Мотивация просоциального поведения 11 мотивация нормативного поведения

Вид материала

Документы

Содержание 11.2. Мотивация помощи Поведение, связанное с оказанием помощи, провоцируется ситуацией Норма социальной ответственности Стадия актуализации Стадия обязанности Стадия защиты Стадия реакции 11.3. Мотивация семейной жизни Мотиваторы, затрагивающие отношение к жизни Мотиваторы, затрагивающие отношение к людям Мотиваторы, затрагивающие отношение к себе При реализации 11.5. Мотивация политического выбора избирателями 11.6. Мотивация читательской деятельности Этап, предшествующий чтению. Этап непосредственного чтения. Этап «заинтересовывания за пределы книги». 11.7. Мотивы интеллектуальной миграции

Подобный материал:

• Повышение мотивации учения учащихся младших классов, 145.1kb.
• Лекция 4 Мотивационные состояния человека, определяющие линию его поведения Мотивация, 224.26kb.
• Контрольные вопросы по дисциплине «Управление персоналом», 33.94kb.
• Москва, 2009 ббк 88. 4я73 или 88. 352я77, 1166.3kb.
• 3 Мотивация создания, продажи и покупки инноваций, 481.5kb.
• Обучающий курс «Основы менеджмента в нко», тема «Мотивация и стимулирование» тема «Мотивация, 293.08kb.
• Мотивация поведения потребителей на рынке товаров бытового потребления, 435.85kb.
• Мотивация трудовой деятельности (по А. В. Сосновому), 128.34kb.
• Мотивация и мотивы спб.: Питер, 2000. 512, 48.62kb.
• Образование и наука: мотивация и модели поведения выпускников ведущих университетов, 141.46kb.

МОТИВАЦИЯ ПРОСОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ

11.1. МОТИВАЦИЯ

НОРМАТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ

Так называемое нормативное (социальное) поведение является разновидностью подражания. Термин «социальные нормы» обычно используется для указания на существование стандартов, правил (как предписывающих, так и за­прещающих), которых должны придерживаться члены группы или общества. Обще­ство требует от личности конформности, согласия с данными нормами. Соблюдая в своем поведении эти нормы, человек становится похожим настальных членов груп­пы, социальной общности, приобщается к ней, становится «как все». Получается, что эти внешние по отношению к человеку нормы как бы управляют его поведени­ем, заставляют действовать так, а не иначе.

В то же время даже одинаковые внешние нормы поведения для разных людей име­ют различный внутренний смысл. Например, как показано О. Д. Стаматиной (1977), имеются по крайней мере три вида мотивации устойчивого честного поведения, от­ражающие уровень социальной зрелости личности. Одни обосновывают необходи­мость такого поведения преимущественно утилитарно-практически: потому, что не­честных лишают доверия, не уважают и т. д. Другие связывают необходимость быть честным с потребностями общества, но подчас рассматривают ее как самопожертво­вание. Третьи выражают полное осознание личного и общественного значения этой необходимости, принимают ее как самостоятельную ценность, безотносительно к возможным последствиям.

Нормы социального поведения не выполняются сами собой. Они должны быть интериоризованы, должны стать — по Шварцу — «личными нормами». Кроме того, существует ряд факторов, снижающих их императивность. В частности, в связи с этим Д. Дарли и Б. Латане (J. Darley, В. Latane, 1968) выдвинули тезис о феномене социального торможения при оказании помощи во время чрезвычайных происше­ствий. Этот феномен проявляется в трех вариациях.

Первая — это препятствие публики: в присутствии других людей человек стре­мится избежать действий, которые могут смутить его. Поэтому, остерегаясь по­пасть впросак, он сдерживается и ничего не предпринимает. Вторая вариация — социальное влияние: наблюдая за поведением других людей, присутствующих при

чрезвычайном происшествии, человек может решить, что его вмешательство неже­лательно или что ничего особенного не происходит. Побуждение оказать помощь снова затормаживается. Третья вариация — диффузия ответственности: присут­ствие других людей ослабляет у субъекта чувство ответственности, которая распре­деляется между всеми. Но поскольку так думает каждый, то в группе люди реже приходят на помощь пострадавшему.

С другой стороны, при принятии группового решения «диффузия ответственно­сти» способствует росту уровня риска, что может иметь как позитивные, так и нега­тивные последствия.

Так, И. Дженис (1972), анализируя различные военные и политические решения, открыл явление, названное им «групповое мышление» (groupthinkY. Оно означает стиль мышления людей, которые полностью включены в единую группу, и в этой группе стремление к единомыслию важнее, чем реалистическая оценка возможных вариантов действий. Это мышление характеризуется конформизмом, тенденциоз­ным подбором информации, сверхоптимизмом, убеждением во всесильности группы и в непогрешимости ее взглядов. Все это увеличивает вероятность принятия риско­ванных решений. Несмотря на то что ошибочность взглядов и решений такой группы вскоре становится очевидной, принятый курс действий и разработанные концепции, вместо кардинального их изменения, продолжают отстаиваться и осуществляться. Очевидно, что феномен «группового мышления» относится не только к политикам и военным, но и к научным коллективам; и здесь за примерами далеко ходить не надо, достаточно вспомнить некоторые физиологические и психологические школы (и по­ведение их представителей в процессе устных и печатных дискуссий), которые деся­тилетиями могут «вариться в собственном соку», «пережевывая» идею, выдвинутую лидером школы.

Нормативное поведение, связанное с предъявлением группой определенных тре­бований к субъекту, может приводить к такому явлению, как перфектализм. Это происходит в том случае, когда для исполнения желаемой социальной роли челове­ку не хватает ни способностей, ни образования. Он прилагает все силы, перенапря­гается; происходит конфликт между исполняемой ролью и «Я», при котором оценка роли значительно превышает оценку собственного «Я». В результате человек стано­вится перфекталистом, изнуряющим себя непосильным трудом.

Иногда следование принципу неукоснительного соблюдения правил, служебных обязанностей приводит к неадекватному поведению. Примером этого может служить поведение двух сторожей берлинского метро во время бегства гитлеровцев из города в мае I945 года при наступлении наших войск. Пытаясь уйти из города по тоннелям метро, на одном из его участков беглецы наткнулись на водонепроницаемую пере­борку, препятствовавшую дальнейшему продвижению. Разъяренные люди требова­ли от сторожей поднять ее, но те отказывались, ссылаясь на какой-то параграф из Устава 1923 года, который действительно предписывал опускать переборку каждый вечер после прохода последнего поезда. В течение многих лет в обязанности этих сторожей входило следить за этим. И хотя уже более недели здесь не проходил ни один поезд, эти законопослушные служаки все равно действовали согласно уставу.

Подробнее об этом феномене см. Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психо­логии (СПб: Изд-во «Питер», 1999) и Майерс Д. Социальная психология (СПб: Изд-во «Пи-^теР», 1997, 1998, 1999).

11.2. МОТИВАЦИЯ ПОМОЩИ

И АЛЬТРУИСТИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

В западной психологии значительное внимание уделяется рассмот­рению мотивации помощи. В зависимости от того, какие цели преследует человек, оказывающий помощь, она делится на корыстную и бескорыстную (альтруистиче­скую). Под альтруистическим (просоциальным) следует понимать поведение, на­правленное на благо других и не рассчитанное на какую-либо внешнюю награду. Оно в большей степени ведет к благополучию другого человека, чем самого субъек­та, и обусловлено не внешним социальным давлением и не присутствием человека, способного оценить благородство поступка субъекта. Это поведение, которое обус­ловлено наличием у человека ряда душевных качеств (личностных диспозиций) — сострадательности, заботливости, чувства долга, ответственности — и отсутстви­ем качеств, не способствующих проявлению альтруизма, — подозрительности, жад­ности, скептицизма.

Мотивации помощи психологи стали уделять значительное внимание лишь с 60-х годов XX века, свидетельством чему является наличие в монографии X. Хек-хаузена специального раздела, содержание которого, с небольшими отступления­ми, касающимися работ отечественных психологов, кратко излагается мн*ою ниже. Диапазон помощи весьма широк: от мимолетной любезности до оказания помощи человеку в опасной для него ситуации ценой собственной жизни. При этом, при­нимая решение об оказании услуги или помощи, человек учитывает такие факто­ры, как затраты времени, прилагаемые усилия, денежные расходы, отсрочку сво­их планов, неудовлетворение своих потребностей, опасность для своего здоровья и жизни.

Поведение, связанное с оказанием помощи, провоцируется ситуацией, в свя­зи с чем мотивацию этого поведения можно отнести, поданной мною в главе 4 клас­сификации, к третьему типу (внешнеобусловленная мотивация). При этом важно, как субъект оценивает эту ситуацию, какую значимость ей придает. Важно выяс­нить, нуждается ли кто-либо в его помощи, какого характера должна быть она, сто­ит ли ему вмешиваться лично. Например, если у субъекта просят денег, он должен решить, кем является просящий: просто попрошайкой, который пытается его одура­чить, или же человеком, действительно находящимся в бедственном положении. Сообщаемые просящим дополнительные сведения влияют на оценку ситуации и при­нимаемое решение. Как показали Б. Латанеи Дж. Дарли{В. Latane, J. Darley, 1970), только при просьбе небольшой суммы денег количество людей, замотивированных на альтруистический поступок, оказывается значительно меньшим, чем в случае, когда просящий объясняет причину своего бедственного положения («украли коше­лек со всей получкой, пенсией и т. п.»). Эти данные не отрицают роли нравственных качеств личности (личностных диспозиций) в проявлении альтруизма, но показыва­ют, что дело не только в них, айв «холодном рассудке», в оценке значимости ситуа­ции (т. е. в оценке ее как действительно требующей помощи). Кроме того, могут иг­рать роль и возникающие у субъекта, при обращении к нему с просьбой, состояния неловкости или страха при мысли об отказе.

Имеет значение и взвешивание субъектом затрат (последствий поступка для себя) и польз (последствий для обратившегося с просьбой). Человек тем меньше готов оказать помощь, чем дороже она ему обходится, как материально, так и духов­но (например, возможность вступления в конфликт с кем-то из-за принятия на себя ответственности (Л. Берковитц, Л. Даниэльс [L. Bercovitz, L. Daniels, 1964]).

«Порог» пробуждения желания оказать помощь зависит от наличия образца для подражания. Например, X. Хорнштейн, Е. Фиш и М. Холмс (Н. Hornstein, E. Fisch, М. Holmes, 1968) установили, что если прохожий находит бумажник с вложенной в него запиской от человека, ранее нашедшего его и сообщающего, что отсылает этот бумажник его владельцу вопреки совету друга (или несмотря на то, что сам когда-то терял бумажник), то количество людей, возвративших находку владельцу, оказыва­ется в этом случае в три раза больше, чем в случае, когда в записке написано, что бумажник возвращается по совету друга или сообразуясь с собственным опытом.

В реальной ситуации процесс принятия решения о помощи проходит ряд эта­пов: восприятие ситуации как беды, оценка ее причин, оценка наличных возможно­стей оказания помощи и выбор одной из них, формирование намерения оказать по­мощь. На отдельных стадиях этот процесс может замедляться или нарушаться, на­пример из-за наличия других людей, способных оказать помощь {эффект «диффузной ответственности»). По сути, каждый перекладывает ответствен­ность и формирование намерения оказать помощь на плечи другого. Так, Б. Латане и Дж. Родин (В. Latane, J. Rodin, 1969) показали в эксперименте, что, слыша, как в соседней комнате кто-то падает с лестницы и кричит от боли, бросаются на помощь 70% испытуемых, если они были в своей комнате одни, и только 40% тех, кто нахо­дился в комнате вдвоем.

Правда, имеются и исключения. В случае внезапного падения пассажира в поез­де метро оказание ему помощи не зависело от количества пассажиров, а ее латент­ное время с ростом числа пассажиров даже уменьшалось. В организованных груп­пах диффузия ответственности также не наблюдалась. С другой стороны, на нее вли­яет вид человека, которому требуется помощь: опьянение, сочащаяся изо рта кровь, неопрятный вид увеличивали диффузию ответственности.

Как отмечает X. Хекхаузен, изучая мотивацию помощи, исследователи явно ув­леклись внешними обстоятельствами, затратами времени и усилий, не уделяя дол­жного внимания личностным особенностям. Совершенно очевидно, что одним из внутренних факторов альтруистического поведения является соблюдение норм или некоторых универсальных правил поведения (одной из них является христиан­ская заповедь «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»). Действенность этих заповедей и правил зависит от того, насколько человек интериоризировал их, на­сколько они стали для него внутренними стандартами, насколько- поведение в соот­ветствии с ними является для него ценностью. Чем более интериоризованы нормы в качестве стандартов поведения личности, тем сильнее поведение определяется предвосхищением его последствий для самооценки и тем меньше оно зависит от внешних обстоятельств.

Норма социальной ответственности требует оказания помощи старому, боль­ному или бедному человеку (мотив заботливости). Показано (И. Горовиц [I. Horo­witz, 1968]), что чем больше нуждающийся в помощи человек считается виновни­ком своего положения, тем меньше окружающие чувствуют себя ответственными

за оказание ему помощи. Усиливает готовность к помощи образец чьего-то поведе­ния по оказанию помощи. Причем влияние образца бывает более сильным в случае, \ когда субъект непосредственно видит саму помощь, а не слушает нравоучительный рассказ о ней (Дж. Браун [J. Brown, 1933]).

Норма взаимности («ты мне — я тебе») обусловливает обмен материальными i благами, действиями, благодеяниями и даже вредом («око за око, зуб за зуб»). Воз­даяние как за добро, так и за зло направлено на воссоздание равновесия между ин-л дивидами и группами (на то, чтобы «расквитаться») и представляет собой основопо-ч лагающий принцип, воспринимаемый как справедливость. При этом если инициати- . ву в осуществлении нормы социальной ответственности берет на себя помогающий,.» то это скорее всего реакция признательности за оказанную ранее этому субъекту, помощь. Однако если помощьоказывается с расчетом на взаимность, то она теряет -свой альтруистический характер. Мотивация помогающего воспринимается том недоверчивее, чем утрированнее кажется помощь и чем менее в ней нуждаются. В таких случаях возникает подозрение, что помощь оказывается с корыстной це-, лью, обязывая получающего помощь компенсировать ее в будущем в соответствии с нормой взаимности (Дж. Шоплер [J. Schopler, 1970]).

Но иногда и бескорыстная помощь может вызвать негативную реакцию объекта помощи, например когда он не имеет возможности отблагодарить за нее.

Важным свойством личности, предрасполагающим к альтруистическому пове­дению, является предрасположенность к сопереживанию человеку, нуждающему­ся в помощи (эмпатия). Чем больше человек склонен к сопереживанию, тем выше его готовность к помощи в конкретном случае (Дж. Кок и др. [J. Coke, С. Batson, К. McDevis, 1978]).

По мнению Т. П. Гавриловой (1981) и других психологов, эмпатия может прояв­ляться в двух формах — сопереживания и сочувствия. Сопереживание — это пере­живание субъектом тех же чувств, которые испытывает другой. Сочувствие — это ■. отзывчивое, участливое отношение к переживаниям, несчастью другого (выраже­ние сожаления, соболезнования и т. п.). Первое, считает Т. П. Гаврилова, основано в большей мере на своем прошлом опыте и связано с потребностью в собственном благополучии, с собственными интересами, второе основано на понимании небла­гополучия другого человека и связано с его потребностями и интересами. Отсюда сопереживание более импульсивно, более интенсивно, чем сочувствие. Мне все же представляется, что сочувствие не всегда отражает эмпатию, оно может выражать­ся даже бесстрастно, просто из вежливости («да, я понимаю,что это неприятно, но меня это не касается, не трогает»,). Кроме того, Л. П. Калининский с соавторами (1981) считают, что при разделении эмпатических реакций вернее было бы гово­рить не столько о критерии разнонаправленное™ потребностей; сколько,о степени эмоциональной вовлеченности своего «Я» во время такой реакции. Они полагают, что сопереживание является больше индивидным свойством, так как связано с та­кой типологической особенностью, как слабость нервной системы, а сочувствие — личностным свойством, которое формируется в условиях социального обучения.

Т. П. Гаврилова изучила возрастно-половые проявления той и другой формы эм-патии и обнаружила, что сопереживание, как более непосредственная концентри­рованная форма эмпатии, характерно в большей степени для младших школьников, а сочувствие, как более сложная опосредованная нравственным знанием форма

эмпатического переживания, — для подростков. Кроме того, выявилось, что сопе­реживание взрослым и животным чаще было выражено у мальчиков, а сочувствие — у девочек. Сопереживание сверстникам, наоборот, чаще выражалось девочками, а сочувствие — мальчиками. В целом и мальчики и девочки чаще выражали сочув­ствие, чем сопереживание.

С. ШварциГ.Клаузен(5. Schwartz, G. Clausen, 1970) показали, что готовность к оказанию помощи более выражена у людей с внутренним локусом контроля, вос­принимающих себя как активных субъектов действия.

Е. Стауб (Е. Staub, 1974) отмечает положительную рольуровня морального раз­вития и отрицательную роль макиавеллизма (пренебрежение моральными принци­пами ради достижения цели) для готовности оказать помощь.

В связи с этим можно констатировать, что проявление альтруизма связано с дву­мя мотивами: морального долга (МД) и морального сочувствия (МС). Человек с МД совершает альтруистические поступки ради нравственного удовлетворения, самоува­жения, гордости, повышения моральной самооценки (избегание или устранение ис­кажения моральных аспектов Я-концепции представления о себе), относясь при этом к объекту помощи совершенно по-разному (и даже, иногда, отрицательно). Помощь носит жертвенный характер(«отрывает от себя»). Люди с МД (а это в основном лица авторитарного типа) характеризуются повышенной личной ответственностью.

Человек с МС проявляет альтруизм в связи с идентификационно-эмпатическим слиянием, отождествлением, сопереживанием, но иногда не доходит до действия. Его помощь не имеет жертвенного характера, альтруистические проявления неус­тойчивы из-за возможного уменьшения идентификации и повышения личной ответ­ственности.

Установлено, что 15% людей вообще не имеют этих мотивов, остальные пример­но поровну делятся на тех, кто имеет одинаковую силу обоих мотивов, и тех, у кого один из мотивов преобладает.

С. Шварц (S. Schwartz, 1977) разработал процессуальную модель альтруисти­ческого действия, включающую в себя 4 стадии и 9 этапов.

1. Стадия актуализации — восприятие нужды и ответственности:

— осознание того, что человек находится в состоянии нужды;

— понимание того, что существуют действия, способные облегчить его положе­ние;

— признание своей способности содействовать такому облегчению;

— восприятие себя в определенной мере ответственным за изменение ситуации.

2. Стадия обязанности — конструирование норм и зарождение переживания моральной обязанности:

— активизация существовавших ранее или заданных ситуацией личностных норм.

3. Стадия защиты — рассмотрение потенциальных реакций, их оценка и пере­оценка:

— определение затрат и оценка возможных исходов;

— переопределение ситуации и ее переоценка посредством отрицания: состоя­ния нужды (его реальности или серьезности), ответственности за свое дей­ствие, уместности актуализированных перед этим норм;

— повторение предшествующих этапов с учетом произведенных переоценок.

4. Стадия реакции:

—действие или бездействие.

К сожалению, Шварц не указывает, к какой стадии или этапу относятся отмеча­емые им три причины оказания помощи: эмоциональное или эмпатическое возбуж­дение, актуализация социальных ожиданий (позитивные или негативные оценки со стороны других) и привлекательность самооценок (сохранение своего «Я» в соб­ственных глазах, избегание ущемления чувства собственного достоинства); он не указывает также, насколько описанные им стадии отвечают альтруистическому по­ведению (ведь очевидно, что определение затрат и оценка со стороны других проти­воречат пониманию альтруизма).

11.3. МОТИВАЦИЯ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

Изучение этого вопроса является прерогативой социальных психо­логов. В нем выделяются следующие аспекты: мотивы поиска брачного партнера, мотивы семейной жизни, мотивы разводов.

Среди мотивов поиска брачного партнера, по данным Н. Ф. Федотовой и Л. А. Фи­липповой (1977), наиболее часто указываются: стремление к половой близости, же­лание проявлять заботу (эти мотивы чаще отмечаются мужчинами), желание испы­тывать заботу (чаще отмечается женщинами), желание любить и бытьлюбимым (чаще — у женщин), стремление найти подобного себе человека, желание быть поня­тым. Мотивация на организацию семьи сильнее выражена у женщин, чем у мужчин (Н. Г.Юркевич, 1970).

3. И. Файнбург (1970) сводит мотивацию брака к трем основным причинам: био­логической, социально-культурной и экономической.

Мотивы вступления в брак существенно зависят от социального положения субъекта, его пола, возраста, имеющихся ценностей жизни и других факторов. У большинства молодых людей главным мотивом- выбора будущего супруга назы­валась любовь (А. Г. Харчев, 1979; С. И. Голод, 1984. 1990; Н. Г.Юркевич, 1970, и др.). Так, поданным обследования в 1968-1971 годах жителей города Перми этот фактор отмечен у 73% рабочих и у 92% студентов. Отмечается и роль материаль­ного фактора в выборе супруга, т. е. желание быть материально обеспеченным («брак по расчету»). Играет роль и желание связать свою судьбу со знаменитым, популярным, известным в обществе человеком («покупаться в лучах его славы»), стремление к семейному уюту, боязнь одиночества, желание иметь детей и прояв­лять взаимную заботу (все это чаще отмечается женщинами),"Привычка друг к дру­гу (Н. Ф. Федотова и Л. А. Филиппова). С возрастом (от 18 до 30 лет) различия между мотивами вступления в брак у обоих супругов уменьшаются (т. е. чем стар­ше супруги, тем чаще совпадают их мотивы). Наибольшее сходство наблюдается в случаях, когда муж несколько старше жены, а наибольшее расхождение — когда жена старше мужа или муж намного старше жены.

Присутствует и мотив стереотипа (по'принципу «все так делают»), причем, по данным Н. Г. Юркевича, именно легкомысленные браки чаще всего бывают неудач­ными (впрочем, как и браки по расчету)-

Эстонским социологом Э. Тийт (1975) выделено три группы целей вступления в брак: совместное воспитание детей, развитие супругов как личностей (включая ув­лечения на досуге и интенсивное и содержательное внутрисемейное общение) и создание своего домашнего очага с приданием ему своеобразия и уюта.

В то же время, несмотря на, казалось бы, наиболее приемлемую в обществе при­чину брака — любовь, она не гарантирует прочности брака (Д. М. Чечота, 1976). Видимо, все дело в том, что под одним и тем же мотивом («по любви») скрываются разные потребности (чувства). Когда под любовью понимается сексуальное влече­ние («эрос»), то она не является гарантией прочного брака, если не подкреплена другими потребностями и мотиваторами из нравственной сферы человека. Только в тех случаях, когда любимый воспринимается как незаменимый по своим индивиду­альным, личностным качествам, когда для любящего высшей целью является не соб­ственное благо, а благо любимого человека, когда целью любви и любовных отноше­ний является не получение эгоистического удовлетворения, а испытание радости через радость другого человека (такая любовь называлась древними греками «ага-пе»), исключается возможность «пресыщения» партнером и отказа от него. Неслу­чайно Л. Н. Толстой определял любовь как деятельное желание добра другому, а Стендаль — как соревнование между мужчиной и женщиной за то, чтобы доставить друг другу как можно больше счастья.

Другой причиной неудачных браков «по любви» является то, что любовь порож­дает идеализацию партнера и такие требования к супружеству, которые бывает трудно осуществить.

Межличностные отношения в семьях могут строиться на основе мотива «обя­занности» и мотива «привязанности». Первый случай — это отношения, основан­ные на узаконенной традицией функциональной взаимозависимости: обязанность мужа зарабатывать деньги, а жены — вести хозяйство, выполнять домашнюю рабо­ту. Эта домостроевская форма взаимоотношений супругов .с развитием цивилиза­ции и эмансипации женщин все больше заменяется другой, при которой жена ведет самостоятельную трудовую и общественную жизнь, сама зарабатывает и обеспечи­вает свое существование. Отсюда и появление в последние годы большого количе­ства гражданских браков, семей без отцов.

В сложном комплексе причин, вызывающих распад семьи, одно из первых мест занимает неудовлетворение имеющихся у супругов потребностей и ожиданий. Каж­дый из супругов, к моменту вступления в брак, под влиянием родителей и личного опыта имеет сложившееся представление об оптимальном, с его точки зрения, обра­зе жизни семьи. Нередко эти представления, связанные с имеющимися у них по­требностями, привычками, интересами, оказываются противоречивыми. Так, подан­ным С. И. Голода (1984), главным фактором стабильности семьи у мужчин и жен­щин являются дети. Однако по значимости других факторов наблюдается некоторое расхождение. У мужчин далее идут секусуальная гармония, дружеская расположен­ность и взаимная общность, а у женщин — духовная общность, дружеская располо­женность и лишь после этого — сексуальная гармония.

Противоречивыми могут оказаться и потребности супругов в сфере исполнения семейных ролей (например, кто должен быть лидером). Выделяют четыре основные супружеские роли: сексуальный партнер, друг, опекун, покровитель. При их выпол­нении реализуются четыре соответствующие потребности: сексуальная, потреб-

ность в эмоциональной связи и теплоте в отношениях, потребность в опеке и быто­вые потребности. Характер супружеских отношений определяется тогда либо взаи­мозаменяемостью этих ролей либо присутствием всех этих четырех ролевых пози­ций (хотя какая-то из них может главенствовать), иначе супружество становится ущербным.

Эти данные нашли подтверждение в работе А. Аугустинавичюте (1981), кото­рая показала, что в 17 из 19 благополучных пар супруги дополняли друг друга: если один из них относился к мыслительному типу, то другой — к эмоционально­му; если один — к сенсорному, то другой — к интуитивному, если один был экст­равертом, то другой — интровертом. Подобного дополнения в 20 разведенных па­рах не было.

Несовпадения могут быть и по потребностям общения, проведения досуга, нали­чия детей, удовлетворения материальных запросов и т. д. Так, большинство мужей хотят иметь только одного ребенка, а 40% жен — больше. Расходятся мнения му­жей и жен по вопросу, когда лучше обзавестись ребенком.

Независимо от прочности брака у мужчин ведущей остается профессиональная деятельность, в то время как у женщин преобладает ориентация на специфические семейные ценности (Н. Ф. Федотова и Л. А. Филиппова). Совместная жизнь требу­ет готовности супругов к компромиссу, умения считаться с потребностями другого, подавляя часто свои собственные. Неумение найти правильную линию поведения приводит к такому обострению противоречий, при котором удовлетворение потреб­ностей каждого из супругов в данной семье становится трудным или же вообще не­возможным. Это приводит к конфликтам и, через некоторое время, к распаду семьи.

Среди всех потребностей, неудовлетворение которых влияет на психологический климат в семье, на первом месте стоит потребность в защите Я-концепции, т. е. имею­щегося у супругов представления о себе как о личности. Взаимоотношения супругов, базирующиеся на психологической поддержке, взаимопонимании, играют большую роль в осознании ими значимости своего «Я». Отсутствие же внимания, заботы, пси­хологической поддержки во взаимоотношениях супругов приводит к неудовлетворен­ности таких важнейших потребностей, необходимых для поддержания своего «Я», как потребность в любви, уважении, в ощущении своей значимости, в сохранении чув­ства собственного достоинства.

Сложность удовлетворения потребности в сохранении собственного «Я» состо­ит в том, что в глазах каждого из супругов собственное «Я» выглядит значительно привлекательнее, чем «Я» другого. По этому поводу интересные данные получил В. Е. Семенов (1973), проанализировавший литературные произведения о любви и браке, написанные мужчинами и женщинами. Оказалось, что В зависимости от пола автора меняется видение им семейной жизни. Авторы-мужчины воссоздают в своих произведениях стереотипный образ мужа как яркой, оригинальной, творческой лич­ности, а жены — как скромной, заботливой подруги, не блещущей своими способ­ностями. Жена не способна разделить высокие интересы и занятия мужа, если же живет его интересами, то лишь в роли помощницы, секретаря. В свою очередь жен­щины-писательницы создают эмансипированный образ жены, более яркой и твор­ческой, чем ее заурядный, самоуспокоенный и самодовольный муж. Брак в их опи­сании обычно неудачен и кончается разводом.

Значительное место в создании психологического климата в семье занимает удовлетворение ролевых потребностей супругов: матери — отца, мужа — жены, хо­зяина — хозяйки, женщины — мужчины, главы семьи. Важно и удовлетворение по­требности в информированности супругов о различных сторонах жизни партнера. Высокий уровень взаимной информированности супругов создает основу для фор­мирования в семье доверительных отношений. Нежелание супругов информировать друг друга о своих делах, намерениях, планах порождает подозрительность, взаим­ное недоверие, эмоциональное напряжение, снижает уровень удовлетворенности браком, провоцирует возникновение конфликтов.

Причинами расторжения брака могут также быть психологическая несовмести­мость (несхЬдство характеров, «тяжелый характер» одного из супругов), отсутствие чувства любви и гармонии в половой жизни (на это чаще указывают мужчины), су­пружеская неверность, алкоголизм одного из супругов, конфликтные отношения с родителями одного из супругов при совместном с ними проживании (эти причины чаще называют женщины) и прочее.

Говоря о мотивации семейной жизни, нельзя обойти вопрос о планировании чис­ленности семьи, т. е. о рождении детей. К сожалению, чаще всего изучаются только мотивы отказа супругов от многодетности. Среди них на первом месте стоит фактор возраста: большинство семей считает, что рожать надо в возрасте 24-26 лет. В свя­зи с этим количество детей, рожаемых в более позднем возрасте, резко уменьшает­ся, и тем сильнее, чем старше супруги. Второй мотив — это плохие материальные и жилищные условия.

В то же время мотивы рождения детей в многодетных семьях остаются вне поля внимания исследователей.