Роберт Э. Свобода агхора III

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 25

СТОНИ

— Как ты думаешь, почему я вообще держу лошадей и хожу на скачки?

Это был март 1977 года, и мы с Вималанандой сидели на его обычном месте в первом ярусе бомбейского ипподрома. Мы пришли задолго до начала, и ждали появления его друзей, с которыми он любил заключать пари, а при случае — пошуметь и поспорить. Неожиданно он озадачил меня этим вопросом.

— Я знаю, что тебя это удивляет, — продолжал он, — потому что твои правоверные друзья в Пуне учили тебя, что хороший индус играть не станет. Так как же по-твоему — почему я сюда хожу?

— Понятия не имею, — честно признался я. — Ни малейшего. Он был прав, эта азартная игра подвергалась анафеме среди всех моих знакомых индийцев в Пуне — городе в ста милях от Бомбея, где я учился в аюрведическом колледже, постигая древнюю систему индийской медицины.

— Иногда я прихожу, чтобы сделать ставку, — продолжал Вималананда, — а иногда просто чтобы посмотреть на скачки. Но каковы бы ни были причины, я всегда наблюдаю кармы людей, оказавшихся рядом.

— Наблюдаешь кармы?

— Ну да. Знаешь третий закон Ньютона?

— В общем, да: каждое действие вызывает равное по силе и обратное по направлению ответное действие.

— Молодец. Третий закон Ньютона — это и есть закон кармы. Ещё можно называть его законом причины и следствия, законом «что посеешь, то и пожнешь». Всякое твоё самоотождествление с действием (то есть всякий раз, когда ты действуешь и при этом отождествляешься с деятелем, совершающем это действие) превращается для тебя в карму. И все такие действия, плохие или хорошие, действуют как причины, которые когда-нибудь проявят свои следствия, плохие или хорошие, и тебе придётся иметь с ними дело. Конные состязания — это отличное место поупражняться в понимании кармических счетов.

— Ты имеешь в виду понимание того, кто, сколько и кому кармически должен?

— Именно. Мы называем это рнанубандхана, путы кармических долгов. Давай возьмём маленький пример, и ты увидишь яснее, что я имею в виду. Допустим, ты хочешь предсказать результаты скачек, ну, например, тех, в которых сегодня участвует Стони. — Стони было уменьшительным именем его любимой кобылы Стоун Айс. Сегодняшние скачки должны были стать последними в её карьере.

— Чтобы узнать, кто выиграет скачку, нужно знать судьбу, то есть совокупность карм и рнанубандхан, многих участников. Во-первых, лошади. Это самое важное. Суждено ли ей выиграть? Затем конюха (сиса) и старшего конюха (джемадара): суждено ли им получить премии от хозяина, которые он выплачивает в случае победы лошади? Далее, тренера: суждено ли ему получить свой куш за подготовку победителя? Потом жокея: суждено ли ему получить куш и награду от хозяина за победу? Что касается хозяина: должны ли ему лошадь и клуб деньги, причитающиеся ему за победу его лошади? Призвана ли лошадь укрепить его славу своей победой или уронить его престиж своим поражением? Следующий по счёту — букмекер: суждено ли ему кармой обогатить или обобрать вас? И только теперь мы наконец подходим к тебе, игроку: суждено ли тебе выиграть на этой лошади или проиграть?

— Теперь я вижу, что всё это не так просто.

— Надо думать! Если бы всё было так просто, любой дурак научился бы отгадывать победителя и богатеть у всех на глазах. Но не всё потеряно. Публика — вот кто упрощает всё дело! Большинство здешней публики — должники: кто должен букмекеру, кто клубу. Они как дойные коровы через систему ставок снабжают деньгами тех немногих, перед кем лошади в долгу, кому только и суждено выиграть деньги на этих лошадях. Сведение этих кармических счетов происходит в дни состязаний, когда публика приходит поболеть за своих любимцев. Лошади работают, должники платят, тот, кто должен получить, выигрывает и получает. Сами лошади, в основном, должники: люди делают деньги на их тяжёлом труде В лучшем случае, в случае победы, они получают чуть больше морковки и ласки. В худшем случае, если они проигрывают одну скачку за другой, ...ну, о худшем лучше не вспоминать...

— Я хожу на скачки, чтобы разделаться с большим количеством рнанубандханы. Я всегда веду своих лошадей к победе. Разве можно действовать по-другому, зная о законе кармы столько, сколько знаю я? Я не хочу умирать с кучей кармических долгов на своём счету. Каждый раз, когда выигрывает моя лошадь, я погашаю сотни моих долгов тем, кто поставил на неё. Конечно, это лошадь должна им деньги, но поскольку я её хозяин и я подготовил её к победе, то таким способом и я расплачиваюсь с ними. Неплохо, да?

— Но ты — это ты, — откликнулся я. — А как же все остальные? Неужели каждый, кто держит лошадей, автоматически платит их рнанубандхану?

— Платит, если только не создаёт новых карм в процессе выплачивания старых.

— Вот как...

— Что-то не ясно?

— Да как сказать...

— Взгляни с другого угла: когда хозяин честно приводит лошадь к победе, не вмешиваясь в то, как она пробегает дистанцию, главный итог скачки — выплачивание существующих рнанубандхан. Здесь всё в порядке. Но так происходит не всегда. Иногда хозяин, сговорившись с тренером или жокеем, старается устроить так, что его лошадь заведомо выиграет или проиграет. Это — карма, которая либо создаёт новую рнанубандхану, либо сильнее запутывает уже существующие.

— Понятно, что не только действия хозяина могут вызывать такие последствия. Иногда на сговор идут жокей и тренер, оставляя хозяина в неведении. Иногда букмекер подговаривает жокеев в тайне от всех остальных. Такого рода вещи не ведут ник чему хорошему, хотя и случаются на каждом шагу. Искушение для многих слишком велико, и жадность берёт своё.

Букмекеры нередко подкупают жокеев. Известный заранее результат — это огромные деньги. Если проигрывает фаворит, если удаётся такое устроить, все поставленные на него деньги проглатывает букмекер.

Как и в Англии, в Индии на скачках легально работали лишь получившие разрешение властей букмекеры.

— Проглотить-то он проглотит, но сумеет ли как следует переварить? — язвительно заметил я.

— О чём я и говорю! — с жаром подхватил он. — Вот оно — создание новой кармы: лошадь, стремясь к победе, хочет рассчитаться со своим долгом, но жокей или букмекер прикарманивают деньги за счёт того, что мешают ей выиграть. Публика, которой лошадь должна, не получает своего и отныне жокей и букмекер становятся её должниками. Происходит перерасчёт долгов. Жокей и букмекер радуются, что сделали деньги из ничего, а на самом деле они просто получили взаймы, и, разумеется, рано или поздно им придётся отдавать, да ещё с процентами. Я скажу тебе даже больше: жокеев ждут такие перерождения, что лошади, которых они ныне загоняют до смерти, получат свой шанс отплатить им тем же. Если бы эти люди понимали, сколько миллионов жизней займёт вся эта отдача долгов, они бы никогда не стали жульничать. Но они не понимают и жульничают. И сейчас нам с тобой предстоит увидеть наглядный пример подобного рода обмана. Наглядное представление...

Лошадей выводили из загона, и, мотая головами, они подходили к стартовым воротам.

— Слышал ты, что этот горе-наездник Дженду Кумар заявил мне вчера в конюшне?

— Нет. — Дженду Кумар был сегодняшним жокеем Стони. И вдруг внезапно я понял, что Вималананда абсолютно уверен в сегодняшнем поражении Стони. Поражённый этой мыслью, я обернулся, чтобы посмотреть на неё и на других лошадей. Они — кто шагом, кто лёгкой рысцой — удалялись от нас, возбуждённые предстоящей скачкой.

— Когда я сказал ему, что для Стони эта скачка — последняя и она её обязательно выиграет, он мне ответил: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

— Значит, он не так уверен, как ты.

— Да, но почему? Я видел, как работала Стони, и, можешь мне поверить, она — в лучшей своей форме. Дженду Кумар сам тренировал её последние несколько недель, и раньше он не раз выигрывал на ней скачки. Поэтому он должен знать, что сегодня ей нет равных — она на голову выше всех остальных лошадей, участвующих в скачке. Естественно, после его слов я кое-что заподозрил.

— Ты заподозрил его?

— Его намерения очень подозрительны. Я мог бы счесть его слова предзнаменованием, но это не вяжется с состоянием Стони, с её послужным списком и с откровенно слабыми соперниками. К тому же, важно не только то, что он сказал, но и то, как он это сказал, — а сказал он так, будто похвалялся своими словами, как если бы только он один знал, что будет. Добавь к этому его прошлые грешки (одно время он был замешан в махинациях с лошадьми) и его нынешнее неустойчивое финансовое положение — разве это не наводит на мысль, что сегодня он может попридержать её?

— Попридержать... Ты имеешь в виду — не дать выиграть?

— Конечно.

— Но ведь все заметят, что он не даёт ей бежать...

— У кого на голове глаза, а не самосы^¹, может быть, и заметит. — Я едва не рассмеялся, представив себе Дженду Кумара с самосами вместо глаз. — Есть столько способов придержать лошадь так, что внешне это выглядит как обычное невезение, что сам президент клуба, даже если он и подозревает грязную игру, ничего не сможет поделать.

— Но ведь есть же телекамера с повтором...

— Видишь ли, лошади — не машины. Никогда нельзя точно сказать, что выводит их из себя. Иногда лошади не по душе темп скачки, иногда — то, как жокей обращается с ней: некоторые лошади любят, когда на них надевают шоры, а некоторые предпочитают свет. Выступая на незнакомом стадионе, лошадь может заскучать по дому. Или вдруг ей не понравится вкус еды или воды. Всякое может быть...

Мне вспомнилась Кинсем, знаменитая венгерская кобылица, которая на соревнования всегда брала с собой любимого кота.

— Но всё это понятно и законно. Другое дело — придержать лошадь. Во-первых, жокей может на какую-то долю секунды промедлить со стартом, лишая тем самым лошадь возможности начать скачку наравне с другими. Во-вторых, если он пристраивается в конце группы, он может сделать так, что его прижмут к ограждению на повороте, загородят путь, и он придёт к финишу, сильно отстав от лидера. Или жокей может сперва пустить лошадь вскачь, а затем резко осадить её, резким движением кисти натянув один повод и одновременно нанеся ей резкий удар ногой по ребрам с другой стороны. Или жокей, точно знающий, что лошади для победы нужен хлыст, может «случайно» выронить его. Жокей, отчаянно борющийся за поражение, может даже выпасть из седла в разгаре скачки. Но тут уже нужно мужество, не каждый на это рискнёт, ибо дело может кончиться худо.

— У тренера больше шансов устроить провал. Он может «накачать» лошадь, подсунув ей накануне вечером или вдень скачек вместо нормальной предскаковой еды (обычно это сено с отрубями) полноценной зерновой пищи. Ты никогда не бегал на полный желудок? Или можно пересолить пищу, а затем дать лошади вволю напиться, что на некоторое время увеличит её вес. Можно измучить лошадь тренировками, заставляя скакать галопом слишком часто, так что к моменту соревнований пик формы у неё пройдёт. Один тренер по прозвищу Уджит связывал лошадь в стойле так, что она не могла ни шевельнуться, ни отдохнуть — как раз накануне скачки. Разумеется, лошадь не могла бежать как следует на следующий день, но ты только посуди, какая изощрённая жестокость! Да, Уджит был жесток. — Он помолчал немного. — Итак, принимая во внимание слова жокея и странный знак, который я заметил по дороге сюда, я поставил на Стони не так уж много, хотя и твёрдо убеждён, что она — лучшая из сегодняшних лошадей.

— Какой знак?

Он молчал. Я сменил тактику.

— Если ты уверен, что она проиграет, зачем вообще на неё что-то ставить?

— Это дело чести, ставка хозяина. Выражение доверия лошади. Это примерно то же, что сказать: «Я всё равно люблю тебя, и даже если этот мерзавец будет мешать тебе, я всё-таки поставлю на тебя, потому что знаю, что ты победила бы, если бы тебе не мешали». А потом, вдруг она выиграет, кто знает? Сфабрикованные скачки иногда протекают честно.

— То есть как это?

— А что, если хозяева решат, что победить должна одна лошадь, а жокеи сговорятся, что другая? Такое бывало. Жокеи-заговорщики выбирают какого-нибудь аутсайдера, лошадь, на которую принимаются самые низкие ставки, поскольку никто не ждёт от неё победы. Это лошадь, на которой скачет либо какой-нибудь ученик жокея, либо какой-нибудь вечный неудачник, не входящий в их компанию. Жокеи велят своим сообщникам поставить всё, что есть, на эту лошадь перед самым стартом, в самый последний момент. Тогда уже никто не может вмешаться и что-либо изменить. И как только начинается скачка, заговорщики пристраиваются к этому ученику, окружают его кольцом и ведут с собой. И в самый решительный момент они вдруг выпускают его вперёд. Они неистово хлещут своих коней, всем своим видом стараясь показать, что напрягают последние силы, чтобы догнать его. Voila! Малыш мнит себя чемпионом, сумевшим выиграть на ничего не обещавшей лошади, а жулики, это дело состряпавшие, радостно потирают руки. По идее, всё это можно устроить так, что никто ничего не заметит.

Это звучало убедительно.

— Но если ты нисколько не сомневаешься насчёт Дженду Кумара, то почему просто не заменишь его? Мог же ты это сделать вчера?

— Мог, но что бы это дало? Против него у меня нет доказательств. Если я выдвину необоснованные претензии, я наврежу только себе. Остальные жокеи, чтобы проучить меня, могут договориться придерживать моих лошадей. Жокеи есть жокеи, у них своя солидарность. Да и вообще, стоит ли беспокоиться? То, что должна мне Стони, она всё равно каким-нибудь образом вернёт мне потом, может быть, жеребятами, если Дженду Кумар не помешает ей в этом. По-моему, можно позволить себе расслабиться и просто понаблюдать, что будет. А для неё самое лучшее — выйти на старт с настроем на победу. Если б ты знал, какая это лошадь! Она заслуживает победы, чтобы в последний раз насладиться безумством толпы.

«Лошади у стартовых ворот», — раздался голос диктора. Мы достали бинокли. Лошади стартовали чисто, и я быстро разглядел в общей группе цвета Вималананды — розовую куртку с красными шевронами. Стони хорошо начала скачку, не задержалась в воротах и удачно вписалась в поворот. Но как она ни старалась, ей не удалось достать лошадь, которая из аутсайдеров вдруг мощно рванулась вперёд и финишировала первой, на секунду опередив Стони. Хоть я и был тогда новичком в этом деле, но даже мне показалось, что Дженду Кумар не особенно старался, чтобы привести Стони первой. Бить лошадь хлыстом ему было строго-настрого запрещено, но ничто не мешало ему действовать руками и ногами или только показать ей слоновую кость (из неё была сделана рукоять хлыста). Но он не предпринял ничего. Он только демонстративно дергал поводья то вверх, то вниз, что не давало никакого эффекта. Видимо, таким образом этот наглец рассчитывал произвести на нас какое-то впечатление, но когда, опустив бинокль, я мельком взглянул на Вималананду, я понял, что он тоже заметил нечистую игру Дженду.

Весь оставшийся день Вималананда избегал в разговорах этой темы, и только под вечер, когда мы вернулись домой, он налил себе стакан шотландского виски и, держа его в правой руке, заговорил. Голос его был ровным и твёрдым.

— С тех пор как два года назад умерла моя мать, жизнь перестала меня сильно интересовать. Я многое сделал в жизни, гораздо больше, чем большинство других людей. Я побывал на вершинах блаженства и в пучинах горя. Я много выигрывал и много проигрывал, но благодаря моей незабвенной Смашан Таре я достиг почти всего, чего намеревался достичь.

Смашан Тара («Спасительница Кладбищ», «Доставляющая На Другую Сторону Бытия») — это второе по счёту тантрическое божество из Десяти Махавидий.

— В мире осталось совсем немного вещей, которые ещё способны привлечь моё внимание. Я люблю своих духовных «детей», свою собаку Лизу, — услышав своё имя, собака приподняла голову от пола и выжидательно посмотрела на хозяина, — и лошадей.

— Скачки, по-моему, чудесный спорт, — продолжал он. — Всегда есть что-то непостижимое в процессе подготовки лошади к старту. Вот почему я нанимаю для своих лошадей малоизвестных тренеров. Знаменитости вроде Ардешира Рустомжи, которые, вполне возможно, делают свою работу лучше, чем какая-нибудь мелкая сошка, не разрешают вмешиваться в их планы и ход подготовки. Высказывая им своё мнение, вы всегда рискуете получить в ответ «Не суйся!», ибо они уверены, что разбираются в лошадях лучше вас. А маленькому, скромному тренеру не остаётся ничего другого, как подчиняться, потому что он боится потерять работу и оказаться не у дел, и ему приходится ладить с такими капризными собственниками, как я, которые вечно хотят до всего докопаться сами.

— Начинаешь с того, что выясняешь до мельчайших подробностей родословную жеребят, поступающих на аукцион, находишь наконец одного, который, по твоему мнению, может выиграть, и начинаешь торговаться. Если тебе посчастливится купить его, ты разрабатываешь всю программу его подготовки, вплоть до вывода на стадион. В то же время ты вчитываешься в календарь соревнований, чтобы найти подходящие скачки, в которых он мог бы выиграть. Все эти месяцы ты регулярно навещаешь своего скакуна и следишь за его ростом, утром присутствуя на тренировках, а вечером просто заходя в стойла. Волнуешься, если он заболеет. Ухаживаешь за ним как за собственным ребёнком, если не больше, достаёшь для него пищевые добавки, улучшающие здоровье и укрепляющие силы, которые необходимы для победы.

— И наконец, выводишь его на ипподром. По опубликованному списку участников изучаешь всех конкурентов, их плюсы и минусы. И вот тогда наступает момент, когда ты начинаешь остро чувствовать: да, время пришло, всё указывает на удачу, вот именно в этой скачке твоя лошадка может сделать их всех! Она победит! И ты идёшь и ставишь всё, что у тебя есть, потом она выходит и летит во весь дух и — побеждает! Ты выскакиваешь на траву, бежишь к ней, к финишной черте, и ведёшь её в стойло среди восторженных криков толпы!.. Нет, это бесподобно, уверяю тебя, потрясающее чувство!

— Но что, если после всех затрат времени и сил, которые ты вложил в свою лошадь, она имеет все шансы выиграть последнюю в своей жизни скачку, и тут является какой-то ублюдок, и в самый последний момент всё портит. Каково? Не слишком весело, правда? — Он пригубил виски, вид его был строг. — Пойми меня правильно: я рад, что ей пора на отдых. Пусть расслабится и как следует поест, позанимается любовью с каким-нибудь крепко сложенным жеребцом и узнает, что такое быть матерью. Нет, я не жалею, что она уходит со сцены, совсем не жалею. Я жалею о том, как она ушла.

— Судя по твоим словам, — вмешался я, — раз Стони суждено было выиграть, то и сису и джемадару было суждено получить от тебя свои премии, тренеру Лафанжу было суждено разделить с тобой выигрыш, а тебе была суждена слава победителя и денежный приз. А Дженду Кумар, которому полагался лишь его личный выигрыш и твои чаевые, предпочёл вместо этого сговор с букмекером, у которого перед тобой кармический долг. Букмекер забрал твои деньги и деньги других должников Стони, предназначавшиеся тебе, и передал некоторую их часть Дженду Кумару. Значит, эти двое стали новыми должниками всех остальных.

— Совершенно верно.

— А как быть с должниками клуба и букмекера?

— Они должны были проиграть, и проиграли. Их долги зачтены.

— Что же выдвинуло Дженду Кумара на столь почётное место? Твоя карма? Или карма Стони?

— И моя, и её, но в гораздо большей степени на появление этого прохвоста повлияла карма Мамрабахен. — (Мамрабахен была женщиной, которой Вималананда долгое время заменял отца.) — Она снова затащила меня на скачки после почти тридцатилетнего перерыва. Мне это было совершенно не надо, но она думала, что это надо ей. Ей хотелось покрасоваться на ипподроме в своём любимом сари и похвастаться своей причастностью к моим лошадям. И каков результат? Это «богатство» вскружило ей голову, и она ведёт себя так, будто она сама владелица лошадей, а все кругом думают, что она моя любовница

Blog

Роберт Э. Свобода агхора III

СТОНИ