, вследствие которой окончательно ликвидируются Троицкий молитвенный дом в Гурьевске, многие приходы приостанавливают свою деятельность. Конструктивная позиция Советов по делам РПЦ и, в некоторой степени их уполномоченных на местах, в защите интересов верующих позволило предотвратить закрытие целого ряда православных церквей. После кратковременного «потепления» в церковной политике появляются первые рецидивы ограничительных тенденций со стороны партийно-советского аппарата на местах. Как правило, руководители районных и городских уровней непосредственно являясь инициаторами закрытия общин, одновременно провоцируют конфликты тем, что сначала санкционируют покупку, аренду, строительство и т. д., а затем отменяют свои решения. Обкомы поддерживают инициативы председателей гор-райисполкомов, однако, в отличие от последних, стремятся разрешить конфликты в рамках существующего законодательства. В то же время отчетливо проявляется противостояние между Советом по делам РПЦ, выступающим за поступательное развитие государственно-церковных отношений, и поддерживаемым ЦК советско-партийным руководством регионов, предпочитающим конфронтационный путь. Начиная с 1948 г., Советом не производится открытие церквей по ходатайствам верующих, и с этого времени численность храмов РПЦ в Сибири приобретает тенденцию к снижению. Совет по делам РПЦ вынужден подстраиваться под новый курс, в тоже время его деятельность еще остается серьезным сдерживающим фактором в области администрирования по отношению к православным приходам. Сложившуюся в данный период ситуацию можно идентифицировать как «холодную войну», когда прямого противостояния между государством и Церковью еще нет, но конфронтация уже объективно наличествует.

В четвертом разделе второй главы исследуется церковная политика в Сибири в 1954-1957 гг. После выхода постановления ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» от 7.07. 1954 г. перед партийными, комсомольскими и профсоюзными и другими общественными организациями была поставлена задача - в кратчайшие сроки активизировать научно-атеистическую пропаганду. Так, в Сибири впервые в послевоенное время развернулась широкая антирелигиозная кампания. До развития сложившейся системы телевизионных средств массовой информации ведущей формой пропаганды долгое время оставалась лекционная работа. Наивная абсолютизация эффективности лекционной работы привела к тому, что качество пропагандистской деятельности пропорционально соотносилось с мерой активности или просто самим существованием религиозных объединений. «Церковников и сектантов расплодилось так много потому, что очень плохо поставлена лекционная и агитационная работа» - типичное логическое построение партийного функционера. Соответственно критика состояния научно-атеистической пропаганды носила перманентный характер, так как религиозных организаций не становилось меньше, к тому же стабильно присутствовали примеры активности верующих и духовенства.

Автор диссертации полагает, что лекции по «атеизму» действительно не могли принести необходимого практического эффекта. Как правило, они адресовались не к верующим, а к слушателям-атеистам, подавляющему большинству которых данная проблематика была мало интересна. Вероятность обращения верующего в атеиста также сводилась к нулевой отметке. С учетом того, что часть лекторского корпуса по многим параметрам демонстрировала крайне низкий уровень квалификации, можно утверждать, что степень идеологического влияния пропагандистских рычагов на религиозные институты была ничтожной, а сама работа лекторов в этом направлении по существу бессмысленной. Выходя за хронологические рамки раздела, следует отметить, что такое положение дел в сфере пропаганды атеизма было повсеместным и продолжалось вплоть до перестройки.

Подводя итоги периода с момента восстановления патриаршества и до 1957 года, автор исследования подчеркивает следующую тенденцию. Фактически политику в религиозном вопросе все в большей степени начинает определять партия, в то время как советские органы постепенно дистанцируются, а в некоторых случаях отстраняются от решения крупных проблем в этой области. Некоторую неопределенность на местах вызывает противоборство жесткой и умеренной линии по отношению к религиозным организациям в рядах московской партийной элиты. Следствием ноябрьского постановления ЦК КПСС 1954 г. становится тот факт, что органы, осуществляющие вероисповедную политику, занимают выжидательную позицию. Идеологический натиск лета 1954 г. фактически не затронул институциональных основ РПЦ в Сибири. Начиналась «оттепель», и либеральные процессы, происходящие в СССР в различных сферах общественной жизни, первоначально коснулись и религиозных организаций. Это выразилось, прежде всего, в том, что государственные структуры не вмешивались в повседневную жизнь церкви и верующих.

В разделе, посвященном антицерковной кампании 1958-1964 гг., автором отмечено, что она, сопровождаемая мощным пропагандистским «богоборческим» натиском, в Сибири разворачивалась параллельно и поэтапно по нескольким направлениям, из которых основными являются:

1. вмешательство в административно-управленческую деятельность;

2. закрытие церквей и молитвенных домов;

3. давление на финансово-хозяйственную деятельность.

Вмешательство в административно-управленческую деятельность РПЦ государством осуществлялось как посредством законодательных инициатив, так и насильственным и незаконным принуждением через институт уполномоченных и местные органы власти. В диссертации выделены ключевые моменты: борьба с паломничеством, перестройка церковного управления, введение квитанционной системы, работа общественных комиссий содействия по контролю за соблюдением законодательства о культах, деятельность уполномоченных по делам религии.

Согласно утверждениям официальной пропаганды, церковь в СССР не преследовалась, просто по мере продвижения советского общества к коммунизму исчезали объективные и субъективные предпосылки для появления религиозного сознания. Соответственно, советским чиновникам необходимо было хотя бы формально предложить убедительные причины закрытия церквей и молитвенных домов. Для объяснения причин закрытия православных обществ государственными структурами обычно использовались следующие аргументы.

Низкая доходность, т.н. «затухающие приходы». С 1958 г. епархиальным управлениям было запрещено оказывать денежную помощь бедным приходам. Получение дотации стало считаться властными структурами однозначным симптомом распада общины и поводом для начала процесса ее ликвидации.

Принцип «достаточности» - наличие поблизости (3-20 км.) соседней церкви. Чаще этот используемый довод являлся вспомогательным для первого аргумента - так как один приход являлся «затухающим», то, якобы, в целях устойчивого функционирования РПЦ происходило т.н. «объединение приходов». Диссертант отмечает, что аргументы о необходимости закрытия церкви по причине ее слабой посещаемости или отсутствия священнослужителя и учредителей (двадцатки) нередко являлись лишь искусственно конструируемыми предлогами.

«Технологическое обоснование»- использование властями предлогов, связанных с правилами безопасности, жилищно-эксплуатационными стандартами, изменениями градостроительных планов и др. Когда очевидных мотивов для закрытия не было, властям приходилось зачастую применять незаурядную фантазию. Например, выдвигать заведомо невыполнимые требования - установить в арендуемом молитвенном здании, которое, подчеркнем, располагалось в частном секторе, канализацию и водопровод.

В диссертации изучена многоступенчатая практика закрытия православных обществ.

Антирелигиозная кампания 1958-1964 гг. нанесла существенный урон институциональному существованию РПЦ в Сибири. В период примерно с 1959 по 1962 гг. приходится пик закрытия православных обществ. С 1959 по 1964 гг. по официальным данным в Сибири было закрыто 33 церкви и молитвенных дома, или 35 % от общего количества (94) православных обществ по состоянию на 1959 г. Пострадали, прежде всего, сельские малодоходные приходы, подавляющая часть которых была ликвидирована. Но в то же время немало (до десяти) было закрыто финансово жизнеспособных городских церквей с большим количеством прихожан.

Регуляция государством финансово-хозяйственной деятельности РПЦ являлась довольно эффективным рычагом давления на церковную жизнь. Метод финансового прессинга имел очевидное преимущество в борьбе с религией. Оно заключалось в том, что без какой-либо афишируемой антирелигиозной кампании и богоборческой риторики, слишком негативно воспринимаемой международным сообществом, можно было подорвать материальную базу церкви, тем самым поставив ее на грань выживания. Диссертантом выделены ключевые моменты: «свечной вопрос», налоговое давление, введение твердых окладов.

В то же время, полагает диссертант, в Сибири экономическое давление не оказало столь большого влияния на церковную жизнь крупных православных обществ, как это происходило, к примеру, в центральной России или на Украине. Малочисленные православные приходы Сибири были в большей степени экономически защищены. Они не столь существенно были зависимы от колебаний экономической конъюнктуры, обладали большими, нежели европейские приходы, финансовыми возможностями и ресурсами. При каждом фискальном нажиме государства в финансово-хозяйственном механизме приходов находился адекватный ответ, практически нивелирующий этот прессинг. Только запрет на благотворительность со стороны государства определил печальную судьбу многих сельских (бедных) приходов. Их закрытие также определенным способом способствовало финансовой устойчивости оставшихся крупных, финансово благополучных немногочисленных сибирских приходов.

В диссертации сделан вывод о том, что наибольший урон православной церкви со стороны государства в реальности нанесли методы, находящиеся вне юридического и экономического давления. Это чиновничий произвол, методы жесткого силового, зачастую незаконного, принуждения: Среди них были такие как: злоупотребление предоставленного права регистрации (лишение регистрации за маловажные поступки или необоснованный отказ в регистрации); вмешательство в архиерейские функции в вопросах назначения и перемещения духовенства; руководство религиозными обществами во внутрицерковной и финансово-хозяйственной сферах; администрирование со стороны исполнительных властей, органов коммунального хозяйства, санитарной и пожарной инспекций; необоснованное закрытие церквей под надуманными предлогами.

В разделе «Стабилизация государственно-церковных отношений (1965-1969 гг.)» отмечено, что после отстранения Н.С. Хрущева в 1964 г. от должности первого секретаря ЦК КПСС, церковная жизнь в основном стабилизирует­ся, медленно изживаются последствия антирелигиозной кампании.

Партийные органы, по сути, потеряли интерес к религиозной проблематике, ограничиваясь спорадическими бесплодными призывами о необходимости вести научно-атеистическую работу и принятием соответствующих постановлений. Советские органы предпочитали «не замечать» незаконно (т.е. без разрешения) перестроенные церковные здания с расширением подсобных помещений, нелегально действующие православные группы, рост обрядности и др. Ряд православных приходов существовал на положении зарегистрированных, хотя юридически они не были легализованы. Отличительной особенностью указанного периода в жизни православных приходов Сибири является церковное строительство. Власти особо не препятствуют в деле реконструкции и строительства новых храмов взамен старых молитвенных домов. Подтверждением некоторого «потепления» государственно-церковных отношений в данный период может служить факт роста официальных православных обществ, хотя и незначительный. В указанный период, в процессе длительного и тщательного кадрового отбора со стороны спецслужб и уполномоченных, окончательно сформировался тип священника абсолютно лояльного к советской системе. Уполномоченные в своих отчетах не скрывали своего удовлетворения от той степени покладистости и конформности, которые присутствовали у большинства духовенства.

Указанная модель церковно-государственных и церковно-общественных отношений, которая окончательно сложилась в середине - конце 1960-х гг. в Сибири, оставалась в основе своей неизменной вплоть до начала в СССР «перестроечных процессов». К концу 60-х годов РПЦ функционирует в условиях тотального государственного контроля, в условиях усиления идеологического прессинга, когда ранее видимые примеры сосуществования и взаимодействия (кроме внешнеполитической деятельности в центре) государства и религии растворяются. Истинная жизнь церкви для общественности была скрытой. В то же время атеистическая государственная риторика перестает быть воинственной. Многочисленные примеры разного рода конфликтов между государственными структурами и РПЦ предыдущих лет становятся историей. Приходы функционируют в основном без каких-либо внешних потрясений. Однако правовой статус РПЦ оставался неизменным, решения Архиерейского Собора 1961 г. оставались в силе еще долгие годы. Они были отменены только Поместным Собором 1988 года, спустя 27 лет.

В третьей главе « Советское государство и протестантские религиозные организации» исследуются проблемы взаимоотношения властных структур и протестантских организаций в Сибири: адвентистов седьмого дня, Свидетелей Иеговы, Христиан веры евангельской (пятидесятников), объединений ЕХБ. В главе исследованы основные направлении и результаты деятельности органов, реализовывавших вероисповедную политику государства в отношении указанных религиозных организаций.

С конца 50-х гг. большинство случаев репрессий духовенства и верующих в СССР приходилось на «сектантов», к которым относили преимущественно религиозные протестантские группы и иосифлян. Манипулируя общественным сознанием, властные структуры через хорошо налаженную систему пропаганды формировали устойчивое представление о «сектантах» как мизантропах, интеллектуально неразвитых, с надломленной психикой, склонных к преступным действиям. В борьбе с религией в указанный период в задачи режима входит создание такого идеологического репрессивного механизма, при котором бы советский народ морально разделял ответственность с властью в борьбе с внутренним врагом. Реанимируются «суды общественности».

Среди самых неприемлемых для власти социальных установок и деятельностных характеристик «сектантов» автор выделает следующие.

1. Отказ от регистрации религиозного общества (даже когда им предлагали это сделать представители власти).

2. Демонстративный отказ от участия в общественно-политической жизни страны. Так, они игнорировали любые выборы, не посещали кино, театр и танцы, дети верующих отказывались вступать в пионеры и др.

3. Отказ при наступлении призывного возраста служить в Советской армии по религиозным мотивам.

4. Миссионерство - активное участие в распространении собственного вероучения среди инаковерующих. Если у католиков и православных миссионерством занимаются служители культа, у протестантов это обязанность каждого верующего.

5. Применение в религиозной деятельности методов конспиративной работы: использование тайников, схронов, условных кодов, шифрописи и других средств подпольной работы.

6. Организация детских кружков и воскресных школ. В 1950-1960-х гг. противостояние советской системы образования и «сектантских» семей носило исключительно драматичный характер. Со стороны государства дети подвергались насильственной атеизации. В свою очередь, верующие родители прилагали все усилия по предотвращению какого-либо приобщения своих детей к светской жизни, к «советскому образу жизни».

7. Создание нелегальных типографий, множительной техники, использование пишущих машинок, фотолабораторий и других технических средств.

8. Распространение нелегальной литературы, рассылка писем, воззваний, обращений и других документов.

9. Организация и проведение религиозных собраний, процессий и других акций, нарушающих общественный порядок.

10. Крайне отрицательное восприятие действующего режима. В своих проповедях и выступлениях, обращениях они подвергали жесткой критике политическую систему советской власти, нередко характеризуя ее как «власть Сатаны». Сами власти ряд религиозных организаций нередко идентифицировали как «антигосударственные секты».

11. Практика религиозных радений, приводящих их участников в состояние транса или экстатического измененного состояния сознания.

12. Эмиграционные настроения верующих, связанные с ограничением свободы совести.

Все перечисленное, что присутствовало в повседневной практике ряда конфессий, вступало в неразрешимое противоречие с существующим законодательством, и, соответственно, вызывало крайне негативную реакцию у властных структур, побуждая к ответным решительным действиям. Атеистическая пропагандистская машина в 1960-1970-е гг. была направлена главным образом против «сектантов».

Используя метод экспертных оценок, можно суммировать атрибутивные признаки (через начисление баллов по трехбалльной шкале) самых неприемлемых для власти социальных установок и деятельностных характеристик у определенной деноминации. Таким образом, можно (несомненно, учитывая относительность самой операции начисления баллов - как количественных интегральных выражений совокупных атрибутивных свойств) выявить самые «экстремистские» и «реакционные» конфессии. В целях приближения к объективности показателей при составлении таблицы помимо автора исследования параллельно принимали участие сибирские эксперты, также исследовавшие проблему взаимоотношений государства и «сектантов» в 1950-1970-е гг.: к.и.н. Т.Б. Смирнова, к.и.н. В.В. Шиллер, к.ф.н. А. П. Самович. Учитывались также результаты опроса современников исследуемого периода.

Так, по признаку «реакционности» выделяются религиозные организации: ЕХБ (инициативники) - 19 баллов, Свидетели Иеговы - 18 и пятидесятники - 18. Учитывая, что в Сибири эти конфессии были достаточно широко представлены (на середину 1960-х гг. СИ - около 5000 чел., ЕХБ (и) - около 3000, ХВЕ - около 1500), то можно понять, почему органы власти воспринимали их как реальную угрозу для общества. При общности характеристик также можно выделить некоторые особенности в деятельности организаций, которые особенно отторгались властями. Если пятидесятники вызывали наибольшее неприятие практикой глоссолалии, иеговисты - тотальной конспирацией (тайники, шифровки, подполье) и откровенно антиобщественной направленностью, то «инициативники» - публичными резонансными антигосударственными акциями. Неслучайно все перечисленные организации (у пятидесятников - их радикальная часть) вплоть до времен «перестройки» находились в состоянии острого конфликта с государством.

Деятельность этих организаций являлась альтернативной советскому «образу жизни», по многим своим признакам она родственна диссидентской, правозащитной. Всех их объединяло сопротивление действующему религиозному законодательству, отказ от сотрудничества с властями, готовность к страданиям и преследованиям за веру. Если для большей части религиозных организаций Сибири с середины 1960-х гг. наступил длительный период относительно стабильных и сравнительно бесконфликтных отношений с государством, то относительно т.н. экстремистских общин и групп, этого сказать нельзя, так как конфронтация продолжалась.

В четвертой главе « Сибирский буддизм и советское государство» анализируется вероисповедная политика в отношении буддийских организаций.

В разделе, посвященном восстановлению буддистских организаций, отмечено, что легализация религиозных институтов осуществлялась под взыскательным контролем государства, что соответствующим образом отразилось на принятых «Уставе» и «Положении о буддийском духовенстве (ламстве) в СССР». В основу этих документов легли положения политической программы обновленцев бурятского ламаизма, разработанные еще в 1920-1930 гг. В «Положение» были включены разделы, отражающие лояльность буддийского духовенства к советской власти. Аннулировался культ хубилганов (перерожденцев), тем самым разрушая вековые традиции, отражающие национальную и региональную специфику бурятского буддизма и модифицируя саму церковную организацию. Соответственно требованиям времени был введен достаточно высокий возрастной ценз -18 лет для лиц ламского звания. Ламы лишались личного хозяйства и усадеб и должны были жить при дацане в домах, которые являлись собственностью монастыря. Дацаны также теряли право на владение земледельческими наделами для скотоводческого и земледельческого хозяйства. Единственной статьей дохода монастыря теперь становились добровольные пожертвования за исполнение треб. На каждый административный район приходился лишь один лама, что совсем не соответствовало возросшим религиозным запросам верующих в годы войны. В целом, основные положения данного документа носили ограничительный характер, выполняя задачу приспособления буддизма к условиям социалистической действительности. Ограничительные тенденции проявились и в вопросе открытия буддийских храмов.

В разделе « Буддийская церковь в политике советского государства» констатируется особый статус буддийской церкви. Диссертант отмечает, что в целом отношения между властями и зарегистрированными буддийскими объединениями носили толерантный характер. Основной причиной терпимого отношения являлась возможность использовать международные связи буддистов в государственных внешнеполитических интересах, а также для укрепления имиджа СССР как страны, полностью соблюдающей права человека, в том числе и в части свободы совести. Буддисты СССР, выезжая за границу, также осуществляли миссию выгодную во внешнеполитическом смысле для высшего руководства страны. Подобно Отделу внешних церковных сношений РПЦ, ЦДУБ отстаивал интересы СССР на международной арене, но в большей степени затрагивая проблемы Азиатского континента.

Характерными особенностями отношений между государством и буддийскими организациями в исследуемый период являлись:

1. Сравнительная мягкость антирелигиозной деятельности государственных структур, относительная стабильность и устойчивость, в определенной степени консервация отношений. В большей степени эти особенности соответствуют региону, где располагался ЦДУБ - Бурятии, и в наименьшей - Туве, где официально зарегистрированных буддийских обществ не было.

2. Меньшая зависимость ЦДУБ от республиканских органов власти в силу внешнеполитического фактора и, соответственно, значительное влияние центральных органов, Совета по делам религиозных культов при СМ СССР. Во внешнеполитической деятельности ЦДУБ полностью подчинялся государству. Можно с определенностью утверждать, что союзное руководство было даже всецело заинтересовано в существовании и даже определенном преуспевании (особенно для внешнего мира) буддийской организации на Востоке Сибири.

3. Антирелигиозная деятельность местных государственных и общественных структур затруднялась тем, что многие коренные жители Восточной Сибири (особенно проживающие в сельской местности и ведущие традиционный уклад жизни) отождествляли свою национальную культуру с ламаизмом, воспринимая его как естественную данность. Система бытовой культовой практики ламаизма являлась обязательной для каждой семьи и каждого человека. Ламаистские обряды, в особенности поминальные, совершало значительное число сельского и городского населения, в том числе неверующие, интерпретируя их как национальные обычаи. В обществах традиционного типа, в которых культура формируется, главным образом, на основании религиозного мировосприятия, вообще свойственна абсолютизация и консервация собственных культурных ценностей.

4. Буддийские внешние контакты способствовали у верующих бурят развитию этнокультурного самосознания, содействовали формированию чувства религиозной консолидации, что также противодействовало в целом атеистической политике советского государства.

Так, на взгляд диссертанта, в исследуемый период сложилась своеобразная модель отношений между советским государством и буддизмом, основанная на относительно толерантных отношениях при взаимовыгодных условиях, определяющихся внешнеполитическими факторами.

Заключение содержит основные выводы исследования.

Сложные структура и иерархия, многоуровневость системы отношений обусловили разновариантные пути развития государственно-конфесси-онального взаимодействия в Сибири в 1940-е-1960-е гг. На основании избранных методологических установок автор выделяет два основных этапа во взаимоотношениях государства и религиозных организаций в Сибири в исследуемый период.

С середины 1940-х гг. до 1958 г., за исключением коротких рецидивов, можно говорить о государственной либеральной политике в отношении религии и верующих. Происходит процесс легализации религиозных организаций в Сибири (РПЦ, ЕХБ, ислам, иудаизм, буддизм), которые, получив возможность для приумножения зоны своего воздействия, значительно укрепляют собственное непосредственное влияние среди сибирского населения, в том числе через увеличение количества верующих практически во всех сибирских регионах и конфессиях, а также роста обрядности.

Тем не менее, процесс выравнивания государственно-церковных взаимоотношений не может быть квалифицирован как всеобъемлющий и полный. Существенная часть религиозных объединений так и не приобрела возможность официально зарегистрироваться (это касалось как легальных, так и запрещенных религиозных групп и общин) и была поставлена перед необходимостью действовать нелегально, что являлось несоблюдением действующего законодательства и интерпретировалось властными структурами как противоправная деятельность. Таким образом, государственная власть собственными силами породила проблему «реакционной и незаконной деятельности церковников и сектантства», которую ей придется неустанно разрешать в последующие периоды.

В практике отношений представителей местных органов власти к религиозным объединениям возобладали подходы, базирующиеся на опыте тридцатых годов, когда метод административного и судебного давления считался единственно политически верным. Это проявлялось в фактах администрирования, неоднократных попытках ликвидации религиозных объединений, в том числе и зарегистрированных. Энергичная позиция Советов по делам РПЦ-РК и, частично их уполномоченных на местах, в защите интересов верующих в 1945-1957 гг. в большинстве случаев сдерживала грубый административный натиск, позволяла затормозить, а в некоторых случаях остановить процесс закрытия ряда религиозных объединений.

На следующем большом этапе в государственно-конфессиональных отношениях (1958-1969 гг.) сфера вероисповедной политики становится всецело партийной прерогативой. Советские органы власти дистанцировались от решения крупных проблем в религиозном вопросе, а уполномоченные по делам религии по существу стали проводниками установок идеологических отделов КПСС. Во время «хрущевской атаки» на церковь и верующих именно функционеры данных институтов, сойдя со своих нейтральных позиций, предусматриваемых советским законодательством, становятся инициаторами многих начинаний, связанных с ограничением жизнедеятельности церкви, закрытием религиозных объединений.

С приходом к руководству страной Л.И. Брежнева в вероисповедной сфере происходит отказ от политики богоборческого натиска. Это стало началом периода стабильных, относительно бесконфликтных отношений с РПЦ; преследования прекратились, но ее правовой статус остался прежним. Медленно и очень выборочно государство начинает регистрировать религиозные объединения, ранее бывшие в большинстве своем нелегальными или под запретом. В Сибири это ЕХБ, АСД, лютеране, меннониты и др. К ряду «запрещенных» конфессий государство сохранило непримиримую позицию.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В конфессиональной картине Сибири присутствовали разнонаправленные тенденции. С одной стороны, в ряде конфессий (РПЦ, иудаизм, ислам, старообрядчество) наблюдались тенденции к снижению численности верующих, старению состава, превалированию доли женщин и неработающих. В то же время для других конфессий, например протестантских, а особенно в которых преобладали верующие немцы, характерным являлись слабая выраженность или даже отсутствие указанных особенностей. Более того, в некоторых общинах и группах (пятидесятников, меннонитов, иеговистов, баптистов - «инициативников») в течение длительного периода наблюдался устойчивый рост членов, отмечалась достаточно высокая доля работающих граждан (от 30 до 50 %). Эти религиозные объединения активно осуществляли свою религиозную деятельность, при этом энергично вытесняя другие конфессии, традиционно существующие в регионе. Соответственно таким религиозным организациям органы власти уделяли повышенное внимание, оказывали им активное противодействие.

2. Переселенческая политика государства являлась немаловажным фактором, оказавшим влияние на государственно-конфессиональные отношения в послевоенной истории Сибири. Миграции радикально изменили конфессиональный ландшафт региона. В руководстве множества сибирских религиозных групп и общин середины ХХ века оказывались бывшие или настоящие спецпереселенцы и ссыльные. Активную роль в евангелическом движении в Сибири играли насильственно переселенные верующие немцы.

3. В вероисповедной политике советского государства можно выделить несколько каналов, через которые государство осуществляло свое воздействие на религиозные организации:

а) идеологический канал определял и содержание, и вектор реформирования политики государства в отношении религиозных объединений. Проявлял себя конкретно через пропагандистские институты;

б) законодательный канал обеспечивал формирование юридической основы деятельности религиозных организаций;

в) экономический канал - система контроля ресурсного обеспечения религиозных организаций (материально - технического, финансового); он регулировал права собственности. Одним из главных рычагов регулирующих экономические взаимоотношения религиозных организаций с государством являлась налоговая система;

г) административный канал - система мер государственного принуждения, аппарат управления, который в своей деятельности мог использовать легальные и нелегальные административные механизмы. Это также система распределения полномочий (прав и обязанностей), фиксируемых в организационных документах религиозных структур (уставах, положениях и др.).

Автор указывает, что не все каналы воздействия государственного аппарата на религиозные организации во время «хрущевских гонений» оказались одинаково результативными. Идеологический прессинг был весьма затратным и крайне неэффективным, носил скорее профилактический характер. Экономическое давление в Сибири не оказывало такого негативного определяющего влияния на жизнедеятельность общин, как это наблюдалось в европейской части СССР. Как отмечалось, малочисленные православные приходы Сибири были в большей степени экономически защищены. Экономические и юридические рычаги давления на религиозные организации являлись лишь формальным прикрытием, средством легитимации, необходимым дополнением к пакету антирелигиозных мероприятий. Наиболее эффективный метод, нанесший существенный урон религиозным организациям, находился вне идеологического, юридического и экономического давления. Это чиновничий произвол, методы жесткого силового, зачастую незаконного, принуждения.

4. Существенное влияние на функционирование религиозных общин оказывала деятельность специальных отделов КГБ. Автор выделяет три основные сферы поступательного воздействия органов КГБ на религиозные организации. Это контроль (управление); профилактическая и разложенческая работа среди духовенства и верующих; репрессии.

5. Государство на протяжении всего исследуемого периода осуществляло дифференцированный подход к каждой конфессии на основании их лояльности и религиозной активности. Таким образом, можно рассматривать бесспорно избирательную политику советского государства по отношению к религиозным организациям, исходя из предложенной нами модели, в движении от «мягкой» к «жесткой», от «безвредных к врагам».

Для так называемой мягкой модели характерны: низкая религиозная активность верующих; редкое вмешательство во внутриобщинную жизнь и периодический контроль государственных органов; единичные факты уголовного и административного преследования; редкие случаи конфликтов.

Для жесткой (антагонистической) модели свойственны: строгий непрестанный контроль государственных структур, в том числе непременно органов госбезопасности; внесудебное вмешательство во внутрирелигиозную жизнь; широко задействованный репрессивный аппарат: уголовное и административное преследование; агрессивная атеистическая пропаганда; присутствие постоянного взаимного конфликта. Религиозные организации в рамках данной модели избирают жесткую бескомпромиссную позицию отношения с миром, которая, как правило, создает угрозу самому факту их существования.

Отсюда вполне допустимо выделить некий «умеренный» вариант отношений, находящийся условно в равновесной центральной части противостояния этих бинарных оппозиций. Соответственно, все рассматриваемые нами конфессии можно расположить по шкале этого движения (схематическое изображение отражено в основном тексте диссертации).

6. Под влиянием государственного давления и изменения вероисповедной политики в евангелических организациях происходит дифференциация на группы: умеренные и радикальные. Для каждой из этих групп соответствовало определенное поведение.

«Умеренные» во взаимоотношении с государственными структурами осуществляли осторожные попытки наладить диалог. Некоторые из них шли на сотрудничество с властями и официально признавали религиозное законодательство. «Радикалы», в свою очередь, все больше замыкались в узком кругу единомышленников, при этом ориентируясь на все более экстремальные и пошаговые, в определенной степени провокационные методы воздействия на госструктуры и общественность. Значительная часть соратников, устав от преследований и зачастую бессмысленной и затяжной борьбы, переходили в конфессионально-родственные общины, к группам «умеренных».

К «непримиримым» в Сибири относились «инициативники» - Совет Церквей, Свидетели Иеговы, адвентисты-реформаторы, иосифляне, радикальная часть пятидесятников. Антагонистические отношения этих организаций с государством продолжались вплоть до времен «перестройки». Таким образом, по отношению к «маргинальным» общинам, открыто не признающим религиозное законодательство, государство в 1965-1969 гг. проводило жесткую запретительную политику, используя административные и репрессивные меры. Некоторые конфессии до сих пор находятся в непростых отношениях с российским государством (Свидетели Иеговы, иосифляне, в некоторой степени Совет Церквей ЕХБ).

7. Советский партийно-государственный аппарат обладал имманентной неспособностью разрешать какие-либо конфликты в области идеологии цивилизованными средствами. Вся история отношений государства и церкви в Советском Союзе показывает, насколько затруднено было существование альтернативы коммунистическим взглядам. Декларируемые положения о свободе совести, свободе вероисповедания использовались, прежде всего, для достижения политических, в основном внешних целей. Потому возник существенный разрыв между декларируемыми положениями официальных партийно-правительственных документов и практической вероисповедной политикой. Здесь не было места и атеизму как живой философской традиции. Свобода совести могла стать фактом лишь с началом демократических преобразований, предполагающих свободную конкуренцию идеологий.

В настоящее время в процессе складывания новой российской государственности, ориентированной на демократический путь развития, вырабатывается современная концепция политики в сфере свободы совести. В связи с этим можно сформулировать ряд рекомендаций.

1. Государству следует придерживаться принципов религиозного плюрализма. В поликонфессиональном и этнически разнообразном обществе, каковым является РФ, попытки предоставления тех или иных не предусмотренных конституцией функций одной религиозной организации, нарушает принцип равенства всех конфессий. Наше исследование показывает, что многие религиозные организации, например, протестантские деноминации (баптисты, лютеране, пятидесятники, адвентисты) на протяжении длительного времени имеют устойчивые корни в Сибири, являются традиционными в рамках конфессионального ландшафта региона. Сегодня многие из них осуществляют значимое социальное служение на поприще милосердия и благотворительности, поддержания нравственности, защиты семьи, борьбы с вредными привычками и др. Игнорирование их позитивной социальной и духовной деятельности, а тем более противопоставление с государствообразующими религиями (РПЦ, ислам, буддизм) как реакционных «сектантов», что нередко происходит сегодня, нарушает баланс межконфессионального взаимодействия, служит источником социального напряжения, будущих конфликтов.

2. Представляется целесообразным создание компетентного демократического специального ведомства, которое могло бы осуществлять мониторинг нарушений прав граждан на свободу совести, а также определенным образом воплощать в жизнь вероисповедную политику, защищать преследуемые конфессии, контролировать соблюдение принципа равенства религий и, наконец, разрабатывать стратегию государственно-конфессиональных отношений в законодательном пространстве. Считаем, что требует корректировки действующий закон «О свободе совести и религиозных объединениях» 1997 г., в котором присутствует определенное число норм, вступающих в противоречие с принципами демократии.

3. Полагаем, что наряду со свободой совести и сотрудничеством с религиозными организациями в вероисповедной политике государства следует нейтрально, но уважительно учитывать интересы атеистов, также достойно представляющих часть российского общества.

4. Российское общество, полагаем, остро нуждается в квалифицированных специалистах по государственно-конфессиональным отношениям, религиоведах. Это показывает и предыдущий опыт, и демонстрирует сегодняшняя реальность, когда остро стоит вопрос о необходимости преодоления этнической и религиозной нетерпимости, межконфессионального противоборства. Действенным способом противодействия этим проявлениям может стать воспитание культуры толерантности. Видится продуктивным введение факультативного курса «Религиоведение» или «История религий» в систему образовательных учреждений, прочтение аналогичных тем в системе повышения квалификации государственным служащим, чиновникам администраций всех уровней.