Г. Я. Солганик стилистика текста учебное пособие

Вид материала

Учебное пособие

Содержание 6. Я, ты, он (типы речи) Биология — одна из интереснейших наук XX века. Я клянусь "Я рассказываю..." (I тип речи) Я отправляюсь за го­род; Иду за грибами; Мы строим общежитие; Наш сад в цвету; Мой отец — конструктор. Как хорошо!;, Хорошо!; Какая погода!; Ай-я-яй!; Что за чудеса в решете! Чего добро­го, нагрянут сегодня эти разбойники; Задача, по-мое­му, не имеет решения; Здесь, помнится, была дорога. Дверь тихо, без скрипа раскрылась. Здесь, помнится, была дорога Скучаете, я думаю, без ребят. Обвинительный акт

Подобный материал:

• Системно-смысловой анализ текста, 11.16kb.
• Учебное пособие Учебное пособие характеризует экзистенциализм в русском информационном, 2303.18kb.
• Учебное пособие Житомир 2001 удк 33: 007. Основы экономической кибернетики. Учебное, 3745.06kb.
• Учебное пособие, 2003 г. Учебное пособие разработано ведущим специалистом учебно-методического, 454.51kb.
• Учебное пособие, 2003 г. Учебное пособие разработано ведущим специалистом учебно-методического, 783.58kb.
• Учебное пособие, 2003 г. Учебное пособие разработано ведущим специалистом учебно-методического, 794.09kb.
• Л. Н. Кретова Лингвистический анализ художественного текста на урок, 206.61kb.
• Л. Н. Кретова Лингвистический анализ художественного текста на урок, 301.24kb.
• Л. Н. Кретова Лингвистический анализ художественного текста на урок, 207.83kb.
• Е. Г. Непомнящий Учебное пособие Учебное пособие, 3590.49kb.

6. Я, ТЫ, ОН (ТИПЫ РЕЧИ)

Грамматическое лицо — одна из фундаментальных категорий языка. Она оформляет участие говорящего в речи и во многом ее строй. Ведь любое высказыва­ние, даже самое "остраненное", принадлежит гово­рящему — производителю речи.

Сравним два высказывания:

1) Биология — одна из интереснейших наук XX века.

2) Я думаю, биология — одна из интереснейших наук XX века.

Первое высказывание представляет собой общее ут­верждение, которое вне контекста может принадле­жать любому лицу. Оно похоже на афоризм, научное определение и может принадлежать каждому. Это как бы истина, не требующая доказательств.

Второе высказывание принадлежит конкретному го­ворящему, определенному лицу, которое называет себя я. И смысл его отличен от первого: то, что биоло­гия — одна из интереснейших наук XX века, эта мысль принадлежит лишь говорящему, другие могут придер­живаться иного мнения.

Еще пример, приводимый известным французским лингвистом Э. Бенвенистом. Сравним два высказыва­ния Я клянусь и Он клянется. В первом случае произ­несение высказывания совпадает с обозначенным в нем действием. Говорящий произносит клятву и тем самым принимает ее на себя. Во втором случае гово­рящий описывает акт клятвы, которую произносит кто-то, но не говорящий. Разница весьма значительная.

Примеры показывают, какие значительные измене­ния вносят местоимения в содержание высказывания. Однако этим далеко не ограничивается роль местоимений.

По современным научным представлениям, "язык сделан по мерке человека" (Ю.С. Степанов). Это значит, что язык приспоблен для выражения мыслей, чувств, переживаний людей. И естественно, что в центре языка находится говорящий (пишущий) человек. Единицей речевого общения является речевой акт, моделируе­мый личными местоимениями, которые называют уча­стников речевого акта: я — непосредственный произ­водитель речи, ты — ее адресат, он — обозначение лю­бого не участвующего в речи человека. Я и ты подразумевают одно другое (взаимно координирова­ны) и противопоставлены он по признаку участия или неучастия в речи. "Осознание себя возможно только в противопоставлении, — пишет Э. Бенвенист. — Я могу употребить я только при обращении к кому-то, кто в моем обращении предстанет как ты... Язык возмо­жен только потому, что каждый говорящий представ­ляет себя в качестве субъекта, указывающего на самого себя как на я в своей речи. В силу этого я конститу­ирует другое лицо, которое, будучи абсолютно внеш­ним по отношению к моему я, становится моим эхо, которому я говорю ты и которое мне говорит ты..."

Любая речь исходит от я, обращена к ты и пове­ствует о нем или о я. Схематически это можно пред­ставить так:



Будучи наименованиями участников речевого акта, личные местоимения (я, ты, он) выступают и основой построения высказываний. В соответствии с тремя уча­стниками речевого акта речь может строиться от 1-го, 2-го или 3-го лица. К этим трем типам и сводится все структурное многообразие русской речи. Разумеется, сле­дует иметь в виду и комбинирование этих трех типов.

Рассмотрим каждый из этих типов.

"Я рассказываю..." (I тип речи)

I тип речи — высказывания от 1-го лица. Сюда от­носятся высказывания, строящиеся непосредственно от 1-го лица, т. е. формами я и мы, а также высказы­вания с косвенными средствами выражения я.

1) Высказывания с формами я, мы или соответствующими глагольными личными формами и при­тяжательными местоимениями. Я отправляюсь за го­род; Иду за грибами; Мы строим общежитие; Наш сад в цвету; Мой отец — конструктор.

2) Высказывания побудительные и вопросительные. Их отношение к я обнаруживается благодаря тесной координации я и ты Обращенный к собеседнику воп­рос или побуждение может исходить только от я: По­смотри вокруг; Пойдем на концерт; Какое сегодня чис­ло?; Как тебя зовут?

Хотя высказывания имеют побудительную или воп­росительную форму, принадлежат они я. Так сказать (Посмотри вокруг) может только говорящий.

3) Высказывания эмоционально-восклицательные. Как хорошо!;, Хорошо!; Какая погода!; Ай-я-яй!; Что за чудеса в решете!

Принадлежность этих высказываний говорящему (я) выражается посредством интонации, словопорядка, частиц, междометий и т.д. Мы читаем или слышим: Как хорошо! или Ай-я-яй! и сразу понимаем, что эти восклицания принадлежат говорящему.

4) Высказывания с вводными словами и сочета­ниями, имеющими различные значения: Чего добро­го, нагрянут сегодня эти разбойники; Задача, по-мое­му, не имеет решения; Здесь, помнится, была дорога.

Какова роль вводных слов в приведенных приме­рах и вообще в предложении? Помимо разнообраз­ных значений, которые вносят вводные слова в вы­сказывание, — уверенности, неуверенности, сожале­ния, радости и т.д., они сигнализируют также о присутствии (появлении) в предложении "голоса" го­ворящего. Сравним:

Дверь тихо, без скрипа раскрылась.

Дверь, к моему изумлению, тихо, без скрипа рас­крылась.

В первом случае перед нами обычное высказывание, описывающее, как раскрылась дверь.

Второй случай более сложный. Высказывание со­держит два плана: описываемое событие, как в пер­вом высказывании, и наблюдателя, следящего за со­бытием, удивляющегося — он, по-видимому, не ожи­дал, что дверь раскроется.

Благодаря вводным словам высказывание становится двуплановым, "двуголосным", полифоничным. Так, в нашем примере Здесь, помнится, была дорога к основ­ному сообщению о том, что здесь была дорога, до­бавляется важная новая информация (второй план), связанная с вводным словом помнится, которую можно интерпретировать так: "Я, говорящий, был (бывал) здесь раньше и, кажется, помню, что здесь была до­рога". Как видим, второй план высказываний, связанный с вводными словами, косвенно обнаружива­ет я говорящего.

Итак, все четыре группы высказываний объединяются благодаря прямому (1-я группа) или косвенно­му (2—4-я группы) выражению я говорящего. Все эти высказывания употребляются, как правило, в I типе речи— от 1-го лица.

Один из важнейших факторов, определяющих ха­рактер, стилевую окраску и функциональное назна­чение речи, — это позиция производителя речи. Как известно, любая речь имеет своего производителя, од­нако грамматические способы, формы его выявления различны. Мы знаем, что речь может вестись от любого из трех лиц, однако производитель речи и ли­цо, от которого ведется речь, могут совпадать или, напротив, не совпадать, что, как увидим далее, от­ражается на строе речи, ее тоне, стиле и т.д.

Форма речи от 1-го лица наиболее проста, есте­ственна, изначальна. Говорящий — это я, собеседник — ты, он — тот, кто не участвует в речи. Все просто и ясно. Именно так начиналась вообще речь, имевшая на первых порах только устную форму.

Главная особенность I типа речи — совпадение про­изводителя речи и я говорящего. Однако эта особен­ность проявляется наиболее полно в обиходно-разго­ворной речи, в письмах, в публицистике.

Вот, например, короткий диалог:

— Скучаете, я думаю, без ребят.

— Да, ребята... Скучаю, конечно.

В этом обмене репликами конкретный говорящий обращается к собеседнику, естественно, называя себя я. Затем в ответной реплике роли меняются: собе­седник (слушатель, адресат) становится говорящим и также называет себя я. И это я полностью со­впадает с производителем речи. Тот, кто говорит, и есть я.

Аналогичное положение в письмах.

Дорогой мой господин Гессе,

что за превосходное, поистине обаятельное чтение — Ваши "Письма"! Сразу по нашем возвращенье я выта­щил этот том из пяти десятков других, которые здесь скопились, и последние дни проводил свои часы чтения, после обеда и вечером, почти исключительно за ним. При­мечательно, как эта книга не дает от себя оторваться. Говоришь себе: "Поторопись-ка немного и пропусти кое-что!" Ведь есть же еще и другие вещи, вызывающие у тебя хоть какое-то любопытство". А потом читаешь все-таки дальше, письмо за письмом, до последнего. Это все так благотворно, — трогательно в своей смеси полеми­ки и добродушной уступчивости, прозрачно по языку и по мысли (но это, наверно, одно и то же), полно мягкой и все-таки мужественной, стойкой мудрости, которую мож­но назвать верой в неверии, бодростью в скептическом отчаянье. <...>

Это письмо, обращенное к замечательному немец­кому писателю Герману Гессе, написано, естествен­но, от 1-го лица, и у читателя нет никаких сомне­ний, что я этого письма — конкретная личность — ве­ликий немецкий писатель Томас Манн.

Главной особенностью публицистики также явля­ется совпадение производителя речи с авторским я. Вот характерный пример:

Обвинительный акт

Я являюсь перед нашими читателями с обвинительным актом в руке.

На этот раз обвиняемый не Панин, не Закревский, — обвиняемый я сам.

Обвинение это, высказанное от имени "значительного числа мыслящих людей в России", для меня имеет большую важность. Его последнее слово состоит в том, что вся деятельность моя, то есть дело моей жизни, — приносит вред России.

Если бы я поверил эгому, я нашел бы самоотверже­ние передать свое дело другим рукам и скрыться где-нибудь в глуши, скорбя о том, что ошибся целой жизнию. Но я не судья в своем деле, мало ли есть манья­ков, уверенных, что они делают дело, — тут ни горячей любовью, ни чистотой желанья, ни всем существованием ничего не докажешь. И потому я без комментарий пе­редаю обвинение на суд общественного мнения.

Издатель вольной русской прессы, великий писа­тель А. И. Герцен в статье "Обвинительный акт" об­ращается в журнале "Колокол" к своим читателям. Это было в 1859 г.

Такова принципиальная особенность публицисти­ки — совпадение говорящего и автора, что придает публицистической речи своеобразие и силу.

Итак, речь от 1-го лица— I тип речи— использу­ется в разговорно-обиходном стиле, в письмах, днев­никах, в публицистике. И во всех этих случаях про­изводитель речи совпадает с субъектом речи — с тем, кто говорит (пишет). Такое употребление можно на­звать прямым: местоимение я прямо и непосредственно обозначает говорящего, который и есть производитель речи. Однако возможно и относительное употреб­ление I типа речи, когда производитель речи и ее субъ­ект (говорящий) не совпадают.

Откроем томик пушкинской прозы и прочитаем, например, начальный фрагмент из "Выстрела":

Мы стояли в местечке ***. Жизнь армейского офице­ра известна. Утром ученье, манеж; обед у полкового ко­мандира или в жидовском трактире, вечером пунш и кар­ты. В *** не было ни одного открытого дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего.

Один только человек принадлежал нашему обществу, не будучи военным. Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. Опытность давала ему перед нами многие преимущества, к тому же его обык­новенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели силь­ное влияние на молодые наши умы. Какая-то таинст­венность окружала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя. Некогда он служил в гусарах, и да­же счастливо, никто не знал причины, побудившей его выйти в отставку и поселиться в бедном местечке, где жил он вместе и бедно и расточительно: ходил вечно пешком, в изношенном черном сертуке, а держал открытый стол для всех офицеров нашего полка. Правда, обед его состоял из двух или трех блюд, изготовленных отставным солдатом, но шампанское лилось притом рекою. Никто не знал ни его состояния, ни его доходов, и никто не осмеливался о том его спрашивать.

Кому принадлежат эти строки? Странный, на пер­вый взгляд, вопрос. Конечно, Пушкину.

Но кто это мы, которым открывается повесть "Вы­стрел", кто я, от лица которого ведется далее рас­сказ? И было бы глубоким заблуждением сказать — Пушкин.

В художественной литературе я — субъект речи, го­ворящий, рассказывающий — и автор не совпадают. Речь от 1-го лица, как правило, имеет характер сти­лизации. Автор может отождествлять себя с каким-либо персонажем и вести повествование от его имени, что делает рассказ более правдоподобным, красочным, глу­боким.

Рассказчик, по словам акад. В.В. Виноградова, — ре­чевое порождение автора, и образ рассказчика, ко­торый выдает себя за автора, — это форма литератур­ного артистизма писателя. Как актер творит сцени­ческий образ, так писатель создает образ рассказчика. В результате в произведении перекрещиваются несколь­ко речевых слоев: образ автора, образ рассказчика, речевые образы персонажей. Они сложно и разнооб­разно взаимодействуют, создавая богатую в стилисти­ческом отношении, полифоническую канву.

Выбор формы речи от 1-го лица, когда автор "пе­редоверяет" повествование рассказчику, позволяет дополнительно, изнутри охарактеризовать героя-рас­сказчика, передать его непосредственный взгляд на окружающее, его эмоции, оценки, интонации. Та­кая форма изложения может придавать рассказу ис­кренность, исповедальность — прием, которым часто пользовался Ф.М. Достоевский. Вот пример из ро­мана "Подросток" (свидание героя романа Аркадия с Ахмаковой):

Я здесь до вашего приезда глядел целый месяц на ваш портрет у вашего отца в кабинете и ничего не уга­дал. Выражение вашего лица есть детская шаловливость и бесконечное простодушие — вот! Я ужасно дивился на это все время, как к вам ходил. О, и вы умеете смот­реть гордо и раздавливать взглядом: я помню, как вы посмотрели на меня у вашего отца, когда приехали тог­да из Москвы... Я вас тогда видел, а, между тем, спроси меня тогда, как я вышел: какая вы? — и я бы не ска­зал. Даже росту вашего бы не сказал. Я как увидел вас, так и ослеп. Ваш портрет совсем на вас не похож: у вас глаза не темные, а светлые, и только от длинных ре­сниц кажутся темными. Вы полны, вы среднего роста, но у вас плотная полнота, легкая, полнота здоровой дере­венской молодки. Да и лицо у вас совсем деревенское, лицо деревенской красавицы, — не обижайтесь, ведь это хорошо, это лучше — круглое, румяное, ясное, смелое, сме­ющееся и... застенчивое лицо! Право, застенчивое! За­стенчивое у Катерины Николаевны Ахмаковой! Застен­чивое и целомудренное, клянусь! Больше, чем целомуд­ренное — детское! — вот ваше лицо! Я все время был поражен и все время спрашивал себя: та ли это жен­щина?

Форма исповеди очень характерна для метода До­стоевского. Она позволяет раскрыть внутренний мир героя через него самого непосредственно, а не че­рез авторские характеристики. Герой сам объясняет, раскрывает свои душевные переживания, и при этом читатель ощущает индивидуальную душевную инто­нацию героя.

Для Толстого, Тургенева, Гончарова, как и для боль­шинства писателей-реалистов середины и второй по­ловины XIX века, как полагает исследователь стиля Ф.М. Достоевского Н.М. Чирков, характерна форма рас­сказа, а следовательно, и психологического изобра­жения от имени автора. Герой берется в 3-м лице. До­стоевский же прибегает в приему введения рассказ­чика. И каждый новый рассказчик — новая точка зрения, новое освещение фактов и событий, новое истолкование душевного мира других персонажей, сто­ящих вне рассказа.

Итак, в художественной литературе I тип речи упот­ребляется относительно: я субъекта речи, повество­вания не совпадает с производителем речи. При этом в зависимости от рода художественной литературы, от жанра меняется функция I типа речи. Так, очень своеобразно использование его в лирике. Здесь также нет совпадения я субъекта речи и автора. Но это я лирической поэзии весьма специфично.

"В центре лирического стихотворения стоит лири­ческий герой ("лирическое я"), — пишет Т.И. Сильман, автор интересной книги "Заметки о лирике",— который чаще всего именует себя с помощью место­имения первого лица, обращаясь либо к другому я (ли­рическое ты или вы), либо рисуя свое отношение к миру, ко вселенной, к общественной жизни и т. п.". Роль местоимения в лирическом стихотворении очень существенна, оно выступает как необходимый и уни­версальный его элемент, оно является средством со­хранения безымянности лирического субъекта и обоб­щенного изображения героя лирического стихотворения. Так достигается отрыв лирического героя от лично­сти поэта, вообще от конкретных имен и персона­жей. Как замечает Т.И. Сильман, в стихах редко встре­чается точное имя возлюбленной поэта, хотя в по­священиях — сколько угодно. Что касается таких имен, как Беатриче, Лаура, Лейла и т. д., то это имена от­части условные и, во всяком случае, вымышленные.

Содержание лирического стихотворения намно­го более абстрактно и обобщенно, чем содержание любого романа, новеллы, драмы. Там нам сообща­ют, как звали героев, пусть и вымышленных, кем они были, где жили и т. п. От всего этого лириче­ский жанр свободен, он устремлен к одной цели — к краткой обрисовке сути лирического сюжета и того, какой душевный сдвиг переживает в связи с этим сюжетом лирический герой.

Таким образом, I тип речи (от 1-го лица) выпол­няет многообразные функции и отличается богатей­шими стилистическими ресурсами.

Как используется I тип речи в художественной литературе?