Я, Лабарна, вельможа посольств табарны Нессы и Хатуссы Тахурваили пишу эти строки. Кто знает

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3

Главарь не смутился и продолжал:

«А известно ли тебе, высокий господин, что жрецы Та-Кем устроили большое святилище на далеком северном острове и каждые девятнадцать зим наведываются туда?»

Этого я не знал, но подошел начальник корабля и закивал головой: такие вести уже доходили до него. А пленник продолжал:

«Если выйти в Море Туманов, как это делают финикийцы и кафторяне, и плыть на север, не взирая на частые бури и туманы, грозящие гибелью самым мощным судам, через месяц плаванья будет большой остров, где финикийцы имеют тайные рудники олова. Там живут народы, родственные машуашам, но они обильно татуируют тело. Жрецы Та-Кем много лет строили это святилище с непонятной целый: жертв они там не приносят, а местных жителей, которые приходят поклониться камням, от святилища отгоняют. Мой дружок однажды на своем быстроходном корабле погнался за финикийским судном и захватил в плен восемь жрецов Кемта. Все они умерли под пытками, но никто не выдал тайны святилища. Ужас охватил всех живущих на западных морях. А вожди татуированных племен решили напасть на святилище и разорить его. Это потому, что с тех пор как оно стоит, холод пришел на ту землю, и урожай ячменя все меньше и меньше, а птицы улетают на юг».

Мы сидели в узком трюме корабля при свете чадящей лампы, а вокруг царила Богиня Ночи. И холод страха покрыл наши тела, и мы стали бояться собственной тени. Я же сказал:

«Ты рассказал очень важную вещь. Мы в наших краях ничего не знали об этом святилище. Но ты просишь награду за откровенность. Ты болтун, выдаешь чужие тайны, и на тебя нельзя положиться!»

И я приказал потопить пирата и не слушал его отчаянных воплей.

«Не заноситесь один перед другим, живите так, будто у вас единая печень одно дыхание, единый слух. Опасайтесь злонамеренности, а в случае ином приведет вас к порядку мои сын своей царской рукой».

Столица встретила меня привычным шумом людской толпы и зазываниями торговцев. Вновь я въехал верхом по пандусу главных ворот и по обычаю преклонил колени у храма всех богов. А табарна же пребывал чернее тучи и тут же по старой дружбе стал жаловаться мне, что некий Пападилмах умертвил в дворцовом саду змею и тут же назвал имя табарны (да будет он здрав!), и это видели несколько людей - свободных и рабов. По нашим законам, совершивший такое колдовской злодеяние предается смерти, если он раб, и платит мину серебра, если свободный. Но, учитывая тягость преступления, направленного против табарны - Солнца земли Хатти, - Тахурваили, вняв советам некоторых приближенных, требовал смерти пойманного злоумышленника. Мнения на сей счет в совете табарны - тулии разделились, и было решено передать вопрос на рассмотрение панку. Не успевши даже поведать табарне о своих странствиях и приключениях, я по долгу вельможи посольств просиживал часами на тулии, где решалась судьба Пападилмаха. Когда угодно было выслушать мое мнение, я сказал табарне:

«Если бы ты, Божественный и Святой Табарна, умертвил преступника на месте преступления, кто бы из знатных людей сказал что-нибудь против?»

Табарна ответил:

«Ты прав, Лабарна. Здесь ошибка моя, и дурное предчувствие терзает меня».

Тогда царский казначей предложил выход: бросить виновного в яму со львом; если лев растерзает его, то такова воля богов, а ежели Паладидмах останется невредим, взять с него мину серебра и навсегда изгнать из Хаттусы. На том и порешили. Поутру лев сожрал брошенного к нему преступника, и все согласились, что здесь рука богов, а дурное следствие его поступка миновало.

Солнечный бог небес, человечества пастырь!

Ты из моря выходишь, из моря - сына небес,

и устремляешься вверх, к небесам.

Солнечный бог небес, господин мой!

Рожденным людьми и диким зверьем в горах,

псу, и свинье, и насекомому в поле –

всем ты даруешь то, что дано им по праву!

изо дня в день…

Палайцы, подобно троянцам и лувиицам, родственны нам - несситам. Они живут на северо-западе и у них свои правители, никогда не подчинявшиеся нам. Палайцы воинственны, разводят коз, которые дают вкусное молоко, а из молока делают превосходный сыр. Хлеба они почти не сеют. Их девушки все сплошь занимаются развратом, и тем самым собирают себе приданное. Мужей же они выбирают по ведению сердца. Хотя не стоит думать, что знатные девушки отдаются каждому встречному, но они, подобно знатным жрицам Аштарты, сходятся с мужчинами, равными им. Их боги почитаются и в нашей стране. Через земли палайцев проводит янтарный путь из стран севера, и потому они гордятся знанием многих тайн и сказании о тех землях, а иной раз и присочинят от себя что-нибудь, дабы запутать наших купцов.

«Цити был чашником. Отец табарны велел подать сосуд-хархара с вином для госпожи Хестаиары и для Маратти. Цити поднес табарне хорошего вина, а им дал другого вина. Маратти подошел к табарне и сказал:

«Они дали нам другого вина».

Когда табарна увидел это, Цити подошел и сказал, что это так и было. Тогда его увели и разобрались с ним. И он умер».

Пришли наконец добрые вести из под Мегиддо: после семимесячной осады крепость пала, и победителям досталась огромная добыча. Всех горожан фараон обратил в рабов и угнал в страну Кемт. Но с пленными правителями он обошелся милостиво - принял от них клятву верности и распустил по домам. Разрушив Мегиддо, победители с торжеством возвратились в свою страну. Жрецы превознесли до небес небывалую победу фараона, и сам он теперь считал данниками своими едва ли не все народы на свете.

Последствия гордыни народа страны Кемт не замедлили проявиться; той же осенью сильный флот фараона при поддержке кораблей финикийцев захватил остров Аласию. А это уже сталкивало наши союзные дотоле страны, ведь Аласия всегда была для нас - несситов - источником хорошей меди, а значит бронза будет все дорожать и дорожать, если фараон вообще не присвоит себе все рудники острова. И как наши боги допускают такое?! В былые времена мощная Кафторская держава не потерпела бы завоевания фараоном столь важного острова, но ныне семь голов не могут править одним телом.

После окончания египетских походов мы остались без меди и один на один с разъяренным правителем Митанни. Вся Кисвадна стала полем битвы меж наших войск. Войско Митанни ослабело от потери сирийских союзников и не могло вторгнуться в наши пределы. Тогда табарна стал готовить большой поход на весну следующего года.

Вот уж прожил я - Лабарна - вельможа посольств табарны Нессы и Хаттусы Тахурваили - полжизни. Двадцать восемь мне минуло лет. Хотя болезни до сего дня не терзали жестоко меня, хотя из всех битв выходил я невредим, хотя лишь несколько седых волос в бороде моей. Годы то бегут вприпрыжку, то тянутся медленно как змеиный хвост. Недаром прожита жизнь моя: я многое познал, многое успел. Хотя уж схоронил я своих родителей, но род мои будет продолжен: два сына у меня от двух наложниц, и один из них уже неразлучен с наследником в детских играх. Растет мое богатство, но, не жалея серебра, скупал я всякие редкости из далеких стран: необычные куски янтаря, статуэтки черного дерева из страны Меллуха, изящные кубки кафторских мастеров. Часто беседуя с иноземными купцам и рабами из других краев, я записывал их рассказы, сравнивал их и самое интересное добавлял в папирус посвященный богу Ветра. Дом мой всегда полон гостей, и нагие рабыни разносят вина и фрукты. Брат мой стал жрецом Бога-Защитника, но видимся мы редко. Счастлив я и воздаю хвалу всем богам, а впереди еще полжизни.

Приближался поход в страну митаннийцев, и Божественный и Святой Табарна Тахурваили принял присягу своего нового войска. Я также присутствовал среди высоких сановников государства, Табарна прошел перед выстроившимися рядами пехоты, вооруженной копьями и мечами, и воинами боевых колесниц с дротиками, луками и щитами под пение труб и барабанный бой. Ответив на общее дружное приветствие, табарна передал первому воину в первом ряду пивной хлеб и провозгласил:

«Как этот хлеб, пусть будет размолот изменивший своей присяге!»

Войско хором ответило:

«Да сбудется!»

Потом он протянул воинам солод и сказал:

«Как бесплоден этот солод, который нельзя употребить ни на посев, ни на выпечку хлеба, пусть будут бесплодны и жена, и скот изменившего своей присяге!»

И войско вторило:

«Да сбудется!!»

Затем табарна поднял с земли женское платье, кудельник и зеркало и сказал:

«Пусть станут женщинами те мухи, кто нарушат свою присягу, пусть носят женскую одежду, а вместо оружия - кудельник и зеркало!»

Войско со смехом вторило:

«Да сбудется!!»

Наконец, табарна вывел слепого и глухого и сказал:

«Пусть ослепнет и оглохнет изменивший своей присяге?»

«Да сбудется!»—клялось войско.

Солнце уже растопило большую часть грязного снега и наледи на улицах Хаттусы, но этой унылой поре суждено было длиться еще две недели. Ни воевать, ни охотиться, ни сеять... Не люблю я ранней весны, когда весенние боги еще так слабы, а зимние ежечасно напоминают о своём могуществе: и продолжается борьба их с переменным успехом, будто два военачальника командуют двумя большими армиями. Лишь растущие на скалах, согретых солнцем, одинокие эдельвейсы радуют глаз и обещают тепло и приволье грядущего лета.

В один из таких пасмурных и печальных дней стражники привели в мои дом старого оборванного человека, который утверждал, что уже двадцать лет скитался на чужбине и может рассказать немало интересного о северных странах. Я принял его с интересом: уже два года подряд янтарные караваны обходили стороной Страну Хатти и направлялись в земли данайцев, а тревожные вести о непобедимом народе с Каменных гор были еще так неясны.

Вошедший имел вид усталый и отрешенный. Неужто и мы, когда доживем до его лет, будем столь безразличны к окружающему? Рваный плащ прикрывал загорелое тело, длинные седые волосы были смешно разукрашены синими и красными полосами. Обувь не нашего вида давно уж отслужила свой век. Старик поклонился мне и сказал;

«Вернулся я на родину, возлюбленную Страну Хатти. Нессит я по рождению, хотя большую часть жизни прожил на чужбине».

Я велел домашнему рабу принести кое-какое угощение и попросил старика поведать о своей жизни. Он продолжал скрипучим голосом:

«Мои отец погиб в смутах тридцать лет тому назад, а я бежал из нашего замка, что отстоял от Хаттусы на полдня пути. Мне в ту пору было девятнадцать лет, и я мечтал посмотреть дальние страны. Несколько лет я скрывался от мести узурпатора Аммунаса у палайцев, но однажды повстречал бывшего невольника моего отца, что давно уж выкупил свою свободу и ходил с янтарными караванами в далекие северные страны. Моя печальная участь обратила его внимание, и я примкнул к его каравану. В такой же как сегодня весенний день мы пересекли пролив, отделяющий Лацпу от наших земель и две недели продвигались на север вдоль берега Северного моря. Каждый день солнце восходило из пучины вод и озаряло горы на западе. Местные племена отнеслись к нам благожелательно, хотя за пищу и ночлег брали большую плату. Они уже привыкли к многочисленным янтарным караванам и вовсе забыли законы древнего гостеприимства. Подобно нам они разводят коз и сеют ячмень. На тринадцатый день мы достигли великой реки, что течет с запада на восток и впадает в Северное море. Местные народы именуют ее Истр. Её темные воды несут огромные льдины, и лишь смельчаки способны перебраться на них через реку. Но наш предводитель торопил людей и, не взирая на опасность, повёл караван по движущимся льдинам. Из сорока человек восемь отдели жизнь свою богу реки, прежде чем мы достигли противоположного берега. Вокруг расстилалась холмистая местность с редкими селениями одичавшего народа, хотя некогда эти земли славились на весь свет как Великая Страна Аратта».

Я воскликнул:

«Как?! Неужели это правда?! Значит Священная Аратта была?»

Рассказчик кивнул:

«Да, это правда. На месяц пути к северу и востоку простираются ее земли. И я видел развалины городов, не уступавших по многолюдности нашим, отметины на заброшенных дорогах, зарастающие поля; и все это запустение наполнило тоской грудь мою: тщетны все наши дела пред самым злым богом во Вселенной - богом времени».

Старик замолчал и принялся за еду, а потом продолжал:

«В степях севера попадаются отдельные рощи дубов и буков, а чем дальше на север, их становятся все больше, и на тридцать пятый день пути мы достигли дремучих сосновых лесов. Здесь на нас напала огромная стая волков, и первым же от волчьих зубов погиб наш главный проводник. Наши стрелы и дротики рассеяли стаю, а некоторые из нас сняли волчьи шкуры, чтобы носить как плащи с накидкой для головы, по обычаю местных племен. Рассказывают даже, что местные жители раз в году превращаются в волков и варят особое пиво, дарующее бессмертие».

Я спросил:

«Ты это видал?»

«Нет, но в пасти одного из убитых нами волков была трава, а разве волк ест травы?.. Уцелевшие двадцать девять человек продолжали путь через дремучие сырые леса. Кроны деревьев смыкались над нашими головами. По ночам злые духи заманивали нас в непроходимые болота. Мы сбились с дороги, и вышли к большой заболоченной реке, которую местные племена называют Днайп. Тут при переправе на нас напали бродячие охотники с севера. Не знаю и до сего дня, спасся ли кто из нашего каравана. Меня поймали одним из первых, замотали в мешок и несколько дней несли без пищи и воды. Когда я уже был в предсмертном бреду, меня откачали, облили водой и дали поесть немного мяса. Так и вели меня по лесным тропам, среди вековых деревьев, сияющих по ночам болот и светлых полян. Наконец, на третий месяц пути пришли мы к большому селению в излучине реки, где меня сменяли на несколько бронзовых серпов, и я остался рабом у новых хозяев. Я был ловок, силен и сметлив и этим понравился им. Часто спрашивал я себя: почему боги уготовили мне такую странную участь - быть сыном вельможи и стать рабом за тридевять земель. Но честно было мое сердце, и оно отвечало: «Ты сам вознамерился посмотреть дальние страны, а в итоге попал так далеко, что здесь никогда не бывал на один нессит». Я приблизительно представлял, что меня вели на северо-восток, а вернуться к большой реке можно, идя в обратном направлении около месяца. Поначалу я не понимал языка моих хозяев, но постепенно выучил его немногословье и даже нашел несколько сходных с нашими слов и выражений, а верховный бог этого народа по имени сходен с нашим Богом-Защитником».

«Вот она слава богов!»—воскликнул я—«Бога-Защитника чтят и в далеких странах!»

Старик поел немного и продолжал:

«Народ тот многочислен и живет в междуречье двух больших рек, сливающихся к востоку. Они вооружены большими каменными топорами, которые переходят в роду от отца к сыну. Себя они называют леутами. Много разводят скота, особенно свиней. Свиней вообще почитают и их количеством меряют богатство. Есть и овцы. Землю они обрабатывают в небольшом количестве: выжигают лес в каком-нибудь месте, а затем по золе засевают ячменем и овсом. Молодые люди ходят на охоту. Леса полны там зверей: есть медведи, олени, лисы и рыси. У общинников есть тайные братства, и иногда братства разных поселков враждуют меж собой. Зимы там очень суровы: снег выпадает на две луны раньше, чем в наших краях, а тает - на две луны позже. Однажды на моей памяти снег шёл посреди лета, длинными зимними вечерами поселяне коротают время у очагов в землянках, смотрят на танцующих девушек, мастерят посуду из глины. Гончарного круга у них нет, а я не смог объяснить им, что это такое. Лошадей в тех краях мало, а повозок и колесниц нет совсем, да и дороги непроходимы. Селения располагаются по берегам рек в одном-двух днях пути друг от друга».

Я спросил:

«Считают ли они годы - один за другим, как мы или народ Кемта?»

Старик ответил:

«Нет, у них нет письма. И годы они не считают. Старики могут многое рассказать о том, что было давным-давно, но молодежь начинает жизнь заново. Жрецов у них мало, и их жизнь не отличается от жизни рядовых поселян. Вожди леутов вооружены бронзовыми топорами и копьями. Женщины носят высокие кожаные уборы, украшенные зубами животных и раковинами. Они очень красивы, и нередки столкновения из-за женщины между молодыми мужчинами, все леуты белокуры как некогда наши предки из страны Аратты, но есть и темнее обычного. Целый год мужчина трудится над постройкой лодки, но его труд всегда бывает щедро вознаграждён - лодки этого народа легки, маневренны и легко ходят против течения. Правда, реки в тех краях небурные, медленны и совсем не знают водопадов, как на наших реках. Янтаря нет в тех землях, но главное их богатство - обилие мехов. Там водятся знакомые нам звери, но есть и несколько совсем не ведомых нам. То, что в иных странах служит мерилом богатства, в той стране доступно каждому удачливому охотнику».

Я спросил:

«Как же ты жил эти годы?»

Он ответил:

«Я прожил у леутов двадцать лет. Сначала моя участь была весьма печальна: я молол зерно, лепил глиняные ложки, а иногда бывал бит за неумелость. Потом хозяин мой стал относиться ко мне получше (я много рассказал ему о наших странах, ведь леуты ничего не знают о Стране Хатти). На пятый год моего рабства хозяин погиб на охоте, а его молодая бездетная жена даровала мне свободу и вышла за меня замуж. Так я стал полноправным членом их народа. Я мог бы вернуться на родину, но я сильно полюбил Брексту - так звали мою жену, а она ни за что не хотела покидать родные леса. Жизнь поселян проста и незамысловата. Я полюбил эти медленные реки, эти сугробы в рост человека, эти тихие вечера, когда солнце садится за ели, а в воздухе чувствуемся осенняя свежесть. За несколько лет я стал ловким и опытным охотником, потом сам выдолбил себе челн и каждый день начинал с рыбной ловли. Рыба там крупнее нашей: ее жарят и вялят. Серебра у них нет, а торговля идет в обмен. Быть может, боги уготовили бы мне достойную кончину в той далекой северной земле, но год тому назад нежданно напали на нас всадники южных племен, которых называют арьяны. Они окружили наш посёлок, меткими стрелами перебили многих мужчин и, соскочив с коней, бросились к землянкам. Я готов был биться большим каменным топором на пороге своей землянки, но меня достали арканом и потащили за конем. Старческая немощь уж подстерегла меня, и я вновь покорился судьбе. Арьяны везли меня три дня без отдыха, и на четвертый день мы достигли края лесов. Здесь начиналась степь с редкими рощами и борами. Все награбленное в поселке да я впридачу досталось дряхлому старцу, которого всадники всячески почитали: его заклинаниями отлично плодился скот и даже снег таял на пастбищах. Старец хорошо говорил на языке леутов и спросил меня, кто я. Я подробно рассказал ему о своих скитаниях. Он сказал на это: «Я слыхал о твоей стране, нессит. Наши народы близки по духу и обычаям. Верно ли, что у вас используют боевые колесницы?» Я - в юности не знавший равных себе на ристалище – подробно рассказал ему о наших боевых искусствах. Он сказал на это: «Беда пришла в наши становья, нессит. Из-за Каменных гор пришли неведомые дотоле племена горных кузнецов. Не в силах мы совладать с ними. Я отпущу тебя на родину, дам пищу, кров, окажу гостеприимство. Но и ты помоги нам - приведи ваших воинов на быстроходных колесницах, дабы вместе мы смогли одолеть вражеские орды». «Но ведь путь до моей земли отсюда не близок»,—возразил я. «Нет»,—покачал он головой.—«Отсюда до моря на юге хороший конь доскачет за неделю, а там вдоль берега уж и рукой подать до ваших пределов». От мысли, что вскоре я вновь увижу родные горы и кипарисы, едва не лишился чувств я. Однако я скрыл от вождя, что вряд ли мое слово будет услышано в Стране Хатти, ведь я не знал ничего о ней уже двадцать лет. Полгода я жил у гостеприимных всадников-арьянов. Они пасут коров и овец, часто меняют места своих стойбищ, а хлеба почти не сеют. Славятся они и медеплавильнями, а руду добывают в песке или привозят от Каменистых гор на востоке. Их жизнь проста и сурова. Они поклоняются богам солнца и огня - Сурье и Агни. Поклонение огню происходит по ночам у небольших костра, когда арьяны часами сидят и вглядываются в пылающее пламя, - они говорят, что так душа очищается от дурных помыслов и смерти. С небольшим отрядом всадников отправился я к нашим морям. Мы видели много народов в степи и по берегам морей. Я уж и не помню их названий и нравов. Так прибыл я в Страну Хатти, но не застал здесь ни друзей юности, ни тех бед и переживаний, которые знавал в дни юности. Лишь храм Владычицы Иштар все так же встречает паломников в Хаттуссе, и я будто молодею, глядя на его колонны и портик».

Таков был рассказ старого нессита о своих странствиях.

В начале осени, когда смягчается зной лета, наше войско выступило в поход против коварных митаннийцев. Глаз радовали блещущие на солнце оковки щитов нашей пехоты и высоко вздымавшиеся шлемы всадников. Восемьдесят боевых колесниц несли смерть врагу и победу несситам. Я ехал близ самого табарны Тахурваили, с которым мы, как и в старые времена, делили один походный шатер и одну скудную трапезу воинов. Прорицатели и гадатели предсказывали нелегкий поход, но под конец удача посетит пас. Наложница гарема табарны щедро одаривала нас ласками, а из близлежащих деревень крестьяне охотно доставляли к столу табарны спелые фрукты и свежее мясо. Эти земли часто подвергались набегам коварных митаннийцев, и нас встречали как избавителей. Табарна часто виделся с местными владетелями, нередко творил суд и назначал новые налоги, дабы покрыть военные расходы.

Мы миновали Красную реку и все ближе подходили к границам Митаннийской державы. Несколько крепостей в этих местах уже подверглись разрушению после удачных набегов митаннийцев. Табарна приказал крепости восстановить и оставить там небольшие отряды лучников и пращников. На двадцатый день похода наши всадники поймали человека, который говорил, что он несситский крестьянин, бежавший из плена. Он говорил о большом войске противника в двух днях пути на восток. И возгорелся гнев табарны. Он приказал немедля идти на восток и покарать злых митанниицев.

И были отряды хеттов, лучники и всадники страны Хатти смешаны с отрядами египетскими. Ели и пили рядом и не косились зло друг на друга. Мир и дружба была между ниш, какую встретить лишь меж египтянами.

И была битва меж войском несситским и войском митаннийским в стране Манда на равнине близ реки Евфрат. Солнце слепило наши глаза, но мы бросились на врага. Вначале на левом фланге кавалерия нанесла удар по противнику, но была отбита. Тогда лучники в центре атаковали митаннийцев, оскорбляя их словами и осыпая стрелами.

С высокого холма позади наших войск я увидел, как левый и правый фланги наши атакованы противником, но табарна был спокоен и уверен в победе, ибо не вступили в бой наши главные силы. Тем временем в центре наша пехота перебила вражескую и остановилась перед пылающим кустарником – таково было коварство врага.

Я видел, как масса митаннийской кавалерии бросилась на наш правый фланг, где оборонялись пехотинцы. Дрогнули наши войска и откатились назад. Крик гнева табарны послал в бой колесницы, они быстро преодолели путь и врубились в строй врага. Лучники стреляли, и их стрелы уносили жизни митаннийцев. Разбитая было наша пехота воспряла духом и устремилась вслед за колесницами – так мы одержали победу на этом фланге.

Позабыли мы о центре, и вновь вражеская пехота перешла через пепелище сгоревшего кустарника, и стали немощны наши ряды, а митаннийцы осмелели и устремились к холму, где реял штандарт табарны. Но тут наш левый фланг, почти не тронутый до сих пор битвой, развернулся и напал на врага с севера. Звон мечей, треск копий и щитов, крики слышались всё яснее. И когда наша армия окружила отчаявшихся митаннийцев, случилось страшное: вражеская стрела поразила табарну и его коня, прошив насквозь их шеи.

Солнце земли Хатти померкло! Почему я жив до сих пор? Где та сила, которая направит меня вослед моему владыке? Сколь дорогую цену запросили боги за нашу победу!

И когда наши воины добивали сопротивляющихся врагов и связывали покорных, а кое-где уже делили военную добычу, я собрал командиров, израненных, потных и горестных, ибо дошла до них ужасная весть, и поклялся на теле павшего в битве Солнца страны Хатти, что сам возглавлю армию и доведу войско до победы.

Я всегда недолюбливал тавананну. Трудно найти истоки этой нелюбви. Быть может все оттого, что и она недолюбливала меня и считала пагубным мое влияние при дворе табарны.

Но когда три месяца спустя с выгодным миром и освобождёнными пленниками наша армия вернулась в Хаттуссу, она вышла навстречу мне и, ведя за руку наследника, пала предо мною. Она сказала, стеная:

«Лабарна, отныне ты – правитель страны от моря и до моря. Не забудь наследника престола табарн, ведь он – сын Божественного и Святого Табарны Тахурваили!»

Я ответил, склонив голову пред наследником:

«Я лишь правитель Хатти и чту закон престолонаследия, и отдам жизнь свою, чтобы жил и правил наследник Табарны Тахурваили!»

ИСТОРИК: «Все они погибли при следующем дворцовом перевороте, а на престоле утвердился муж дочери Телепину - коварный и скрытный Алувамнас. Никаких достоверных сведений о дальнейшей судьбе героев этой книги нет».

Blog

Я, Лабарна, вельможа посольств табарны Нессы и Хатуссы Тахурваили пишу эти строки. Кто знает