Geum.ru

Концепт «Устойчивое развитие» в контексте теоретических исследований и социокультурной практики 09. 00. 11 Социальная философия

Вид материалаАвтореферат диссертации
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях
Подобный материал:
1   2   3   4
параграфе 2.2 «Экологические параметры устойчивости цивилизационного развития» рассматриваются основные экологические проблемы современного этапа социокультурной эволюции как важнейший фактор цивилизационной динамики и как основная форма реализации принципов устойчивого развития, рассматриваемого с позиций постсовременного социального конструктивизма, а также дается оценка перспектив становления «экологического общества» как варианта социально-устойчивой системы.

Автор анализирует исходный онтологический срез отношения в системе «человек – природа», указывая при этом на то, что становление реальности социально-культурного и антропологического опыта возможно только как противоречивое различие-несовпадение с природной фактичностью этого опыта (например, телесностью и естественными потребностями, которые облекаются в оболочку символических форм). В этом смысле устойчивость, как онтологический фундамент социальности, зиждется на таком же онтологическом противоположении всему естественному. Но такой уровень отношения в системе «человек–природа», оставаясь самым фундаментальным, вместе с тем элиминируется из современного социального пространства и теоретического дискурса.

Далее рассматриваются основные сформировавшиеся на сегодняшний день теоретические модели преодоления экологического кризиса и становления «экологического общества» как образца целостной социокультурной устойчивости. При этом выявляются интегрирующие методологические принципы данных моделей, связанные с критикой стратегии индустриального и постиндустриального развития, абсолютизацией потребительского отношения к природе, лежащего в основе технико-технологического прогресса и успехов рыночной экономики. Отдельное внимание уделяется религиозно-этическим версиям экологического общества (А. Тойнби, Л. Уайт, С.Х. Наср, Дж. Пасмор, Д. Барр, К. Боулдинг и др.), которые требуют коренного пересмотра традиций христианской системы мировоззрения, в лоне которого и формировалась современная сциентизированная культура. Поскольку именно библейские сюжеты и образы «тварной» природы, в которой согрешивший человек (как вершина творения) обречен «трудиться в поте лица», составили основание последующего конструктивистского отношения к природе. Некоторые мыслители (например, С. Х. Наср, Я. Дж. Барбур и др.) предлагают вообще отказаться от монотеизма, как духовного ядра западной цивилизации, в пользу политеизма и пантеизма восточного типа, которые уравнивают человека и природное окружение, фактически обожествляют природу. В результате анализа автор диссертации приходит к выводу, что подобные модели «экологического» общества не могут составить реальное основание устойчивого развития в силу своей утопичности и опоре исключительно на моральные оценки. Последние в современной культуре вообще утратили всякую истинность и объективную значимость.

Также автор рассматривает такие модели экологической устойчивости, которые исходят из признания определяющей роли науки и техники в формировании современного экологического кризиса. При этом выделяются две основные версии: оценка научно-технического прогресса, как главной негативной причины кризиса, и его же оценка, как единственно возможного пути преодоления сложившейся ситуации («технологический пессимизм» и «технологический оптимизм»).

Общим интегралом этих концепций является признание так называемого «экологического дефицита», т. е. признание объективных «пределов роста» современной цивилизации. В этой связи автор рассматривает основные «Доклады» Римскому клубу, концепцию «экосоциализма» О.К. Флехтайма, основные лозунги движения «зеленых». Особое внимание уделяется теории ноосферы В.И. Вернадского. Рассматривается сформированная ученым система качественных определений, предпосылок и перспектив развития ноосферы. Концепция ноосферы, разработанная В.И. Вернадским, имеет огромное методологическое, эвристическое значение в познании взаимодействия общества и природы и играет большую роль в постсовременной тематизации устойчивого развития.

Важнейшее положение, формулируемое диссертантом, состоит в том, что выживание и становление устойчивого развития общества невозможны без информатизации в глобальных масштабах, которая не может быть достигнута стихийным путем. Обязательно требуется управление процессом социоэкоразвития. Проблема управления вновь всплывает в контексте экологического измерения устойчивости социокультурной реальности, а именно: управление через присвоение информационных ресурсов цивилизационного развития рассматривается как практика снижения потенциальной неустойчивости будущего состояния социальной системы, включая ее отношение с природным окружением. Анализ современной социально-экономической ситуации показывает, что человечество ныне стоит перед кризисом управления. Выход из цивилизованного кризиса предполагает возможности управления и регулирования отношения с природой. В этой своей определенности устойчивое развитие выступает производной постсовременной ситуации социума и его естественного окружения (которое тоже, разумеется, эволюционирует под воздействием антропологического фактора, обретая некоторые новые свойства). Автор подчеркивает, что экологическое измерение устойчивого развития отражает специфику именно современного этапа взаимодействия в системе «человек – природа».

Параграф 2.3 «Метаморфозы бинарности устойчивости и неустойчивости: эпистемологический оптимизм и онтологический нигилизм» посвящен проблемам трансформации различия устойчивости и неустойчивости социальности и отношения к этим изменениям на уровне современного мышления в его сциентистском и философском варианте.

Постсовременность обернулась отрицанием не только упорядоченности традиционной социальности, но и самого Модерна. В социально-культурном измерении сегодняшней ситуации, помимо экологической составляющей, парадокс устойчивого развития заключается в том, что его типичное для современности определение как повторяющейся системы связей и отношений (и в этом моменте повторения как бы обретающей устойчивость) не может вообще рассматриваться в качестве главного базового признака. В контексте становления информационного общества и господства массовой культуры произошла удивительная инверсия феномена повторения в социальном взаимодействии: массовая культура, с одной стороны, основана на постоянном повторении тех или иных шаблонов поведения, производства, мышления, коммуникации и т. д. Но, с другой стороны, такое повторение не является носителем креативного потенциала культуры и не содержит в себе имманентные механизмы внутреннего ограничения культуры, т. е. полагания ее собственной устойчивой определенности. Эта исходная антиномия играет огромную роль в современном социокультурном процессе. Устойчивость современной массовой информационной культуры, как повторение ряда типичных признаков, упрощенных образцов социально приемлемого, не является формой утверждения суверенного субъекта.

Эта дилемма также принципиально важна для понимания социосинергетической модели объяснения принципиальной открытости и неустойчивости современной культуры. В рамках такого видения культура рассматривается как открытая самоорганизующаяся система, находящаяся в постоянном изменении и неравновесии. При этом универсальными категориями, в координатах которых оценивается такая динамика, выступают порядок и хаос. Кроме того, социальное время отграничивается от пространства: одно устойчивое состояние культуры соотносится с другим во времени, но отличается от него же в пространстве.

Между культурной устойчивостью и неустойчивостью для сознания современного человека и общества в целом весьма удобно видеть отсутствие четкого онтологического разграничения. Это во многом облегчает его задачу по инструментальному устроению социальности и одновременно актуализирует тему социальных страхов и рисков.

Диссертант подчеркивает, что в рамках современного социального дискурса сформировался целый ряд направлений, положительно расценивающих утрату оппозиционности устойчивости и неустойчивости, с чем связываются возможность инновационного развития в будущем и причины культурогенеза в прошлом. Избавление от этой оппозиции крайне необходимо сознанию человека информационной глобальной культуры, в которой вообще стираются всякие границы и формы человеческой субъективности. Однако такое «приручение» неустойчивости нельзя рассматривать как имманентное самому социально-антропологическому опыту. Оно носит прежде всего эпистемологический характер. Сама по себе оппозиция устойчивости и неустойчивости реально свойственна современному опыту вне зависимости от дискурсивных практик, ориентированных по большей части на «обустройство» социально прикрепленного, но экзистенциально заблудшего индивида. Но главное заключается в том, что оценка метаморфоз данной бинарности уже не может рассматриваться как момент самосознания современной культуры по аналогии с классической европейской культурно-исторической традицией и ее философским самосознанием.

Иллюзия постсовременности состоит в том, что утрачено чувство границы между моделированием, проектированием, прогнозированием и самой этой реальностью. Поэтому метаморфозы данной бинарности имеют отчетливое оптимистическое прочтение на когнитивном уровне (памятуя при этом о свойственном информационной культуре кибернетизме в прочтении специфики человеческого мышления и интеллекта вообще) и нигилистическую окраску в онтологическом и историческом контексте. Нигилистическую, в смысле невозможности вернуть прошлое, как модус социального времени, в качестве актуальной всеобщей формы сегодняшнего опыта. Данный онтологический нигилизм исторически правомерен, тогда как эпистемологический оптимизм (при всей его желательности) не может расцениваться как возможный путь концептуализации реального основания будущего развития цивилизации.

В главе 3 «Проблемы устойчивого развития в контексте цивилизационной динамики России» рассматривается проблема преломления темы «устойчивое развитие» на уровне ее социально-онтологической концептуализации в контексте специфики российской цивилизации.

Параграф 3.1 «Устойчивость и российская цивилизационная идентичность: образы исторического самосознания и социокультурные реалии» содержит анализ специфики российского измерения проблемы устойчивого развития и реконструкцию предметного поля социально-онтологической концептуализации устойчивого развития в русском культурном пространстве.

Тема «устойчивое развитие» в русском цивилизационном контексте прежде всего прочитывается как проблема выбора, сопряженного с колоссальным риском, исторического пути между существующими крупнейшими цивилизационными ареалами. Основные вехи русской истории как раз и представляют собой попытки обретения некой окончательной «модели» собственной цивилизационно-исторической, духовной идентичности и устойчивости.

Если строго следовать требованию имманентности социально-философской рефлексии и ее историчности, то очевидно, что ответ на вопрос об основаниях интерпретации проблемы устойчивости российской цивилизации лежит в тенденциях динамики русского культурно-исторического самосознания, которое в форме русской классической философии XIX–XX вв. обрело собственную предметную форму. Дело в том, что русская философская мысль изначально формировалась вокруг одного центрального вопроса – что есть Россия? Каково место России во всемирно-историческом процессе? Каково будущее России? Само философское самосознание в России в период наиболее острого для нее переломного этапа развития стало выражением поиска ключевого «образа» метаисторической целостной идентичности. Исходя из этого, автор формулирует положение о том, что глубинные основания философской концептуализации устойчивого развития России инкорпорированы в образы исторического самосознания ее культурной традиции. Они представляют собой актуальный опыт рискующего вопрошания собственной цивилизационной идентичности. Данная рефлексия не может быть, подобно классической европейской, интерпретирована однозначно как строго онтологическая концептуализация. В ней превалируют образность и символичность. Для самосознания русской культуры характерно особое напряжение между двумя полюсами социального времени – прошлым и будущим в ущерб настоящему. Также эсхатологизм и телеологизм русского национального сознания не способствовали обретению устойчивой цивилизационно-исторической идентичности, усиливая бинарную оппозиционность реального и желаемого, сущего и должного.

Опираясь на обозначенные методологические императивы, автор проводит анализ основных стратегий русского философско-исторического самосознания с целью выявления образов исторической идентичности и устойчивости. В этом контексте особое внимание уделяется фигуре П.Я. Чаадаева14, который впервые обозначил культурно-исторический статус философского вопрошания, более того, его ценность для выработки собственной цивилизационной стратегии, устойчивой идентификационной платформы. Русская философская традиция получает импульс развития именно после Чаадаева, когда был сформирован определенный образ самой России как уникальной цивилизационной традиции. Этот образ имманентно содержит в себе возможные пути концептуализации устойчивого развития, как проблемы русского национального сознания и русской исторической социокультурной практики.

По мысли первого русского философа (Чаадаева), сама ситуация социально-исторической неопределенности требует особого опыта философского самосознания, которое и должно стать смыслокоординирующей платформой для выработки имманентной цивилизационной идентичности. Устойчивость русской цивилизации возможна не на пути частных проектов по социальной модернизации и т. п., а на пути постепенного осознания собственного места в истории, собственного варианта решения, в том числе и мировых, проблем. Автор проводит параллель западного и российского Модерна, отмечает моменты сходства и глубокого различия, дает характеристику влияния Гегеля на смысловую координацию вопрошания собственного исторического пути.

Одна из ключевых проблем – противоречие между образами философско-исторического самосознания и социокультурными реалиями России – анализируется диссертантом сквозь призму культурно-исторической концепции Г.П. Федотова15. Говоря о будущем России, Федотов указывает на то, что в будущем есть великая миссия русского народа. Специфика исторической судьбы нашей страны всегда определялась полифонией ее культурной жизни, которая даже во времена империи неизменно оставалась верна своему изначальному метаисторическому предназначению – быть собирательницей и хранительницей многих народов. Основная историческая коллизия современности как раз и состоит в изменении этого сознания. Исконно русское национальное самосознание принципиально не националистично, оно всемирно, – и этим во многом определяется специфичность российского цивилизационного варианта устойчивости социальной реальности. Автор подчеркивает значимость федотовской оценки сращения в национальном сознании православия с политическими, культурными, бытовыми формами. Реставрация старины, излишний индивидуализм религиозного пути не могут рассматриваться в качестве основания цивилизационной устойчивости. Все эти проблемы как бы обнажают вселенский, вечный смысл судьбы нашей страны. В основе федотовского решения проблемы специфики русской исторической судьбы, ее цивилизационной идентичности лежит учение о соотношении национального и вселенского. В единстве этих двух начал производным, но вместе с тем самостоятельно существующим является национальное.

Также автором проводится анализ перспектив духовного и культурного Ренессанса современной России, исходя из исторически сложившихся образов ее самосознания как приоритетных форм обретения устойчивости. Указывается на то, что сегодня возрождение христианства в России имеет скорее атрибутивный, чем сущностный характер. Церковно-православные структуры утратили свое историческое значение в процессе социальных катаклизмов и не играют былой роли в динамике общественного сознания и поведения. Хотя Россия по-прежнему предстает как крупнейший центр христианской культуры, а ее ментальность по-прежнему ассоциируется с синтетически-интегративным видением мира, отличающимся от западноевропейского типа рациональной духовности. И в этом контексте российский путь, если брать его теоретическое измерение, ориентирован на гармонизацию взаимоотношений человека и среды его обитания, что сегодня в широкой общественности однозначно рассматривается как основание стратегии устойчивого развития. С другой стороны, такая стратегия устойчивого развития с позиций социального конструктивизма не дает оснований судить о ее эффективности.

В параграфе 3.2 «Противоречия модернизации и перспективы устойчивого развития России» содержится комплексная оценка перспектив устойчивого развития России в будущем с учетом фундаментальных противоречий современного этапа ее социальной эволюции.

Автор выявляет глубинные основания противоречий современного модернизационного опыта России, ставящего себе цель будущего устойчивого развития страны. Ключевое противоречие данного опыта состоит в том, что инновационная стратегия развития мыслится без участия самосознательной рефлексивной составляющей. При этом власть не понимает или не хочет понимать, что тем самым утрачивается сама возможность подлинной модернизации и стратегического прорыва. Весь модернизационный опыт Запада опирался именно на классическую европейскую культуру как систему рефлексивных образцов социального становления личности и предметных форм ее бытия – системы права, рыночной экономики и т. д.

В этом контексте и развертываются смыслы философского измерения и исследования оснований возможного устойчивого развития нашей страны. В первую очередь эти смыслы связаны с актуализацией символов реинтеграции социального времени в русской культуре и осознанием глубинных противоречий модернизации в нашей стране. В России утеряно чувство времени как свойство опыта самосознания, онтологически отграничивающегося от наплыва бутафорской социальности.

Противоречия модернизации, отражая специфику дня сегодняшнего, конечно же, сущностно связаны с общими цивилизационно-историческими особенностями нашей страны и ее культуры. Попытка обнаружить некие основания устойчивого развития России наталкивается на проблемность самой русской культуры, как не определившейся с тем, что же образует или, по крайней мере, образовывало в историческом прошлом ее фундамент подобно западноевропейской цивилизационной форме. Устойчивое развитие России как проблема возникает в ситуации культурно-исторического со-бытия или соприкосновения России и Запада в эпоху Модерна. С учетом аргументации Л.М. Баткина16 диссертант отмечает, что бессмысленно искать основание некой устойчивости русской цивилизации в инвариантном содержании ее исторической динамики.

Попытки как-то идеологически и символически обосновать современный модернизационный опыт в России на самом деле не затрагивают глубинные ментальные слои. В современной России произошла атомизация не только институциональной среды, хозяйственной сферы, образования и культуры, но и самого сознания наших граждан. Свобода современного россиянина лишь в ничтожно малой доле «идет» на выработку всеобще значимых норм и правил бытия, ценностей, смыслов обновления и социального творчества. В своей избыточной свободе человек замкнулся в себя, «ушел» в свой мирок и словно притаился в ожидании грядущего и тревожного будущего. Сегодня мы являемся свидетелями начала становления функционалистски ориентированного общественного и индивидуального сознания в России. Отсутствие такового долгое время создавало массу иллюзий в самооценке нашей страны и сегодня еще во многом образует благодатную почву для разного рода социальных мифов, которые только усиливают восприятие современного российского общества как неустойчивого, беспорядочного и непредсказуемого. Важнейшим является противоречие между насаждаемой «сверху» модернизацией, легитимирующими дискурсивными практиками и неинституционализированной свободой наиболее активных представителей, например, бизнес-сообщества или «новой» интеллигенции.

Устойчивость складывающейся новой социальной системы зависит от определенной иерархизации и структурирования взаимодействий всех социальных субъектов. Главной ценностью признается результат – внедрение новейших технологий, социально-инженерных практик, количественные показатели, международное признание (правда, также на уровне деклараций) и т. п. Но при этом забывается, что на Западе модернизационные процессы, под знаком которых проходило Новейшее время, основывались на определенном формопревращении классической традиционной социальности. Она никогда не отрицалась полностью, по-иному складывалось лишь отношение к ней, как к возможной стратегии актуального опыта человека и общества.

По мнению автора, в этой связи можно говорить лишь о самой начальной стадии формирования новой системы социальных связей и отношений. Противоречия модернизации оказали самое существенное влияние на направление изменений процессов социального формообразования. Сегодня налицо рассогласование социокультурных форм и содержания социокультурной практики. Сегодня утверждать с полной уверенностью можно только то, что время, сама история покажет реальность или же утопичность «возвращения» России на путь естественного всемирно-исторического развития, вхождения ее в систему цивилизованных государств мирового сообщества. Путь устойчивого развития может быть реализован только в ходе интеграции нашей страны в единое цивилизационное пространство. Устойчивое развитие как проблема самосознания русской культуры при этом вряд ли полностью исчерпается.

В Заключении подводятся главные итоги проведенного исследования, отмечаются его ключевые моменты, формулируются основные выводы, намечаются пути дельнейшей разработки затронутых в диссертации научных проблем.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

В изданиях перечня ВАК Минобрнауки Росиии
  1. Гнатюк, В.С. Изучение философских взглядов Г. П. Федотова в контексте проблемы устойчивого развития России / В.С. Гнатюк // Гуманизация образования. – 2009. – № 6. – С. 50–56. (0,4 п.л.)
  2. Гнатюк, В.С. Проблема устойчивого развития социума в российском цивилизационном контексте / В.С. Гнатюк // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. Сер. Философия. – 2009. – Т. 1, № 4. – С. 208–218. (0,5 п. л.)
  3. Гнатюк, В.С. Экологическое общество как один из путей достижения социокультурной устойчивости / В.С. Гнатюк // Вестник МГТУ: Труды Мурман. гос. техн. ун-та – 2010. – Т. 13, № 2. С. 416–424. (0,7 п. л.)
  4. Гнатюк, В.С. Диалектика устойчивого развития в социокультурном аспекте / В.С. Гнатюк, О.А. Никонов // Вестник МГТУ: Труды Мурман. гос. техн. ун-та – 2010. – Т. 13, № 2. С. 425–430. (0,75/0,375 п. л.)
  5. Гнатюк, В.С. Значение пространственно-временных отношений для устойчивости социального развития / В.С. Гнатюк // Философия права. – 2010. – № 4. – С. 74–78. (0,8 п. л.)
  6. Гнатюк, В.С. Историко-онтологические и теоретико-методологические основы философского анализа концепта «устойчивое развитие социума» / В.С. Гнатюк // Известия высш. учеб. заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. – 2010. – № 5 (159). – С. 9–14. (0,7 п. л.)
  7. Гнатюк, В.С. Устойчивое развитие социума в ситуации постсовременности / В.С. Гнатюк // Вестник Волгоградского гос. ун-та. Сер. 7. Философия. Социология и социальные технологии. – 2010. – № 2 (12). – С. 69–76. (0,7 п. л.)
  8. Гнатюк, В.С. Об историко-онтологическом аспекте концепта «устойчивое развитие» / В.С. Гнатюк // Гуманитарные и социально-экономические науки. – 2010. – № 5. – С. 9–12. (0,5 п. л.)
  9. Гнатюк, В.С. Об онтологическом аспекте концепта «устойчивого развития социума» / В.С. Гнатюк // Социально-гуманитарные знания. – 2010. – № 7. – 0,5 п. л.
  10. Гнатюк, В.С. Устойчивость развития социальной реальности и основания социальной неустойчивости / В.С. Гнатюк // Социально-гуманитарные знания. – 2010. – № 11. – 0,5 п. л.