Игорь Губерман

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28

Послесловие

1

Когда то мысли вились густо,

но тихо кончилось кино,

и в голове не просто пусто,

но глухо, мутно и темно.

2

С Талмудом понаслышке я знаком

и выяснил из устного источника:

еврейке после ночи с мясником –

нельзя ложиться утром под молочника.

3

Хотя ещё смотрю на мир со сцены,

хотя почти свободен от невзгод,

но возраста невидимые стены

растут вокруг меня из года в год.

4

Об угол биться не любя,

углов я не боюсь,

я об углы внутри себя

гораздо чаще бьюсь.

5

Странная всегда варилась каша

всюду, где добру сперва везло:

близилась вот вот победа наша,

но торжествовало – снова зло.

6

Придя из темноты, уйду во мрак,

евреями набит житейский поезд;

дурак еврейский – больше, чем дурак,

поскольку энергичен и напорист.

7

В каждом зале я публики ради

чуть меняю стихи и репризы,

потому что бывалые бляди

утоляют любые капризы.

8

Живу я праведно и кротко,

но с удовольствием гляжу,

как пышнотелая красотка

в кино снимает неглижу.

9

Почти каждый вечер томлюсь я и таю,

душой полыхаю и сердцем горю;

какую херню я при этом читаю,

какую хуйню я при этом смотрю!

10

Теперь я часто думаю о Боге,

о пламени загробного огня,

и вижу, подводя свои итоги,

как сильно подвели они меня

11

Хотя врачи с их чудесами

вполне достойны уважения,

во мне болезни чахнут сами

от моего пренебрежения.

12

Уже который год подряд

живу я тускло, вяло, бледно,

и я б охотно принял яд,

но для здоровья это вредно.

13

Увы, челнок мой одинокий

уплыть не в силах далеко:

хотя старик уже глубокий,

а мыслю я неглубоко.

14

Я крепко в этой жизни уповал

на случай, на себя и на авось,

поэтому ни разу наповал

ещё меня свалить не удалось.

15

Угрюмой страсти не тая,

полна жестокого томления,

давно спилась душа моя

и к ночи жаждет утоления.

16

Думаю во дни утрат и бедствий,

как жесток житейский колизей,

лишь растёт за время путешествий

список одноразовых друзей.

17

Мучась недоверием к уму

или потому, что духом нищи, –

люди ищут Бога. Но Ему

ближе те, которые не ищут.

18

Видит Бог – не до дна высыхают

соки жизни в дедах и папашах,

и желания в нас полыхают,

охуев от возможностей наших.

19

Было в долгой жизни много дней,

разного приятства не лишённых,

думать нам, однако же, милей

о грехах, ещё не совершённых.

20

В Израиле, в родной живя среде,

смотрю на целый мир я свысока;

такой страны прекрасной нет нигде;

но нету и у нас её пока.

21

Никто ловчей, чем лилипуты

различных видов и размеров,

не изготавливает путы,

чтобы стреножить Гулливеров.

22

Борьба со злом – извечная игра,

её шторма и штили хаотичны;

забавно, что апостолы добра

по большей части мало симпатичны.

23

Над этим сильно поработав,

я преуспел в конце концов:

стал дураком у идиотов

и мудаком – у мудрецов.

24

Всякий миф обо мне справедлив,

я такой, а не просто плохой:

рыбу в мутной воде половив,

из воды выхожу я сухой.

25

Стиха причудливая вязь,

питаясь внутренним горением,

таит загадочную связь

духовности с пищеварением.

26

Не слесарь, не философ, не правитель,

я мелкое своё клюю пшено,

однако я типичный представитель

чего то, что названья лишено.

27

Нет печали, надрыва и фальши

в лёгких утренних мыслях о том,

как заметно мы хуже, чем раньше,

хоть и лучше, чем будем потом.

28

В людях, на книгах воспитанных,

дремлют опасные дрожжи:

множество мыслей прочитанных

сам сочиняю я позже.

29

Теперь душа моя пуста,

ей чужд азарт любого вида,

и суп из бычьего хвоста

мне интересней, чем коррида.

30

В потоке мыслей, слов, деяний –

мне всюду видится игра,

где зло в любом из одеяний –

тень или следствие добра.

31

Я стал отшельник и бирюк,

боюсь мельканья слов и лиц,

теперь познания урюк

я молча ем с немых страниц.

32

Я довольно выигрышный вытянул билет:

не был генералом, не был депутатом,

самой хилой премии не было и нет;

но хворая, хочется быть лауреатом.

33

Есть люди – их повадка так решительна,

как будто ими истина добыта,

их речь – неотразима и внушительна,

и в мягкое обёрнуты копыта.

34

Увы, но в учебники школьные,

чтоб жалоб не слали родители,

мои сочинения вольные

не станут включать составители.

35

Те – рискуют, играя ва банк,

те – в конфузливом чахнут неврозе,

а еврей – он и наглый, как танк,

и застенчив, как хер на морозе.

36

Как ни прячься, как ни спорь и как ни лги

как ни рыскай, словно заяц по полям,

а приходится сполна платить долги

по чужим и коллективным векселям.

37

На жизненном пути в любом из мест

бывало то забавно мне, то лестно,

что многие мне свой совали крест,

надеясь понести его совместно.

38

Мы так во всём различны потому,

что Бог нас лепит в разном настроении,

а если поднесли стакан Ему, –

видны следы похмелья на творении.

39

Я думаю о грязи, крови, тьме,

о Божьем к нашей боли невнимании;

я думаю о Боге – Он в уме?

И ум ли это в нашем понимании?

40

Всего одна в душе утрата,

но возместить её нельзя:

Россия, полночь, кухня чья то

и чушь несущие друзья.

41

Не ликуйте, закатные люди,

если утром вы с мыслями встанете:

наши смутные мысли о блуде

не из тела плывут, а из памяти.

42

России только те верны,

кого навек постигло мнение,

что не могло судьбу страны

просрать её же население.

43

Русское грядущее прекрасно,

путь России тяжек, но высок;

мы в говне варились не напрасно,

жалко, что впитали этот сок.

44

Как пастух Господь неумолим,

но по ходу жизни очень часто

мне бывает стыдно перед Ним,

как Его наёбывает паства.

45

Я не пью, а дамам в ушки

лесть жужжу, как юный шмель,

я сегодня на просушке,

я лечу вчерашний хмель.

46

Не лучший представитель человечества,

я зря так над Россией насмехался:

мне близок и любезен дым отечества,

в котором я хрипел и задыхался.

47

И понял я, что это возрастное,

виной тут не эпоха, а года:

знакомые приходят на съестное,

а близких – унесло кого куда.

48

Туманный мир иллюзий наших –

весьма пленительный пейзаж,

когда напитки в тонких чашах

перетекают в нас из чаш.

49

Недаром Талмуд запрещает евреям

рулады певичек: от них мы дуреем;

у пылких евреев от женского пения –

сумятица в мыслях и с пенисом трения.

50

Душе быть вялой не годится:

холёна если и упитана,

то в час, когда освободится,

до Бога вряд ли долетит она.

51

То время, когда падал и тонул,

для многих было столь же непогоже,

я помню, кто мне руку протянул,

а кто не протянул, я помню тоже.

52

На всех я не похож – я много хуже,

со вкусом у меня большой провал:

я часто отраженью солнца в луже

не менее, чем солнцу, рад бывал.

53

Настало духа возмужание;

на плоть пора накинуть вожжи;

пошли мне, Боже, воздержание,

но если можно, чуть попозже.

54

Да, Господь, умом я недалёк,

только глянь внимательно и строго:

если я кого нибудь развлёк –

значит, он добрее стал немного.

55

Делам общественным и страстным

я чужероден и не гож,

я стал лицом настолько частным,

что сам порой к себе не вхож.

56

Рассудок мой, на книгах повреждённый,

как только ставишь выпивку ему –

несётся, как свихнувшийся Будённый,

в пространства, непостижные уму.

57

Один печалящий прогал,

одно пятно в душе осталось:

детишек мало настрогал

я за года, когда строгалось.

58

Русь воспитывала души не спеша,

то была сурова с ними, то нежна,

и в особенности русская душа –

у еврея прихотлива и сложна.

59

Былое пламя – не помеха

натурам пылким и фартовым,

былых любовей смутно эхо

и не мешает песням новым.

60

Во мне пылает интерес

и даже зависть есть отчасти,

когда читает мелкий бес

про демонические страсти.

61

В судьбе – и я, мне кажется, не вру –

ещё одна есть нить помимо главной:

выигрывая явную игру,

чего то мы лишаемся в неявной.

62

Уже давным давно замечено,

и в этом правда есть, конечно:

всегда наружно искалечено

то, что внутри не безупречно.

63

Безжалостна осенняя пора,

пространство наслаждений стало уже,

и если я напьюсь теперь с утра,

то вечером я пью гораздо хуже.

64

Чем дольше живу я, тем вижу я чаще

капризы душевной погоды:

мечты о свободе – сочнее и слаще

печалей и болей свободы.

65

Я стар уже, мне шутки не с руки,

зато идей и мыслей – вереницы;

учителю нужны ученики,

но лучше, если это ученицы.

66

Еврей, который не хлопочет

и не бурлит волной шальной, –

он или мысленно клокочет,

или хронический больной.

67

Мы много натворили, сотворили,

и нам уже от жизни мало нужно,

мы жаримся на счастье, как на гриле,

и хвалим запах жареного дружно.

68

Меня не оставляет чувство бегства:

закат мой не угрюм и даже светел,

но кажется, что я сбежал из детства

и годы, что промчались, не заметил.

69

За всё, что делал я по жизни,

прошу я малости у Бога:

чтоб на моей нетрезвой тризне

попировал и я немного.

70

Рад я, что за прожитые годы

в чаше, мной уже опустошённой,

было недозволенной свободы

больше, чем убогой разрешённой.

71

Когда тебе на плечи долг возложен,

и надо неотложно поспешить,

особенно приятно лечь на ложе

и свет неторопливо потушить.

72

Я мыслями бываю озарён

и счастлив, отдаваясь их течению –

похоже, я судьбой приговорён

к пожизненному умозаключению.

73

У юности душа – как общежитие:

я сам ютился где то на краю,

но каждое любовное соитие

в душе селило пассию мою.

74

К усердному не склонен я труду,

я горечи земной ленивый мельник,

но столько трачу слов на ерунду,

что я – скорее мот, а не бездельник.

75

Я выбрал музу потребительства –

она гулящая старуха,

но я храню и вид на жительство

среди витающего духа.

76

Свои различные круги

в раю всем душам назначают,

а там заклятые враги

друг друга с нежностью встречают.

77

Витая мыслями на звёздах,

высоколобые умы

ничуть не реже портят воздух,

чем низко мыслящие мы.

78

Услыша стариковское брюзжание,

я думаю с печалью всякий раз:

оставив только хрип и дребезжание –

куда уходит музыка из нас?

79

Ни лжи не люблю я, ни фальши

и вспышки иллюзий гашу,

но уши мои, как и раньше,

охотно приемлют лапшу.

80

Сюда придёт под памятник толпа

сметливых почитателей проворных;

к нему не зарастёт народная тропа,

пока неподалёку нет уборных.

81

Забавно мне, что всякое деяние,

несущее то зло, то благодать,

имеет в этой жизни воздаяние,

которое нельзя предугадать.

82

Мой бедный разум не могуч,

а мысли – пепел и опилки,

и взора мысленного луч

ползёт не далее бутылки.

83

Пока мы напрочь не угасли,

пока с утра щетину бреем,

душе полезно верить басне,

что мы нисколько не стареем.

84

При хорошей душевной погоде

в мире всё справедливо вполне:

я – люблю отдыхать на природе,

а она – отдохнула на мне.

85

Сокрытое, но ярое кипение –

пожизненный, похоже, мой удел;

я даже одногорбое терпение

в себе не воспитал. Хотя хотел.

86

Оставя плоть в мешке замшелом,

душа летит за облака,

где Азвоздам с Барухашемом

играют с Буддой в дурака.

87

Хотя не атеист я с неких лет,

однако и не склонен уповать:

я верую не в то, что Бога нет,

но в то, что на меня Ему плевать.

88

Я в четыре коротких строки

научился укладывать внятно

всё, что мне по уму и с руки

было в жизни текущей понятно.

И поэтому не было нужно мне

добавлявшее чувственный вес

тонкорунное нежное кружево

набегающих лишних словес.

89

Со старыми приятелями сидя,

поймал себя вчера на ощущении,

что славно бы – остаться в том же виде

при следующем перевоплощении.

90

Я всё время шлю, Творец, Тебе приветы

смело ставь на них забвения печать:

мне вопросы интересней, чем ответы,

и Ты вовсе не обязан отвечать.

91

Нам неизвестна эта дата,

но это место – вне сомнения:

земля и небо тут когда то

соприкоснулись на мгновение.

92

Любить родню – докука

для всех, кому знакома

божественная скука

родительского дома.

93

Я в разных видах пил нектар

существования на свете;

когда я стал угрюм и стар,

меня питают соки эти.

94

Везде – пророки и предтечи,

но дух наш – цел и невредим,

под их трагические речи

мы пьём, гуляем и едим.

95

Я мысли чужие – ценю и люблю,

но звука держусь одного:

я собственный внутренний голос ловлю

и слушаюсь – только его.

96

Я старюсь и дряхлею, но – живу;

сменилась болтовня скупыми жестами,

и дивные бывают рандеву

с нечаянно попавшимися текстами.

97

Слегка бутыль над рюмкой наклоня,

я думал, наблюдая струйку влаги:

те, с кем не дообщался, ждут меня,

но пьют ли они водку там, бедняги?

98

Когда теряешь в ходе пьянства

ориентацию и речь,

к себе привлечь любовь пространства

гораздо легче, если лечь.

99

Не стоит огорчаться, уходя:

конечно, жить на свете – хорошо,

но может быть, немного погодя

я радоваться буду, что ушёл?

100

Мне заново загадочны всегда

российской тёмной власти пируэты:

российские глухие холода –

не связаны с погодами планеты.

101

Я, по счастью, выучен эстрадой

и среди читателей присутствием:

душу надо прятать за бравадой,

чтобы не замызгали сочувствием.

102

Не добрый, но, конечно, и не злой,

судьбы своей посильный совершитель,

хотя уже изрядно пожилой,

но всё таки ещё не долгожитель.

103

Под вечер чувствуя отвагу,

забыв про выпивку и секс,

поэт насилует бумагу,

чтобы зачать нетленный текст.

104

Какими быть должны стихи и проза –

диктуется читательской корзинкой:

всем хочется высокого серьёза,

чуть пафоса и мёда со слезинкой.

105

Россия полностью в порядке,

и ждать не надо новостей,

пока вверху – не хрипы схватки,

а хруст поделенных костей.

106

Барды, трубадуры, менестрели –

все, в ком были дерзость и мотив, –

дивные выделывали трели,

чтобы соблазнить, не заплатив.

107

Об ущербе, об уроне, об утрате,

об истории, где зря он так охаян,

о единственно родном на свете брате

горько плачется обычно каждый Каин.

108

Когда мы полыхаем, воспалясь,

и катимся, ликуя, по отвесной,

душевная пленительная связь

немедленно становится телесной.

109

Душа полна укромными углами,

в которых не редеет серный чад,

в них черти машут белыми крылами

и ангелы копытами стучат.

110

Лишь гость я на российском пировании,

но мучаюсь от горестной досады:

империя прогнила в основании,

а чинятся и красятся – фасады.

111

Дух упрямства, дух сопротивления –

с возрастом полезны для упорства:

старость – это время одоления

вязкого душевного покорства.

112

Стихи с поры недавней, вот ведь жалость,

ушли куда то, сгинули под лёд,

и странно мне, что музыка осталась,

но слов уже на танцы не зовёт.

113

Душевной доблести тут нет,

но не стыжусь я вслух признаться,

что я люблю не звон монет,

а тонкий шорох ассигнаций.

114

Бывает очень странно иногда,

как будто умирал и снова ожил:

какие то в минувшем есть года,

которые не помню, как я прожил.

Blog

Игорь Губерман

Послесловие