3 Глава Общие вопросы приватизации

Вид материала

Документы

Содержание п.3. В поисках «эффективного собственника» 2 миллиарда 916 миллионов 700 тысяч рублей. Просуммируем доход в федеральный бюджет С 1986 по 1988 гг. частный сектор пополнился 1100 предприятиями, входившими в состав 12 групп…» Глава 3. Ситуация в России до начала приватизации и логика реформаторов

Подобный материал:

• Прогнозный план (программа) приватизации федерального имущества и основные направления, 2579.67kb.
• В. А. Гребенников оглавление часть первая общие вопросы детской анестезиологии и реаниматологии, 7418.31kb.
• Общие положения Глава 2 Вопросы местного значения, 1030.52kb.
• I. Общие вопросы организации деятельности нотариата Глава! Из истории российского нотариата, 66.68kb.
• План приватизации объектов приватизации, находящихся в собственности Республики Беларусь,, 160kb.
• Положение о приватизации жилых помещений гос жил фонда, 449.65kb.
• 18 августа 2011г. №392, 19.48kb.
• Одобрен Советом Федерации 11 июля 2008 года                                 Раздел, 2086.04kb.
• 2. Лечебная физическая культура. Общие вопросы. Клинико-физиологическое обоснование, 15.52kb.
• Глава 1 Общие положения о банкротстве глава 2 Экспресс-диагностика финансовой несостоятельности, 34.53kb.

п.3. В поисках «эффективного собственника»

Об «эффективности» как известном критерии оценки предприятия, отрасли и шире - об «эффективной экономике» («эффективности экономики», говорят давно. В принципе само понятие «эффективности» применительно как раз к экономике использовалось либерал-реформаторами с самого начала реформ. Они много говорили о «неэффективности государственной формы собственности» и необходимости создать «эффективного собственника». При этом подчеркивалось, что «эффективный собственник» - это только частный владелец, но никак не государство.

Между тем, речь шла именно об эффективности управления предприятиями и «хозяйственными потоками», эффективности распределения произведенной стоимости (в виде товаров, льгот, услуг и т.п.). Однако, вот с определением собственно «эффективности» реформаторы, почему-то не спешили.

Очевидно, что здесь может быть несколько критериев (прибыльность, вклад в рост ВВП, важность для других отраслей хозяйства, содействие обеспечению национального суверенитета, к примеру, в области обороны, высокий уровень налоговых отчислений и т.п.). На уровне общества речь тем более должна идти о поддержании определенного уровня жизни, поддержании общественной безопасности, социальных институтов.

Между прочим, понятие «общественного блага» использовали еще просветители и «отцы-основатели» в Америке и оно, по крайней мере, в теории вовсе не отрицается современным обществом, основанном на рыночном хозяйстве. Напротив, развитое рыночное хозяйство не может существовать вне гражданского общества и его развитых институтов, ибо последние являются политическим воплощением социально-экономической системы капиталистического общества. Не случайно современная модель хозяйственного развития Германии именуется «социальной рыночной экономикой».

Понятно, что институты гражданского общества в условиях прошедшей в России «приватизации по Батыю» не являются эффективными по определению, ибо такая приватизация есть отчуждение большинства граждан от решений управления и распределения в процессе функционирования общественной системы хозяйства. (Вряд ли даже у либерал-реформаторов хватит смелости отрицать общественный характер производства уже в индустриальную эпоху.)

Таким образом, отчуждение граждан от решения указанных вопросов через институты гражданского общества и через участие гражданского общества в государственном управлении в решении вопросов управления и распределения в разнообразных формах и на всех социально-государственных уровнях является подавлением самого этого гражданского общества - узурпацией собственности и политической власти.

Очевидно, что именно поэтому либерал-реформаторы с таким пиететом относятся к бывшему чилийскому диктатору - генералу Августо Пиночету и с таким презрением - к гражданам своей страны. Представить подобное поведение со стороны «отцов-основателей» - Вашингтона или Джефферсона просто немыслимо.

При этом следует оговориться, что симпатии либерал-реформаторов генерал Пиночет вызывает не столько за приватизацию, сколько за то, что загнал «левых» в концлагеря и подполье.

Между тем, собственно такой образ действий был вовсе не самоцелью Пиночета. Республика Чили к сентябрю 1973 г. оказалась в остром экономическом и социальном кризисе, причем «левые» пошли на разрыв с поддержавшими их ранее «центристами» и нарушение прежних предвыборных политических обязательств, что было воспринято и «центристами» и «правыми» как прямая узурпация власти. Так возник острый политический кризис, который и побудил военных вмешаться. Дальше все шло уже по традиционному латиноамериканскому сценарию военного путча.

Если же перенести данный сюжет на российскую почву, то образ генерала Пиночета не очень-то вписывается в круг отечественных либерал-реформаторов. Во-первых, он действовал, при всей его ответственности за многие бесчеловечные деяния, все-таки прежде всего в интересах своей страны. Во-вторых, он в конце концов добился успеха и в результате реформ (которые были проведены во многом за счет народа) Чили стоит в ряду довольно успешных в Латинской Америке стран.

В России же выход из кризиса означал с самого начала преодоление негативных последствий действий либерал-реформаторов и даже уход из активной политики наиболее одиозных фигур их лагеря.

Однако возвратимся собственно, к понятию «эффективность». Примем как допущение, что для общества в период реформ проводящего приватизацию, то есть отказывающегося от значительной части прав собственности (в виде государственной собственности) на тот или иной объект, тем не менее, важно сохранить в значительной степени влияние на важнейшие объекты национальной экономики, переходящие в частные руки.

Определим сразу: для чего проводится приватизация? Пусть будет даже формула либерал-реформаторов – «для создания эффективного собственника». Это означает вовсе не появление нувориша в красном пиджаке на 600-м «Мерседесе». Это означает специфическое перераспределение прав собственности между, во-первых, обществом, которое представлено государством, во-вторых, новым владельцем и, в-третьих, менеджментом, который будет осуществлять практическое управление данным предприятием.

Роль менеджмента в данном случае исключительно велика, так как у совладельцев - общества и капиталиста есть острое неразрешимое противоречие: они конкуренты в получении прибыли, а так же и в использовании данного предприятия.

К примеру, интерес собственника - лишь в извлечении прибыли. И в этом, например, при желании выгодной продажи нежелательному иностранному партнеру предприятия или значительной части акций, он может вступить с обществом в серьезный конфликт. В то же время менеджмент, как непосредственный управленец, оказывается между обществом и юридическим владельцем в качестве третьей «играющей» стороны.

Как уже было отмечено, общество может выступать как совладельцем предприятия (через государственный пакет акций), так и «совладельцем прибыли», через государственное налогообложение. К примеру, последнее наиболее актуально для Швеции, где, казалось бы, при минимальном прямом участии государства через госбюджет государство в пользу общества распределяет 70 % ВВП.

Общество-совладелец имеет же право получать дивиденды. И в этом случае, без сомнения, одним из важнейших критериев эффективности проведенной приватизации является именно величина дивидендов. В РФ в 2000 году плательщиками дивидендов в казну выступили 800 акционерных обществ (АО). Н.А.Абдуллаев в своей книге «Государство и собственность в переходной экономике. Вопросы теории и методологии» (М.: «Дело», 2002.) на стр. 68 приводит интересные данные именно по 2000 году:

«Крупнейшими плательщиками дивидендов государству в 2000 г. (в млн. руб.) стали «Газпром» (1271,8), «ЛУКойл» (356,8), РАО «ЕЭС России» (300,3), ТНК (287,5), «Роснефть» (200), «Славнефть» (187,4), ТВЭЛ (151,9), «Алроса» (86), аэропорт «Шереметьево» (75), которые обеспечили 79% поступлений в федеральный бюджет за счет дивидендов».

Но самое интересное Н.А.Абдуллаев сообщает на следующей странице:

«Кроме того, от участия в российско-вьетнамском предприятии «Вьетсовпетро» российским бюджетом получено 12,01 млрд. руб., что на 47% превышает показатель, предусмотренный планом».

(Указ. соч., стр.69.)

И так, успешные, мощные компании России дали в совокупности дивидендов в бюджет аж на 2 миллиарда 916 миллионов 700 тысяч рублей. А доход России от совместного российско-вьетнамского (государственного!) предприятия составил 12 миллиардов 10 миллионов рублей.

Бывший заместитель председателя Счетной палаты РФ Ю.Ю.Болдырев обратил внимание на этот поразительный феномен. Он привел следующие данные:

«На конец 2000 года, …около тридцати процентов от всего объема прежней госсобственности все еще находилось в руках у государства. И нами тогда было произведено совсем простое сопоставление данных исполнения федерального бюджета, давшее весьма и весьма любопытный результат (точнее, такое сопоставление было проделано и его результаты были озвучены несколько ранее - году в 1998-м, но и затем , в последующие годы, результаты сопоставления практически не менялись). На 2000-й год это выглядело примерно так.

Просуммируем доход в федеральный бюджет:

а) от госпакетов акций предприятий, включая такие гиганты, как РАО «Газпром», РАО «ЕЭС России», «ЛУКОЙЛ», «Аэрофлот - международные авиалинии» и другие;

б) от сдачи в аренду (в том числе коммерческим организациям) всей федеральной недвижимости;

в) от широко разрекламированных соглашений о разделе продукции в сфере добычи наших природных ресурсов.

И выясняется, что весь этот суммарный доход государства от всей этой колоссальной собственности в совокупности примерно равен поступлениям в наш федеральный бюджет лишь от одного совместного росийско-вьетнамского предприятия «Вьетсовпетро»...

Как такое может быть, - удивится читатель, - это «Вьетсовпетро» - что же, какой-то тайный супергигант мирового масштаба? Неужто - больше «Газпрома», РАО «ЕЭС России» и «ЛУКОЙЛа» вместе взятых? Оказывается, вовсе нет - сравнительно небольшое (по сравнению с вышеперечисленными гигантами) предприятие по добыче нефти у берегов Вьетнама».

(Ю.Ю.Болдырев. «О бочках меда и ложках дегтя», М.: Крымский мост - 9Д, 2003.)

Причину такой эффективности совместного предприятия Ю.Ю.Болдырев видит в жестком контроле вьетнамской стороны за менеджментом данной компании и недопущением сокрытия прибыли и последующего увода ее в оффшорные зоны. В России же последнее является обычной практикой, что и приводит к парадоксальной неэффективности «эффективного собственника». Правда, он оказывается исключительно эффективным в деле сокрытия доходов.

Это признает и Н.А.Абдуллаев:

«Дивиденды 60 крупнейших российских компаний, акции которых котируются на фондовом рынке, на протяжении последних лет постоянно возрастали. В 1998 г. их совокупный размер составил 90 млн. долл., в 1999 г. - 487 млн. долл., а в 2000 г. - уже 1,29 млрд. долл. При этом отношение дивидендов к прибыли в нефтегазовом комплексе в 2000 г. было равно 7,3%. Основными факторами роста выплат дивидендов могут быть изменения в налоговом законодательстве, вхождение в состав совета директоров многих компаний представителей миноритарных акционеров, получающих таким образом возможность оказывать давление на менеджмент». (Н.А.Абдуллаев, «Государство и собственность...», стр. 69.)

Стоит добавить, что давление на тех, кто вместе с государством является совладельцем крупнейших национальных компаний, в первую очередь должно оказывать как раз само государство. Именно его фактическое самоустранение от этого процесса означает утрату собственности (что, к примеру, проявляется в уводе прибыли, активов и т.п.), ибо утрата функций управления и распределения и есть утрата собственности.

Глава 2. Национализация и приватизация в Западной и Восточной Европе


Смена собственника – процесс естественный и вечный, как вечна смена поколений. В ряду субъектов собственности может присутствовать и государство. Становясь собственником или расставаясь с собственностью, государство выполняет свою важнейшую функцию по стабилизации и развитию жизни общества.

Эта задача чрезвычайно сложна, решения тут принимаются по множеству критериев. При принятии данного конкретного решения регулируется некий параметр общественной жизни, значение которого «зашкаливает», грозит некими потрясениями и бедами, способными разрушить стабильность, повергнуть общество в хаос или, как минимум, привести к недопустимым потрясениям. При этом другие параметры могут снижать свои значения, не выходя за рамки допустимого. Это естественно, чтобы избежать большой беды допустимо пожертвовать малым.

Национализация – переход частной собственности в собственность государства. Объектами могут быть земля, промышленные предприятия, банки, транспорт связь. Как правило, затрагивает отрасли и производства, требующие больших и долгосрочных вложений. Отдельные государства прибегают к национализации в периоды кризисных потрясений, войн и других форс-мажорных обстоятельств. Может проводиться двумя методами: путем конфискации, т.е. безвозмездного отчуждения собственности, и путем отчуждения ее при полной или частичной компенсации (выкупа). Наиболее масштабная национализация была осуществлена в России в середине 1918 г. В послевоенные годы (1945 – 1948) масштабная национализация прошла в странах Восточной Европы, в Китае и Корее.

Приватизация – продажа или безвозмездная передача государственной собственности в руки отдельных граждан, трудовых коллективов, юридических лиц. На базе государственных предприятий могут возникать частные и смешанные формы в различных организационно-хозяйственных формах … . Главная цель приватизации – повышение эффективности использования объектов хозяйствования. Периодически проводится в различных странах мира. Так, в Великобритании в 80-х гг. было распродано 16 из 51 государственных корпораций. Аналогичные процессы наблюдались во Франции, в других странах.

В 1912 году Леон Дюги сформулировал следующий лозунг:

« ...собственность уже не является абсолютным правом приобретателя - она стала социальной функцией обладателя имущества. Или используй свою собственность социально полезно, или отдай!»

Этот тезис явился ярким выражением идей общественного участия в управлении и распределении, то есть о том, что частная собственность так же должна наполняться общественным влиянием. Поэтому, во многих развитых странах Запада, а так же и в США шло усиление влияния государства на хозяйственную жизнь, что рассматривалось как усиление роли общества в вопросах управления и распределения.

Не будет преувеличением сказать, что в XX в. развитие социалистического и капиталистического способов производства было двумя направлениями поиска пути наиболее эффективного общественного участия в процессах управления и распределения. (Специфическим путем был так же фашистский в его стремлении сочетать государственную диктатуру с капиталистическими формами хозяйствования, но в данном случае он, в силу ограниченного существования во времени в Европе, рассматриваться не будет.)

Социалистический способ производства основывался на тотальном огосударствлении, государственном управлении и распределении. Государство в этом случае выступало неким «менеджером», управлявшим и распределявшим от имени общества – формального собственника.

Капиталистический способ производства проделал значительную эволюцию в сторону развития гражданских свобод как средства приобщения широких масс к вопросам жизни государства, рыночного хозяйства и социума. Стоит, к примеру, отметить, что американское воспитание помимо формирования личности, щепетильно защищающей свои «прайвиси» (частную жизнь) и «индивидуализм» (нацеленность на личный успех, готовность конкурировать), в то же время имеет третьего «кита» педагогической системы – «волонтерство». Последнее означает готовность гражданина активно участвовать в защите собственных прав и свобод, а так же прав и свобод других, буде он сталкивается с их нарушением. (В советской педагогике это называлось «активной общественной позицией».)

Таким образом, очевидно, что гражданское общество должно основываться именно на активной позиции граждан, их участии в решении важнейших вопросов общества, без чего в принципе невозможно их соучастие в решении вопросов управления и распределения, то есть соучастие в отношениях собственности, без чего не только общество, но и экономика обречены на неизбежный кризис.

При этом важно отметить, что во главу угла в странах Запада в первую голову ставилась не политическая составляющая формы собственности, а эффективность производства и социальной системы. При этом, разумеется, различные политические силы понимали эффективность по разному. Так, «левые» партии принципиально добивались увеличения государственного участия через национализацию, увеличение налогов, развитие бюрократического аппарата и совершенствование системы социальных служб, льгот малоимущим.

«Правые» настаивали на необходимости снижения налогов, приватизации, развитии частной инициативы и устранении бюрократических ограничений. Соответственно, смены правительств в результате выборов в той или иной европейской стране приводили к серьезным переменам в экономике. Так три волны национализаций во Франции (1936, 1946, 1982 гг.) совпадают со временем прихода к власти левых сил (соответственно, Народный Фронт, коалиция с участием «левых» после войны, победа социалистов на выборах в 1981 г.).

Впрочем, не стоит забывать, что национализации и иные формы «вторжения» государства в экономику на Западе происходили в те моменты, когда требовались энергичные меры по реструктуризации экономики. Так, по сути дела, до 1970-х годов большинство европейских стран прошли путь серьезного государственного вмешательства в хозяйственную жизнь, что было обусловлено сначала задачами послевоенного восстановления, а затем и известной инерцией такого развития в условиях, когда такой курс не мешал экономическому развитию.

Н.А. Абдуллаев пишет:

«В странах Запада отношения собственности как основа всех материальных успехов общества, экономического роста не затрагивают вопрос о составе той или иной формы собственности и, следовательно, соответствующие им отношения и условия их формирования. Во главу угла ставится эффективность функционирования экономики, и предпочтение отдается только тем формам собственности, при помощи которых достигается такой результат. В этом выражается суть развития экономики конкретного государства».

(Н.А. Абдуллаев, Государственный сектор экономики переходного периода, М.: Изд-й дом «Финансовый контроль», 2003 г., стр. 43.)

Данная точка зрения не представляется абсолютной. На процессы приватизации или национализации не может не оказывать расклад политических сил в стране, связь этих сил с теми или иными социальными группами, имеющими противоречивые интересы. Тем не менее, очевидно, что реализация государственных программ тесно связана с результатом для всего общества и экономики в целом, ибо итогом станет голосование на выборах. И в этом смысле эффективность, безусловно, становится главным критерием.

Франция и Канада, кроме фискальных задач, имевших для экономики этих стран важное значение, учитывали социальную ориентацию политики этих стран, решали или пытались решить сложный клубок связанных с приватизацией социальных проблем. При всех обстоятельствах приватизация государственной собственности для экономики этих стран оказалась благотворной.

Великобритания первой из развитых стран Запада вступила на путь последовательной приватизации и достигла исключительно высоких результатов, ее опыт был повторен многими странами мира. Попытки повышения эффективности отдельных отраслей государственного сектора в Британии делались и до приватизации, однако они каждый раз сводились на нет при ежегодном распределении государственных дотаций убыточным предприятиям.

Правительство М.Тетчер относилось к приватизации осторожно и взвешенно. Массовый выброс акций угрожал превышение предложения ценных бумаг над спросом, что грозило подрывом процесса приватизации, или, как минимум, необоснованным занижением объема продаж.

В результате крупномасштабной британской приватизации размеры государственного сектора сократились на 2/3, выручка от реализации активов государственных предприятий составила огромную величину – около 80 млрд. фунтов стерлингов. Эти меры укрепили и стабилизировали государственный бюджет страны, создали вместо громоздких низкорентабельных или даже убыточных монополий сотни новых конкурирующих между собой частных фирм, что реально повысило эффективность производства.

Опыт Великобритании в области приватизации оказал прямое влияние практически на все страны мира, но, вряд ли есть основания утверждать, что он был реально учтен при проведении приватизации в России.

Интересно, что во Франции приватизация в 1980-е годы довольно быстро сменила национализацию:

«После очередных парламентских выборов 1986 г. правоцентристское правительство Ж.Ширака приступило к приватизации. Экономическое положение страны требовало повышения показателей развития экономики. В результате ряда правительственных декретов приватизации подлежали 65 фирм, в том числе 42 – в кредитно-банковской сфере, 13 – в страховании, 9 – в промышленности, 27 в сфере связи. Приватизация не распространялась на естественные монополии – системы газо- и энергоснабжения, телекоммуникации, железнодорожный транспорт, а также на авиационную и космическую промышленность. В первую очередь было решено приватизировать конкурентноспособные предприятия, перешедшие в собственность государства в 1982 г.

С 1986 по 1988 гг. частный сектор пополнился 1100 предприятиями, входившими в состав 12 групп…»

(Н.А.Абдуллаев. Государственный сектор…, стр. 54.

Приватизация во Франции проходила, как и в России, под очень большим давлением левых политических сил и много влияния уделяла социально-политическим аспектам. В силу этих причин приватизация осуществлялась фрагментарно, непоследовательно, с большими перерывами. Однако стратегия приватизации и практика ее реализации были несопоставимо более цивилизованными по сравнению с российской практикой. Поэтому экономика Франции не понесла тяжелых потерь.

Но особый интерес, безусловно, для российской аудитории представляет то, как была проведена приватизации в странах бывшего социалистического лагеря – в Восточной Европе. Это тем более важно, что начальный опыт восточноевропейцев изучался российскими реформаторами.

Дело не только в известном сходстве экономических моделей. Дело в ином – Восточная Европа демонстрирует, как следовало проводить приватизацию, даже используя различные сценарии. И в этом смысле российский опыт удручающе негативен.

Самым поучительным мог бы быть опыт Восточной Германии (бывшей ГДР), однако, к сожалению, он не может быть принят в «чистом виде», так как обеспечивался всей мощью экономики Западной Германии.

Это было обусловлено объединением Германии в 1990 году. Особенностями приватизации в бывшей ГДР являются: определенность политического выбора направления реформ (безусловная приватизация); возможность опереться на сформированную правовую базу и институциональные структуры (налоговые, социальные, приватизационные и т.п. ведомства).

Серьезную роль сыграло и то, что бывшая ГДР оказалась практически сразу «включенной» в экономику ФРГ. С одной стороны, это создало известный дисбаланс и проблемы, но с другой – сразу же задало известные параметры «экономической игры».

Приватизация в бывшей ГДР с самого начала была введена в четкие правовые условия. При этом нужно отдать должное немцам – они сформировали правовую базу восточногерманской приватизации за четыре месяца.

18 мая 1990 года ГДР и ФРГ подписали Договор о создании валютного, экономического и социального союза. В частности, учреждалось Попечительское ведомство по приватизации и управлению государственным имуществом.

17 июня 1990 года был принят Закон о приватизации и реорганизации народного имущества. И, наконец, некоторые положения Закона 17 июня 1990 года были переформулированы в Законе об объединении Германии 31 августа 1990 года.

Интересным отличием восточногерманской приватизации явилось то, что в ее основу была положена концепция широкомасштабной приватизации, в которой не было государственных регламентаций, ограничений по отраслям, категориям инвесторов и т.д.

Данная программа приватизации имела три основных направления: скорейшая приватизация в форме продажи наиболее эффективных предприятий; оздоровление ряда предприятий; ликвидация нерентабельных предприятий.

«Переключение» ГДР в рыночную экономику было наиболее «шоковым» вариантом трансформации социалистической системы, если не считать российский вариант. По сути дела, Восточная Германия до сих пор не сумела адаптироваться к объединению.

Для российской аудитории, безусловно, наиболее интересными представляются примеры приватизации в Чехословакии. (Точнее – Чехии и Словакии, однако две эти республики приходится объединять в данном рассмотрении не только потому, что они составляли некогда единое государство, но еще и потому, что процессы приватизации у них были довольно схожи и, к тому же, им пришлось сообща приватизировать общую федеральную собственность).

Дело в том, что в Чехии и Словакии была проведена купонная (чековая) приватизация, которая в определенных чертах походит на ваучерную приватизацию в России.

Каждый правоспособный гражданин Чехии и Словакии мог за среднюю недельную заработную плату приобрести книжку купонов. Их стоимость была определена не в реальных денежных единицах, а в условных - в пунктах. В этом одно из важнейших принципиальных отличий чешской приватизации от российской.

При этом на первом этапе можно было использовать лишь купоны на 1000 пунктов. В ходе первого было приватизировано 1491 предприятие в целом в Чехии и Словакии. Однако реально приватизация имела гораздо больший размах, так как использовались различные ее виды.

Интересно отметить, что предприятия для купонной приватизации выдвигались на основе приватизационных проектов. На первом этапе власти определяли примерный размер уставного капитала предприятия, которое может быть включено в купонную приватизацию. Тогда же определялась и доля, которую можно было продать за купоны. Обычно предусматривалось не менее 20% акций, но реально доля распределяемых через пункты акций колебалась от 10% до 97%. Считается, что в среднем эта цифра равна 50%.

Движение ценных бумаг в ходе купонной приватизации было дематериализовано. Проведение и завершение процесса торгов было сосредоточено в руках Минфина.

В каждом туре публиковались четко установленные сверху цены акций предприятий (в пунктах), количество предлагаемых акций и масштабы излишнего спроса, зарегистрированного в предшествующем туре. Инвестиционные фонды могли создавать частные и государственные структуры. Процесс концентрации акций приватизируемых предприятий был предоставлен на волю рынка.

Закон об Инвестиционных фондах приватизации (ИФП) был принят 28 апреля 1992 года - спустя два месяца после последней даты регистрации фондов для участия в купонной приватизации. Ранее они действовали в соответствии с Законом об акционерных обществах. Для их создания требовалось согласие министров приватизации Чехии и Словакии.

Минимальный уставной капитал ИФП составлял 1 млн. крон. ИФП запрещалось иметь в Совете Директоров госчиновников, инвестировать более 10% своих пунктов в одну компанию и приобретать более 20% ее акций.

В Чехии почти 50% купонов перешли в управление 9 инвестиционных фондов. Прямые иностранные инвестиции в Чехии составили в 1990-1995 гг. – 5,6 млрд. долларов, в - Словакии – 775 млн. долларов.

Так как этапов приватизации было несколько, то в конце каждого Центр приватизации Федерального министерства финансов производил ревизии: если спрос на акции предприятия был равен или был меньше предложения акций, все заявки удовлетворялись по цене установленной для этого тура; при превышении спроса над предложением менее, чем на 25%, и значительном участии ИФП, заявки индивидуальных инвесторов удовлетворялись полностью; если спрос превышал предложение более, чем на 25%, а рационирование заявок ИФП приводило к тому, что 80% их заявок удовлетворить не оказывалось возможным, продажа не осуществлялась (пункты возвращались их собственникам) и в следующем туре цена повышалась.

После каждого проведенного тура правительство могло объявить о прекращении дальнейших торгов, то есть неизрасходованные пункты «сгорали».

После четвертого тура правительство объявило, что пятый тур будет окончательным. Инвестиционные фонды в Чехии и Словакии могли создаваться как частными, так и государственными структурами, причем получали статус приватизационных, т.е. специально создавались для участия в купонной приватизации.

Особенностью чехословацкого подхода к ваучерной приватизации является то, что процесс концентрации акций приватизируемых предприятий был полностью предоставлен на волю рынка.

Противоположность чешскому и словацкому вариантом приватизации представляет собой переход к рынку в Венгрии.

Еще в 1988 году в Венгрии был принят Закон об экономических ассоциациях. Затем были приняты Закон о преобразовании государственных предприятий, Закон об иностранных инвестициях, Закон о ценных бумагах и фондовой бирже.

В 1980-е годы три четверти взрослого населения Венгрии помимо занятости в государственном производстве были заняты и в разнообразных видах «второй» экономики. Частный сектор давал более 50% предоставляемых населению услуг и обеспечивал треть розничного товарооборота.

Осенью 1989 года были приняты Закон о Государственном имущественном агентстве и управлении относящегося к нему имущества, Закон о защите государственного имущества, Закон о «малой приватизации».

Весной 1991 года принята новая экономическая программа, в соответствии с которой в течение года был завершен процесс создания правовых и институциональных основ рыночного хозяйства, приняты основные законы, регулирующие изменения отношений собственности. В августе 1991 года вступил в силу Закон о концессиях.

За относительно краткое время (1987-1995) Венгрия прошла три этапа приватизации: 1-й этап – «спонтанная приватизация»; 2-й этап – «централизованная приватизация»; 3-й этап – снятие ограничений ради ускорения приватизации любой ценой.

«Стихийная приватизация» начавшаяся с момента вступления в силу Закона об экономических ассоциациях, стала возможной главным образом в связи с развитием в Венгрии с 1985 года такой формы самоуправления предприятий, как совет предприятия. «Стихийная приватизация» показала, что безличный собственник является плохим хозяином. Признание этого обстоятельства вынудило государственную власть вмешаться в процесс приватизации и прекратить бесконтрольный процесс разбазаривания госсобственности.

За 1990-1991 годы в Венгрии было приватизировано 25% всей государственной собственности. В 1992 году примерно половина из 1800 предприятий были приватизированы, 10% из них были переданы в частные руки. К 1994 году было приватизировано 80-85% государственной собственности.

Концепция венгерской модели приватизации состоит из мотивов необходимости приватизации, ее основных целей, обоснования ее темпов и масштабов, методов и форм осуществления; определение форм участия иностранного капитала в этом процессе, мер по созданию организационной инфраструктуры процесса приватизации и органов управления собственностью, как передаваемой в частные руки, так и остающейся временно и постоянно в руках государства.

Венгрия представляет собой исключительный случай наиболее разумного проведения приватизации. Строго соблюдается закрепленный законодательным порядком принцип проведения приватизации только на основе платности. В Венгрии изначально была отброшена, как несостоятельная модель создания нового слоя собственников на основе административного передела. Это коренное отличие венгерской модели приватизации от российской.

Вторым принципом приватизации в Венгрии является ее подчиненность задачам повышения экономической эффективности. Если, согласно прежним представлениям, доходы от приватизации должны были пополнять доходы госбюджета и погашать государственный долг, то впоследствии этот подход изменился.

В 1990 году из 600 млн. форинтов доходов 511 млн., т.е. 85%, были направлены на погашение государственного долга, в 1991 году от приватизации было уже получено 40 млрд. форинтов, из которых 20 млрд., т.е. 50%, поступило в госбюджет.

Также следует указать на еще один важный момент венгерской приватизации - решение проблемы реституции.

За предоставление компенсаций бывшим собственникам, пострадавшим в ходе коммунистического правления (коллективизация, национализация) выступала Независимая партия мелких хозяев. В результате острой политической борьбы Закон о компенсации был принят парламентом Венгрии в июне 1991 года. Право на компенсацию получили лица, лишившиеся своей собственности после 8 июня 1949 г. Были установлены ограничения на размеры компенсации: верхний предел - 5 млн. форинтов.

Большие надежды в Венгрии возлагались на привлечение иностранного капитала в связи с приватизацией. Для него открыта возможность приобретения предприятий в 100-процентную собственность, расширен круг предприятий, в имуществе которых доля иностранного капитала может достигать 51% и более. Иностранные инвестиции на начало 1992 года составили 3,5 млрд. долларов. В 1990-1995 гг. прямые иностранные инвестиции в экономику Венгрии составили 11,2 млрд. долларов.

Показательно, что опыт Венгрии изучался российскими приватизаторами, но именно его они и проигнорировали.


Глава 3. Ситуация в России до начала приватизации и логика реформаторов


Мало кто спорит с тем, что реформы России были необходимы. Особенно же ясно это стало после «достижений» перестройки, когда в 1991 году кризисные явления стали нарастать с угрожающей быстротой. Вопрос был не в том «нужно или нет реформировать?», а в другом - «как реформировать?».

Все эти годы развитого социализма страна жила по нормативам военного времени. Соотношение между важнейшими показателями экономики - разделом «А» (накопление) и разделом «Б» (потребление) всегда решалось в пользу первого. Доля потребления в национальном доходе страны не превышала 20-25%. Председатель Госплана СССР Ю. Маслюков в своем докладе по проекту плана на 1989 год, заявлял, что главная особенность плана будущего года в том, что в нем сделан заметный поворот к социальной сфере. Рост продукции группы «Б» в следующем году намечается 6,7 против 2,6% группы «А», или в 2,5 раза быстрее. Одно это позволяло ввести 134 миллиона квадратных метров жилья, что на 12,8 миллионов квадратных метров больше, чем по пятилетнему плану.

В своих заметках с заседания Совета Министров СССР Д. Валовой, заместитель главного редактора газеты «Правда» писал:

«Почему мы не можем добиться коренного перелома в экономике? В 12 пятилетке объективно усилилось господство затратно-расточительных показателей и достигло своего апогея. По-прежнему действует принцип: чем больше расточительство, тем выше «эффективность» производства. Еще в 1925 году наш 19 летний студент Берлинского университета Василий Леонтьев в немецком журнале опубликовал статью о балансе народною хозяйства СССР за 1923-1924 годы. Он увидел в балансовых расчетах большое будущее и предложил различать валовой продукт, включающий повторный счет предметов труда от реального продукта. С этого вскоре и начался триумф Василия Васильевича. В том же году его статья в переводе с немецкого была опубликована и у нас. Но мы не воспользовались его советами. Вот уж поистине в своем отечестве нет пророка. Игнорируем их и поныне. А ведь сумма повторного счета, или так называемого «воздушного вала», в 1985 году достигла 541 млрд. рублей. Ее удельный вес в валовом общественном продукте составил 39,2%. Надо ли доказывать, что стоимостные расчеты производительности труда, эффективности производства и другие показатели, определяемые на столь завышенной основе, искажались как в кривом зеркале.

Многоликий вал «душил» хозяйственников пуще прежнего и все сильнее толкал их на расточительство. К нему приспособили новые инструкции и нормативы. Во всем просвещенном мире расход материальных ресурсов определяется на единицу изделия, а у нас — чохом на рубль товарной продукции. На 1 рубль валового национального продукта мы использовали основных фондов в 1,8 раза больше, чем в США, расходовали материалов в 1,6 раза больше, энергии в 2,1 раза, осуществляли перевозок в 2 раза больше.

Искусственное накручивание денежного объема ради вытягивания плановых темпов и обеспечения зарплаты привело к тому, что на каждый рубль национального дохода приходилось все меньше и меньше важнейших видов продовольствия, промтоваров и жилья в натуральном выражений. В 1985 году их приходилось примерно в 2 раза меньше, чем в 1965 году, и в 4—5 раз по сравнению с 1950 годом».

(«Правда», 8 октября 1988 года.)

Однако тот же Леонтьев, спустя более чем полвека после той своей знаменитой статьи, принесшей ему первую известность, в беседе с московским профессором В. Белкиным предостерегал Россию от неосторожного вхождения в рыночную стихию:

«Надо рассчитать правильные цены хотя бы приблизительно и указом их ввести. Ошибки при этом могут быть, но не более чем на 50 процентов. У вас же, я смотрю, ошибки в ценах 300 процентов и больше. Расчет должен содержать ответ: какой потребуется минимально необходимый кредит, сколько надо будет продать золота, чего и сколько закупить, чтобы безболезненно пережить столь трудные годы. Я даже знаю, кто у вас может сделать такой расчет — академик Шаталин. Если есть хорошие исходные данные, то можно с помощью моих математических методов рассчитать, какие должны быть цены, чтобы предприятие, продав свой товар, могло приобрести все необходимое для дальнейшей работы и заплатить зарплату. А уже потом через какое-то время, через год-два, можно опираться на рыночное регулирование цен».

(«Известия», 16 сентября 1988 года.)

Предостерегали и советские ученые. К примеру Н.Я.Петраков – доктор экономических наук, член-корреспондент АН СССР:

«Начинать надо с демонополизации рынка и оздоровления финансов. Другого пути нет. Нам нужна программа разгосударствления собственности. Считаю, что эта программа должна осуществляться, прежде всего, сверху, с помощью целенаправленной государственной политики. Государство должно, наконец, стать на сторону покупателя и защищать его интересы. У нас сегодня существует конкуренция между потребителями. Это типичная модель дефицитной экономики, экономики очереди. На смену ей должны прийти конкуренция производителей, их соперничество, их борьба за рубль покупателя».

(«Поиск» №18, 1990 г.)

Вот именно в этом «за рубль покупателя!» и проходила граница между пониманием приватизации советскими учеными-экономистами и Чубайсом. По мнению первых, приватизации подлежала сначала только сфера потребительского рынка. Сторонникам «тотальной приватизации», «приватизации по-Чубайсу» было невдомек, что разгосударствление гигантов ресурсодобывающих, ресурсоперерабатывающих и машиностроительных отраслей породит не временные трудности в экономике, а к расслоению населения на меньшинство имущих и подавляющее большинство нищих.

По официальным данным 1997 года на долю относительно «благополучных» 20% населения приходится сегодня почти половина совокупного объема доходов.

(Социально-экономическое положение России. 1997 г. – М. Государственный комитет Российской Федерации по статистике, 1997.)

В то же время самые богатые 10% получали треть совокупных доходов, которые в 12,4 раза выше, чем доходы самых бедных 10% населения.

(Экономический мониторинг России: глобальные тенденции и конъюнктура в отраслях промышленности. - М.: Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН, 1997.)

По оценкам, сделанным тогда же исходя из величины сокрытых налогов, показатель расслоения можно было увеличить до 20-25 раз, а в Москве - до 45 раз.

(Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. Общ. ред. Г. В. Осипова, В. К. Левашова, В. В. Локосова-М. , 1997.)

Стоит привести и совет лауреата Нобелевской премии Дж. К. Гэлбрейта, полученный российскими реформаторами еще в 1990 году:

«...Прежде хочу дать вам совет взвешенно подходить к рекомендациям, исходящим из западных стран и США. Насколько я заметил из газет, такие рекомендации нередко даются людьми, чья безоглядная приверженность идеологии свободного предпринимательства и чья убежденность в том, что государство не должно играть в экономической жизни никакой роли, могли бы стать губительными даже для нас, если бы мы к этому прислушивались. И у Советского Союза, и у восточно-европейских стран существовали различные этапы развития, и некоторые из них весьма удачные. Когда было необходимо сломать феодальную структуру царской России путем передачи земли, власти, перераспределения доходов, социализм добился значительных успехов. Когда страна перешла к созданию громадной индустриальной структуры - металлургических заводов, систем электрификации, транспортной сети, топливной промышленности, то, несомненно, система планирования, указания, исходящие от министерств и Госплана, опять же оказались весьма эффективными. В конце концов, именно таким образом была создана великая индустриальная держава.

...В тяжелой промышленности существует определенная стабильность в том смысле, что производство не подвержено колебаниям, связанным с дизайном, изменением потребительских вкусов и т.д. В этих условиях система директивных указаний функционирует вполне успешно.

Зато далее возникает проблема. Когда речь идет о производстве потребительских товаров с его широким ассортиментом и подвижным колебанием покупательских запросов (например, в автомобилестроении, где необходим ряд вспомогательных отраслей), центральное планирование перестает работать. Здесь нужна обратная связь между потребителем и производителем. И нужен - я говорю это отнюдь не из-за идеологических соображений - нужен рынок ибо альтернативы ему нет.

...Я провел бы некоторую параллель между проблемами социализма и проблемами несоциалистического общества. Всем нам необходимо освободиться от жестких идеологических догм и заменить идеологию прагматическим подходом».

(«Литературная газета», 14 февраля 1990 г.)

И так, Гэлбрэйт прямо советует отказаться от жестких идеологических подходов и исходить только из прагматических соображений. Но российские либерал-реформаторы словно с цепи сорвались в отрицании самой идеи государственного регулирования. Чего стоит популярный плоть до дефолта 1998 года лозунг «Рынок сам все отрегулирует!» Отрегулировал…

Стоит особо остановиться на том, как сформировалась команда российских либерал-реформаторов. Главные силы представили московские (Гайдар) и питерские (Чубайс). Первоначально речь шла, конечно о чисто «платоническом» рассмотрении экономической проблематики, в том числе той же приватизации на семинарах небольших групп молодых ученых. Забавно, но им в значительной степени дала путевку в жизнь родная КПСС:

Именно благодаря москвичу Гайдару, который был ближе к номенклатурным и реформаторским течениям, в команде питерских экономистов со временем, где-то к году 1983-ему, появилось не просто ощущение востребованности, а чувство причастности и динамизма. Причастности к серьезным делам, динамизма в подготовке реформы и востребованности верхами – Комиссией Политбюро по совершенствованию системы управления, которую формально возглавлял Николай Тихонов, реально – сравнительно молодой секретарь ЦК по экономике Николай Рыжков, в научном плане курировал председатель ГКНТ и глава НИИСИ, зять Алексея Косыгина академик Джермен Гвишиани. Он не был экономистом, зато обладал широкими взглядами на разные, в том числе полузапретные проблемы. Реальную же работу организовывал учитель многих будущих экономистов-либералов Станислав Шаталин.

Тогда-то «питерские» и были привлечены к работе по проектированию реформы».

(А.Колесников. Неизвестный Чубайс. Страницы из биографии. – М.: Захаров, 2003 г., стр.52-53.)

Понятно, что тогда речь шла о реформе «с социалистическим лицом», но лиха беда – начало… Ребята быстро прогрессировали. И в том не было ничего зазорного. Реформы были необходимы и многие представители научной интеллигенции, особенно молодежь, это хорошо понимали.

«С 1985 года во всех экономических учебных и исследовательских институтах по рукам ходила самиздатовская рукопись под названием «Другая жизнь». Ее автор, наиболее радикальный из всех либералов молодой сотрудник ЦЭМИ АН СССР Виталий Аркадьевич Найшуль, выступил с идеей экономической реформы и народной приватизации. Книга была популярной по форме и радикальной по содержанию… Среди прочего в книге излагался первоначальный сценарий приватизации, которую потом назвали ваучерной – каждый гражданин по плану Найшуля, должен был получить по пять тысяч специальных именных рублей».

(Там же, стр. 66.)

Как видим, идея «родилась» в Москве. Питерские экономисты обсудили ее на «конспиративном семинаре» в 1987 году. Забавно, конечно, читать про конспиративный семинар во времена перестройки, тем более, что рукопись уже ходила «по всем институтам». Но что делать, если людям нужна «героическая молодость», «подполье» и гордое звание «ррреволюционера»… К слову сказать, в том 1987 году в МГУ студенты-гуманитарии уже проводили несанкционированные митинги.

Самым главным этапом для Чубайса стала его поездка на десять месяцев в Венгрию на стажировку - за «опытом социалистических реформ». (До этого он в 1985 году побывал в Польше «по линии «Спутника», то есть как турист, так что вряд ли можно всерьез принимать сегодняшние рассказы о каких-то реальных контактах с «Солидарностью». В лучшем случае – доверительно пообщался с польскими коллегами, которые, надо понимать, симпатий к Ярузельскому не испытывали.)

«Венгрия была колоссальным опытом для будущего реформатора. «Я там занимался чем угодно, только не своей докторской диссертацией», - говорит Чубайс. В Будапеште он много читал – опять как в Питере, до закрытия библиотеки – и общался со множеством людей: познакомился с кумиром молодых советских экономистов Яношем Корнаи, классиком западной экономической науки Алеком Ноувом, будущим премьером, а затем и президентом Чехии Вацлавом Клаусом, многими известными советологами. Резко улучшил свой английский, получал из Америки уже самую настоящую антисоветскую литературу, вытащил в Будапешт поэтапно некоторых представителей своей команды, включая Петра Филиппова и Григория Глазкова, для которых это была первая поездка за рубеж.

Немаловажным обстоятельством оказалось и знакомство с живой полурыночной, а в некоторых отношениях и совсем рыночной, экономикой Венгрии».

(Там же, стр. 71-72.)

Что и говорить, повезло молодому специалисту. Странно правда, что именно венгерский опыт приватизации он отверг. Но не в этом суть, главное – обозначилась определенная тенденция в его развитии, как теоретика приватизации. Эта тенденция проявилась и у него, и у его коллег просто – отчетливый крен на Запад. Безусловно, «западники» в России не новость. Новость в другом, что «западники» стали проводить реформы в России совершенно ее игнорируя, но четко ориентируясь на мнение «коллег» с Запада.

После этой поездки в Венгрию Чубайс со товарищи зачастили за рубеж. В 1989 году Анатолий Борисович уже выступает с докладом в Италии. В его биографии содержится трогательное признание:

«Доклад важен с той точки зрения, что опровергает представление о российских реформаторах как о людях, действовавших в 1991-1992 годах вслепую. Они превосходным образом прогнозировали последствия каждого шага и не испытывали по этому поводу никаких иллюзий».

(Там же, стр. 73.)

Так-то вот! А еще говорят, что у них программы нет. Да была программа, была! И не они одни ее писали. Программа вырабатывалась на международных семинарах и конференциях в Европе. И еще вопрос, велик ли в ней вклад самого А.Б. Чубайса со товарищи. Вот как пошли у них дела после 1988 года:

«Спустя два года в той же Венгрии прошел знаменитый Шопронский семинар, собравший лучших экономистов из России, включая значительную часть будущих представителей первого правительства реформ, и известных экономистов уровня Уильяма Нордхауза и Руди Дорнбуша. Эта страна стала своего рода «окном в Европу» для первого поколения реформаторов в целом и для Чубайса в частности. После Венгрии, после Шопрона, куда приехал из соседней Австрии на своей новенькой «девятке» щеголеватый Петр Авен, не только Анатолия Борисовича, но и многих представителей команды стали звать на конференции международного уровня. Эпоха семинаров закончилась – начался не менее существенный с точки зрения кристаллизации представлений об экономике период конференциального международного общения, закончившийся летом 1991-го мероприятием в Альбахе (Австрия).

В Альбахской конференции участвовали Чубайс, Васильев. Авен, Кагаловский, Гайдар. Именно тогда была окончательно оформлена идея проведения реформы в границах отдельных республик, на чем особенно настаивал Константин Кагаловский, а до этого, как известно, Борис Львин, предсказавший развал Советского Союза еще в 1988 году и угадавший конкретный срок конца империи. В тексте Альбахской декларации прямо указывалось на невозможность реализации реформы в том случае, если СССР продолжит свое существование в прежнем виде».

(Там же, стр. 73.)

Странные все-таки люди, эти либералы. То все откровенно рассказывают, то начинается нелепое жеманство. Говорили бы прямо: с нашей точки зрения, реформа невозможна, если Союз вообще продолжит свое существование. И все ясно. Особенно накануне августовских событий 1991 года.

Правда, «реформу» они в виду имели свою, собственную, России еще неизвестную.

Ну, а дальше - как по писаному. 19 августа, 20 августа, 21 августа… Как гласит официальная легенда либералов, в сентябре 1991 года госсекретарь Геннадий Бурбулис (да, был такой…)предложил Егору Гайдару сформировать рабочую группу по разработке стратегии экономической реформы. Интересно отметить, что в тот момент со своими программами носились многие. А вот победили Гайдар с Чубайсом. Дело, наверное, не в том, что Гайдар с Чубайсам познакомились «в дни путча» (ну прямо-таки, «вместе кровь проливали!»), а в том, что товарища Гайдара знали и двигали вперед такие выдающиеся дочери Земли Советской, как, скажем Е. Боннэр? Тем более, что и за Гайдара, и за Чубайса уже было кому слово замолвить из-за бугра.

Кстати, о Гайдаре. У него были маститые западные учителя – Джеффри Сакс (Гарвардский университет, США), Ричард Лэйард (Лондонская школа) экономики, Андерс Ослунд (Швеция). Все они стали официальными советниками Гайдара, когда он пришел в правительство. Эти экономисты, как и положено, были на короткой ноге с руководством МВФ и ВБ.

Свою программу Гайдар писал с Джеффри Сакса (который вообще немало подвизался в качестве советника - и у Пиночета в Чили, и у Бальцеровича в Польше). Ее суть в выравнивании рынка путем моментального «сжатия» потребительского спроса, резкого снижения реальных доходов и сбережений основной массы населения.

На протяжении лета и осени 1991 года гарвардский профессор Джеффри Сакс и его команда участвовали во встречах на даче под Москвой, где молодые реформаторы планировали программу преобразований.

Джеффри Сакса иногда даже приписывают авторство термина «шоковая терапия». И действительно, стараниями его ученика Гайдара России был устроен небывалый «шок» - гиперинфляция достигала 2500 процентов.

Интересно отметить, что когда Гайдар в декабре 1992 года был смешен с поста Председателя Правительства РФ, «гарвардский светоч» не растерялся. Он обратился с запиской к Руслану Хасбулатову - Председателю Верховного Совета Российской Федерации, в которой предложил свои услуги, в частности, в организации западной помощи и налаживании контактов в конгрессе США. Правда, Хасбулатов от этой «чести» отказался.

Однако это было еще впереди. А в сентябре 1991 года реформаторы-единомышленники засели всей своей рабочей группой на госдаче в Архангельском, и работа закипела.

Искренние, горячие молодые реформаторы решили животы свои положить, но вывести народ к светлому будущему. И сколько благородства, сколько высокой чести было в их трудах. Вот что, к примеру, озвучил Ельцин, читая подготовленную ими программную речь на V съезде народных депутатов России 28 октября 1991 года:

«Я обращаюсь к вам в один из самых критических моментов российской истории. Именно сейчас определяется, какой будет Россия, да и страна в целом (Союз еще не распался, так что об этом пока ни гу-гу – ред.), в последующие годы и десятилетия».

(Там же. стр.87.)

Тут, наверное, слезы накатили на глаза великого человека и он рубанул всю правду-матку, сочиненную ему веселыми ребятами из Архангельского:

«Сегодня, в условиях острейшего кризиса, провести реформы безболезненно не удастся. Наиболее трудным будет первый шаг, произойдет некоторое падение уровня жизни… Хуже будет всем примерно полгода, затем – снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 года, как я обещало перед выборами, стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей».

(Там же, стр. 87-88.)

В этой речи было замечательным все – реформаторский порыв, жесткость постановки проблемы. Но главное – правда, голимая правда, так нужная народу.

Сегодня реформаторы похваляются, что в действительности все они знали и понимали. Во всяком случае, в 1991-1992 годах. Похоже, что так и было. Отсюда и столь уверенная ложь. Как говорится, чем наглей – тем правдоподобней.

Кстати, один пассаж Ельцина наводит на некоторые размышления: «как я обещал перед выборами» означает, что программу реформы на 1992 год ему уже составили как минимум весной 1991 года. И, как представляется, кто-то из хороших знакомых, судя по всему Е.Гайдар, с которым незадачливый Бурбулис познакомился почему-то только в сентябре.

Но главное – дело. 6-8 ноября 1991 года назначено правительство Гайдара. Чубайс стал председателем Госкомитета по управлению государственным имуществом (ГКИ) уже 6 ноября. 19 ноября 1991 года был одобрен первый пакет нормативных актов. Биограф Чубайса скромно замечает, что это был «список первоочередных нормативных актов – реальные действия вместо программы».

(Там же, стр. 88.)

Конечно «список реальных действий» – будут они программу свою обнародовать! Тем более, что все шло, как по писаному в Альбахе: в декабре 1991 года распался Советский Союз.

Вообще энтузиазм реформаторов, а более всего их абсолютная уверенность в себе поражают. Что они знали о капитализме? Читали книжки, участвовали в семинарах и конференциях в Венгрии и сытой Западной Европе, где их откровенно обрабатывали? Ох, не зря, не зря тревожился нобелевский лауреат Гэлбрейт, говоря о рекомендациях, которые «нередко даются людьми, чья безоглядная приверженность идеологии свободного предпринимательства и чья убежденность в том, что государство не должно играть в экономической жизни никакой роли, могли бы стать губительными даже для нас, если бы мы к этому прислушивались».

Неофиты капиталистической веры и дилетанты рыночной экономики прислушивались прямо-таки с азартом. И с таким же азартом они стали осуществлять экономические реформы.