Хоровое творчество Ефрема Подгайца Особенности музыкальной драматургии и эволюция авторского стиля

Вид материала

Автореферат

Содержание Официальные оппоненты Сорокина Елена Геннадьевна Петрова Анна Алексеевна Общая характеристика работы Степень разработанности проблемы. Научная новизна М етодология исследования Практическая значимость Апробация работы. Структура исследования. Основное содержание работы Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Другие публикации Гуляницкая Н. С.

Подобный материал:

• Методическая разработка темы «Творчество И. Ф. Стравинского», 72.63kb.
• Государственный республиканский центр русского фольклора, 158.84kb.
• Оглавление: Введение, 188.53kb.
• Содержание дисциплины раздел I. Зарубежный театр, 242.44kb.
• Статья в методический журнал, 130.5kb.
• Хоровое творчество Юрия Фалика, 294.66kb.
• Творения святого преподобного ефрема сирина том 3 Оглавление 3-го тома, 9443.7kb.
• Московский государственный институт музыки имени, 22.73kb.
• Эволюция жанра комедии в якутской драматургии, 348.87kb.
• Имби Кулль История Западной классической музыки учебник, 119.44kb.

На правах рукописи

Марцинкевич Анна Алексеевна

Хоровое творчество Ефрема Подгайца

Особенности музыкальной драматургии
и эволюция авторского стиля


Специальность 17.00.02  Музыкальное искусство

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени

кандидата искусствоведения


Москва 2011

Работа выполнена на кафедре хорового дирижирования

Академии хорового искусства имени В. С. Попова


Научный руководитель: доктор искусствоведения,

профессор кафедры истории и теории музыки

Академии хорового искусства имени В. С. Попова

Зейфас Наталья Михайловна

Официальные оппоненты: доктор искусствоведения,

профессор кафедры истории русской музыки

Московской государственной консерватории

имени П. И. Чайковского

Сорокина Елена Геннадьевна


кандидат искусствоведения,

доцент кафедры музыковедения

Государственного музыкально-педагогического

института имени М. М. Ипполитова-Иванова

Петрова Анна Алексеевна


Ведущая организация: Московский государственный институт музыки

имени А. Г. Шнитке


Защита состоится « 21 » октября 2011 года в 14 часов на заседании диссертационного совета отдела музыки Государственного института искусствознания (125009, г. Москва, Козицкий пер., д. 5).


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного института искусствознания.


Автореферат разослан «___» сентября 2011 г.


Учёный секретарь

диссертационного совета,

кандидат искусствоведения А. В. Лебедева-Емелина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Московский композитор Ефрем Подгайц (род. 1949) плодотворно работает в самых разных жанрах. На сегодняшний день в списке его сочинений числится около 230 опусов. Примерно половину из них составляют произведения для различных хоровых составов¹.

Тематическое и жанровое разнообразие хоровой музыки Подгайца отра­жа­ет широту художественных интересов композитора, его открытость вея­ниям вре­мени, органично сочетающуюся с приверженностью классическим музы­каль­ным традициям. В начале творческого пути (1970-е гг.) Подгайц опи­рался на стилистику «новой фольклорной волны», осмысливая опыт Г. Сви­ри­дова и В. Гаврилина, Р. Щедрина и С. Слонимского, а также своих педагогов по ком­позиции — Ю. Буцко и Н. Сидельникова. Позднее индивидуальный стиль мос­ковского автора вобрал в себя элементы минимализма, полистилистики и дру­гих постмодернистских течений, но остался чужд радикальным поискам, дань которым отдали многие его сверстники (в частности, В. Екимовский, Б. Франк­штейн, Ю. Воронцов). Для Подгайца главным в музыке неизменно остаётся, условно говоря, человеческий фактор: выявление многообразных возможностей живых тембров — инструментальных и вокальных, установление прочного кон­­такта с исполнителями и слушателями. При всей трезвости взгляда на со­временный мир, в творчестве этого композитора — как и в творчестве его дру­зей и единомышленников Т. Сергеевой и М. Броннера — доминируют жизнеут­верждающее начало, здоровый оптимизм и открытая эмоциональность. Поэтому его непростую для исполнения музыку так любят юные певцы и слушатели.

Важную роль в художественной эволюции Подгайца сыграл актуальный для отечественной музыки 80-х — 90 х гг. процесс «духовного возрождения», который исследователи связывают с подготовкой к празднованию 1000 летия Крещения Руси (1988) и 2000-летием Рождества Христова². Правда, в отличие от А. Пярта, В. Кикты, А. Ларина, А. Киселёва или В. Мартынова, Подгайц не стремится следовать литургическому канону. Он предпочитает раскрывать ду­ховную тематику в сочинениях самых разных жанров и на тексты различных авторов — как это характерно для А. Вустина, С. Губайдулиной, А. Карама­нова, Н. Каретникова, А. Кнайфеля, А. Шнитке, Р. Щедрина и других.

Хоровая музыка Подгайца регулярно исполняется в различных залах Москвы, звучит в программах фестивалей и конкурсов в городах России и за рубежом. Исполнителей и публику она привлекает умением совместить «трезвую, холодновато-отстранённую рефлексивность с эмоциональной откры­тостью; философскую глубину — с детской непосредственностью; эпикурей­ст­во — с глубочайшим ощущением жизненного трагизма»³. При этом компо­зи­тор всегда сохраняет «чувство музыкальной органичности выска­зы­вания»⁴, «инто­нацию личного обращения, тёплого и внимательного»⁵. «Невероятная сила притяжения»⁶ сочинений московского автора, их признание в профес­сио­наль­ной и любительской среде определяют актуальность настоя­щего исследования.

Степень разработанности проблемы. До сегодняшнего дня целостное изучение хоровой музыки Подгайца не предпринималось. В научной литературе встречаются упоминания об отдельных произведениях. Несколько более обширную информацию можно отыскать в журнальных статьях, посвящённых крупным сочинениям для детского хора, а также в аннотациях к концертам и CD. Ценные сведения содержатся в публикациях, авторы которых пытаются выявить в ходе обзора конкретных опусов черты стиля и творческие приоритеты Подгайца либо предоставляют слово самому композитору. Отдельное место занимают работы музыковеда, философа и культуролога Ю. Дружкина⁷. Многолетняя дружба с композитором, заинтересованное внимание к его поискам позволили исследователю выявить в публикациях, посвящённых заметным событиям или периодам творчества Подгайца, ряд особенностей художественного мышления в целом.

Что касается специальных исследований, то нам известны лишь четыре труда, три из которых посвящены музыке для детского хора. Это дипломная ра­бота Е. Золотовой о «Весенней мессе»⁸, статья С. Снежинской, раскрывающая особенности применения полистилистики в сочинениях крупной формы⁹, развёрнутое предисловие Н. Авериной к двухтомному изданию «Музыка утра», где дан глубокий музыкально-теоретический и хормейстерский анализ миниатюр для детей разных возрастов¹⁰, а также дипломная работа А. Копыловой, находившаяся в момент написания диссертации в процессе завершения и содержащая, наряду с творческим портретом композитора, панорамный обзор его хоровых произведений¹¹. Хоровая проблематика частично затрагивается в кандидатской диссертации Е. Голубевой, посвящённой операм и инструментальным концертам Подгайца¹².

Особо следует выделить подготовленную к 60 летию композитора публикацию А. Амраховой, далеко выходящую за рамки обычного интервью¹³. В непринуждённой беседе двух музыкантов раскрываются черты личности Подгайца, его художественные идеалы, освещаются некоторые подробности творческой биографии.

Научная новизна настоящего исследования определяется, в первую очередь, комплексным охватом хорового творчества Подгайца за исключением отдельных сочинений малой формы, рукописи которых оказались недоступны. В ходе работы были подробно рассмотрены и систематизированы не только из­данные в разные годы миниатюры для различных составов и кантаты для дет­ско­го хора, но и произведения, которые хранятся в домашнем архиве Подгайца. В их числе, наряду с одночастными опусами («Крыса», «Ода греческой вазе», «Молитва Шмуэля ха–Нагида»), оказалось большинство хоровых циклов («Ко­лыбельные песни», кантаты «Весенние песни», «Из Уолта Уитмена», «Солн­це­ворот», опера-кантата «Чёрный омут», концерты «Псалмы царя Давида», «Вре­мена года», «Вещая душа», а также «Нью-Йоркская» и «Весенняя» мессы и «Лирические сатиры»). Некоторые из них ранее не упоминались в научной ли­тературе или были впервые исполнены лишь во время написания диссер­тации. Кроме того, неоднократные беседы с композитором позволили понять особен­ности его творческой эстетики и добиться фактологической точности, а также проверить, насколько наши оценки и характеристики соответствуют авторскому замыслу.

Объектом исследования стало хоровое творчество Ефрема Подгайца. Предметом подробного изучения — особенности музыкальной драматургии во взаимосвязи со спецификой литературных первоисточников, а также становление и эволюция авторского стиля в различных хоровых жанрах.

Материалом для диссертации послужили хоровые сочинения Ефрема Подгайца, написанные в период с 1970 по 2009 гг., в число которых вошли кантаты для смешанного хора и оркестра «Весенние песни» и «Из Уолта Уитмена»; произведения для детского хора a cappella (миниатюры, кантата «Поэзия земли»), в сопровождении фортепиано (миниатюры, концерт «Времена года»), оркестра (кантата «Как нарисовать птицу», опера кантата «Чёрный омут») и различных инструментальных составов (миниатюры, кантата-сказка «Лунная свирель», «Ода греческой вазе», «Весенняя месса»); концерт для смешанного хора «Псалмы царя Давида» и его редакция для детского хора и камерного оркестра; «Нью-Йоркская месса» для смешанного хора, струнных и органа; миниатюры на духовные тексты для различных составов a cappella; концерт для смешанного хора «Вещая душа»; кантата для смешанного и детского хоров в сопровождении инструментального ансамбля «Солнцеворот», а также «Лирические сатиры» для хорового театра и фортепиано.

Цель настоящего исследования — представить полную и разносто­рон­нюю картину хорового творчества Подгайца, проследить особенности его эволюции.

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда исследо­вательских задач:

• комплексный анализ ключевых произведений различных жанров и для различных составов в неразрывной взаимосвязи музыки и текста;
  
• выявление в ходе этого анализа особенностей художественной эстетики и композиторской стилистики Подгайца и их разветвлённых связей с традициями и современными направлениями отечественной и зарубежной му­зыкальной культуры;
  
• выделение магистральных линий эволюции, позволяющих осмыс­лить изучаемое явление как многообразие в единстве.
  

М


етодология исследования опирается на традиции отечественного музыкознания и определяется спецификой вокальных жанров, в частности, неразрывной взаимосвязью между музыкальной драматургией и текстом. В творчестве Подгайца, всегда очень тщательно отбирающего литературные первоисточники для своих сочинений, зачастую кардинально их переосмыс­ливающего и даже перерабатывающего, эта взаимосвязь особенно очевидна. Вот почему при разборе конкретных произведений мы используем отдельные элементы литературоведческого анализа, выявляя эстетико-содержательную суть первоисточника, особенности его структуры и стилистики, в частности, наличие музыкального начала в поэтическом тексте, а затем показывая, как эти качества отражаются в композиторском решении.

Метод целостного анализа дал нам возможность проследить закономерности музыкально-драматургического развития в связи с особен­но­стями образного строя каждого сочинения, а также включить хоровое творчество композитора в контекст широко понимаемых музыкальной традиции и современности. Наконец, специфика исследуемого объекта потребовала ввести элементы хороведческого анализа, чтобы раскрыть характерные особенности вокально-хорового письма.

Практическая значимость проведённого исследования заключается в том, что его материалы могут быть использованы в теоретических курсах «Анализ музыкальных форм», «История современной музыки», «Хоровая литература», а также на практических занятиях по предметам «Хоровая аранжировка», «Чтение хоровых партитур» и «Дирижирование». На наши разработки могут опираться исполнители, педагоги и студенты музыкальных учебных заведений при подготовке концертных программ, курсовых работ и рефератов по специальности «Хоровое дирижирование», а также лекторы и журналисты, освещающие вопросы современной музыкальной культуры.

Апробация работы. Диссертация выполнена на кафедре хорового дирижирования Академии хорового искусства имени В. С. Попова. Материалы исследования послужили основой для доклада на межвузовской научной конференции «Исследования молодых музыковедов» в РАМ имени Гнесиных 29 апреля 2008 г. Работа обсуждалась на заседании кафедры хорового дирижирования АХИ имени В. С. Попова, а также на заседаниях отдела музыки Государственного института искусствознания и была рекомендована к защите. Основные положения изложены в статьях, которые напечатаны в научных журналах, рекомендованных экспертным советом ВАК Министерства образования и науки РФ, и в других публикациях. Некоторые из этих положений нашли применение и подтверждение в практической работе автора с младшим хором Московского хорового училища имени А. В. Свешникова и с подготовительной и младшей группами Большого детского хора имени В. С. Попова.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, библиографии (148 наименований) и двух приложений, содержащих нотные примеры и полный список хоровых сочинений Е. Подгайца.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении даётся обоснование избранной темы, анализируется степень её изученности, выявляются её актуальность и научная новизна; определяются методология исследования, его объект, предмет и материал, формулируются цели и задачи работы, а также описывается её структура. Во втором разделе Введения предпринята попытка охарактеризовать творческую личность Подгайца в контексте современной культурной ситуации; здесь прослеживаются основные направления его профессиональной деятельности и особенности его творческого метода.

Глава 1, «Первые опыты», состоит из вступительного и двух основных разделов и посвящена написанным в студенческие годы кантатам для смешан­ного хора и симфонического оркестра «Весенние песни» (1970) и «Из Уолта Уитмена» (1974). Несмотря на кардинальное различие образного строя, именно в этих сочинениях сложился авторский подход к построению музыкальной драматургии и формы, наметились принципы работы с поэтическими перво­источниками и другие особенности индивидуального стиля Подгайца.

Во вступительном разделе главы характеризуется влияние консерваторских педагогов Подгайца по композиции — Ю. Буцко и Н. Сидельникова — на зарождение у него интереса к хоровой музыке и на формирование его художественных ориентиров. В частности, здесь отмечено претворение в студенческих кантатах эстетики «новой фольклорной волны», представителями которой были оба педагога.

Кантата «Весенние песни» (1.1) рассматривается в редакции для смешанного хора и оркестра русских народных инструментов (2003), которую сам композитор считает наиболее удачной и соответствующей образному строю фольклорного первоисточника. Драматургия «Весенних песен» основана на контрастном чередовании семи частей, переходящих друг в друга attacca и объединённых темой весеннего обновления, пробуждаемых им надежд и душевных волнений. В основу подвижных (нечётных) номеров положены слова русских народных хороводных, игровых и плясовых песен, тогда как оттеняющие их лирические (чётные) номера — эпизоды в рондообразной структуре цикла — написаны на тексты протяжных женских и девичьих песен. Композиционную целостность кантаты обеспечивают сквозное развитие образов и интонаций, а также соединение в обрамляющих, драматургически опорных частях (I и VII) контрастных жанровых и образных сфер. Уже в «Весенних песнях» складывается присущая многим хоровым произведениям Подгайца «многоступенчатость» финалов или реприз. После зажигательной V части («Ходил комар по лугу»), которая приобретает значение промежуточного финала благодаря реминисценции из I номера, лирическая интермедия «Сторона ли моя сторонка» (VI) воспринимается как контрастный предыкт к заключительному апофеозу (VII, «Из улицы в улицу»).

В первой кантате Подгайца определилась характерная для его творчества в целом опора на различные музыкальные традиции, всегда оригинально переосмысливаемые. Так, неофольклорная стилистика тактично «приправлена» здесь блюзовыми гармониями и синкопированными ритмами, широко используемыми и в последующих сочинениях композитора. А народно-песенный приём вторы переосмысливается с учётом опыта импрессионистов и Стравинского — так что мелодия, начавшаяся одноголосно, постепенно разрастается в гроздья параллельных полиаккордов.

Важную роль в «Весенних песнях» Подгайц отводит оркестру. Последний не только поддерживает, досказывает, развивает и комментирует хоровые партии, но и создаёт красочную «обстановку действия» при помощи эффектов звукописи и звукоподражания, особых приёмов звукоизвлечения и характерных тембров (вибрафон, шумовые ударные и др.).

Хоровое письмо в «Весенних песнях» в целом проще, чем в более поздних произведениях Подгайца. В вокальной партитуре преобладают унисоны и простейшие дублировки мелодии — в сексту, терцию и, изредка, трезвучиями. Полифония скромно представлена каноническими имитациями в заключительных тактах I и V частей, и лишь однажды выходит на передний план в момент полиметрического наслоения оркестрового и хорового пластов (V). Почти не применяется в кантате и столь любимый в дальнейшем приём дублировки хором инструментальной фактуры. Проще всего объяснить всё это отсутствием у молодого автора опыта непосредственного общения с хоровыми коллективами. Поскольку, однако, в позднейших редакциях хоровая фактура принципиально не усложнялась, напрашивается вывод, что композитор сознательно ограничивал свою фантазию в произведении на народные тексты, ориентируясь на фольклорные прообразы.

Раздел 1.2 посвящён дипломной кантате «Из Уолта Уитмена». Сам композитор рассматривает её как сочинение переломное: именно с этого момента он обрёл чувство творческой свободы, «перестал бояться мира», начал «писать музыку для себя — как стал бы это делать уже после консерватории»¹⁴. Обрести это чувство помогла новаторская поэзия американского классика, вдохновлённая не стройными теориями или глубокомысленными эстетическими концепциями, но «благоговейным восторгом перед божественной гармонией вселенной»¹⁵.

Скомпилировав текст четырёхчастного цикла из фрагментов произведе­ний Уитмена, Подгайц «прослоил» отобранные строки многократным повторе­нием ключевых словосочетаний («пою о себе», «песнь о себе», «пойте со мною песнь о себе» и т. п.). Таким образом, глубинная песенная основа всего хоро­вого творчества композитора выдвинулась на передний план и в этой кантате, что позволило на новом уровне развить многие приёмы, опробованные в «Ве­сенних песнях». Однако интонационный строй здесь принципиально иной. В поисках музыкального эквивалента для уитменовского «свободного» стиха, или верлибра, воспринимавшегося в своё время как переворот в стихосложении, Подгайц обогатил расширенную тональность диссонирующими созвучиями, которыми увлекались в те годы многие отечественные композиторы, а также сформировал квазисерийные попевки из пяти — семи неповторяющихся звуков, положив их в основу как остинатного фона, так и вариантного мелодического развёртывания.

Не менее действенным способом передачи непринуждённо льющейся поэтической речи Уитмена стало раскрепощение ритмики. Переменные раз­меры и различного рода синкопы, применявшиеся в «Весенних песнях» как колорит­ные штрихи, стали теперь основными составляющими музыкального языка. А не­редко возникающие ритмо-гармонические ассоциации с джазом обрели в кантате на стихи американского поэта ещё и своего рода геогра­фическое обоснование.

В трактовке формы композитор отталкивался от свойственного поэзии Уитмена синонимического параллелизма, при котором вторая строка оказывается вариантным повторением первой, а также от смысловой замкнутости строк (или их синонимических пар). Возникающие на грани замкнутых структур паузы использованы здесь для введения вокализов-припевов или оркестровых эпизодов — своего рода музыкальных комментариев к тексту. От I номера к финалу внетекстовые вкрапления постепенно разрастаются, освобождая музыку от прямого подчинения слову, утверждая приоритет чисто музыкальных форм и воплощая идею пения как такового, от полноты души, независимо от наличия текста.

Студенческие опусы стали серьёзной творческой заявкой молодого автора в области хоровой и вокально-симфонической музыки. Однако неудачная исполнительская судьба обеих кантат заставила Подгайца переключить своё внимание на инструментальные жанры. К счастью, пауза оказалась непродолжительной: с 1980-х гг. началось сотрудничество с детской хоровой школой «Весна», созданной и возглавляемой А. С. Пономаревым. Регулярное общение с юными исполнителями на протяжении почти сорока лет оказалось колоссальным творческим стимулом для композитора и во многом предопределило его продуктивность в сфере хоровой музыки.

В Главе 2, «Произведения для детского хора», изучается одно из приоритетных направлений творчества Подгайца — как по количеству сочинений, так и по их значимости для художественной эволюции композитора в целом.

Во вступительном разделе характеризуется жанровый диапазон музыки Подгайца для юных слушателей и исполнителей, рассказывается о премьере кантаты «Как нарисовать птицу» на стихи Ж. Превера в переводе В. Орла (1980), положившей начало сотрудничеству с «Весной», и отмечаются некоторые человеческие и творческие качества, счастливое сочетание которых позволяет композитору разговаривать в своей музыке с детьми «на равных» — как с полноценными, неординарными личностями.

Раздел 2.1, «Хоровая школа “Весна” — уникальный художественный организм», посвящён истории, образовательной специфике, а также особенностям организационной и творческой деятельности замечательного коллектива. Среди прочего здесь рассмотрена тщательно продуманная система взаимодействия пяти хоров, разделённых по возрастному принципу и насчитывающих по нескольку десятков участников каждый. Это подготовительный (дети пяти лет), дошкольный (шестилетки), младший (семилетки), кандидатский (дети восьми — десяти лет) и старший (дети десяти — пятнадцати лет) — собственно хор «Весна», который выступает с концертами и выезжает на гастроли.

Начав свою работу в школе в качестве концертмейстера кандидатского хора (1982), Подгайц довольно быстро ощутил главную проблему коллектива в целом — нехватку современного репертуара для детей младшего и среднего возраста. Именно поэтому первыми его работами, предназначенными непосредственно для «Весны», стали «Сочинения малых форм» (2.2). В данном разделе мы сочли целесообразным выделить несколько подразделов, дабы полнее раскрыть специфику хоровых миниатюр Подгайца, предназначенных для разных возрастных групп. Поскольку, однако, юные хористы, подрастая, переходят из одной группы в другую, не менее важной задачей оказалось выявление общих принципов трактовки малых форм в творчестве композитора. Сам Подгайц неоднократно подчёркивал отличие собственных миниатюр от традиционной детской песни с неизменно повторяемыми запевом и припевом. По словам композитора, в зависимости от содержания стихов, он всегда стремится найти «свою, только для данного произведения форму», приёмы развития, особенности хоровой фактуры и фортепианного сопровождения¹⁶.

В подразделе 2.2.1 рассматриваются «Миниатюры для детей младшего возраста», написанные на тщательно отобранные тексты из отечественной и зарубежной, авторской и народной, современной и классической поэзии. В процессе сочинения композитор не ставит перед собой специальных учебно-методических задач. Однако высокие художественные качества поэтических первоисточников и их музыкального воплощения, свобода гармонического и мелодического развития, раскованность ритма — всё это даёт возможность хормейстерам непринуждённо, и притом незаметно для самих исполнителей, решать на оригинальном материале насущные методические проблемы начального образования, готовить юных певцов к освоению любых произведений классического и современного репертуара.

«Миниатюры для старшего хора» (2.2.2) создаются с учётом психологии подростков, палитры их эмоциональных переживаний. Поэтому здесь возникают новые образы и темы, усложняются музыкальный язык и хоровая фактура. «Усиление виртуозного начала» (2.2.2-а) превращает некоторые миниатюры в полноценные концертные номера, способные не только увлечь, но и поразить публику («Крыса», 1980, «Скороговорки», 1994, «Колечко», 1999). В других произведениях, особенно написанных на тексты классиков, в первую очередь отечественных, возникает «Новое качество лирики» (2.2.2-б). Так, стихотворения, отражающие взаимосвязь циклов природы и человеческой жизни («Весна» на стихи Баратынского, 1999) или художественные впечатления, в том числе связанные с духовной музыкой («Девушка пела в церковном хоре» на стихи Блока, 1994), позволяют воплотить в звуках характерную для тинэйджеров тягу к созерцанию, углублению в себя, нередко и смутную тоску. А вот темы рока, безмерного страдания, бренности земной жизни из детской музыки Подгайца исключены.

В разделе 2.3, «Произведения крупной формы», прослеживаются особенности музыкальной драматургии и образного строя в соответствии с характером литературных первоисточников, а также органическая взаимосвязь этих сочинений с миниатюрами.

«Кантаты на стихи зарубежных авторов» (2.3.1) стали первыми произведениями, которые Подгайц посвятил хору «Весна». Обе кантаты (упомянутая «Как нарисовать птицу» и «Поэзия земли», 1982) воспевают красоту мира, призывают к активному сотворчеству, поиску необыкновенного в обыденном, свободному полёту фантазии. В обоих случаях Подгайц сам скомпоновал текст из стихотворений зарубежных поэтов, объединённых общей темой, но лишённых единого сюжета. Это предопределило относительно традиционную номерную структуру циклов и сходство их драматургического решения — при различии исполнительских составов и образного строя.

Кантату «Как нарисовать птицу» поначалу недаром объявили «неисполнимой». В хоровой фактуре здесь встречаются шестиголосные divisi, полиметрические эпизоды, движение пластами аккордов, а также разделение партий на остинатный фон и мелодизированное повествование. Разнообразие хоровых штрихов в сочетании с сочными оркестровыми красками придаёт каждой части сочинения ярко индивидуальный облик. Объединяет их лейтобраз светлой детской мечты, связанный со свободным полётом сказочной птицы. В финале мечта становится явью: нарисованная детьми птица начинает петь и взмывает ввысь.

В «Поэзии земли», где единственным «инструментом» композитора оказался детский хор a cappella (вариант для хора с оркестром создан семнадцать лет спустя), усложнилась и обогатилась фактура, отражая расширение круга образов. Как и в предыдущей кантате, заглавный образ возвращается в динамизированной и существенно расширенной репризе цикла. На сей раз, однако, за репризной частью следует медленный и тихий эпилог — «Хорал» на текст знаменитого четверостишья У. Блейка, звучащего здесь как авторское обращение к слушателю: «В одном мгновенье видеть Вечность, // Огромный мир — в зерне песка, // В единой горсти — бесконечность // И небо — в чашечке цветка».

Растворяя просветлённые гармонии в прозрачных линиях хорового вокализа, композитор превращает вторую вариантную строфу эпилога в чисто музыкальный гимн «звучащему молчанию» природы, заполненному пением птиц, звоном кузнечика и треском сверчка.

При всех художественных достоинствах первых «детских» кантат, в кон­тексте хорового творчества Подгайца в целом они воспринимаются скорее как подготовительные работы к трём центральным сочинениям середины 1980 х гг. Им посвящён подраздел 2.3.2, «Произведения на тексты С. Козлова».

Пожалуй, впервые композитор нашёл литературный первоисточник, идеально соответствующий его представлениям не только о мире детства, но и о драматургии крупной формы. При работе с текстами Козлова ему не нужно было прибегать к компиляции и кардинальному пересочинению — музыкальная форма естественным образом вырастала из поэтического образа. Недаром именно в «козловском триптихе» Подгайц начинает дифферен­циро­вать жанровые определения, характеризующие индивидуальное драматурги­ческое решение конкретного цикла. Так, «Лунная свирель» для детского хора и инструментального ансамбля (1985) — «кантата-сказка», «Чёрный омут» для детского хора и оркестра (1987) — «опера-кантата», тогда как «Времена года» (1985) в рукописи вообще не имеют жанрового определения, а в списке сочинений Подгайца названы «концертом для детского хора и фортепиано».

«Лунная свирель» (2.3.2-а), в отличие от предыдущих кантат, является не циклом, а как бы расширенной изнутри миниатюрой, построенной на свободном сочетании принципов вариантной строфичности, трёхчастности и сквозного развития с чертами сонатности. Главный герой произведения — Заяц-музыкант, беззаветно преданный своему искусству. Забыв о страхе и опасностях, подстерегающих в ночном лесу, он самозабвенно играет «Старинную французскую песенку» на поляне, озарённой лунным светом. И происходит чудо: целиком погружаясь в мир звуков, Заяц как бы растворяется в сиянии Луны, становится неуязвимым для врагов. Прозаический текст Козлова не просто поэтичен, но насквозь пронизан музыкой. Более того: в нём «запрограммированы» и конкретная музыкальная цитата — «Старинная французская песенка» из «Детского альбома» Чайковского (сказка Козлова так и называется), и даже важнейшие солисты инструментального ансамбля — флейта, скрипка и малый барабан.

«Чёрный омут» (2.3.2-б) по форме и содержанию намного сложнее «Лунной свирели». Простой по сути сюжет, восходящий к традиционной фабуле русских сказок о Храбром Зайце, перерастает в интерпретации Козлова и Подгайца в философскую притчу с многослойным подтекстом. Здесь и страх как «тайна космической глубины»¹⁷, и особенно актуальная для времени создания сказки и кантаты тема конфликта между устоявшейся системой взаимоотношений в обществе и отчаянной смелостью отдельной личности, подрывающей основы этой системы.

В «Чёрном омуте» нет солистов; за всех персонажей, включая Рассказчика, поёт хор. Наличие сюжета и относительно большое количество действующих лиц натолкнули композитора на мысль о создании театрализованного концертного действа, разделённого на шесть контрастных картин, которые объединены сквозным развитием основных тем и интонационно-гармонических комплексов. Типичные для сказок повторы (дважды приходит Заяц к Чёрному Омуту, трижды встречается со своими врагами) позволили разработать систему лейтмотивов, которая в данном сочинении оригинально сочетается с принципами вариантной строфичности и симфонизированного сквозного развития, эту строфичность преодолевающего. И хотя начальный материал возвращается в динамизированной репризе (V картина) и в финале, драматургический перелом во вступлении к VI картине (победа над страхом) предопределяет новую трактовку идеи многоступенчатой репризы: это уже не возвращение к истоку на очередном витке спирали, но переход в иное образное качество.

В концерте «Времена года» (2.3.2-в) литературный первоисточник подвергся гораздо более существенному переосмыслению, нежели в кантатах. Композитор купировал тексты из сборника «Золотая карусель», не относящиеся к природному циклу, заменив их чисто музыкальными номерами. Остальные стихотворения также были сокращены или частично изменены, что открыло более широкий простор для музыки. Соответственно изобразительное начало отодвинулось на задний план, уступив место передаче настроений. Благодаря этому «Времена года» Подгайца, при всей виртуозности фортепианной и вокальной партий, можно назвать циклом лирических миниатюр, объединённых сквозным развитием нескольких ключевых тем и образов, которые в финале возвращаются в виде реминисценций, подводя итог уходящему году.

Взаимодополняющее единство инструментального и вокального начал особенно ярко проявилось в «Оде греческой вазе» (2.3.3) для детского хора и двух фортепиано (1998). Необычный состав был предложен известными пиа­нистами Еленой Сорокиной и Александром Бахчиевым, которых увлекла идея выступить в одном концерте с хором «Весна» (его название Подгайц зашиф­ровал в начальном лейтмотиве). В поисках темы, одинаково актуальной для ис­полнителей и слушателей разных возрастов, композитор обратился к одному из последних шедевров Китса, который завершается словами: «В прекрас­ном — правда, // в правде — красота. // Вот всё, // что нужно помнить на земле».

Существенно сократив первоисточник, композитор выдвинул на перед­ний план прославление творческого начала. При этом ему удалось воплотить музыкальными средствами китсовский «навек смирённый мрамором порыв» — движение, замкнутое округлостью сосуда, на который нанесено изображение, и вместе с тем исполненное «яростного экстаза». Стройность концентрической структуры с обрамляющей репризой и «осевым» бестекстовым эпизодом в центре подчёркнута темповой композицией «Оды». От начальной «медли­тельности столетий» (Китс) движение постепенно ускоряется к «осевому» эпизоду — самому быстрому, хотя по-прежнему сохраняющему кантиленность, а в конце замирает на гармонии большого до мажорного нонаккорда, на фоне которого многократно повторяется ключевое четверостишье.

Таким образом, если Китс пытался передать словами запечатлённые в рельефах греческой вазы образы «немой музыки», то Подгайц движется как бы в обратном направлении. В первых тактах «Оды» музыка рождается из зачарованной тишины, прокладывая путь к слову и утверждая тем самым свой исторический приоритет. А конечной целью спиралевидного движения оказывается прославление Красоты соединёнными усилиями музыки и слова.

Заключительный раздел Главы 2 — своего рода «промежуточный финал» в структуре диссертации. Здесь отмечается, что в многочисленных и чрезвычайно разнообразных по образному строю произведениях, созданных для школы «Весна», окончательно сформировался стиль хорового письма, были опробованы и отточены разные принципы музыкального осмысления текста и драматургические решения. Именно сотрудничество с «Весной» упрочило репутацию Подгайца как мастера хорового жанра. Тем самым была заложена основа для расширения диапазона творческих поисков в сочинениях середины 1990 х — 2000 х гг.

Новые художественные горизонты открываются в «Произведениях на духовные тексты», которым посвящена Глава 3. Многие выразительные приёмы и принципы формообразовани, сложившиеся в хоровой музыке предыдущих десятилетий, обретают здесь как бы дополнительное измерение, исполняясь новыми смыслами. Центральное место в данной главе отведено комплексному анализу трёх масштабных циклов, ставших этапными как для хорового творчества Подгайца, так и для становления его стиля в целом. Это концерт для смешанного хора a cappella «Псалмы царя Давида» (1994) и его редакция для детского хора и камерного оркестра (2008), «Missa veris» («Весенняя месса») для детского хора, органа и ударных (1996) и «Нью-Йоркская месса» для смешанного хора, струнных и органа (2001).

Во вступительном разделе рассматриваются принципы трактовки духовных текстов в музыке Подгайца. Не причисляя себя ни к одной конфессии и воспринимая духовность как понятие высшего порядка, не сводимое к религиозности, он не предназначает свою музыку для исполнения в храме. Поэтому к каноническим текстам подходит с авторских позиций музыканта — так же, как до этого он подходил к фольклорным, классическим и современным первоисточникам.

В восьмичастном концерте «Псалмы царя Давида» (3.1) из каждого псалма, указанного в заглавии конкретного номера, отобраны один — два ключевых стиха или фрагмента — архетипические формулы призыва, тихой молитвы, благодарения, хвалы. При этом Подгайц не просто многократно повторяет избранные фразы, но соединяет в ряде частей фрагменты нескольких псалмов, широко используя вычленения и перестановки, а также замену или вставку отдельных слов. Это позволяет выстроить индивидуальную драматургию цикла, отражающую глобальную композиционную идею Псалтыри: долгое и трудное восхождение из глубины отчаяния и страдания к «новой песне» во славу Господа.

Учитывая большую продолжительность звучания концерта (около 45 мин.), композитор постарался индивидуализировать образный строй и хоровую фактуру отдельных частей, чтобы, не утрачивая единства целого, облегчить его восприятие. Важную роль в процессе индивидуализации сыграло свободное претворение различных традиций духовной музыки, так или иначе связанной с псалмовой традицией. В цикле Подгайца можно расслышать отголоски стилистики Нового направления в русской музыкальной культуре конца XIX — начала ХХ в., а также партесного стиля и хорового концерта последней трети XVIII в., григорианского хорала и западноевропейской полифонии эпохи Возрождения, негритянских спиричуэлс, византийских калофонических песнопений, бурдонного многоголосия и т. д. Однако композитор избежал прямой стилизации, тем более нарочитой архаизации, создав авторскую музыку, пронизанную духом экуменизма.

В новом образном контексте важнейшую роль приобрела вариантная строфичность, особенно естественная в сочинении на тексты утраченных песен. В отличие от большинства более ранних сочинений, в «Псалмах» нет лейтмотивов и тематических реприз в рамках цикла. Единство целого обеспечивается сопоставлением, вариантным развитием и активным взаимодействием трёх образно-интонационных сфер: стона, воззвания к Господу из юдоли страданий и коллективной молитвы. А в финале («Аллилуйя») голоса хора постепенно сливаются в многооктавный кластер семиступенного мажорного звукоряда на басу ми. Окончание концерта в доминантовом ладу основной тональности, ля мажоро минора, воспринимается как символ вечной жизни.

В девятичастной «Весенней мессе» (3.2) легко обнаружить преемст­венность по отношению как к «Псалмам», вплоть до цитаты из VII но­мера в «Agnus Dei», так и к миниатюрам, кантатам и концертам, написанным в 1980 х — первой половине 1990 х гг. для школы «Весна». Вместе с тем, в первой мессе Подгайца стилевая палитра его хоровой музыки заметно обнов­ляется. На передний план теперь выдвигаются такие приёмы, как длительное развитие музыкальной мысли на основе вариантной остинатности и много­кратных повторов с постепенными изменениями, а также усиление формо­образующей роли традиционной тональности — при сохранении существенной роли полиаккордов, гетерофонии и хроматики.

Стилистические особенности «Missa veris» продиктованы воплощением уникальной идеи детской мессы, не только исполняемой ангельскими голосами детей, но и ориентированной на их мировосприятие. С этой целью композитор частично переосмыслил канонический текст: дополнил его строками из сред­невековой секвенции «Veni, Sancte Spiritus», купировал отдельные разделы, осо­бенно трудные для понимания малолетними исполнителями, а главное — выде­лил и провёл красной нитью через всё сочинение два неразрывно взаимосвя­занных образа: Света и великой Жертвы, принесённой ради его обретения. В результате получилась действительно «весенняя» месса, царство мажора, сия­ние которого скорее усиливают, нежели контрастно оттеняют минорные разделы.

Вторая, «Нью-Йоркская месса» (3.3) Подгайца — сочинение по-настоя­щему трагическое; недаром композитор посвятил её памяти жертв теракта 11 сентября 2001 г. Общий колорит звучания затемнён интонациями полутоно­вого стона, диссонирующими полиаккордами и преобладанием минорных тональностей. Вместе с тем даже в наиболее драматичных частях возникает эффект катарсиса, духовного просветления, достигаемого через преодоление страданий и сомнений.

Функцию драматургических опор выполняют напряжённо звучащие «Kyrie», «Credo» и «Agnus Dei». Эти части объединены не только интона­ционно, но и композиционно — по восходящему к полифонии нидерландцев принципу последовательного увеличения продолжительности звучания. В контрастирующих опорным частям «Gloria», «Sanctus» и «Benedictus» господ­ствуют диатоника и звончатые ostinato, основанные на аккордовом повторении кратких мотивов со скачками (лишь в срединный раздел «Gloria», связанный с образом Агнца, проникают хроматизированные интонации lamento). Финаль­ный «Agnus Dei» — наиболее развёрнутая часть цикла, его динамизированная реприза и генеральная кульминация, где после нескольких безуспешных попыток осуществляется окончательный прорыв от мрака к свету.

Рассматриваемые в заключительном разделе «Произведения малых форм» (3.4) стилистически близки масштабным полотнам, особенно мессам. Особое место среди них занимает написанная в 2007 г. и посвящённая позднее памяти Мст. Ростроповича «Молитва Шмуэля ха–Нагида» для детского хора и виолончели на текст еврейского средневекового поэта в переводе Доры Подгайц — двоюродной сестры композитора. Продолжая тенденцию, проявив­шуюся ранее в «Оде греческой вазе», «Молитва» основана на взаимо­дополняющем единстве солирующего инструмента и хора.

Глава 4, «Сочинения 2000-х годов», также посвящена разбору трёх циклов — концерта «Вещая душа» для смешанного хора a cappella на стихи Ф. Тютчева (2002), кантаты «Солнцеворот» для смешанного и детского хоров и инструментального ансамбля на русские народные тексты (2006) и «Лиричес­ких сатир» для хорового театра и фортепиано на стихи Саши Чёрного (2008). В этих произведениях композитор на новом уровне профессионального мас­терства обращается к темам и образам, развивавшимся на протяжении предыдущих десятилетий. Принципиально разные по своему составу, образ­ному строю, драматургии, эти циклы могут рассматриваться как своего рода итог многолетнего пути мастера хоровой музыки и одновременно — как свидетельство движения к новым художественным вершинам.

Во вступительном разделе представлена панорама хорового творчества Подгайца в начале нового тысячелетия. Выявляется взаимосвязь между укреплением творческих связей композитора с различными певческими коллективами и расширением круга образов, обогащением хоровой фактуры, поиском оригинальных жанровых и драматургических решений.

Девятичастный цикл «Вещая душа» (4.1) представлен в работе как по­пытка истолковать средствами музыки один из важнейших образов поэти­ческой философии Тютчева. В концерте Подгайца творческий дух проходит нелёгкий путь восхождения — от гордого и горького затворничества в молча­нии к обретению гармонии с миром. Этот цикл оказывается своеобразным развитием опыта двух предыдущих хоровых концертов — «Времён года» и «Псалмов царя Давида», а также других крупных сочинений для хора.

Знакомые контуры циклической формы с прологом-экспозицией, дра­ма­тичной кульминацией в середине, многоступенчатой репризой и пред­ва­ря­ющей финал лирической интермедией предстают в «Вещей душе» в новом свете. То же можно сказать и об особенностях музыкального языка, соединяющего простоту и возвышенность с красочностью и виртуозностью хорового письма. Работа с поэтическим первоисточником в тютчевском концерте становится ещё более детализированной и изощрённой, чем в опусах предыдущих десятилетий. Одновременно укрепляется система разветвлённых связей между частями — не только тематических или микроинтонационных, но и на уровне гармонии, характера фактуры, принципов организации формы и т. п.

К


антата «Солнцеворот» (4.2) посвящена языческому культу поклонения Яриле. Стремясь охватить максимально широкий круг разнохарактерных образов, связанных с этим культом, Подгайц использовал в произведении тексты русских хороводных, дожиночных, величальных и игровых песен, магических заклинаний, а также элементы разговорного фольклора, красноречиво дополняющие картину языческого торжества. При этом центральное место в цикле заняли обряды весенней встречи Ярилы и проводов его на зимнюю дорогу в купальскую ночь.

При всей новизне, вторая кантата Подгайца на народные тексты в драматургическом и композиционном плане перекликается с «Весенними песнями», написанными тридцатью пятью годами ранее. Но, в отличие от студенческого опуса, в «Солнцевороте» композитор отказывается от стилизации народных напевов и наигрышей, мастерски использованной в «Весенних песнях». Да и вообще в новой кантате Подгайц опирается не столько на распевную мелодию, сколько на варьирование кратких попевок, расцвечивая хоровую партитуру искусным чередованием аккордового и имитационного склада, эпизодов чисто инструментальных и исполняемых хором a cappella, разделением ткани на контрастные пласты, а также терпкими тональными и аккордовыми сопоставлениями. Афористичность тематизма компенсируется здесь разнообразием выразительных приёмов, театрализацией музыкальной формы и эффектами звукоподражания. Благодаря этому в «Солнцевороте» с небывалыми прежде размахом и могучей энергией воплощается центральная для музыки композитора тема оптимистического отношения к жизни, восхищения красотой и величием природы.

«Лирические сатиры» (4.3), написанные специально для Московского Хорового театра Бориса Певзнера, — первый опыт юмористической трактовки смешанного хора в творчестве Подгайца (до сих пор такие качества его личности как тонкий юмор и добродушно-ироническое отношение к окружающему миру находили отражение преимущественно в инструментальной музыке и произведениях для детей). Хотя поэзия Саши Чёрного привлекала композитора со студенческих лет, внутренним препятствием для её музыкального воплощения долгое время оставались «Пять сатир» Шостаковича, исполненные социально-обличительного пафоса. Подгайцу гораздо ближе оказалась другая сторона сатир Саши Чёрного — тонкая ирония по адресу человеческой ограниченности и глупости, которая «все ценности превращает в карикатуры»¹⁸. Выход был найден в выдвижении на передний план пародийного образа Горе-творца, погрязшего в тяготах быта, но по-прежнему претендующего на благосклонное внимание муз.

В семичастном цикле хара́ктерных зарисовок широко используются приёмы нарочитой примитивизации, аллюзии и цитаты, сочувственные и иронические комментарии хора и отдельных солистов и, опять-таки, приёмы звукоизобразительности. Всё это открывает богатые возможности для выразительного пластического действия, дополняющего исполнение музыкального текста.

В Заключении на основании проведённого исследования делается вывод, что сочинения для различных хоровых составов представляют собой автоном­ную, органично развивающуюся сферу многогранного творчества Подгайца. Впитывая и индивидуально переосмысливая на протяжении творческого пути различные музыкальные традиции, чутко улавливая запросы современности, композитор постепенно расширяет спектр литературных первоисточников, а также музыкальных образов и жанров. При этом он сохраняет целостность авторского стиля, сложившегося ещё в студенческие годы.

В результате комплексного изучения хорового творчества Подгайца в Заключении предпринимается попытка его периодизации. В произведениях раннего периода (1970 е гг.) определяются принципы отбора и трактовки текстов, представления о музыкальной драматургии хоровых циклов, а также отношение к человеческому голосу и понимание возможностей хора. В 80 х — первой половине 90 х гг. композитор сосредотачивается на работе со школой «Весна», что приносит ему первое признание в области хоровой музыки. Начавшийся в середине 90 х гг. третий период творчества связан с обращением к духовной тематике и возвращением к крупным сочинениям для смешанного состава. Наконец, в первое десятилетие XXI в. композитор как бы подводит итоги пройденного пути, создавая новые редакции более ранних опусов и по-новому осмысливая ключевые темы своего хорового творчества, а одно­вре­менно расширяет горизонты художественных поисков.

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ ОПУБЛИКОВАНЫ
СЛЕДУЮЩИЕ РАБОТЫ:

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК

1. Марцинкевич А. «Нью-Йоркская месса» Ефрема Подгайца // Музыко­ведение. — 2009. — № 5. — С. 61—67. (0,6 п. л.)
   
2. Марцинкевич А. Музыкальные сказки Ефрема Подгайца. Две кантаты для детского хора на стихи Сергея Козлова. // Музыкальная жизнь. — 2011. — № 4. — С. 23—25. (0,3 п. л.)
   
3. Марцинкевич А. Песни печали и безграничной радости. Две редакции хорового концерта Е. Подгайца // Голос и речь. — М: Российская общественная академия голоса, 2011. — № 2 (4). — С. 67—75. (0,5 п. л.)
   

Другие публикации

1. Марцинкевич А. Детская хоровая музыка Ефрема Подгайца // Сборник трудов по материалам конференции 29 апреля 2008 г. / РАМ имени Гнесиных. — М., 2008. — С. 54—62. (0,5 п. л.)
   
2. Марцинкевич А. «Лирические сатиры» Ефрема Подгайца // Актуаль­ные проблемы высшего музыкального образования / Нижегородская Государст­венная консерватория (академия) имени М. И. Глинки — Нижний Новгород, 2010. — № 3 (15). — С. 18—22. (0,4 п. л.)
   
3. Марцинкевич А. Солнечная премьера Ефрема Подгайца // Культура. — 2010. — 9 декабря. (0,1 п. л.)
   
4. Марцинкевич А. Хоровое творчество Ефрема Подгайца // Вестник АХИ. — 2011. — № 1. — С. 34 — 47. (0,6 п. л.)
   
5. Марцинкевич А. Две кантаты Ефрема Подгайца на русские народные тексты // Исследования молодых музыковедов: Сборник статей. — М.: РАМ имени Гнесиных, 2011. — С. 101—109. (0,5 п. л.)
   
6. Марцинкевич А. Долгий путь становления. Концерт для смешанного хора «Вещая душа» Ефрема Подгайца. // Вестник АХИ. — 2011. — №2. — В печати. (0,85 п. л.)