Изучение межпоколенной динамики матримониальных стратегий женщин и мужчин в Кыргызстане советского и постсоветского периодов

(на материалах города Фрунзе /Бишкек 1980 и 2005 гг.)

Ибраева Гульнара (Кыргызстан)

«Слово «гимен» имеет два основных значения:

анатомический термин, обозначающий

девственную плеву и брак, брачный союз.

Другими словами, «гимен» одновременно

означает мембрану и проницаемость мембраны. …

Как подчеркивает Деррида, мы сталкиваемся с

операцией, которая «в одно и то же время вызывает

слияние или путаницу между противоположностями

и стоит между ними», достигая тем самым двойного

эффекта – статуса «между», который нельзя отнести

ни к одной из двух оппозиций» (маскулинного /феминного).

Гимен указывает на вечное различие между желанием и объектом…»

Ирина Жеребкина

Изучая историю государств, подчас поражаешься одной особенности: когда страна на грани развала, общество погрузилось в аномию^¹, разные субъекты истории среди хаоса считают важным открывать дискурс^² о семье и браке. Достаточно вспомнить историю Советского государства, переживавшего не самые стабильные времена (1918 – 1921гг.), когда по инициативе первых лиц страны начались коренные преобразования законодательства, регулирующего сферу сексуальных и семейно-брачных отношений.

В современном Кыргызстане, балансирующем на грани катастрофического развития политических и экономических событий, также активно начала обсуждаться и разрабатываться концепция семьи, брака и общественной морали.

Воспроизводящееся усилие истории разных стран и народов к упорядочению и обустройству пространства брака и семьи обнажает особенную роль и общественные функции брака и семьи. Почему так важны брак и семья? Кто из субъектов истории и почему так заинтересован в институте брака / семьи? Что позволяет воспроизводить образцы брачных стратегий или революционно изменять их, продвигая новые образцы?

Когда в начале девяностых годов ушедшего 20 века первый парламент обретшего суверенитет Кыргызстана поставил на повестку обсуждение законопроекта^³ о многоженстве, инициатором разработки и внесения на обсуждение данного законопроекта выступил депутат^⁴, не скрывающий своей религиозной (исламской) ангажированности. Хотя использованные в защиту полигамии аргументы и логика исходили из «демографических», «гуманистических» и «демократических» соображений, многие депутаты, идентифицирующие себя с исламской религией, артикулировали при этом отказ от брачно-семейных установок советского образца в пользу стандартов, «цивилизационно родственных», то есть предписываемых исламским законодательством и практикой, а также «традициями исконной кыргызской культуры».

Публичные обсуждения в парламенте ни тогда, ни позднее не увенчались успехом, но стали свидетельством открытия дискурса о браке как «символе национального возрождения и преемственности поколений». Будучи «открыт» как политический, брачный дискурс в Кыргызстане стал развиваться и как религиозный, научный, медийный.

На уровне здравого смысла существует представление и артикулируется в публичном пространстве, что человеческие отношения все больше становятся распущенней и все более прагматичнее. Политики и ученые просчитывают издержки изменения характера социальных отношений, в том числе брачных, и зачастую предсказывают самые критические сценарии развития общества и его институтов, вплоть до апокалипсиса.

Диагностируя снижение популярности брака, менее серьезное отношение молодежи к этому институту, чем в старших поколениях, субъекты политического, религиозного, и даже научного дискурса выносят вердикт: распад институтов семьи и брака, проблемы физического воспроизводства и морального разложения общества. Осмысление современных тенденций изменения брачных практик происходит в СМИ. Медиа репрезентируют разнообразие брачных практик в современном кыргызском обществе, в том числе такие формы брака как сожительство, пробные браки, браки «вдогонку^⁵», двоеженство, в целом констатируя изменение ценностных установок на брак.

В качестве аргументов, свидетельствующих о неуклонном спаде в семейно-брачной сфере используются, например, такие факты как рост числа разводов и снижения числа браков в стране за последние двадцать лет (см. гистограмму), снижение детности семей и наличие множественных конфликтных зон в брачно-семейной сфере.

Гистограмма. Динамика соотношения браков и разводов среди жителей города Бишкек

Есть и менее пессимистичные оценки, основанные на убеждении, что показатели разводов сами по себе являются показателями повторных браков, которые стабильно растут. Статистика может представить аргументы в защиту такой точки зрения. Например, в Кыргызстане безбрачие не распространено: по данным первой Национальной переписи населения Кыргызской Республики 1999 года, всего 0,1% мужчин и 0,2% женщин старше 50 лет не состояли в браке никогда, 62,5% мужчин и 59% женщин в возрасте старше 15 лет состоят в браке. И бурные социально-политические события последних двадцати лет мало что изменили в этом отношении (по данным переписи 1979 года, 64 % мужчин и 58 % женщин брачного возраста состояли в браке) ^⁶.

Утверждая определенную динамическую стабильность института брака, и используя в качестве аргументов объяснения повторных браков как отражения высоких ожиданий к брачному партнеру, участники дискуссий о браке расходятся во мнении насчет тенденций и перспектив развития современного брака. Кто-то считает, что брачное поведение все больше выстраивается по типу традиционного, патриархального общества. Другие им в оппозицию видят становление инновационных либеральных альтернативных форм брака и семьи.

Методология исследования.

В данном исследовании была поставлена цель - объяснить природу и разнообразие форм брачных стратегий мужчин и женщин в Кыргызстане и их динамику в двух исторических отрезках времени - советского и пост советского периодов.

Объектом исследования стали городские женщины и мужчины (две возрастные категории: 45-55-летних и от 18 до 30 лет), чьи брачные стратегии пришлись на 80-е годы 20 века и на начало 21 века. В ходе изучения брачных стратегий горожан были использованы метод глубинных качественных интервью, количественные опросы, а также анализ статистики и данных других исследований. Всего в выборочной совокупности были опрошены по стандартизированному опроснику 500 горожан, и 20 горожан проинтервьюированы (из них 12 женщин и 8 мужчин). Все полевые исследования были проведены в 2005 году^⁷.

Таким образом, в данном исследовании брак рассматривается как:

сложнейший продукт практик, диспозиций и габитусов, обеспечивающих физическое, культурное, социальное и экономическое воспроизводство общества,
пространство легитимации сексуальных, трудовых, властных (семейных) отношений субъектов брачного взаимодействия
специфическая человеческая деятельность^⁸ индивидов, обуславливаемая рыночными процессами и отношениями
и, наконец, как «вход» в семью, представляющую собой систему многоуровневых отношений, протяженных во времени, интенсивных по степени контакта, плотных по сочетанию экономики, эмоций, власти и сопротивления.

Выстраивание таких понятийных рамок брака и брачных стратегий^⁹ возможно на основе концепций матримониальных стратегий в качестве родового действа, направленного на сохранение \ увеличение капитала (П. Бурдье), пространства гендерного режима брачного выбора (Р. Коннел), а также рыночного подхода (Г.Беккер).

Использование методики глубинных интервью позволило определить уровни рефлексии брачного выбора респондентов, выяснить их основополагающие матримониальные установки и ценности. Однако подобный подход (использование качественной методологии) обусловил ряд методических проблем:

Оценки и анализ ранее заключенного брака в повествовании респондента уже есть результат влияния последующих социальных условий и дискурсов. То есть определение реальной стратегии брачного выбора затруднено для сознания самого респондента.
Кроме искажений в результате субъективного характера восприятия брачного опыта можно отметить и сознательные намерения респондентов изменить брачные сюжеты. Респонденты ведут повествование на вполне определенной «сцене», из определенной ими как адекватной в данном моменте «роли»^¹⁰ и с точки зрения соответствующей «морали оправдания» их жизни.
Содержание интервью для тех, кто на момент интервью (и ранее) не состоял в браке, существенно отличалось от содержания интервью респондентов, находившихся в браке. Если оценки последних касались реальных отношений, то холостые оценивали брачные предпочтения и выборы гипотетически.

Признавая объективно ограничивающий характер указанных методологических проблем в данном исследовании, мы постарались преодолеть их, используя дополнительный анализ наличных на определенный период социальных условий и временной реконструкции субъективных описаний брака самим респондентом. Включение категории субъективного времени поколения в пространство социального времени представляется важным аспектом методологической стратегии исследования.

Изучение института брака в кыргызском обществе: традиции и перспективы

В научном обзоре^¹¹, посвященном актуальным проблемам и институциональному развитию социальных исследований регионов Центральной Азии и Среднего Востока^¹², известный ориенталист Габриэла Расулы-Палесцек из Венского университета указывает ряд проблем, связанных с развитием данных научно-исследовательских направлений. Среди прочих наиболее важно, что:

Социальные исследования Центрально-Азиатской культуры и общества, получившие старт чуть более десятилетия назад, имеют маргинальный статус в социальных науках. Свидетельством тому могут служить «малозначимый», в сравнении с другими научными дисциплинами, поток референтных публикаций, количество презентаций результатов исследований на престижных международных конференциях, а также периферийный статус в западном научном сообществе ведущих исследователей региона;
Теоретические и методологические подходы, используемые в изучении региона слабы, что обусловлено институциональной историей.

Тем не менее, изучение институтов брака и семьи в кыргызском обществе нельзя назвать «терра инкогнито». Отправной точкой в этом направлении остаются этнографические и исторические работы советских времен, посвященные изучению истории кыргызов досоветского и советского периода^¹³, а также статистические исследования социально-демографических аспектов брачного поведения в советской Киргизии. Важную роль в силу релевантности социокультурной ситуации играют также исследования разных аспектов института брака в казахском обществе, выполненных исследовательницей Синтией Энн Вернер^¹⁴. Несмотря на то, что некоторые ученые^¹⁵ констатируют абсолютную недостаток гендерных исследований в кыргызском обществе. В частности, в вопросах брачного и семейного поведения. Имеются и некоторые современные западные и отечественные исследования в этой области^¹⁶.

Собственно в фокус внимания постсоветской науки брачный институт и гендерные аспекты брачного поведения в Кыргызстане попали в 1999 году, когда исследователи Сара Амслер и Рассел Клейнбах начали пилотное изучение специфической ритуализированной брачной стратегии – умыкания невест. Эта же тема стала предметом исследования Л. Хандрахан в 2003 году, а в 2004 году группа преподавателей и студентов Американского университета Центральной Азии (АУЦА) под руководством профессора Р.Клейнбаха провела еще одно исследование умыкания невест^¹⁷.

Можно также отметить рост интереса к теме брачного поведения в рамках студенческих проектов в Американском Университете Центральной Азии^¹⁸, но в силу ограниченного распространения результатов исследований и учебного их характера, такие исследования не реализуют имеющейся потребности научного осмысления данного социального феномена. Тем не менее, можно сказать, что интерес к изучению брачных стратегий мужчин и женщин в Кыргызстане актуализирован, хотя предметом социального исследования собственно брачные стратегии мужчин и женщин разных этнических и возрастных категорий в кыргызском обществе до последнего времени не выступали.

Субъекты брачных стратегий

Динамика брачных стратегий в современном городе обусловлена специфическими соотношениями ключевых элементов: субъектов брака, типов легитимации брака, доминирующих мотивов брачного выбора и степени гомологии брака.

Спектр субъектов на брачном рынке представляет собой различные конфигурации четырех ключевых структур: брачной пары, государства, религии и родовых, семейных структур. В разные периоды развития общества эти структуры имеют различную степень воздействия на практики брачных стратегий – то, сгущаясь и образуя сложные модели деиндивидуализированного, коллективного поведения, то разреживаясь и атомизируя брачные выборы.

Рисунок 1.

Государство. Именно оно определяет законодательные рамки брака и решает имущественные споры брачных партнеров и споры в отношении детей. В юрисдикции государства лежит официальная регистрация конкретных браков (и разводов), то есть легитимация отношений брачных партнеров, мониторинг за брачным состоянием граждан в целом и создание зон поддержки брачных / семейных пар. Историческое развитие брачных образцов знает немало примеров того, как, будучи легитимизированными государством, те или иные типы брака и семьи перестраивали городскую среду и изменяли политическую структуру общества^¹⁹.

Государство сводит свое влияние не только к легитимации сложившихся форм брака и семьи, но и само активно инициирует определенные паттерны. В. Райх, рассматривая брак «становым хребтом авторитарной семьи», а ее, в свою очередь, называя «местом производства авторитарных идеологий и авторитарных структур человеческого характера», выделял двух главных субъектов, конституирующих брак: государство и религию. Именно государство, по свидетельству исследователей, легитимизировало, санкционировало любовные переживания у поколения времен второй мировой войны в США^²⁰, государство вместе с христианской религией дало добро на многоженство в 1650 году в Европе, думая о необходимости восполнения военных потерь людских ресурсов^²¹. Примечательны и инициативы молодого советского государства по созданию альтернативных буржуазной семье форм брака (коммуны, например) и другие политики, описанные В.Райхом в его «Сексуальной революции».

Исследовательница Джой Маджезис утверждает: «Государство не только регулирует семейную жизнь, фактически оно определяет, что именно считается семьей. В Великобритании мы можем видеть проявление этого даже в том, что женщине, чтобы начать лечение от бесплодия, необходимо иметь отца для ее ребенка. …даже совместное проживание до брака не может изменить укоренившееся гендерное распределение ролей^²²».

Государственные / партийные структуры вплоть до конца 80х годов^²³ включались в решение ключевых проблем брачной пары, от определения формата проведения свадьбы до вопросов рождения детей, характера семейного воспитания, организации быта и характера отношений между супругами. Например, в случае возникновения беременности в результате добрачных сексуальных отношений, женщина могла угрожать «обращением в партком / в милицию / к начальнику» и заставить мужчину заключить с ней брак. Поскольку «государством» разводы рассматривались как порочащие биографию человека факты, партнеры могли десятилетиями жить в практически распавшихся браках, в ситуации супружеских измен.

В риторике государства (и советского, и современного) брак зиждется на взаимных эмоциональных привязанностях и рассматривается в контексте взаимных обязанностей. Государство влияет на образцы брачного поведения через дискурсы и другие политики. Например, через установившуюся культурную диктатуру телевидения и рекламы или через судебные процессы.

В последние годы в Кыргызстане заметно ослабло влияние государства на институт брака и семьи. Государство заявляет себя в качестве субъекта, заинтересованного в укреплении семьи и ставит задачи разработать специальные программы поддержки и институционализации государственной регуляции семьи. Но обеспокоенность в связи с состоянием семьи и брака ярко присутствует только в риторике государства. В реальности не выражены вовсе или символичны системы поддержки молодых семей, детей и их родителей, наблюдается усиление роли религиозных институтов и родовых структур на семью и брак, и в итоге роль государства в регуляции брака и семьи критически снизилась. Данный факт отражается на предпочтении формы легитимации брака. В настоящее время все больше партнеров не считают государственную регистрацию брачных отношений обязательной, прибегая к другим способам «узаконивания» своих отношений и статуса в местном сообществе, в родственных кругах.

Религия. В советский период институт религии не играл значимой роли в формировании брачных стратегий. Полная секуляризация обусловила функционально слабую потребность в религии граждан государства. Стремление нивелировать этнические особенности, создавая общность «советский народ», препятствовали интеграции конфессиональных практик в национально-культурную жизнь.

В постсоветский период под флагом «национального возрождения» религия начала приобретать утраченные позиции в обществе, которое отказалось от атеизма как принципа государственной политики. Но прошло почти десятилетие, прежде чем религиозные институты стали артикулировать свою, альтернативную государственной политике, позицию по вопросам семьи и брака, и сумели возродить массовый тип легитимации брака – религиозное бракосочетание (христианское церковное венчание или мусульманское «нике»). Среди горожан (как из христианских, так и мусульманских групп) можно отметить повышение популярности религиозного бракосочетания. Но значительная часть населения уже воспринимает религиозное бракосочетание как легитимное, регулируя семейно-брачные отношения в соответствии с установлениями священнослужителей, трактующих Коран, Библию или Тору… В силу отсутствия / слабости религиозного образования граждан, регуляция брачных отношений со стороны религиозных структур носит зачастую противоречивый характер. Например, религиозная риторика любой конфессии в отношении брака в современном Кыргызстане предписывает искренние отношения христианской любви / мусульманского послушания воле семьи и бога, а сам брак/семью по справедливости признает ключевым в воспроизводстве общества. Декларативно признавая святость и чистоту семейно-брачных уз, на практике религиозные организации (чаще мусульманские) способствуют легитимации запрещенных светским законом форм брака (полигамии), основанных на морали и нравственности, трудно сочетаемых с религиозной мусульманской этикой. Мусульманские священники освящают вторые и последующие браки мужчин-многоженцев, при этом, не особо тяготясь тем, что мужчина, в противовес предписаниям шариата, не несет никакой ответственности за жену и детей в предыдущем браке.

Как справедливо указывал христианский священник, «каждая религия стремится … сообщить те или иные формы браку, ибо от них многое зависит. Каковы идеалы и направления религии, таковы и брачные отношения, установленные ею^²⁴». Например, в странах, где религия не отделена от государства, заключить смешанный брак невозможно и религиозные институты противятся принятию законопроектов, секуляризирующих приватную жизнь граждан^²⁵. А в стране, в которой ослабевает государственная регуляция брачно-семейной сферы, религиозные установления заполняют этот пробел, но могут идти вразрез со светским законодательством. В риторике религия смыкается с этнической идентичностью, а религиозные ритуалы для брачующихся приобретают характер национально-культурных обычаев, что придает большей популярности религиозным идеям и ценностям.

Все указанные факторы обуславливают то, что в современном Кыргызстане религия становится полноправным субъектом брачного выбора и определителем форм брака и стратегий его заключения^²⁶.

Семья (родовые сетевые структуры). Как и религия, клановые родовые структуры в кыргызском обществе в советский период оказались вытеснены из пространства субъектов действия. Советское государство проводило целенаправленную политику по выстраиванию нового типа социаций, основанных на классовой / профессионально-трудовой общности граждан^²⁷. В результате реализации таких политик, семейно-родовые структуры патриархатного типа, существовавшие прежде, были существенно ослаблены. Особенно эффективна была политика государства в этом отношении в городских сообществах. Впрочем, ряд аспектов жизнедеятельности^²⁸ родов не позволил государству полностью разрушить влияние семейных структур.

Успешность формирования коллективных идентичностей советского образца во многом была обусловлена замещающим вытеснением коллективных идентичностей индивидов досоветского периода, жизнь которых описывалась терминами родства и взаимодействия в трайбах.

В постсоветский период, на фоне изменений в жизни общества, семейные кланы приобретают большую силу и влияние^²⁹ на жизнь индивидов. Усиление родовых структур связано с ростом таких явлений в государственной политике, как национализм, регионализм и клановость, формирующих стратификационную структуру и определяющих «социальные лифты и фильтры» для продвижения индивидов в социальной структуре общества.

Нуждаясь, в ритуалах, способствующих солидаризации в рамках рода, эти семейные структуры придают особенное значение таким событиям в жизни индивидов как браки и похороны. В значительной части современных браков именно интересы рода и семьи становятся приоритетными, брачующиеся партнеры вступают в брак согласно решению и предпочтению семьи и широких родственных кругов.

Возврат к социализации патриархального типа, когда индивид воспитывается в атмосфере непротиворечия воле родителей в выборе брачного партнера (в одних этнических группах матерью и сестрами, женами старших братьев, в других – отцом и братьями), когда интересы и выгоды семьи естественным образом расцениваются как приоритетные – таков вектор «сдвига» во многих современных семьях. В таких семьях самим детям и их бракам придается инструментальное значение^³⁰ и в ходе социализации обеспечивается максимальная интеграция детей в родовые структуры.

Браки, в которых выходящие на брачный рынок мужчины и женщины реализуют волю родителей и семьи, широко распространены, особенно в мусульманских группах. Ни высокий формальный уровень образования, ни высокий социальный, экономический статус не могут стать тут препятствием, если имеет место патриархальный характер воспитания детей. Тоталитарная культура воспитания способствует преобладанию конформистского послушания индивидов, снятию ответственности за происходящее и установлению низкого уровня осмысления партнерами значения брака в аспекте личной жизни. Восприятие детей с инструментальной точки зрения характерно в целом для большинства мусульманских семей, а сами семьи воспринимают себя как часть родовой группы. Типичный пример патриархального брака продемонстрировал союз между сыном экс-Президента Кыргызстана А.Акаева и дочерью Президента Казахстана Н.Назарбаева. По существу, этот брак репрезентировал классический образец политических союзов семейных кланов через брак, в котором интересы и чувства брачующихся партнеров оказались незначимыми.

Готовность отказаться от собственных интересов, чувств и служить родовым, семейным интересам, довольно часто артикулировалась в ходе нашего исследования, особенно молодыми женщинами и девушками из поколения «детей». Эта готовность представляется индикатором происходящего в стране радикального процесса десубъективизации и укрепления родовой структуры общества. Десубъективизация отражает сущность воссоздаваемого патриархального уклада, с характерным интенсивным сетевым родовым взаимодействием и инструментальным отношением к детям.

Брачная пара. Индивиды брачного возраста выбирают стратегии и практики вступления в брак, исходя из жизненных ситуаций, из индивидуальных и коллективных габитусов, диспозиций и доминирующих в обществе брачных практик.

В разные периоды советской власти степень индивидуализации субъектов брачного выбора варьировалась. Можно сказать, что степень индивидуализации брачных партнеров была обратно пропорциональна степени коллективизации граждан в государстве. При общем впечатлении активности брачных партнеров, можно увидеть существенные различия между брачными выборами молодежи послевоенных лет или времен «брежневского» застоя. Там, где наиболее сильны были гражданская идентичность и коллективистские ценности, выбор брачного партнера происходил под большим влиянием гражданского сообщества в лице профессиональных коллективов и пр. объединений. Государство и идеология формировали людей, которые лично в ответе не только за свою судьбу, но и за свой коллектив, свою родину. В таком идеологическом залоге именно от индивидов ожидалось, что они выступают агентами, субъектами брачного выбора, выбирающими легитимизированные государством стратегии заключения брака.

В постсоветский период наблюдается плюрализация субъектов брака, и брачные партнеры выступают инструментом в реализации интересов, достижения целей не только государства, но и других ключевых субъектов брачного рынка. Уже указанная десубъективизация становится распространенной тенденцией значительной части современного брачного рынка.

В то же время, альтернативные тенденции развития общества и его культуры в последнее десятилетие обусловили раскрепощение брачной морали, сексуальной культуры в определенных группах городской молодежи. Под влиянием стандартов западной масс культуры представители таких молодежных групп находятся в процессе углубления индивидуализации и прагматизации социальных отношений с точки зрения выгод индивида. Благодаря вступлению на брачный рынок субъектов брака из такой категории молодежи, гораздо шире становится спектр предлагаемых в качестве обменных рыночных стоимостей качеств и капиталов индивидов.

Таким образом, можно констатировать плюрализацию в пост советский период типов брачных субъектов и брачных пар, выбор которых регулируется разными ценностями и испытывает большее тяготение к тем или иным ключевым акторам брачного рынка - государству, религии или родовым семейным структурам.

В рамках каждого брачного выбора стороны обменивают разного рода капиталы и придерживаются разного рода доминирующих мотивов.

Blog

Изучение межпоколенной динамики матримониальных стратегий женщин и мужчин в Кыргызстане советского и постсоветского периодов

Содержание