Семинар Модуль 16. Экономический анализ уголовного права. 1 Case study «Защита организованной преступности?»

Вид материала

Семинар

Содержание Case study 1. «Защита организованной преступности?»; продолжительность 00:25; задание: прочитать, ответить на вопросы, ответ – п II. Модель взаимосвязи преступности и правозащиты L предполагалось, что «законодательная реакция» зависит от наблюдаемого уровня криминальных ресурсов. При построении же кривой С III. Ожидаемые эффекты преступной монополии MPP (marginal physical product) – предельный физический продукт труда; Р Сm, которая лежит ниже кривой С IV. Возможные возражения против криминальных монополий V. Криминальный своекорыстный интерес как социальное «благо» Case study 2. «Тирания статус-кво»; продолжительность 00:25; задание: прочитать, обсудить содержание материала и вопросы к нему Почему растет преступность? Что с этим делать? Вопрос для размышления. Продолжительность 00:15; задание: ответ – по электронной почте. Тестирование; продолжительность 00:15.

Подобный материал:

• Застосування методу аналізу ситуацій (case-study) в інтерактивних формах навчання, 111.94kb.
• Вструктуре различных видов терроризма особое место занимает уголовный терроризм, 176.05kb.
• Вструктуре различных видов терроризма особое место занимает уголовный терроризм, 176.27kb.
• «Восстание декабристов» с применением технологии "case-study", 83.88kb.
• С. А. Методическое пособие по проведению деловых игр «case study» министерство образования, 3270.64kb.
• Конспект лекций по уголовному праву, 568.71kb.
• Общая часть уголовного права Тема Понятие, задачи и система уголовного права и науки, 355.02kb.
• Отчет о публикациях в Уральской региональной прессе по проблеме коррупции и организованной, 771.05kb.
• Отчет о публикациях в Уральской региональной прессе по проблеме коррупции и организованной, 669.67kb.
• Отчет о публикациях в Уральской региональной прессе по проблеме коррупции и организованной, 482.71kb.

Семинар Модуль 16. Экономический анализ уголовного права.

Case study 1. «Защита организованной преступности?»; продолжительность 00:25; задание: прочитать, ответить на вопросы, ответ – по электронной почте.

I. Организованная преступность как монопольное предприятие

Монополия в производстве обычных товаров и услуг социально неэффективна, поскольку сокращает предложение. Но «если монополия в предложении «хороших» товаров социально нежелательна, монополия в предложении «плохих» товаров может быть социально желательной». Следовательно, «монопольная организация [преступности] социально предпочтительнее конкурентной организации, так как сокращает общий выпуск [преступлений]».

Концентрацию «организованно-преступного предпринимательства» (organized crime`s entrepreneurs) объясняют тем, что в этой деятельности относительно высок потенциал прибыли. Предлагаемая автором гипотеза заключается в том, что «такая монополия социально желательна, и это должно быть полностью признано правоохранительными ведомствами, которым следует поощрять или, по крайней мере, не затруднять организацию такого [монополизированного] производства».

Автор статьи предлагает простую графическую модель, описывающую взаимосвязь между защитой правопорядка (law enforcement) и преступностью (crime). Эта модель позволяет «обсудить в абстрактном и общем виде социальные преимущества, которые могут быть получены от эффективной монополизации криминальных действий».

II. Модель взаимосвязи преступности и правозащиты

Для моделирования взаимосвязей преступной и правовой деятельности автор использует хорошо известную экономистам кривую реакции (reaction curve), которая применяется в теориях международной торговли, дуополии и общественного выбора.

На рисунке на горизонтальной оси отложены ресурсы, используемые для защиты закона, на вертикальной – ресурсы, используемые для криминальной деятельности. (Предполагается, что масштабы различных видов деятельности определяются именно вложенными в них ресурсами.) Если бы не было преступлений, то обществу не были бы нужны расходы на полицию (точка 0). Однако, поскольку наблюдается использование ресурсов для криминальной деятельности, общество (как коллектив граждан) может найти выгодным также инвестировать ресурсы в защиту правопорядка. Защищенная законом деятельность более выгодна, чем частная и независимая деятельность. Поэтому кривая «законодательной реакции» (enforcement response curve) L идет от точки 0 вверх и вправо



При построении кривой L предполагалось, что «законодательная реакция» зависит от наблюдаемого уровня криминальных ресурсов. При построении же кривой С – «криминальной реакции» (criminal response) – предполагалось, что криминальные ресурсы зависят от уровня наблюдаемой защиты правопорядка. Эта кривая идет сверху вниз. Если нет полиции, уровень преступной активности будет высок. Чем выше затраты на правоохранительную деятельность, тем менее прибыльны инвестиции в преступную деятельность. При некотором относительно высоком уровне правоохранительной деятельности будет достигнут минимальный уровень преступности, и дальнейшее усиление правовой защиты будет давать малый или нулевой эффект.

Уточняя смысл кривой С, автор указывает, что «для любого наблюдаемого уровня усилий по защите правопорядка уровень инвестиций в преступность будет производным. Это результат частного и независимого поведения многих лиц, потенциальных преступников, и здесь не подразумевается, что их поведение сознательно кем-либо контролируется. Следовательно, мы можем определить кривую С как «конкурентную», если предполагаем, что вступление в криминальную деятельность открыто и что это производство не находится под централизованным контролем, не картелировано, не монополизировано».

Рассматривая взаимосвязь «законодательной реакции» и «криминальной реакции» в условиях конкуренции, можно заметить, что система стремится к положению стабильного равновесия в точке Z. В этой точке «общественный спрос на инвестиции в правовую защиту хорошо приспособлен к уровню инвестиций в преступность; ...преступное производство находится в равновесии с противостоящими усилиями по правовой защите». Равновесие стабильно, и если внешние силы сдвинут систему из равновесного состояния Z, механизм реакции будет стремиться вернуть систему в новое равновесие.

III. Ожидаемые эффекты преступной монополии

Рассмотрев элементарную модель, автор предлагает усложнить ее и проанализировать последствия замены совершенно конкурентного преступного производства монополизированным производством. При этом он считает необходимым различать два вида преступной деятельности.

«Первый... охватывает те виды деятельности, которые считаются «социально вредными» и включают продажу товаров и услуг, рассматриваемых некоторыми потенциальными покупателями как экономические блага» (с. 398). Типичным примером является проституция. Если нет законодательного запрета, такая деятельность представляет собой обычную куплю-продажу по обоюдному согласию вступающих в контрактные отношения партнеров. Это часто называют «преступлением без жертв» (victimless crimes).

«Второй тип криминальной деятельности не включает такого обоюдного согласия, даже при полном отсутствии законодательного запрета» (с. 398). Примером подобных «преступлений с жертвами» могут быть кражи со взломом (burglary). Здесь наблюдается недобровольная передача благ в отличие от добровольной передачи при деятельности первого типа.

Как показывает экономический анализ, есть три аргумента в защиту монополизации (или картелирования) криминального производства первого типа и два аргумента – в защиту второго типа.

Рассмотрим первый тип криминального производства. При конкурентной организации производство будет развиваться, пока затраты - цена выпуска («заработная плата») – ниже предельной стоимости продукта (marginal value product - MVP). Условие конкурентного равновесия записывается следующим образом:

W = MVP = MPP P,

где W (wage) – «заработная плата»;

MPP (marginal physical product) – предельный физический продукт труда;

Р (price) – цена товара (стоимость выпуска).

Согласно теории ценообразования при замене конкуренции монополией новое условие равновесия принимает следующую форму:

W = MVP = MPP . MR,

где MR (marginal revenue) – предельный доход.

Именно предельный доход заменяет цену выпуска как элемент формулы предельной стоимости продукта. Отсюда очевидно, что для монополиста выгодно сокращать общий выпуск до уровня ниже того, который бы наблюдался при конкуренции. Этот эффект цен выпуска (output-price effect) есть первый из трех аргументов в защиту эффективной монополизации первого типа криминального производства.

Данный эффект не может наблюдаться при втором типе преступной деятельности, где нет согласия продавцов и покупателей. Монопольный контроль при втором типе (например, в организации квартирных краж) не предполагает повышения цен. «Выпуск» здесь зависит только от ценности украденного. Потенциальный монополист в этом производстве будет в том же положении, что и участник открытой конкурентной структуры.

Другой эффект монополизма – эффект цен затрат (input-price effect) – характерен для обоих типов криминальной деятельности, и он также заставляет монополиста сокращать совокупное предложение до уровня более низкого, чем при открытой конкуренции. Если мы предполагаем, что используемые преступниками ресурсы не специализированы (не дают дифференциальной ренты), то расширение выпуска увеличивает цены затрат. Если монополист (точнее, монопсонист) не может использовать дискриминацию по отношению к владельцам специализированных ресурсов, он будет интенсивно сокращать совокупные затраты ресурсов (и совокупный выпуск) до уровня, ниже наблюдаемого при конкурентной организации.

Третий аргумент в пользу монополизации также относится к обоим типам криминальной деятельности. Речь идет о способности потенциального монополиста вести себя по отношению к защитникам правопорядка так, что результат монополизированного преступного бизнеса отличается от результата конкурентного бизнеса. Когда кривая L стремится к вертикали, показывая, что «законодательная реакция» перестает откликаться на изменение уровня инвестиций в преступность, монопольная ситуация идентична конкурентной. Однако при иных конфигурациях «стратегическое поведение монополиста с учетом ожидаемой «правоохранительной реакции» будет порождать более низкий уровень преступности, чем тот, который предсказан для конкурентной организации». Этот эффект автор называет «интернализацией внешних эффектов» (internalization of externality).

Для выделения этого эффекта предположим, что «выпуск» в криминальном производстве происходит в условиях полной конкуренции и затраты осуществляются при постоянных ценах предложения (т. е. производители являются ценополучателями на рынках затрат и выпуска). Следовательно, средние издержки вступления в преступный бизнес будут расти с расширением производства.

Рост издержек будет прямо зависеть от формы кривой L, т. е. от реакции общества на общий уровень преступности. «Этот эффект заключается в росте средних издержек на единицу криминального выпуска или... в снижении предельной (и средней) производительности затрат на преступление. Кривая предложения в криминальном производстве наклонится вниз, несмотря на нашу предпосылку о неизменности цен затрат». Индивидуальные фирмы при конкурентной организации производства не учитывают этого влияния роста производства на средние издержки.

Именно в существовании этой вызванной защитой правопорядка экстернальной неэкономичности заключен третий аргумент в защиту монополизации. «Замена конкуренции монополией влияет на интернализацию неэкономичности. Монополист может учитывать взаимосвязь среднего производственного выпуска и ожидаемой «законодательной реакции», и он может регулировать весь производственный выпуск таким образом, чтобы [получаемая им] прибыль была выше, чем при конкуренции».

Оба эффекта – вызванный ценой (price-induced) и вызванный защитой правопорядка (enforcement-induced) – действуют в одном направлении и обеспечивают рациональному монополисту удобную возможность укреплять доходы путем сокращения выпуска до уровня ниже конкурентного. «При любом заданном уровне защиты правопорядка мы можем, следовательно, предсказать, что монопольный выпуск будет опускаться ниже конкурентного».

На рисунке монопольный выпуск (как функция от усилий по защите порядка) показан кривой Сm, которая лежит ниже кривой С. Состояние равновесия при монопольном контроле над криминальным производством показано точкой Zm. Положение Zm, несомненно, предпочтительнее для общества, чем положение Z. Уровень преступности ниже, и это должно оцениваться положительно. Более того, при Zm совокупные усилия на защиту порядка ниже, чем при Z. Ресурсы, отвлекаемые ранее на правоохранительную деятельность, теперь могут быть высвобождены для производства других товаров и услуг.

IV. Возможные возражения против криминальных монополий

После перечисления аргументов «за» монополизацию криминального производства Дж. Бьюкенен переходит к анализу аргументов «против». “Существуют ли эффекты монополизации, — формулирует он проблему, — которые социально нежелательны и которые были в нашем анализе оставлены в тени, без внимания?».

Сначала автор рассматривает «распределительный» контраргумент. Первое возражение таково: монополизация преступной деятельности создает условия для получения от преступлений гораздо более высокой прибыли, чем в конкурентных условиях, что вредно для общества. Следует, однако, заметить, что эта высокая прибыль возможна только благодаря сокращению общей криминальной деятельности до уровня ниже конкурентного. Кроме того, монополизация создает эффект перемещения части средств из криминальной деятельности в некриминальную.

«Второе возможное возражение базируется на предполагаемой взаимозависимости различных типов криминальной деятельности». Автор, однако, исходит из допущения, что отдельные криминальные производства независимы друг от друга. Если предполагается, что потенциальные преступники образуют обособленную от общества группу лиц, не конкурирующих друг с другом, то монополизация одних сфер преступной деятельности может усилить предложение ресурсов, идущих в неорганизованную преступную деятельность. Но в конце концов монополизация будет расширяться во всех видах криминального бизнеса. «При полной монополизации, или эффективном картелировании, распределение ресурсов между отдельными видами криминальной деятельности не может быть эквивалентно (в смысле пропорций) тому, которое господствовало бы в условиях конкуренции. Преступные синдикаты, эффективно контролирующие все виды криминальной деятельности, будут уравнивать предельные доходы от своих ресурсов по всем видам деятельности, но эти доходы будут включать «покупательский излишек», не захватываемый при эффективной конкуренции». Смешение разных видов преступной деятельности (например, «переквалификация» вора-взломщика в грабителя банков) возможно как при конкуренции, так и при монополизации. Однако при монопольной организации преступной деятельности оно будет меньшим (исключая особые обстоятельства).

Третье возможное возражение кажется автору наиболее серьезным. Ранее предполагалось, что затраты ресурсов трансформируются в криминальный выпуск товаров и услуг с одинаковой эффективностью как при конкурентной, так и при монополистической организации. На это можно возразить, что (по крайней мере, при некоторых обстоятельствах) монополизированное, или картелированное, преступное производство более эффективно, чем конкурентное; для данного выпуска монополия может тратить меньше ресурсов. В таком случае нельзя быть уверенным, что кривая монопольной реакции будет лежать ниже кривой конкурентной реакции. Но даже если мы принимаем эту гипотезу, преимущества (с точки зрения общества) конкурентной организации вовсе не ясны. Пусть, например, для одинакового выпуска конкурентная организация преступного бизнеса использует ресурсы в х дол., а монополия только х/2 дол. Социальный вред от преступности одинаков в обоих случаях. Но при монополии ресурсы величиной х/2 дол. свободны для производства полезных товаров, в то время как при конкуренции их производство невозможно, поскольку для этого нет свободных ресурсов.

Не стоит интерпретировать исследование Дж. Бьюкенена так, будто его единственный вывод в том, что правительство должно идти на сговор с преступными синдикатами, приспосабливаться к организованной преступности. «Я хотел бы подчеркнуть, — пишет автор, — что в моем анализе нет ничего, что подразумевало бы эту точку зрения». Проделанное им исследование «лишь наводит на мысль, что могут быть выгоды от монопольной организации преступности». Автор только предлагает, чтобы «правительства выбрали пассивную роль, наблюдая попытки предпринимателей сократить эффективную конкуренцию в криминальном производстве. Практически это предложение сводится к предостережению против... «крестовых походов» на организованную преступность, проводимых за счет снижения правоохранительных усилий, нацеленных против обычной, конкурентной преступности».

Дж. Бьюкенен указывает, что он вовсе не предлагает «приспосабливаться» к существующим или потенциальным криминальным синдикатам. Если же это произойдет, то решением системы на рисунке должна быть не точка Zm, а область ниже и левее этой точки, соответствующая более низкому криминальному выпуску и более низким правоохранительным усилиям; «выгоды от торговли» (gains from trade) между монопольным синдикатом и обществом могут смещать рыночное равновесие именно в этом направлении. Против этого предложения могут быть выдвинуты возражения. Прежде всего, даже если можно идентифицировать лиц, которые потенциально могли бы контролировать криминальную деятельность, и заключить с ними сделку, правительственная организация, ведущая борьбу с преступностью, может решить, что ставшее объектом торга решение лежит вне кривой L. Это может вызвать желание политиков разорвать соглашение. Если же правоохранительные организации смогут действовать сплоченно, не зависеть от политического давления, остается вопрос: если преступный синдикат может быть идентифицирован, зачем вообще нужна «торговля»? Общество предпочитает сокращать преступную деятельность до нуля с параллельным сокращением мер по защите правопорядка. «Функция законодательного регулирования (кривая L) основана на подразумевающемся предположении, что существует технологический предел производства услуг полиции. Этот предел исключает полную идентификацию организованной преступности, даже если известны существование и эффективность этой [преступной] монополии. Пассивное молчаливое согласие полиции с существованием преступного синдиката совершенно отлично от активных переговоров с его лидерами».

Но предположим, что преступников-монополистов идентифицировать все же удалось: при равновесии в Zm стало возможным установить лидеров местного преступного синдиката. Следует ли в данном случае арестовывать этих людей и уничтожать преступную монополию? Разрушение существующей группы, контролирующей преступность, освободит поток насилия, конкурентное приспособление приведет к новому равновесию в точке Z. Следовательно, «попытки разрушить даже те преступные монополии, чьи лидеры точно установлены, должны осуществляться с осторожностью».

V. Криминальный своекорыстный интерес как социальное «благо»

Мыслители XVIII в. (Б. Мандевиль, Д. Юм, А. Смит) открыли, что своекорыстные интересы (self-interest) человека при соответствующих общественных институтах могут служить социальным целям. Условия, способствующие развитию рыночной конкуренции: обеспечение свободного вступления в любой бизнес и выхода из него, запрещение ограничений производства, например, соглашений продавцов о повышении цен, контроля над производством одним лицом (фирмой) или небольшим числом лиц (фирм), — все это является «общественными товарами» (public goods), и их обеспечение гарантируется инвестициями правительственных ресурсов. Конкуренция, безусловно, заслуживает положительной оценки, если речь идет о производстве обычных, «полезных» товаров и услуг.

Иначе обстоит дело, когда мы изучаем деятельность, которая недвусмысленно является «вредной» в социальном смысле. Аргументы А. Смита применимы в этом случае с точностью до наоборот. Если своекорыстный интерес заключается в производстве «вредных» товаров и услуг, то его следует направлять в социально желательное русло, создавая благоприятные возможности для сдерживания торговли. Свобода вхождения в бизнес (отличительная черта эффективной конкуренции) здесь становится негативной социальной ценностью, и конкуренцию следует скорее ослаблять, чем укреплять. При этом парадоксальным образом интересы общества совпадают с интересами преступных организаций, претендующих на монополию в нелегальном бизнесе. Лидеры «Коза Ностра» не произносят публичных речей о том, что они хотели бы добиться сокращения преступности, но объективно это в их интересах.

Отсюда следует, заключает свой анализ Дж. Бьюкенен, что «институциональные структуры следует изменять, используя их как инструмент для достижения социальных целей, в данном случае для сокращения уровня преступности одновременно со снижением затрат на правоохранительную деятельность».


Источник: реферат работы: Buchanan J.M. A Defence of Organized Crime? // The Economics of Crime. Cambr., Mass., 1980. P. 395 - 410. Журнал "Экономическая теория преступлений и наказаний" №1.


Почему, по мнению Бьюкенена, организованная преступность может быть благом для общества? Попробуйте привести дополнительные (не рассмотренные Бьюкененом) аргументы против такой точки зрения. Вспомните новую институциональную теорию государства, в которой организованная преступность рассматривалась как одно из ограничений монопольной власти правителя.

Case study 2. «Тирания статус-кво»; продолжительность 00:25; задание: прочитать, обсудить содержание материала и вопросы к нему в режиме электронной конференции.

«Рост преступности, — указывают М. и Р. Фридмен, — несомненно, одна из наиболее волнующих проблем, мучающих в последние годы американское общество. По мере того как правительство брало на себя все больше и больше обязанностей, оно все хуже и хуже выполняло одну из своих основных функций».

В США за 1957-1980 гг. количество преступлений в расчете на 100 тыс. человек увеличилось: против личности – в 5 раз (со 117 до 581), против собственности – более чем в 7 раз (с 719 до 5319). За это же время общественные расходы на правоохранительную деятельность выросли почти в 10 раз – с 2,7 до 25,9 млрд дол. (с поправкой на инфляцию и рост населения среднедушевые расходы увеличились почти втрое). Таким образом, уменьшение безопасности граждан кажется особенно удручающим, поскольку происходит на фоне роста богатства страны и увеличения расходов на борьбу с преступностью.

«Мы полагаем, — формулируют свою оригинальную позицию авторы книги, — что усиление правительства в последние десятилетия и рост преступности в те же самые десятилетия – это, в сущности, две стороны одной монеты. Преступность возросла не несмотря на усиление правительства, но в основном из-за усиления правительства».

Почему растет преступность?

Авторы критически анализируют различные подходы к объяснению причин преступности и ее роста.

«Одно популярное объяснение преступности – бедность и неравенство». Люди крадут, грабят и убивают или потому, что у них нет иных способов избежать голода и лишений, или из-за зрелища контраста богатства и бедности, зрелища, которое рождает чувства несправедливости и зависти. «Как ни правдоподобно это объяснение того, почему некоторые люди идут на преступление, оно, очевидно, не может объяснить роста преступности в США за последние десятилетия» (с. 134), поскольку в этот период наблюдался не только рост богатства страны, но и более равномерное его распределение. Кроме того, в США бедности и неравенства куда меньше, чем во многих других странах, например в Индии; однако у вечернего прохожего больше шансов быть ограбленным на улицах Нью-Йорка или Чикаго, чем Бомбея или Калькутты.

Другое схожее объяснение сводится к тому, что важен не фактический уровень бедности и неравенства, а его субъективное восприятие потенциальными преступниками. В Америке мощные СМИ (особенно телевидение) обеспечивают всеобщую демонстрацию стиля жизни, которого бедный человек не может надеяться достигнуть честным трудом, но который представляется тем, на что все имеют право. «Несомненно, такое восприятие способствует преступности, — пишут авторы. — Тем не менее нам трудно поверить, что изменение в восприятии – более чем незначительная причина того огромного роста преступности, которое происходило в последние несколько десятилетий».

«Два фактора кажутся нам более важными, факторы, которые мы связали в предшествующих главах с усилением правительства в целом. Один – изменение общественного мнения со времен Нового Курса о роли личности и роли правительства. Это изменение сдвинуло акцент с индивидуальной ответственности на социальную». Стало преобладать мнение, что люди являются порождением социальной среды и потому не несут ответственности за свое поведение. Более того, некоторые считают, будто то, что называют «преступлением», есть «болезнь», требующая скорее лечения, чем наказания. Если бедные люди соглашаются, что бедность не их собственный порок, но порок общества в целом, вполне понятно, что они присваивают себе право действовать против общества и забирать все, что хотят. Раз богачи состоятельны не в силу собственных заслуг, а благодаря «выигрышному билету в общественной лотерее», то можно счесть вполне допустимым корректировать результаты этой лотереи, отнимая чужую собственность.

«Другой фактор, который неоспоримо содействовал повышению преступности, — умножение законов, правил и норм. Умножилось число действий, которые считаются преступными. В самом деле, невозможно подчиняться всем законам, поскольку никто не может знать, каковы они. По этой же причине и официальные власти не в состоянии проводить в жизнь все законы в равной степени и без дискриминации».

Что с этим делать?

Поставив «диагноз», авторы считают своим долгом указать некоторые пути решения проблемы роста преступности. Не будучи криминологами, они освещают лишь те аспекты этой проблемы, которые связаны с их общей темой – о необходимости уменьшения этатизма ради роста общего благосостояния.

На их взгляд, общественное мнение в США постепенно отворачивается от веры в сильное правительство и от доктрины социальной ответственности. Со временем это должно привести к восстановлению чувства индивидуальной ответственности и в итоге к сокращению преступности.

Однако наиболее быстрых результатов можно добиться, если уменьшить перечень тех действий, которые расцениваются законом как преступные. «Наиболее многообещающие меры этого типа касаются наркотиков». Большинство преступлений совершаются людьми, жаждущими не куска хлеба, а дозы допинга. М. и Р. Фридмен задают риторический вопрос: разве не следовало извлечь соответствующие уроки из истории «сухого закона»? Когда его принимали в 1920 г., царили самые радужные ожидания. На деле «Запрет (Prohibition) подорвал основы права, коррумпировал защитников закона и создал декадентский моральный климат – и в конце концов не остановил потребления алкоголя. Несмотря на этот трагический объективный урок, мы, кажется, повторяем такую же ошибку по отношению к наркотикам».

Борьба с пьянством, курением и наркоманией (эти вредные привычки являются, в сущности, одной проблемой) требует решения двух вопросов – этики и целесообразности.

Этический вопрос заключается в том, есть ли у нас право использовать механизм государственного принуждения, чтобы защитить индивидуумов от пьянства, курения и использования наркотиков. Почти каждый согласится с мерами, направленными на защиту детей, а также «третьих лиц». Но есть ли у нас право использовать непосредственно или косвенно насилие по отношению к взрослым людям, чтобы удерживать их от пьянства, курения или наркомании? Авторы книги отвечают на этот вопрос отрицательно, допуская, впрочем, возможность и иных мнений.

Однако моральным аспектом проблемы можно и пренебречь. «Запрет – винопития ли, курения или использования наркотиков – это лекарство, которое, по нашему мнению, наносит вред и наркоманам, и всем остальным. Следовательно, даже если вы считаете государственные меры по запрету потребления наркотиков морально обоснованными, мы полагаем, что вы найдете по соображениям целесообразности неблагоразумным принятие таких мер».

Рассмотрим сначала влияние гипотетической легализации наркобизнеса на самих наркоманов. Легализация наркотиков может увеличить количество наркопотребителей, хотя такой исход и не обязателен. С одной стороны, именно запретность плода придает ему привлекательность, особенно для молодых. С другой стороны, «толкачи» — наркоторговцы – умышленно втягивают многих людей в наркоманию, отпуская им бесплатно начальные дозы. «Толкачу» выгодно так поступать, поскольку, попав «на крючок», наркоман превращается в его постоянного клиента. «Если бы наркотики были юридически доступны, любая возможная польза от подобных негуманных действий должна в основном исчезнуть, поскольку наркоман мог бы покупать более дешево». В любом случае, наркоманам, несомненно, будет значительно выгоднее, если наркотики станут легальными. Сейчас они чрезвычайно дороги и сомнительны по качеству. Наркоманы вынуждены сближаться с преступниками, чтобы получать от них наркотики, и сами становиться преступниками, чтобы иметь деньги на наркотики.

Далее рассматривается влияние предполагаемой легализации наркобизнеса на всех остальных членов общества. Вред от наркомании возникает в первую очередь именно потому, что наркотики нелегальны. Согласно оценкам криминологов, от одной трети до половины всех преступлений против личности и собственности совершается в США или ради покупки очередной дозы идущими на преступление наркоманами, или при конфликтах между конкурирующими группами наркопродавцов, или во время импорта и распределения нелегальных наркотиков. «Легализируйте наркотики, — пишут авторы, — и уличная преступность должна эффективно и немедленно сократиться». Кроме того, нелегальный наркобизнес порождает коррупцию, подкуп полиции и других правительственных чиновников.

Наиболее яркий пример – ситуация с марихуаной, потребление которой стало настолько широко распространенным, что напоминает эпоху запрета алкоголя. В Калифорнии марихуана является одной из наиболее прибыльных сельскохозяйственных культур. Однако во многих случаях стражи закона смотрят сквозь пальцы на выращивание и сбор марихуаны, почти так же, как в 20-е гг. они смотрели на деятельность бутлеггеров.

В эпоху Запрета как бутлеггеры, так и самостоятельные производители джина иногда использовали древесный спирт или другие вредные субстанции, которые превращали продукт в сильный яд, приводящий к отравлениям. В настоящее время происходит то же самое, но в еще более опасной степени. Американское правительство убедило некоторые иностранные правительства использовать самолеты для опрыскивания гербицидами районы выращивания марихуаны и само недавно действовало аналогичным образом в шт. Джорджия. Цель этих действий – сделать марихуану непригодной для потребления. Однако нет гарантий, что часть зараженной марихуаны не попадет на нелегальный рынок или часть химикатов – на другие посевы, помимо марихуаны. Если бы представители правительства сознательно отравляли пищу осужденных преступников, это вызвало бы огромный скандал. «Несомненно, значительно более гнусной и совершенно не имеющей оправдания практикой является умышленное отравление вероятного урожая, чтобы навредить гражданам, которые могут быть или не быть виновными в нарушении закона и которые никогда не были под судом».

Следует подчеркнуть, что мнение о необходимости легализации наркотиков не зависит от того, насколько пагубны или безвредны те или иные наркотики. «Сколько бы вреда не причиняли наркотики тем, кто их потребляет, по нашему мнению, — указывают М. и Р. Фридмен, — ...запрещение их использования наносит еще больший вред как потребителям наркотиков, так и всем остальным».

Легализация наркотиков должна одновременно уменьшить число преступлений и улучшить правоохранительную деятельность. «Трудно представить какую-либо другую меру, которая могла бы сделать так много для усиления закона и порядка».

Значит ли это, что мы должны признать поражение в борьбе с наркобизнесом? Почему бы просто не положить конец наркоторговле?

«Мы не можем положить конец наркоторговле, — парируют возможное возражение американские экономисты. — Мы можем пресечь поток опиума из Турции, но опиумный мак растет в бесчисленном множестве других мест. Сотрудничая с Францией, мы можем сделать Марсель небезопасным для производства героина местом, но производство по простой технологии можно осуществлять во многих других районах. Мы можем убедить Мексику... проводить опрыскивание марихуаны химикатами, но марихуана может быть выращена почти в любом месте. Мы можем сотрудничать с Колумбией, чтобы уменьшить ввоз кокаина, но этого нелегко достигнуть в стране, где его экспорт является крупным экономическим фактором». Таким образом, силовые методы оказываются заведомо малоэффективными в противодействии нелегальному наркобизнесу.

«Потребление наркотиков – не единственная область, где преступность могла бы уменьшиться при легализации деятельности, которая является сейчас нелегальной, но это [направление деятельности], несомненно, наиболее очевидное и наиболее важное, — так завершают свое исследование М. и Р. Фридмен. — Наше подчеркивание именно этого основано не только на возрастающей серьезности связанных с наркотиками преступлений, но и на убеждении, что избавление нашей полиции и наших судов от борьбы против наркотиков позволит более полно использовать их энергию и средства для борьбы с другими видами преступлений. Мы можем, таким образом, нанести двойной удар: непосредственно уменьшить преступную деятельность и одновременно увеличить эффективность законодательного принуждения и предотвращения преступлений».


Источник: реферат работы: Friedman M. and R. Tyranny of the status quo. S. Diego; N. Y. etc., 1984. P. 132-141. Журнал "Экономическая теория преступлений и наказаний" №1.


Прокомментируйте эффективность предложенных мер сокращения преступности? Какие, на ваш взгляд, негативные для общества последствия легализации наркотиков не учитывают в своих рассуждениях авторы данной статьи? Действительно ли, с точки зрения последствий для общественного благосостояния нет никакой разницы между легализацией легких и тяжелых наркотиков? Действительно ли неравномерность распределения доходов не является одним из ключевых факторов роста преступности?

Вопрос для размышления. Продолжительность 00:15; задание: ответ – по электронной почте.

Гэри Беккер полагал, что штрафы – это наиболее общественно эффективное средство наказания преступников. Однако, впоследствии экономисты выдвинули ряд условий, ограничивающих возможности применения этого способа наказания. Могут ли, на Ваш взгляд, штрафы быть универсальной формой наказания преступников? Обоснуйте свой ответ.

Тестирование; продолжительность 00:15.

1. В функцию ожидаемой полезности от совершения правонарушения Гэрри Беккер не включил…
   

1. Доход от правонарушения;
   
2. Вероятность наказания;
   
3. Полезность преступника как функцию от его склонности к риску;
   
4. Доход индивида от легальной деятельности.
   

2. В соответствии с выводами из модели Р. Саха…
   

1. Если два общества совершенно идентичны по своим текущим экономическим параметрам это не означает, что уровень преступности в них должен быть одинаковым, так как кроме экономических существуют и другие параметры: господствующая в обществе мораль, социальные взаимосвязи и т.д.;
   
2. Если два общества совершенно идентичны по своим текущим экономическим параметрам, это означает, что уровень преступности в них должен быть одинаковым;
   
3. Если два общества совершенно идентичны по своим текущим экономическим параметрам, это не означает, что уровень преступности в них должен быть одинаковым, так как в предшествующих периодах эти параметры могли различаться;
   
4. Если два общества совершенно идентичны по своим текущим экономическим параметрам, это не означает, что уровень преступности в них должен быть одинаковым, так как склонность подавляющего большинства индивидов к совершению преступлений определяется не экономическими параметрами общества, а личностными особенностями этих индивидов.
   

3. По мнению Гэрри Беккера…
   

1. Уровень преступности сильнее реагирует на изменение ожидаемой вероятности наказания, чем на изменение его тяжести, так как для части нарушителей закона, а именно, для склонных к риску индивидов, в случае изменения тяжести наказания эффект дохода и эффект замещения действуют в противоположных направлениях, и если увеличивается тяжесть наказания увеличивается, то увеличивается и риск, который для склонных к нему лиц представляется положительным благом;
   
2. Уровень преступности одинаково реагирует и на изменение ожидаемой вероятности наказания, и на изменение его тяжести;
   
3. Уровень преступности сильнее реагирует на изменение тяжести, чем на изменение ожидаемой вероятности наказания, так как подавляющее большинство членов общества – это не склонные к риску индивиды;
   
4. Уровень преступности в обществе никак не связан ни с тяжестью возможного наказания, ни с вероятностью его наступления.
   

4. Основной общественной функцией наказания уличного торговца марихуаной является…
   

1. Сдерживание;
   
2. Изоляция;
   
3. Реабилитация;
   
4. Месть.
   

5. Основной общественной функцией наказания сексуального маньяка является…
   

1. Сдерживание;
   
2. Изоляция;
   
3. Реабилитация;
   
4. Месть.
   

6. В соответствии с проведенным Эрлихом анализом общественной эффективности смертной казни…
   

1. Эластичность полезности преступника по вероятности ареста выше эластичности полезности по условной вероятности осуждения, а последняя выше эластичности полезности по условной вероятности вынесения преступнику смертного приговора;
   
2. Эластичность полезности преступника по условной вероятности осуждения выше эластичности полезности по вероятности ареста, а последняя выше эластичности полезности по условной вероятности вынесения преступнику смертного приговора;
   
3. Эластичность полезности преступника по условной вероятности осуждения выше эластичности полезности по условной вероятности вынесения преступнику смертного приговора, а последняя выше эластичности полезности по вероятности ареста;
   
4. Эластичность полезности преступника по условной вероятности вынесения смертного приговора выше эластичности полезности по условной вероятности осуждения, а последняя выше эластичности полезности по вероятности ареста.