Перевод с норвежского М. П. Дьяконовой Под редакцией М. А. Дьяконова Предисловие проф. В. Ю

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 39

месяцев в году температура бывала ниже -59^oС. Температура поднималась при

всяком ветре, кроме юго-западного, когда она даже понижалась.

Южных сияний мы наблюдали много. Но очень сильных было всего несколько.

Все они были всевозможных форм, но, кажется, сияние в форме ленты было

наиболее частым. По большей части они были разноцветные - красные и зеленые.

Мое предположение, что барьер прочен, то есть что он расположен на лежащей

под ним земле, по-видимому, полностью подтвердилось всеми нашими

наблюдениями за год нашего пребывания на ледяном барьере. В течение зимы и

весны о барьер торосился сплошной морской лед, образуя торосы высотою метров

в десять. Все это происходило всего лишь в расстоянии двух километров от

нашего дома, но мы совершенно этого не замечали. Мне кажется, что если бы

барьер был на плаву, то происходившие здесь страшные толчки не только

чувствовались бы слабо, но просто сотрясали бы наш дом. Во время постройки

дома Стубберуд и Бьолан слышали вдали сильный шум, но ничего не

почувствовали. За все свое пребывание на этом месте мы не слышали ни одного

звука и не чувствовали никакого движения. Другим и очень хорошим

свидетельством послужил наш большой теодолит, которым пользовался Преструд.

Можно сказать, что нужен был самый пустяк, чтобы вывести его из

горизонтального положения, - достаточно было небольшой перемены температуры.

И такой точный и чувствительный инструмент, если бы он находился на

плавающем основании, сейчас же сообщил бы нам об этом. В тот день, когда мы

впервые вошли в бухту, откололась совсем небольшая часть западного мыса.

Весной от напора дрейфующего льда откололся незначительный кусок у одного из

многих мысов на внешней стороне барьера. Если исключить эти два случая, то

мы покинули барьер таким, каким нашли его, то есть совершенно не

изменившимся. Данные промеров глубины, указывавшие на быстро возраставшее

поднятие дна по мере перехода "Фрама" к юту вдоль барьера, тоже служат явным

признаком того, что земля здесь лежит близко. Наконец, лучшим

доказательством является самое строение ледяного барьера. Он не достиг бы

вышины трехсот метров, на каковую высоту он повышается по нашим измерениям к

югу от "Фрамхейма" до пятидесятого километра, если бы не покоился на земле.

Работа по подготовке санного снаряжения шла теперь с лихорадочной

быстротой. Мы давно уже заметили, что нам нужно будет работать полным ходом

и использовать все рабочее время, если мы хотим успеть изготовить к половине

августа все главное общее снаряжение. Для подготовки же личного снаряжения

нам придется пользоваться свободным временем. В первой половине августа

стало видно, что приближается конец работы. К этому времени Бьолан сделал

четыре пары новых саней. Это была образцовая работа, которую он выполнил за

зиму. Сани были сделаны чрезвычайно легкими, но упругими и крепкими. Они

были той же длины, что и первоначальные - около четырех метров. Окованы они

не были. Мы думали взять с собой три пары старых саней "Фрама", подбитых

толстыми стальными листами. Их можно будет использовать на случай, если

этого потребуют состояние пути и условия местности. Средний вес новых саней

был двадцать килограммов. Таким образом, мы сэкономили по пятьдесят

килограммов на каждых санях. От Бьолана они переносились уже готовыми в

"Интендантство". Способ, каким Хансен и Вистинг скрепляли отдельные части

саней, гарантирует их крепость. Кроме того, единственный способ, при котором

можно быть уверенным, что работа будет действительно сделана как следует,

состоит- в том, чтобы она выполнялась теми, кто сам будет пользоваться

сделанными вещами! Работающие сами знают, что от этого многое зависит. Они

работают ради достижения цели, еще больше этого - они работают и для того,

чтобы обратно вернуться. Каждая завязка тщательно исследуется и пробуется, а

потом уже накладывается - осторожно и точно. Каждый оборот затягивается и

потом тщательно осматривается, чтобы он лежал на своем месте. И, наконец,

когда такая обвязка уже наложена, то, чтобы распустить ее снова, лучше всего

перерезать ее ножом или топором, а не развязывать пальцами. Такое санное

путешествие, в какое мы отправлялись, было серьезным предприятием, поэтому и

работа должна была производиться со всей серьезностью. Эту ручную работу

приходилось выполнять не в каком-нибудь теплом и хорошем помещении. В

"Интендантстве" всегда было холоднее всего, вероятно, потому, что там всегда

был сквозняк. Там были и дверь, ведущая на барьер, и открытый ход в дом.

Здесь всегда проходил свежий воздух, хотя и не в значительных количествах.

Да много его и не нужно, чтобы почувствовать, если температура воздуха около

-60^oС, а работать приходится голыми пальцами! В этом помещении температура

всегда была ниже 0^o. Чтобы накладываемая обмотка была мягкой, они ставили

примус, на котором лежал камень, как раз у места работы. Глядя на них, я не

раз изумлялся их терпению. Часто я видел, как они часами работали голыми

руками при температуре около -30^o С. Так, конечно, можно работать недолго;

но в самую темную, холодную часть зимы, когда они работали в таких условиях

изо дня в день, это дает себя знать и подвергает испытанию терпение. Ногам

тоже приходится плохо. Не помогает почти ничего, что бы на них ни надеть,

когда стоишь неподвижно на одном месте. Здесь, как и вообще везде на морозе,

мы убедились в том, что сапоги с деревянной стелькой больше всего пригодны

для работы на одном месте. Но, неизвестно по какой причине, господа из

"Интендантства" не желали следовать теории деревянных стелек и потому всю

зиму работали в сапогах из оленьего и тюленьего меха. Они предпочитали

колотить ногой об ногу, а не склоняться перед безусловным превосходством

деревянной стельки в данных условиях.

По мере изготовления сани нумеровались (от номера 1 до 7) и

складывались в "интендантстве". Трое старых саней, которыми мы должны были

воспользоваться, делались для второго путешествия "Фрама". Они были

необычайно прочны и, следовательно, гораздо тяжелее новых, Их мы тщательно

осмотрели. Все обвязки и обмотки были проверены, и там, где это оказалось

необходимым, наложены новые. Стальная обшивка полозьев на одних санях была

сорвана, но оставлена на других - на тот случай, если бы встретились

условия, где такие сани понадобились бы. Кроме того, господа из "обмоточной

фирмы" были очень заняты и по другим специальностям. Таким образом, всякий

раз, когда Вистинг не был занят работой с санями, слышалось жужжание его

швейной машины. В своей комнатке для шитья ему приходилось заниматься

тысячей разных вещей, и он постоянно проводил там целые дни до самого

позднего вечера и появлялся только в восемь с половиной часов, когда

извлекались лук и стрелы. И если бы он не взял на себя должности "судьи" в

этом соревновании, то мы, пожалуй, не видели бы его и в это время. Его

первой большой и важной работой была переделка четырех трехместных палаток в

две. Нелегкая была работа возиться с этими довольно большими палатками в

крохотной пещере, носившей громкое название "швейной комнаты". Правда,

вместо закройного стола он пользовался столом в "Интендантстве", но все же

остается загадкой, как это он умудрялся делать правильные швы, сидя в своей

дыре! Я уже приготовился увидеть довольно странные палатки, когда их в один

прекрасный день вынесут отсюда и расставят на дневном свету. Возможно,

например, что пол одной палатки будет пришит к стенке другой. Однако, ничего

подобного не случилось. Когда палатки были впервые поставлены, то оказалось,

что они превосходны. Скорее можно было предположить, что шились они в

просторном помещении, где шьются паруса, а не в снежном сугробе.

Люди с такими ловкими руками неоценимы в путешествиях, подобных нашему!

Во время второго плавания "Фрама" употреблялись двойные палатки, а так

как уже известно что всегда то, чего ты не имеешь, кажется хорошим и

замечательным, то и у нас стали расхваливать на все лады двойные палатки. Ну

да, конечно, я сейчас же сдаюсь и признаю, что дом с двойными стенами теплее

дома с ординарными, но нужно помнить, что двойной дом и тяжелее вдвое. А

когда, к тому же, приходится поднимать вопрос даже о весе носового платка,

то вполне понятно, что вопрос о действительном преимуществе дома с двойными

стенками должен быть основательно взвешен, прежде чем сделать решительный

шаг и остановить свой выбор на нем. Я было думал, что, может быть, при

двойных стенках удастся до некоторой степени избежать образования инея, что

обычно так досаждает в палатках и часто бывает очень неприятно. Если бы

двойные стенки хоть сколько-нибудь устраняли это или препятствовали этому,

то я признал бы их превосходство. Порядочный вес ежедневно образующегося

инея в очень скором времени стал бы равным весу двойных стенок - если даже

не больше.

Подобная двойная палатка шьется таким образом, что внешнее ее полотнище

натягивается плотно, а внутреннее висит свободно. Но при испытаниях

оказалось, что образование инея появлялось столь же быстро в двойной

палатке, как и в ординарной. Поэтому польза от двойной палатки показалась

мне несколько сомнительной. Цель всего этого была лишь в том, чтобы поднять

температуру в палатке на несколько градусов, поэтому я счел более правильным

пожертвовать удобством ради экономии веса. Кроме того, мы были так обильно

снабжены теплыми спальными принадлежностями, что не должны были испытывать

никакой нужды. В результате всех этих споров, возник другой вопрос-вопрос о

наиболее практичном цвете палатки. Мы быстро пришли к соглашению, что лучше

всего будет палатка, окрашенная в темный цвет. И к тому было много причин.

Прежде всего - как лекарство для глаз. Мы уже по собственному опыту знали,

что когда пройдешь целый день по блестящей поверхности барьера, то

пребывание в темном помещении для глаз - огромное облегчение. Затем не менее

важно, что темный цвет делает палатку значительно теплее когда светит

солнце, В этом легко убедиться, если ходить по самому солнцепеку в темной

одежде, а затем переменять ее на белую. И, наконец, темную палатку гораздо,

легче различать на белой поверхности, чем светлую.

После того как все эти вопросы были обсуждены и признано преимущество

темной палатки, мы снова очутились в большом затруднении, потому что наши-то

палатки были очень светлыми, или, говоря попросту, почти белыми, а

возможность создать темные была не особенно велика. Правда, у нас с собой

было несколько метров темноватого "габардина", или легкой непроницаемой для

ветра материи, которая отлично пригодилась бы для этой цели, но вся она до

последнего метра уже давно ушла на разные поделки, так что тут выхода не

было.

- Но разве у нас, - сказал кто-то, и вид у него был чрезвычайно

лукавый, - разве у нас нет чернил и чернильного .порошка, чтобы выкрасить

палатки в черный цвет? Конечно, есть!

Все мы презрительно улыбнулись. Ведь дело было настолько яснее ясного,

что даже и говорить о нем глупо, а все-таки... Мы простили товарищу его

глупость и организовали красильню. Вистинг принял на себя обязанности

красильщика и повел дело так хорошо, что вскоре на площадке уже стояли

вместо белых две темно-синих палатки. Выглядели они довольно хорошо, пока

были только что выкрашены, но вот вопрос; какими они будут через месяц или

два? Общее мнение было таково, что, по всей вероятности, они в значительной

степени примут свой первоначальный цвет - вернее "нецвет". Значит, нужно

было усовершенствовать изобретение.

Как-то раз мы сидели, пили кофе после обеда, и вдруг кто-то говорит:

- А что если взять да сшить внешнее полотнище палаток из коечных

занавесок?

Улыбка, появившаяся у всех, сидевших за столом, на этот раз была почти

сострадательной. Никто ничего не сказал, но все, вероятно, подумали: "Что за

дурак! Разве мы сами не думали об этом уже давно?" Предложение было принято

без обсуждения, и у Вистинга опять к его многочисленным обязанностям

прибавилась новая, отнявшая у него много времени. Наши коечные занавеси были

темно-красного цвета и из очень легкой материи. Теперь их стачали вместе,

занавеску к занавеске, и затем из всего этого сшили чехол для палатки.

Занавесок хватило только на одну палатку. Но если взглянуть на дело с той

точки зрения, что лучше что-нибудь, чем ничего, то мы были удовлетворены.

Красная палатка, поставленная через несколько дней на площадке,

удовлетворила всех. Ее можно было видеть на снегу за несколько километров.

Другое ее значительное преимущество заключалось в том, что такая покрышка

защищала и предохраняла основную палатку. Внутри сочетание красного и синего

.цветов создавало темное приятное освещение. Теперь возник. еще один вопрос,

показавшийся мне важным; как нам защитить палатку от целой сотни бегающих на

свободе псов? Ибо мы знаем, что там, где соберутся два или три пса, там...

ну, там палаткой быть нехорошо! Наши собаки были не цивилизованнее всяких

других, и потому приходилось принимать свои меры предосторожности. Если

полотнище палатки затвердеет и сделается ломким, то материя может легко

треснуть, и очень скоро все будет испорчено. А мы предъявляли к своим

палаткам немалые требования. Нам хотелось, чтобы они прослужили по крайней

мере сто двадцать дней. Поэтому я поручил Вистингу сшить два предохранителя

для палаток, или как мы их потом называли. два "заборчика". Такой "заборчик"

состоял из куска "габардина" такой длины, что им можно было окружить всю

палатку в виде изгороди, что мешало собакам приходить в непосредственное

соприкосновение с палатками. К "заборчикам" были пришиты петли, так что их

можно было натягивать на лыжные палки. Выглядели эти "заборчики" довольно

роскошно, когда они были готовы, но мы ими никогда и не пользовались. Дело в

том, что, как только началось наше путешествие, мы нашли материал, который

был еще лучше и, кроме того, всегда бывал у нас под рукой - снег! "Вот

дураки, ведь мы же это давно знали! Только не хотели говорить!" Ну, конечно,

этим-то все .и объяснялось! "Заборчики" пригодились нам в качестве запасной

материи во время путешествия и пошли на множество разных вещей.

Затем Вистингу пришлось сшить верхнюю непроницаемую для ветра одежду

всем участникам похода. Бывшая у нас оказалась слишком тесной, зато

сработанная им была достаточно велика. Я, например, мог свободно поместить в

свои штаны еще двоих. Но такой эта одежда и должна была быть. В этих

областях все должно быть таким. Здесь скоро убеждаешься на опыте, что все

просторное и тепло и приятно, тогда как все, что облегает тело плотно, за

исключением, конечно, обуви, хотя и тепло, но неудобно. Человек быстро

потеет, и одежда портится. Кроме штанов и анораков, сшитых из легкой

непроницаемой для ветра материи, Вистинг сшил из нее таки же чулки. Я

считаю, что эти чулки, занимая промежуточное место среди остальных чулок,

надетых на ногу, будут служить изоляционным слоем. Мнения на этот счет

разделились. Но как я, так и мои четыре спутника по полярному походу можем

засвидетельствовать, что мы никогда не отправимся в сколько-нибудь серьезное

путешествие без них. Они в точности выполнили свое назначение. Иней

осаждался на них в строчном количестве и легко счищался. Если они промокли,

то было легко почти при всякой погоде высушить их, Я не знаю никакой другой

материи, которая сохла бы так быстро, как эта непроницаемая для ветра

материя.

Такие чулки кроме того еще и защищали остальные чулки от износа, так

что те держались дольше обычного.

В виде доказательства того, как мы, участники далекого путешествия,

были довольны этими чулками, я расскажу одну историю. Когда мы дошли до

склада на 80^o южной широты, - заметьте, это было уже на пути домой,-то есть

когда мы считали свой поход законченным, мы нашли несколько мешков с

различными частями одежды. В одном из них мы нашли две пары новых чулок из

непроницаемой для ветра материи, - мешок принадлежал, очевидно,

какому-нибудь противнику этой идеи, - и вы не поверите, как вышло забавно!

Всем хотелось забрать их - всем без исключения. Двое одержавших победу

схватили каждый по паре и спрятали чулки, словно это было какое-то

драгоценное сокровище. На что они им понадобились, я не представляю себе, -

ведь мы были уже дома! Но это ясно показывает, как высоко мы научились

ценить эти чулки. Я самым горячим образом рекомендую их людям,

отправляющимся в подобные путешествия. Но,-и на это я должен обратить

внимание, - нужно будет примириться с работой по стаскиванию с себя обуви

каждый вечер и очистки чулков от инея. Если этого не делать, то иней,

конечно, растает за ночь, и на утро все будет мокрым насквозь. Но тогда уж

не вините чулки. Виноваты будете вы сами.

После этого наступила очередь нижнего белья. Не было такой вещи в

портняжном ремесле, с которой не справился бы Вистинг. Среди нашего

медицинского снаряжения были две большие штуки чудеснейшей первосортной

тонкой фланели. Из нее-то он и сшил нам всем нижнее белье. Нижнее белье,

привезенное нами с собой из дома, было сшито из чрезвычайно толстой

шерстяной материи. Мы боялись, что оно окажется слишком теплым, Я лично в

течение всего нашего путешествия пользовался продукцией Вистинга и знаю, что

никогда еще у меня не было более совершенного белья. Затем ему нужно было

сшить и заплатать покрышки для спальных мешков, а потом еще то одно, то

другое.

Глядя на некоторых людей, получаешь впечатление, что они все умеют

делать и со всем быстро справляются!

У Хансена, благодаря его золотым рукам, все дни-были заняты, С

искусством производства саней он давно уже был знаком и знал в точности, что

для этого требуется. Там, где он появлялся, я всегда мог быть спокойным. Он

никогда не полагался на случай. Кроме перевязки саней, он трудился еще над

массой всяких вещей. Между прочим, он должен был озаботиться изготовлением

всех нужных нам кнутов, - по - два на каждого, или всего четырнадцать штук.

Стубберуд должен был поставлять кнутовища. После совещания с "Объединением"

я выбрал кнутовище, состоявшее из трех узеньких планочек хикори. Я считал,

что если их хорошенько обмотать и поверх обшить кожей, то они. будут такой

крепости, какую вообще могут иметь кнутовища. Решение делать кнутовища из

трех частей объяснялось тем, что они будут сгибаться, но не ломаться.

Сплошное кнутовище, как мы знали по опыту, служит не очень долго. Сказано -

сделано. Стубберуд изготовлял кнутовища и передавал их Хансену. Ремни в

течение зимы изготовлялись Хасселем по эскимосскому образцу. Они были

круглые и тяжелые, какими и должны быть, и приближаться к ним было опасно,

когда они находились в умелых руках! Хансен принимал эти различные части и

делал бичи. По обыкновению, все делалось с величайшей тщательностью. На

каждое кнутовище накладывались три прочных обвязки, и затем все обшивалось

кожей. Сам Хансен не был сторонником тройного кнутовища из хикори, но работу

выполнял без возражений. Мы все заметили, что в это время он, против своего

обыкновения, стал после ужина оставаться с Вистингом. Меня это несколько

заинтриговало, так как я знал, что Хансен очень любит поиграть в вист после

ужина и ни за что не откажется от этого удовольствия, если только у него нет

какого-нибудь неоконченного дела. Как-то при случае я высказал свое

удивление по этому поводу. Стубберуд ответил на это:

- Они делают кнутовища.

- Какие кнутовища?

- Для кнутов! Но, - прибавил Стубберуд, - я могу ручаться за кнутовища

из хикори, которые я вырезаю. Более крепких и упругих кнутовищ сделать

нельзя. Было заметно, что он как будто сердится. Тут появляется Хансен с

Blog

Перевод с норвежского М. П. Дьяконовой Под редакцией М. А. Дьяконова Предисловие проф. В. Ю