Geum.ru

Народная книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

49

Как Фауст в Фомино воскресенье вызвал заклинаниями Елену

В Фомино воскресенье явились опять упомянутые студенты неожиданно к Фаусту на ужин и как любезные гости захватили с собой еду и питье. Когда же дело дошло до вина, заговорили за столом о красивых женщинах, и тут один из них сказал, что он ни одну женщину не желал бы так уви­деть, как прекрасную Елену из Греции, из-за которой погиб славный го­род Троя. Хороша, должно быть, она была, раз ее похитили у мужа и из-за этого поднялась такая перепалка. На что доктор Фауст ответил; "Раз уж вы так жаждете увидеть прекрасный образ царицы Елены, Менелае­вой супруги и дочери Тиндара и Леды, сестры Кастора и Поллукса (той, что будто была красивее всех в Греции), то я ее вам представлю, чтобы вы собственными глазами узрели ее дух в той оболочке и в том образе, как она была при жизни, подобно тому, как я сделал по желанию импера­тора Карла V, показав ему Александра Великого и его супругу". Потом Фауст наказал, чтобы ни один из них не смел говорить и не вставал из-за стола и не позволил себе приветствовать ее, и вышел вон из ком­наты. Когда же он снова вернулся, царица Елена следовала за ним по пя­там, и была она так дивно хороша собой, что студенты не знали, в уме ли они или нет, так они смутились и воспламенились. Явилась эта Елена в драгоценном черном платье из пурпура, волосы у нее были распущены, они чудно, прекрасно блестели как золото, такие длинные, что падали ей до самых колен. Были у нее черные как уголь глаза, пригожее лицо, круглая головка, губы красные как вишни, маленький рот, шея как у бе­лого лебедя, красные щечки как розочки, необыкновенно красивое светлое лицо, и сама она была высокая, стройная, статная, так что нельзя было в ней найти никакого изъяна. Оглядела она всех в комнате с таким дерз­ким и лукавым видом, что студенты распалились к ней любовью, но так как они считали ее за духа, то пыл у них скоро остыл; Елена же тем временем вместе с Фаустом вышла из комнаты. Когда студенты все это увидели, стали они просить доктора Фауста, чтобы он был так любезен и назавтра снова ее позвал, тогда они приведут с собой живописца, чтобы написать с нее портрет, но Фауст это отклонил и сказал, что он не всегда может тревожить ее дух. Но портрет ее он обещался доставить, чтобы студенты смогли заказать с него копию, как это впоследствии и случилось. Художники же разослали его в самые дальние края, потому что очень уж прекрасен был облик этой женщины. Но кто написал эту картину Фаусту, не могли дознаться.

А студенты, ложась в постель, не могли заснуть от этого лица и об­раза, который они увидели воочию. Отсюда следует, что дьявол часто воспламеняет и ослепляет людей любовью, так что они погрязают в непот­ребной жизни, откуда вновь нелегко выбраться.

50

Об одной манипуляции,

от которой у некоего крестьянина взлетели на воздух

четыре колеса его телеги

Позвали доктора Фауста в город Брауншвейг к одному маршалку, у которо­го была сухотка, чтобы он оказал ему помощь. А у доктора Фауста был обычай, что он ни верхом, ни в повозке, а только пеший являлся туда, куда его звали. Когда он подходил уже к самому городу и завидел перед собой город, встретился ему крестьянин с четырьмя лошадьми и пустой повозкой. Доктор Фауст обратился к этому крестьянину с добрыми слова­ми, чтобы он пустил его сесть и довез до городских ворот, а ему этот грубиян отказал, говоря, что он и так прекрасно дойдет. Между тем док­тор Фауст не взаправду его попросил, он только хотел испытать его, окажет ли тот ему одолжение. Но за такое бессердечие, обычное у мужи­ков, отплатил ему доктор Фауст полноценной монетой. Он сказал ему: "Ты

- грубиян и грязный невежа, и раз ты поступил со мною так жестоко, как без сомненья и с другими поступаешь и уже поступал, так у меня попла­тишься за такие дела и все свои четыре колеса найдешь у разных ворот".

Тут подскочили колеса на воздух так; что каждое колесо надо было искать у других ворот, а где - никто не заметил. И кони его повалились и остались недвижимы. Крестьянин сильно испугался и решил, что это особая ему кара божья за его поведение. Опечалившись и проливая слезы, преклонив колена и простирая руки, стал он просить Фауста о прощении и признал, что он вполне достоин этой кары, которая в другой раз послу­жит ему уроком, чтобы не чинить такого вероломства. На это Фауст, видя его смирение, сжалился над ним и ответил: пусть ни с кем больше он так не поступает, ибо нет ничего постыднее, чем жестокосердие и вероломс­тво, когда еще и гордыня сюда замешается; но пусть возьмет он теперь ком земли и бросит его в лошадей; они оживут и поздоровеют, что и слу­чилось. После того говорит он крестьянину; "Твое вероломство я не могу оставить вовсе без наказания, и отплатится тебе полной мерой за то, что показалось столь тяжким делом посадить человека на пустую телегу. За это, гляди, твои колеса лежат у города, у четырех ворот, там ты их и найдешь". Отправился туда крестьянин и нашел их, как ему доктор Фа­уст и предсказал, с превеликим трудом и стараниями, промешкав время, нужное ему для устройства своих дел. Так его жестокосердие на него са­мого и обратилось,

51

О четырех волшебниках,

которые рубили друг другу головы и снова насаживали,

причем и доктор Фауст то же самое сделал

Доктор Фауст явился во время поста во Франкфурт на ярмарку, и расска­зал ему дух его Мефостофиль, что в одной харчевне в еврейском квартале живут четыре колдуна. Они отрубают друг другу головы и посылают их к цирюльнику, чтобы он их побрил, и это многие люди видели. Это раздоса­довало Фауста, который думал, что только ему одному сам черт не брат, и отправился он туда, чтобы тоже посмотреть на это дело.

Они, колдуны эти, уже собрались у себя, чтобы рубить головы, а с ними был цирюльник, он должен был их мыть и стричь. На столе стоял у них стеклянный сосуд с дистиллированной водой. Тут один из них, самый важный чародей, который был у них за палача, он уже наколдовал, чтобы в сосуде с водой расцвела лилия, и нарек ее корнем жизни, после чего обезглавил он первого и отдал побрить его голову, и снова насадил ее обратно на шею; тотчас же лилия исчезла, и приросла голова на свое место. И так же сделал он второму и третьему. Как только их лилии по­являлись в воде, их головы брили и сажали на место. Когда же дело дош­ло до главного чародея и палача и его лилия также распустилась и зазе­ленела в воде, ему срубили голову. И произошло так, что его стригли и брили в присутствии Фауста, а Фауста такое озорство за самое сердце задело, и раздосадовало его высокомерие главаря чародеев, когда он дерзко, смеясь и богохульствуя, дал себе отрубить голову. Тут идет доктор Фауст к столу, где стоял сосуд с лилией, берет нож, замахивает­ся на цветок и перерезает стебель пополам, так что никто этого не ви­дел. Когда же заметили колдуны беду, превратилось все их искусство в ничто, й уж не могли они прирастить своему товарищу голову. И злодей этот должен был умереть в грехах и погибнуть, чем обычно и платит дь­явол всем, кто ему служит, и так он с ними разделывается. И никто не знал из чародеев, как это все случилось со срезанным стеблем, и не могли подумать, что это сделал доктор Фауст.

52

Об одном старце,

который хотел отговорить и отвратить Фауста

от его безбожной жизни и о неблагодарности,

которую он снискал в ответ

Один христианнейший, набожный, богобоязненный врач и почитатель священного писания, бывший в то же время соседом доктора Фауста, уви­дел, что много студентов не выходят из дома доктора Фауста и постоянно обретаются там, где вместо господа с его светлыми ангелами поселился дьявол с его присными. И вот порешил он отговорить доктора Фауста от его дьявольского, безбожного поведения и образа жизни. С этой целью, из одного только христианского рвения, пригласил он его в свой дом. Фауст к нему явился, и за трапезой старик обратился к Фаусту с такими словами: "Любезнейший господин мой и сосед, есть у меня до вас дружес­кая, христианнейшая просьба, не примите же мое искреннее к вам обраще­ние во зло и не побрезгуйте моим скудным угощением, но примите бла­госклонно, как это нам господь велит со смирением принимать".

На это Фауст стал его просить, чтобы он открыл ему свое желание, а он исполнит просьбу его с охотой. Тут его благожелатель начал так: "Любезнейший господин мой и сосед, Вам ведомо, что Вы за дело затеяли, что вы от бога отреклись и от всех святых и предались дьяволу и тем самым заслужили величайший гнев и немилость божию и из доброго христи­анина стали настоящим еретиком и дьяволом? Ах, к чему стремитесь вы душой? Не о теле одном, но о душе надо подумать, а не то ждет вас веч­ная мука и немилость божия. Время еще не ушло, государь мой, если вы только вновь обратитесь на путь истинный, то испросите у господа себе милости и прощения, как этому видите вы пример в Деяниях апостолов в гл. 8 о Симоне из Самарии, который тоже много людей совратил, ибо мно­гие почитали его за бога, давая ему такие имена, как Сила Господня или Simon Deus sanctus; однако и этот обратился после того, как услышал он проповедь св. Филиппа, дал себя окрестить, уверовал в господа нашего Иисуса Христа и с тех самых пор постоянно держался Филиппа, и это осо­бенно прославляется в Деяниях апостолов. Итак, государь мой, пусть и моя проповедь понравится вам и будет сердечным христианнейшим напоми­нанием. Надо обрести раскаяние, милость и прощение, тому вы имеете много прекрасных примеров, как было с разбойником, далее со св. Пет­ром, Матфеем или Магдалиной: ведь ко всем грешникам обращается господь наш Христос: "Придите ко мне все страждущие и обремененные, и я успо­кою вас". И у пророка Иезикиила: "Я не желаю смерти грешника, но чтобы он обратился и жил, ибо не укоротилась его рука, чтобы оказать помощь ближнему". Вот об этой просьбе прошу я, государь мой, допустите ее до вашего сердца и испросите себе у господа прощения, ради Христа, отка­завшись от вашего злого намерения, ибо волшебство противно закону бо­жию, который и в Ветхом и Новом завете равно строго это запрещает, ибо он говорит: "не должно их оставлять в живых и не должно с ними общать­ся, ни к ним приближаться, ибо это мерзость перед богом". И также на­зывает св. Павел Бар Иеху или Елимаса-волшебника исчадьем дьявола, врагом всего праведного и что они не пойдут в царствие божие".

Доктор Фауст прилежно ему внимал и сказал, что это поучение ему понравилось, и поблагодарил за него старца, за его доброе намерение, и пообещался следовать ему сколь возможно, с этим и распрощался. Когда он пришел домой, стал он прилежно обдумывать это поучение и увещание и размышлять о том, что он себе на душу взял, когда предался проклятому черту. Захотел он покаяться и расторгнуть свой договор с дьяволом. Посреди таких мыслей является ему его дух, хватает его, будто хочет, ему голову свернуть, и укоряет его, говоря, что предался он дьяволу по собственной дерзости. К тому же он обещался быть врагом богу и всем людям. Ежели он этого обещания выполнять не захочет, послушается ста­рого хитреца и станет любить людей и бога, то пусть знает, что уже поздно, что он принадлежит дьяволу, который имеет достаточную власть, чтобы забрать его, на что теперь есть приказ, и по этой причине сейчас он его и порешит, или Фауст должен сейчас же сесть и снова расписаться своею собственной кровью и обещать, что ни одному человеку более не даст он себя уговорить и совратить, и на этот счет он должен сейчас же объявить, исполнит он это все или нет. Если же нет, то он разорвет его на куски.

Доктор Фауст, очень испугавшись, соглашается с ним снова во всем, садится и пишет своею кровью, как следует ниже, и это письмо было най­дено после его смерти.

53

Второе обязательство доктора Фауста, которое он дал своему духу

Я, доктор Фауст, заверяю собственноручно своею кровью, что я этот мой первый документ и договор в течение семнадцати лет крепко и верно вы­полнял, был враждебен богу и всем людям. Сим отдаю я душу и тело и вручаю их могущественному богу Люциферу, так что может он, когда прой­дут еще семь лет с этого времени, поступить со мною как захочет. Вмес­те с тем обещается он не продлевать и не сокращать мою жизнь и не при­чинять мне мучений, будь то при смерти или в аду. С этим я снова обе­щаю, что не буду я повиноваться никому из людей, никаким увещаниям, поучениям, уговорам, наставлениям и угрозам, будет ли это касаться священного писания, мирских или духовных дел; особливо же не буду по­коряться духовным наставникам, ни следовать их учению. Обязуюсь слово свое держать крепко и верно, согласно этому моему договору, который я для вящей силы подписал своею собственной кровью. Писано в Виттенберге и т. д.

Согласно этому окаянному и безбожному договору, Фауст так вознена­видел того доброго старца, что захотел лишить его жизни, но тот хрис­тианской молитвой и поведением нанес проклятому врагу такой удар, что он не смог к нему и приблизиться. Случилось это ровно через два дня, когда благочестивый муж ложился в постель, услыхал он в своем доме сильный грохот, какого прежде никогда не слыхивал, кто-то является к нему в комнату, хрюкает как свинья, и так продолжалось долгое время. Тогда начал старец поносить злого духа и говорит: "Вот так мужицкая музыка, точь-в-точь пение ангела, который и двух дней не мог пробыть в раю, по чужим домам таскается, а в своем ужиться не мог!". Такими нас­мешками отогнал он злого духа.

Доктор Фауст спросил, как он поступил со старцем, а дух ответил, что так и не мог к нему приблизиться, потому что у него было оружие. Это он сказал о молитве. Да притом он его еще высмеял, чего духи или черти не терпят, особенно же когда их укоряют грехопаденьем.

Итак, хранит господь всех набожных, преданных богу христиан против злого духа.

54

О двух молодых людях, которых Фауст свел на семнадцатом году своего договора

В Виттенберге жил один студент, знатный, из дворян, по имени N. N. Прилепился он своим сердцем и взорами к одной девушке, которая тоже была из благородного рода и чрезвычайно хороша собой. Много за ней сваталось, в том числе и один молодой барон, только она им всем давала отказ, а особенно не жаловала вышесказанного дворянина. А тот прихо­дился доктору Фаусту добрым приятелем, частенько у него в доме пил и едал, и вот этого дворянского сына так сразила любовь, что он спал с тела и заболел. Узнал доктор Фауст, что этот дворянский сын лежит тя­жело больной, и спросил о том своего духа Мефостофиля, что с ним прик­лючилось. Тот ему открыл все причины и обстоятельства. Тогда доктор Фауст посетил дворянина и открыл ему все обстоятельства его болезни, чему тот был удивлен. Доктор Фауст утешил его: пусть он не печалится так сильно, он ему окажет помощь, чтобы эта девушка ни с кем другим, кроме него, не соединилась. Так оно и случилось. Доктор Фауст до того смутил девичье сердце своим волшебством, что она ни на одного другого мужчину или юношу больше смотреть не желала (хотя за нее сваталось много знатных и богатых женихов из дворян).

Вскоре после того велит Фауст этому дворянину, чтобы тот понаряд­нее оделся, он с ним пойдет к девице, которая вместе с другими девица­ми сидит в саду. Когда начнут танцевать, он должен пойти с ней. И дает ему Фауст кольцо: когда он будет с ней танцевагь, пусть наденет это кольцо на палец, и только он после того ее пальцем тронет, повернется сердце ее к нему и ни к кому более. Только пусть он ничего ей не гово­рит о свадьбе, она ему сама об этом скажет.

Берет он тогда дистиллированную воду, умывает ею дворянина, кото­рый тотчас же стал необыкновенно хорош лицом, и идут они вдвоем в сад. Дворянин все сделал, как ему приказал доктор Фауст, танцует с девицей, касается ее, и с той минуты склонились ее сердце и любовь к нему. Пронзили эту добрую девицу купидоновы стрелы, всю ночь не имела она в постели покою, так много думала о нем. Рано утром посылает она за ним, открывает ему свою любовь и сердце, хочет вступить с ним в брак, к че­му пылкая любовь и его побудила. Вскоре после этого сыграли они свадь­бу, а доктору Фаусту оказали много почета.

55

О различных растениях,

которые зимой на рождестве выросли в саду у Фауста

на девятнадцатом году

В декабре на рождество Христово съехалось в Виттенберг много девушек, дворянских дочерей, навестить своих братьев, которые учились в Виттен­берге и водили дружбу с Фаустом. И несколько раз они приглашали его к себе. Чтобы отплатить им тем же, пригласил он тех девушек и молодых людей к себе в свой дом на полдник. Когда они собрались, а на дворе лежал глубокий снег, тут-то и началось у Фауста в саду великолепное и превеселое зрелище. Ибо в саду его совсем не было снега, стояло прек­расное лето, все произрастало, и зеленела трава, цвели всевозможные цветы. Были здесь и виноградные лозы, увешанные гроздьями, были также красные, белые и чайные розы и другие прекрасные, ароматные цветы, так что любоваться ими и вдыхать их запах было превеликим удовольствием.

----------------

Главы 50 - 55 народной книги о Фаусте в издании 1590 года

50

Доктор Фауст дарит студентам в Лейпциге бочку вина

Несколько чужеземных студентов из Венгрии, Польши, Каринтии и Авс­трии, которые часто встречались с доктором Фаустом в Виттенберге, об­ратились к нему с просьбой отправиться с ними в Лейпциг, как только там откроется ярмарка, посмотреть, что за купцы туда съезжаются и ка­ким товаром торгуют, а также получить причитающиеся им деньги.

Доктор Фауст согласился и присоединился к обществу. И вот, когда они прогуливались по Лейпцигу, осматривая город, университет и ярмар­ку, случилось им проходить мимо одного винного погреба, где несколько погребщиков тщетно силились выкатить из подвала огромную винную бочку, ведер примерно на шестнадцать или на восемнадцать.

Видя это, доктор Фауст сказал: "Много вас толкается, да беретесь больно бестолково. А ведь эту бочку и один мог бы выкатить, если бы взялся за дело с уменьем". Погребщиков эти речи раздосадовали, а так как Фауста они не знали, то стали перебраниваться между собой пустыми словами, как это ведется у этого сословия. Когда же кабатчик узнал из-за чего пошла перебранка, то сказал Фаусту и его друзьям: "Добро, тот из вас, кто один выкатит бочку, получит ее". Фауст, не будь ленив, идет скорехонько в подвал, садится на бочку верхом, как на лошадь, и скачет из подвала всем на удивленье. Испугался кабатчик, не думал он, что такое возможно, да только пришлось ему свое слово держать и оста­вить бочку с вином Фаусту, который отдал ее своим товарищам. А они пригласили других добрых приятелей и несколько дней подряд бражничали изрядно, так что вполне могли сказать, что в Лейпциге им привалило счастье.

51

Как доктор Фауст читал в Эрфурте Гомера и показал и представил своим слушателям греческих героев

Много лет также провел доктор Фауст в Эрфурте и читал там лекции в университете и много учинял удивительных вещей в этом городе, и еще сейчас живы многие люди, хорошо его знавшие, которые виде.ли все это собственными глазами и даже ели и пили вместе с ним. Однажды, читая своим слушателям замечательного греческого поэта Гомера, который наря­ду с другими историями описывает десятилетнюю Троянскую войну, проис­ходившую между греческими царями из-за прекрасной Елены, и при этом часто упоминает доблестных героев - Менелая, Ахилла, Гектора, Приама, Александра, Улисса, Аякса, Агамемнона и других, Фауст так обрисовал студентам лицо и наружность этих героев, что они возымели большое же­лание увидеть их воочию. Надеясь, что учитель поможет им в осуществле­нии этого желания, они его о том почтительно просили. Фауст согласился и обещал на следующей же лекции дать им возможность увидеть своими глазами всех, кого они пожелают. Это вызвало большое стечение и скоп­ление студентов. Ибо во все времена молодые люди скорее имеют склон­ность и охоту к шутовству и фиглярству, чем к хорошему.

Когда наступил положенный час и доктор Фауст углубился в свою лекцию, заметив, однако, что из-за его посулов собралось более слуша­телей, чем когда-либо, то приблизительно в середине лекции обратился он к ним и сказал: "Любезные студенты, поскольку вы имеете такую охоту увидеть знаменитых военачальников, о которых упоминает этот поэт наря­ду со многими другими, в том обличии, какое они имели когда-то при жизни, то так оно сейчас и будет". И сразу же, по слову Фауста, один за другим вошли в лекторию вышеназванные герои в тех же доспехах, Ка­кие в те времена носили, оглядываясь кругом и помавая главами, словно были, разгневаны. Последним проследовал ужасный великан Полифем, у ко­торого был только один глаз посредине лба и длинная, косматая, огнен­но-рыжая борода. Из пасти у него еще торчали ноги какого-то проглочен­ного им бедняги, и выглядел Полифем столь страшно, что у всех волосы стали дыбом, и от испуга и ужаса не знали они куда деваться. Фауст очень над: этим посмеялся, назвал им одного за другим по имени и, ок­ликнул каждого, приказал им уходить, что они и исполнили. Только од­ноглазый циклоп Полифем сделал вид, будто он не хочет уходить, а соби­рается поглотить еще одного или двух. Видя это, студенты пришли в еще больший ужас, особенно когда он ударил о землю толстой палицей, сде­ланной из сплошного железа и подобной ткацкому навою, да так, что вся коллегия содрогнулась и закачалась. Но Фауст погрозил ему пальцем, и тогда он тоже вышел в дверь, и доктор Фауст закончил свою лекцию, чему все студенты очень обрадовались и уже не просили его впредь о подобных зрелищах, так как убедились, как это опасно.

52

Доктор Фауст хочет заново обнародовать все потерянные комедии Теренция и Плавта

Спустя некоторое время после того, как в университете состоялось присуждение ученых степеней и некоторые лица были сделаны магистрами среди философов зашел разговор о пользе латинских комедий писателя Те­ренция, уроженца Карфагена в Африке. Теренций, говорили они, дол, - жен стать достоянием школы и читаться юношеству не только ради латинс­кого языка и прекрасных поучений и сентенций, но также потому, что он верно и метко обрисовал все на свете сословия и их хороших и дурных представителей, со всеми их свойствами, да так, словно он проник: в человеческое сердце и разведал, подобно богу, душу и помыслы каждого. Это признает всякий, кто правильно читает и понимает этого поэта. И что еще удивительнее, из этих комедий видно, что в те времена и люди были так же устроены, и нравы были такими же, как это и теперь ведется на свете, хотя они были написаны за несколько столетий до рождества Христова. Достойно только сожаления, что большинство этих комедий и притом лучшие из них, всего сто восемь, столь печальным образом погиб­ли при кораблекрушении, пропали и исчезли, чем сам Теренций был огор­чен до смерти, как о том рассказывает Авзоний.