Geum.ru

8 История изучения средних веков 8 Западного Поволжья

Вид материалаДокументы
Глава 4 Этнокультурное развитие Западного Поволжья 1. Внутренняя динамика развития
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17

Глава 4

Этнокультурное развитие Западного Поволжья




1. Внутренняя динамика развития



Расположение памятников, динамика развития разных отраслей, распространение отдельных категорий предметов и их эволюция позволяют проследить развитие региона в целом и по отдельным территориям, а также выделить локалитеты.

В середине I тыс. н.э. памятников было немного, и они были расположены равномерно по окраинам региона. Впоследствии наблюдается лишь увеличение их количества (рис. 18).

Верхнесурская группа, по мнению М.Р. Полесских, в IV-V веках н.э. испытывает западное – кошибеевское воздействие, что выразилось в появлении в могильниках типа Тезиковского, Селикса-Трофимовского кошибеевских вещей – гривен с напущенными бусами, гривен с перевитыми концами, пластинчатых блях с концентрическим орнаментом и т.п. (Полесских М.Р., 1977. С.41). В результате в бассейне Верхней Суры происходит смешение кошибеевских (праэрзянских) и верхнесурских (прамокшанских) племен, что, очевидно, привело к сближению древнемордовских племен. На Верхней Суре, вероятно, побеждают местные племена и на этой основе в V-начале VII вв. идет этническое формирование в этом районе прамордвы-мокши с характерной для нее меридиональной (северной или южной) ориентировкой погребенных и височными подвесками с ромбическим грузиком.

Цнинско-окская группа в IV-V веках н.э. может быть характеризована поздними погребениями Кошибеевского и ранними погребениями Борковского и Кузьмининского могильников, обычно имеющих восточную (северо-восточную) ориентацию и отсутствием характерных для сурских памятников подвесок с ромбическим грузиком. От V-VII веков н.э. на Цне из этой группы известны пока лишь Куликовский (Шокшинский) могильник, а на Средней Оке – Борковский, Кузьминский, Шатрищенский, Гавердовский, Дубровский и др. В этих памятниках бытует преимущественно восточная ориентация, но с большим отклонением к северу, а также начинают отмечаться следы трупосожжения. Набор инвентаря примерно такой же, как и верхне-сурских могильниках, но характерных для последних височных подвесок с ромбическими грузиками нет.

Территориальная разобщенность отмеченных групп, кажется, дает возможность говорить о сохранении у прамордовских племен еще устойчивой племенной организации и о начале формирования на этой основе как будто бы основных групп прамордвы: праэрзи (Ока-Цна) и прамокши (Верхняя Сура). Но в тоже время, именно к периоду существования этих групп, т.е. к IV-V векам н.э. относится первое письменное упоминание мордвы у Иордана, в рассказе о подчинении готам племен mordens, в которых исследователи склонны усматривать древнюю мордву.

Выделение этого имени с отмечаемой археологами близостью культуры обеих групп прамордовских памятников середины I тыс. н.э. заставляет считать, что в это время существовали различные группы родственных племен, уже объединившихся под одним общим именем "мордва". Может быть, это было результатом создания союза племен или древнемордовской соплеменности, что привело к известному сближению в VI-VII веках древнемордовских племен, выразившегося в распространении однотипных женских украшений, глиняной посуды и т.п.

В V-VI веках в Среднее Посурье вторгаются довольно большой массой ош-пандинские племена, представляющие собой наиболее западную часть огромной именьковской-турбаслинской этнокультурной общности. Возможно, в результате этого северная группа верхнесурской группы прамордовских племен с прамокшанскими чертами культуры отрывается от основной массы и уходит на север, к берегам Волги. Здесь, в низовьях Суры и западнее известно несколько могильников – Таутовский, Иваньковский, Волчихинский и Абрамовский, начало функционирования которых исследователями относится ко времени не ранее VI века. Показательно, что во всех этих могильниках трупоположения имеют меридиональную ориентацию, а среди погребального инвентаря нередки характерные для верхне-сурских могильников височные подвески или серьги с грузиком. Любопытны отдельные особенности погребального обряда – захоронения только черепов, вторичные погребения (см. материалы Иваньковского могильника), положение в мужские могилы женских украшений, размещение над могилами поминальных комплексов (см. материалы Волчихинского, Абрамовского, Иваньковского могильников), напоминающие особенности погребального ритуала средневолжских ананьинских племен. Складывается впечатление, что волжско-сурская группа памятников оставлена прамокшанской группой племен, оттесненных из более южных районов и частично смешавшихся с местным приволжским населением, хранившим какие-то ананьинские традиции. В VIII-IX веках они, очевидно, вошли в состав продвинувшихся в этот район древнеэрзянских племен.

В обряде погребений северной группы могильников все более широкое распространение получает обряд трупосожжения, практически не характерны для ранних могильников ни Окско-цнинской, ни Верхнесурской групп. Возникновение этого обряда, наряду с экономическими причинами (широкое распространение подсечно-огневого земледелия) можно увязывать и с активным воздействием Ош-пандинских племен.

Отдельные группы кочевников Тюркского каганата проникли в VI-VII века не только в Западное Приуралье, но и в южные районы Среднего Поволжья. Об этом свидетельствует ряд интересных памятников VI-VII веков, исследованных в Саратовско-Куйбышевском Поволжье и на юге Пензенской и Рязанской областей.

Так, в 30-х годах ХХ века П.С.Рыковым около г.Саратова и у с.Зиновьевка Лопатинского района Пензенской области было исследовано два впускных кургана погребения (женское и мужское) с костями, лежавшими вытянуто на северо-восток (Рыков П.С., 1936. С.111-112). Оба погребенные содержали остатки ремня с серебряными накладками, характерными для VII-VIII веков. В саратовском погребении в изголовье погребенной были обнаружены кости овцы.

Богатая могила всадника была раскопана в 1903-1904 годах у с.Арцыбашева Скопинского уезда Рязанской области (Монгайт А.Л., 1951. С.124-127). Погребенный вместе с останками коня помещался в подчетырехугольной яме глубиной около 2 м. Сопровождающий материал был достаточно богатым и разнообразным – железные меч-сабля, удила, 8 черешковых трехперых наконечников стрел, роговая рукоятка нагайки и большое число золотых, серебряных и бронзовых накладок и пряжек от ремня и нашивок на одежду. Многие из них, как отмечалось выше, имеют аналогии в уфимских могильниках VI-VII веков, что позволяет рассматривать данное погребение в общей серии с уфимскими и прикамскими памятниками периода Тюркского каганата.

По справедливому замечанию А.Л.Монгайта, Арцыбашевское погребение не случайное явление. «О том, что это не так, свидетельствует проникновение отдельных предметов типа арцыбашевских в Рязанские могильники. Это результат каких-то внешних отношений и, вероятно, территориальной близости, а не случайности. Не только в южных, пограничных со степью, районах, но и в могильниках Борковском и Кузьминском встречаются удила, пряжки, бляшки поясного набора, схожие с арцыбашевскими. Таковы в Борковском могильнике вещи из погребений №№ 14, 42, 28, 5 и другие» (Монгайт А.Л., 1951. С.129). К этому можно добавить, что аналогичное влияние испытало, очевидно, и население, оставившее древнемордовские могильники в бассейне Мокши и Цны. И здесь в погребениях VI-VII веков нередки серебряные поясные наборы арцыбашевского типа. Любопытно наличие в этих же могильниках достаточно большого числа византийских (Маврития – 586-602 гг.) и сасанидско-среднеазиатских (Хозроя I и Хозроя II) монет рубежа VI-VII веков (Смирнов А.П., 1952. С.118).

Вещи, характерные для памятников арцыбашевско-уфимского типов (ременные серебряные накладки, пряжки, трехперые черешковые наконечники стрел, удила и т.п.) и датированные тем же рубежом, VI-VII веков, выявлены также в памятниках ош-пандинского типа на Средней Суре и даже относительно далеко на север – в древнейшем марийском Младшем Ахмыловском могильнике на Волге близ устья р.Ветлуги. Последнее особенно показательно – воздействие пришлого населения на местные финские племена, очевидно, было настолько сильным, что оно докатилось до Волги и даже перешло за Волгу.

Хотя мы пока и не имеем большой серии памятников арцыбашевского типа в Западном Поволжье, но вышеприведенное наблюдение заставляет полагать, что движение нового населения проходило достаточно широкой полосой и достаточно большой массой. Об этом свидетельствуют еще два факта.

В разных местах лесостепной полосы Западного Поволжья обнаружены отдельные вещи, изредка и клады ювелирных изделий того же типа, что и вещи арцыбашевского и уфимских погребений. Здесь и находка золотой инкрустированной пряжки из Сердобского района и золотой колт VI-VII веков из Муранского могильника, аналогичный колтам не только Уфимских погребений, но тюркского могильника на Алтае – Кудыргэ. Несколько севернее – в районе с. Кайбелы неоднократно были находимы аналогичные золотые колты (в 1851, 1853 и, наконец, в 1861 гг.). Последняя находка представляет собой клад, а, может быть, остатки богатого погребального набора, состоящего из массивной золотой цепи, к которой были прикреплены золотые подвеска, в виде орлиного клюва, и колт. Эти находки позволяют утверждать, что пришельцы на рубеже VI-VII веков освоили не только верховье р.Суры и Дона, но и значительно продвинулись на север по р. Волге, дойдя до р.Черемшан.

Очевидно, с этим движением следует увязывать падающее на VII век изменение карты расселения древнемордовских и других местных племен лесостепной полосы между Волгой и Окой. Так, не позже VII века прекращают существование рязанские могильники типа Борковского и Кузьминского в бассейне Оки, увязываемые некоторыми исследователями с древней Мещерой. По мнению большинства археологов, «древнемордовские племена к VII веку н.э. уходят из бассейна р.Суры на запад». Место этих племен, очевидно, занимают пришельцы, вытеснившие на север местное население. Впрочем, очевидно не все мордовское население покинуло верховья Суры, часть его продолжала здесь и позже.

Выше, неоднократно, отмечалось сходство погребального обряда (грунтовые погребения с северной ориентацией, положение ног и головы коня, конской сбруи, заупокойной пищи в виде костей барана и т.п.) и погребального инвентаря (железные мечи-сабли, кольчатые удила, трехлопастные черешковые наконечники стрел, богатые поясные наборы, золотые и серебряные украшения – серьги, колты и т.п.) не только уфимских и поволжских, но и прикамских могильников неволинского типа с ранними тюркскими могильниками Алтая (Кудыргэ), Таласской долины, Тувы, Средней Азии и Нижнего Поволжья. Подчеркивалась также непосредственная связь появления могильников уфимского, неволинского и арцыбашевского типов с проникновением в Прикамье и Поволжье драгоценных изделий и монет сасанидского-среднеазиатского и византийского происхождения. Последние рассматривались как остатки той добычи, которая доставалась военным отрядам Тюркского каганата при их походах на Сасанидский Иран и Византию. Все это позволяет полагать, что пришедшие в Приуралье и Поволжье на рубеже VI-VII веков племена были в своей основе тюркоязычными.

Вполне возможно, что эти племена уже говорили на диалектах тюркского (кипчакско-огузского) языка. Показательно в связи с этим отсутствие или крайняя редкость в мордовско-мокшанском языке тюркских заимствований более древних, чем заимствования из языка, близкого к языку татар-мишарей. В то же время выше мы видели, что контакты древней мордвы с тюркоязычными племенами начинаются лишь в VI-VII веках, когда по замечанию Б.А.Серебренникова: «единый мордовский этнический массив был разрезан каким-то пришлым из южнорусских степей народом тюркского происхождения. Таким народом могли быть или мещеряки или буртасы. Возможно, что это был один и тот же народ, и современные мещеряки являются потомками буртас» (Серебренников Б.А., 1965. С.255-256). Такого мнения придерживаются и некоторые этнографы, полагающие, что этническая основа татар-мишарей начала формироваться в VI-VII веках не только в Западном Поволжье, но и в Приуралье (Мухамедова Р.Г., 1972).

В связи с этим особый интерес представляет известная близость языка пермских (бартымско-гайнских) татар к мишарскому языку. Не исключено, что пермские татары, и поныне проживающие в местах наибольшего сосредоточения памятников неволинского типа и «закамского серебра», являются потоками тех древнетюркских племен, которые проникли в эти районы еще на рубеже VI-VII веков.

Не позднее рубежа VII-VIII веков происходят еще большие изменения в расселении древнемордовских племен. В VII веке прекращает функционировать большинство финских могильников на Верхней Суре и на Средней Оке. Основной причиной этого явления следует считать внешнее воздействие. С юга и юга-востока в VII-VIII веках в Верхнем Посурье и правобережье р.Оки начинают проникать кочевнические племена, связанные с Тюркским каганатом и оставившие памятники типа Зиновьевского и Арцыбашевского погребений. В древнемордовских могильниках и других памятниках Верхнего Посурья, Средней Оки и Средней Суры отмечаются вещи, характерные для кочевнического мира – поясные наборы, удила, пряжки, серьги и т.п. В результате верхнесурские племена, очевидно, перемещаются в Мокшанско-цнинское междуречье, где к VIII-X векам относится серия раннемордовских могильников.

Вскоре после ухода основной массы мордовского населения в Верхнем Посурье появляется новое население, оставившее комплекс памятников у с.Армиево (курганно-грунтовой могильник, селища и городища), принадлежавший, по мнению А.Х.Халикова тюркоязычным буртасам (Халиков А.Х., Валиуллина С.И., 1984). В результате складывается смешанная культура, включающая в себя пришлые степные элементы и местные лесные. Они проникают и на оставшиеся здесь мордовские поселения.

Если верхнесурская мордва под давлением кочевников ушла на запад в район рек Цна и Мокша, то племена на р.Ока под давлением древнеславянских племен перемещаются к востоку и северо-востоку.

При этом происходит и известное сближение древнемордовских племен, о чем свидетельствует открытый на р.Мокше Старо-Кадомский могильник VII-VIII веков, несущий в своей культуре черты, характерные как для среднеокского, так и верхнесурского населения. В новых районах продолжается развитие этнических своеобразий раннемордовских племен с одной стороны и формируется общая основа – с другой стороны.

В Цнинско-мокшанском междуречье сосредотачиваются древнемокшанские племена. Могильники этого района VIII-X веков (Краснослободский, Красный Восток, "Заря", Елизавет-Михайловский, Крюково-Кужновский, Лядинский, II Журавкинский) содержат погребения, в которых преобладает в основном характерная для мордвы-мокши ориентация меридиональная (преимущественно южная). В культуре этих могильников, по предположению ряда исследователей, начинают вырабатываться специфично женские головные уборы типа сложно устроенного накосника – пулокеря, а также другие детали этнографического костюма. Но в этих же могильниках (см., например, Крюково-Кужновский и др.) отмечается особое обилие вещей, характерных для салтово-булгарского культурного круга и даже типы головных уборов, характерные для тюркского мира. Впрочем, здесь встречаются и славянские изделия вятичей и радимичей.

Они свидетельствуют об установлении между мокшанской группой мордовских племен и расположенных в непосредственной близи с ними булгаро-буртасскими племенами самых тесных контактов, результаты которых ныне фиксируются в виде обильных тюрко-татарских заимствований в мордовско-мокшанской этнографии и языке.

Среднеокское население, очевидно, перемещается на восток (левобережье р.Цны) и северо-восток (бассейн р.Теши). Здесь выделяется группа могильников VIII-X веков – Шокшинско-Куликовский на Цне и Ст. Кужендеевский, Погибловский, Перемчалкинский на Теше, которые характеризуются в основном присущей для эрзи северной ориентацией погребенных. В этих могильниках относительно мало вещей булгаро-салтовского круга, за редким исключением.

Эта группа населения довольно рано начинает испытывать славянское воздействие, а с X века практически оказывается в сфере влияния славянского колонизационного движения в бассейне р.Оки. Вполне возможно, что тогда и происходит наложение славянских племен на древнемордовский (проэрзянский) субстрат, приведший к фиксируемому языковедами своеобразию среднерусского диалекта, выражающегося в характерном "акании".

Но все же, несмотря на сохранение в VIII-X веках этнических своеобразий и мордовские племена выступают в это время как никогда единой массой. Об этом свидетельствует и их смежное расположение в Западном Поволжье между Цной и Нижней Сурой (рис.), и сходность погребального обряда, сочетавшего трупоположение и трупосожжение, и, наконец, однотипность материальной культуры – керамики, украшений и т.п., что особенно наглядно выразилось в распространении и в эрзянской группе характерной для всех мордовских племен височной подвески с ромбическим грузиком. Поэтому правы те исследователи, которые говорят о значительном сближении в это время мордовских племен между собой; сближении, которое, очевидно, привело к установлению древнемордовской общности, фиксируемой языковедами и этнографами. Этому сближению, или консолидации, способствовало кроме территориальной смежности и общий уровень развития экономики и общественных отношений древнемордовских племен, переживавших эпоху военной демократии, но еще с очень сильными родоплеменными устоями. Вполне вероятно, что в условиях растущей внешней опасности, вызванной движением с востока и юга тюрко-угорских, а с запада славянских племен, древнемордовские племена были вынуждены, объединяться в союзы племен со своей довольно устойчивой территорией.

Название этой территории под именем страны "Мордия" сохранил для нас автор начала X века Константин Багрянородный, а общее имя мордвы – древнерусская летопись: "А по Оце реце, где вотечеть в Волгу же, Мурома язык свой, и Черемиси свой язык. Мордва свой язык... " (ПВЛ, 1950. С.13). Одновременно, очевидно, существовали и этнонимы – названия основных племенных групп мордвы: эрзя и мокша. Расселенные в бассейне р. Мокши племена назывались, особенно со стороны ближайших к ним тюркоязычных буртас "мокшей". Этот этноним затем у тюркоязычных народов (татар, чуваш, башкир и др.) распространился вообще на всю мордву. Сами же гидроним и этноним "Мокша", по мнению языковедов, имеют индоиранское происхождение и должны быть связаны с санскритским понятием "мокша" (moksha), означающим "проливание, утекание, освобождение". Этноним "эрзя", по мнению Н.Ф.Мокшина, также имеет индоиранское происхождение и может быть связан с древнеиранским словом "arsan" (мужчина, самец, герой) (Мокшин Н.Ф., 1974. С.36, 1976. С.332-333). Очевидно, оба этнонима были даны ираноязычными соседями древней мордвы (сарматами) и это могло произойти не позднее первых веков н.э.

В XI – начале XIII века мордовские племена, как справедливо считает большинство авторов, уже вступили в период становления феодальных отношений. Этому способствовало как развитие местных производительных сил, так и внешние обстоятельства. Не позднее XI-XII веков мордовские племена оказываются в сфере экономического, культурного и политического воздействия двух крупнейших государств Восточной Европы того времени: Владимиро-Суздальской Руси на западе и Волжской Булгарии на востоке и юго-востоке.

Но эти районы по археологическим данным были заняты определенными мордовскими племенами. В бассейне рек Теша и Пьяна, выделяется группа памятников XII-XIV веков (Сарлейский, Коринский, Гагинский, I-II Борнуковские и Мл. Кужендеевский могильники), которые большинством археологов рассматриваются как могильники мордвы-эрзи. Здесь же, и поныне локализуется часть области расселения эрзи. В памятниках этого времени усиливаются этнографические своеобразия – устойчивой становится северная ориентация погребенных, распространяются кольцевидные застежки, а главное, отсутствуют вещи и не проявляются особенности, присущие для памятников мордвы-мокши. К XIII веку относится первое достоверное упоминание этнонима "эрзя" – Рашид-ад-Дин писал, что между 1236 и 1237 годами монголы "занялись войною с мокшей, буртасами и арджанами и в короткое время завладели ими" (Рашид ад-Дин, 1960. С.38).

В бассейне же р.Мокши располагаются Ефаевский, Паньжинский, Краснослободский, "Заря" и другие могильники XII-XIV веков, которые сохраняют свои этнографические древнемокшанские особенности – южная ориентация погребенных, преобладание скорченного положения на боку женщин, сохранение височных подвесок с ромбическими грузиками (Ефаевский могильник) и замена их в XIII-XIV веках подвесками в виде знака вопроса, широкое распространение сюльгам с пластинчатыми трапециевидными щитками, а также толстых накосников типа "пулокерь".

Территория расположения этих памятников, обычно рассматриваемых как древнемокшанские, совпадает с современным расселением мордвы-мокши. К XIII веку относится и первое упоминание имени мокши. В середине XIII века Гильом Рубрук, посетивший завоеванные монголами земли, писал о народе "Моксель, не имеющие никакого закона, частые язычники". Как мы видели выше, Рашид-ад-Дин помещает их рядом с буртасами и арджанами.

Уже в домонгольское время мордва оказалась в сфере политического, экономического и культурного воздействия разных государств. Земли, которые лежали в непосредственной близи к Владимиро-Суздальской Руси, довольно рано вошли в сферу воздействия этого государства, а племена жившие здесь заняли по отношению к ней вассальное положение. Мордва, территориально расселенная чересполосно с обулгаризированными буртасами, вместе с последними не позднее XI-XIII веков стала вассалом Волжской Булгарии.

О вхождении Сурско-Мокшанских земель в состав Волжской Булгарии свидетельствует большая группа памятников с коричнево-красной гончарной посудой, распространившаяся в X-XI веках в Верхнем Посурье, а с XII века и в Верхнем Примокшанье. По мере продвижения булгарского государства на запад изменялась картина расселения мордвы. В частности в XI веке прекратили существование мордовские памятники на р.Цна.

В конце XII века влияние Волжской Булгарии распространяется по всему бассейну р.Мокши и захватывает территорию р.Теши, где распространяется материальная культура аналогичная памятникам Верхнего Посурья. В то же время территория р.Ока и прилегающие районы р.Волги целиком оказываются в составе Древней Руси.

Разрушительный удар, нанесенный монголами после завоевания Волжской Булгарии и земель обулгаризированных буртас, пришелся и по мордве, и, в первую очередь, по мордве-мокше. Рубрук пишет, что многие люди из племени моксель были убиты, а все оставшиеся надеются на то, что "они еще освободятся от татар". Очевидно, в результате монгольского нашествия некоторые группы мокши бежали в булгарские земли. Так могли появиться группы мордвы у Самарской Луки и в Казанском Поволжье, оставившие могильники типа Муранского, Карташихинского и др. Может быть, от этого времени и осталась на Волге, напротив устья р. Камы, небольшая группа мордвы-каратаев.

К середине XV в. почти вся территория, занятая мордвой-эрзей, вошла в состав Русского государства. Мордва-мокша, занимавшая более южные районы, продолжала контакты с тюркоязычным населением Западного Поволжья – формирующимися татарами-мишарями. С XVI в. практически все земли, заселенные мордвой оказались в составе Русского государства, что обусловило усиление процесса сближения мордвы-мокши и мордвы-эрзи и создание единой народности.