Проблема сознания в психологии

Вид материалаКурсовая
I.2. Онтогенетические аспекты сознания.
I.3. З.Фрейд «теория бессознательного»
Подобный материал:
1   2   3   4

I.2. Онтогенетические аспекты сознания.

Можно утверждать, что новорожденный ребенок сознанием не обладает, так как у него еще нет знаний. Их он приобретает постепенно, в процессе воспитания, в том числе по мере становления речи, т.е. по мере приобщения к общечеловеческим знаниям. Первыми признаками появляющегося сознания, по мнению Дж. Экклса, является способность ребенка узнавать себя в зеркале – то есть способность выделять себя из окружающей среды (животные, за исключением отдельных видов высших обезьян, таким свойством не обладают). Дальнейший этап формирования сознания заключается в приобретении ребенком способности употреблять местоимение «Я». Уровень приобщения индивидуума к человеческому знанию определяет и уровень его сознания. Так как речь возникает в результате общения ребенка со взрослыми, то можно утверждать, что в онтогенезе сознание базируется на коммуникации между людьми, развивается по мере приобретения индивидуального опыта и в результате овладения речью. У сознания, таким образом, имеется социальный аспект, который заключается в том, что сознание выступает в качестве способности к такой переработке знания, которая обеспечивает направленную передачу информации от одного лица к другому в виде абстрактных символов речи (языка) как главного средства межличностной коммуникации.

Сознание как психический феномен, по сути, есть то, что принципиально отделило человека от животного мира и наделило его неограниченными возможностями к адаптации. Сознание, таким образам, является основой духовного мира индивида и человеческого общества в целом.

Мы остановимся на трех основных концепциях психологического развития в онтогенезе, которые до сир пор остаются широко распространенными в психологической науке. Первая из них – это теория психологического развития как биологического созревания; вторая – теория психологического развития как обучение и третья – теория, которая принята сейчас в советской психологической науке – теория психологического развития как качественное изменение психологических процессов, формируемых в деятельности ребенка, в его активном общении с окружающей седой. Так как борьба этих трех теории с победой последней теории составляет существенное ядро всей теории психологии, я постараюсь остановиться подробнее на их принципиальных основах.

Обратимся к первой теории – теории развития психологического процесса как постепенного биологического созревания. Характерным для этой теории является одно исходное положение: признавая развитие как трансформацию, систему качественных изменений психологических процессов, сторонники этой теории подходят к развитию как к спонтанно текущему процессу, как к процессу спонтанного биологического созревания, лишь в очень малой степени зависящему от влияния среды.

Было, конечно, высказано предположение, что в психологических процессах развития индивида повторяет развитие рода. сторонниками этого учения неоднократно высказывалась мысль о том, что младенец – это существо, которое обладает лишь инстинктивными, то есть непосредственно заложенными программами поведения. Ребенок дошкольного возраста начинает обладать индивидуально – изменчивым поведением, а к школьному возрасту возникает интеллектуальное поведение.

Эта концепция имеет ряд положительных сторон. В свое время эти теории были первыми попытками научно осмыслить факты развития, уложить их в известную биологическую последовательность, утвердить тот факт, что развитие подчиняется известным закономерностям.

Таким образом, идея развития как биологического созревания сама по себе является очень важной, очень существенной идеей, и в этом ее положительная сторона. Однако, в этой теории очень легко видеть существенные отрицательные стороны.

Даже внутри самой этой биологической концепции данный подход проявляет полное игнорирование фактора взаимодействия организма и среды. Эта концепция пытается отделить самый организм, который испытывает влияние со стороны среды и может под влиянием среды изменяться от зародышевой плазмы, рассматривая эту плазму как нечто неизменное, не повергающееся влияниям среды.

Отрицательные стороны этой теории выступают особенно отчетливо в попытках приложить эту идею к развитию психологических процессов. Эти попытки, исходящие из предположения, что решающее значение имеют предетерминированные наследственно – программированные факторы, неизбежно связаны с игнорированием всякого реального взаимоотношения организма и среды и поэтому явно несостоятельны Если эти концепции развития как созревания пригодны для объяснения развития эмбриона, который растет в однородной среде и которого факторы наследственно – программных этапов являются ведущими, то эта концепция оказывается совершенно непригодна для анализа прижизненного развития, при котором, как я покажу ниже, все основные формы отношения организма к среде на каждом этапе меняются. Среда грудного ребенка другая, чем среда преддошкольника, среда дошкольника иная, чем школьника. Эти новые формы взаимоотношения организма и среды, как мы увидим дальше, оказывают решающее воздействие на формирование психических процессов.

Вторая теория развития резко отличается от первой. Можно сказать, что она представляет собой полный негатив первой теория. Если первая теория понимала развитие как созревание, игнорируя влияние среды, то вторая теория понимает развитие как обучение и сводит все развитие к прямому влиянию воздействий, исходящих из среды, игнорируя законы качественного развития психологических процессов ребенка. Если первая теория отрывала психологическое развитие от обучения, то вторая теория сводила психологическое развитие к обучению. Эта теория особенно отчетливо выступала у американских бихевиористов (так называемых представителей «психологии поведения») и в их работах приняла особенно законченные, отчетливые формы со всеми сильными и слабыми чертами этих идей.

Согласно этой теории, сформулированной лучше всего в начале этого века психологом Торндайком, а затем и основателем американского бихевиоризма Уотсоном, понимание психологического развития ребенка может быть представлено в следующем виде.

Ребенок рождается с очень небольшим набором инстинктивных реакций. таких инстинктивных реакций у человеческого младенца гораздо меньше, чем у только что родившего цыпленка. Эти инстинктивные реакции сводятся к сосанию, глотанию, дыханию, к оборонительной реакции при падении и к несколько другим подобным врожденным рефлексам.

На базе этих врожденных реакций прижизненно вырабатывается масса новых условных реакций или навыков. Эти навыки формируются путем совпадения нейтральных раздражителей, воздействующих на организм, с известными биологически важными агентами и соответствующими безусловными реакциями. Появление новых реакций подчиняется тем законам формирования новых связей, которые хорошо известны из физиологии высшей нервной деятельности. Все дальнейшее развитие ребенка, таким образом, представляется как обогащение опыта ребенка новыми ассоциациями, новыми навыками, новыми знаниями.

Согласно этой теории, ребенок дошкольного возраста отличается от ребенка преддошкольного возраста так же, как ребенок школьного возраста отличается от ребенка дошкольного возраста только тем, что у него больше знаний, больше ассоциаций, больше навыков. Принципиальных качественных отличий этих возрастов представители этой теории не видят и все основное отличие сводится лишь к качественному различию ассоциаций или навыков, созданных под влиянием воздействия среды.

Вот в самом кратком виде характеристика второй теории, которое рассматривает психологическое развитие как результат обучения.

Согласно этой теории, следовательно, не созревание, а обучение является ведущей силой, но влияние этого обучения расценивается как количественное расширение связей, которыми располагает ребенок.

Положительной стороной этой теории как признание решающей роли воздействие среды в психологическом развитии, так и тот факт, что она впервые попыталась подойти к развитию не как к спонтанно протекающему процессу, а как к процессу, складывающему под влиянием воздействия среды. Она впервые попыталась изучить условно – рефлекторный механизм психологического развития, и именно этой теории мы обязаны тщательным прослеживанием путей формирования навыков и отказов от агностических представлений сторонников теории созревания, которые описывали спонтанные процессы развития, но отказывались понимать их механизмы.

Однако, эта теория имеет существенные отрицательные стороны. Отрицательной стороной этой теории является то, что она упускает тот важнейший факт, что развитие психологических процессов всегда связано с появлением качественных новообразований. Оно монотонно и однородно представляет процесс развития как процесс приобретения новых ассоциаций, расширение знаний и совершенно игнорирует тот факт, что в процессе психологического развития появляются новые, не имеющие места ранее функциональные системы, образующие качественное отличие одного возраста от другого.

Эта теория обедняет научный подход к развитию, игнорируя реальные богатства психологического развития ребенка. Вот почему, признавая заслуги этой теории, заключающиеся в том, что она отнеслась с полным вниманием к факторам воздействия внешней среды, мы не можем принять ее упрощенный характер отвлечения от тех качественных новообразований, которые характеризуют психологическое развитие, и признание всего развития однородным, равномерным процессом, подчиняющим одним и тем же законам.

Советская современная психология, исходящая из идей марксизма, считает организм активно действующим и исходит из того положения, что организм всегда находится в известных активных отношениях со средой. Эти отношения организма к среде или формы жизнедеятельности организма могут быть на разных этапах совершенно различными. Мы должны прежде всего, изучать эти формы реальной жизнедеятельности организма, то есть реальных отношений организма к среде, чтобы вывести из них особенности, характеризующие процессы на тех ил и иных этапах.

Первый был основателем научной психологии – Сеченов, который почти сто лет тому назад сформировал основное положение, согласно которому психология должна рассматриваться как наука о формировании психологических деятельностей. В соответствии с этими положениями Сеченов обратил внимание на то, какая реальная форма жизнедеятельности характеризует организм на том или другом этапе эволюции, и выводит основные особенности психической жизни из этих форм жизнедеятельности.

Огромный вклад в создание научных представлений о психическом развитии внес знаменитый советский психолог Л. С. Выготский. Его трудам мы обязаны основным представлением, согласно которому основные формы общественного существования человека вызывают новые, не сравнимые с животными формы психической жизни.

Развивая положение Маркса о том, что способы существования являются исходными, определяющими, а формы сознания – результатом этих форм существования. Выготский выдвинул положение о том, что общение ребенка со взрослыми является основной движущей силой психического развития и что все психическое развитие может быть понято как формирование известных функциональных новообразований, отличающих одну стадию развития в онтогенезе от другой, формируемых в общении ребенка с окружающим миром. [25]


I.3. З.Фрейд «теория бессознательного»

Не сознавая своих действий, люди могут выполнять многие психические функции, даже сложные. Мы способны воспринимать, рассуждать, вспоминать, не отдавая себе отчета в том что мы делаем, то есть без контроля над этими сложными действиями сознательного – бессознательно.

Самая распространенная теория «бессознательного» - теория З.Фрейда. «Все душевные процессы по существу бессознательны… и сознательные процессы являются только как отдельные проявления нашей душевной деятельности». [52, с.22]

З. Фрейд первым объявил о свершившейся в психологии революции. Его «Толкование сновидений» - первая большая работа. С нее в психологии начался 20 век. В своей работе он писал, что снотолкование ведет прямо к познанию бессознательного, самое верное основание психоанализа. [52] Фрейд придумывает для своей психологии самостоятельное название (психоанализ), а сознание объясняет психическими процессами, то есть бессознательным.

Так в науке бывает: когда прямые пути не ведут к успеху, то приходится искать нестандартные решения. И на этом пути Фрейд совершил настоящий интеллектуальный подвиг.

Много веков назад Ф.Бекон сформулировал психологический закон – «Идол рода»:ум всегда воспринимает положительное и действительное скорее, чем отрицательное и не действительное, даже если это отрицательное и не действительное не менее существенно, так как вызванные им ошибки находятся среди родовых заблуждений человеческого ума. [2, с.307-308 ] Современные психологи уже экспериментально обнаруживают, что человеческому роду действительно свойственно игнорировать информационную ценность не случившегося. [42, c.98] Психологи любят напоминать: Шерлок Холмс не зря объяснял доктору Ватсону, что лающая собака не доказывает ничего, а молчащая говорит, что вор был хорошо знаком.

Разумеется, существование неосознаваемых психических феноменов было уже хорошо известно из экспериментов до Фрейда. Так или иначе к описанию психических процессов, не данных сознанию, подходили исследователи всех направлений: В.Вундт, Г.Эббингауз, Г.Гельмгольц, У.Джеймс. Но до Фрейда несознаваемое, если оно и признавалось, понималось как нечто качественное идентичное сознанию, только расположенное где-то за порогом сознания. Фрейд вводит бессознательное кА мощную самостоятельную структуру, которая ни на что сознательное не похожа и, тем не менее, управляет сознанием.

До Фрейда были исследования, подводящие к тому взгляду на бессознательное и сыгравшие огромную роль в становлении психоанализа. Часто в этой связи упоминают эксперименты И.Бергейма в НАНСИ (Франция). Бернгейм ввел в практику опыты с так называемым пост гипнотическим внушением: испытуемому, погруженному в гипнотическое состояние, внушалось, что он должен сделать определенное, хотя и странное действие (например, публично принять нелепую позу), но сделать его строго через фиксированное время после выхода из состояния, гипнотического транса, а о самой инструкции забыть. После такого внушения испытуемого будили, он в течение отдельного времени вел себя вполне адекватно ситуации, незадолго перед наступлением указанного срока проявлял некоторое беспокойство, но затем все-таки в нужный момент принимал позу, заданную экспериментатором. [1, с.170-171]

Фрейд перевел на немецкий язык две книги Бернгейма и сам наблюдал подобные эксперименты во время своего посещения клиники НАНСИ в 1889г.. Он давно пытался лечить истерию с помощью внушения и уже хорошо знал, что истерики очень часто и тоже в полнее искренне обманывают сами себя. Вывод, который сделал Фрейд, был достаточно логичен: человек всегда объясняет свое поведение, но не всегда то, что его сознанию кажется искренним объяснением своего поступка, в действительности соответствует его реальной причине. [50]

В психике, кроме сознания, существует еще какой-то контрольно пропускной пункт, принимающий решения, какую информацию допускать в сознание, а какую нет. Фрейд называет этот пункт – цензурой.

Вот пример анализа работы цензуры по самонаблюдениям самого Фрейда: «Я просматриваю 1 января свою врачебную книгу, чтобы выписать гонорарные счета, встречаюсь при этом в рубрике «Июнь» с именем М-ль и не могу вспомнить соответствующего лица. Мое удивление возрастает, когда я, перелистывая дальше, замечаю, что я лечил этого больного в санатории и что в течение ряда недель я посещал его ежедневно. Больного, с которым так долго взаимодействуешь, врач не забывает через каких-нибудь полгода. Я спрашиваю себя: кто бы это мог быть – мужчина, паралитик, неинтересный случай? Наконец, при отметке о полученном гонораре, мне приходит мысль обо всем том, что стремилось исчезнуть из памяти. М-ль была 14-летней девочкой, самый примечательный случай в моей практике за последние годы; он служил мне уроком, который я вряд ли забуду, и исход его заставил меня пережить не один мучительный час. Девочка заболела несомненной истерией, но под влиянием моего лечения произошло быстрое и несомненное улучшение. После этого улучшения родители взяли от меня девочку, хотя она еще жаловалась на боли в животе, которым принадлежала главная роль в общей картине истерических симптомов. Два месяца спустя она умерла от саркомы брюшных желез. Истерия к которой девочка была предрасположена, воспользовалась образованием опухали как провоцирующей причиной, и я, будучи ослеплен шумными, но безобидными явлениями истерии, быть может, не заметил первых признаков подкрадывающейся болезни». [50, с.254] Итак, почему Фрейд не мог сразу вспомнить столь значимый для него случай? Потому что сама мысль об этом случае для него, как для врача, мучительна, и цензура старательно помогает ему, чтобы нежелательное воспоминание не попало в его сознание.

Но так ли уж необходимо осмысливать эти данные с точки зрения фрейдистской теории? Информация надежно «складируется» в памяти только в том случае, если ее повторить определенным образом; вполне вероятно, что человек предпочтет просто не размышлять над доставляющими ему дискомфорт переживаниями, сведя к минимуму вероятность того. Что они когда-нибудь всплывут в памяти. Кроме того воспроизведение информации, содержащейся в памяти, - это процесс, требующий как определенных усилий, так и соблюдение некой стратегии; что же касается неприятных воспоминаний, то некоторые зачастую предпочитают не только не тратить силы, но и игнорируют какой бы то ни было стратегический план. Таким образом, мы можем объяснить искажения, связанные с изобразительностью памяти, не упоминая о строгом цензоре, которого рисовал в своем воображении Фрейд.

Кроме того, в целом ряде исследований ученые пытались получить ответ на вопрос о том, что помнят люди о травмирующих событиях, реально произошедших в их жизни, но в полученных результатах не было и намека на механизм вытеснения. Правда некоторые из участников исследований сохранили лишь обрывочные воспоминания о произошедших с ними несчастьях, но мы знаем множество примеров, когда люди хорошо помнят, причем в мелких подробностях, те беды, которые им довелось пережить, в том числе изнасилование, похищение детей, заключение в концентрационный лагерь и так далее. [16, с. 828-829] Тот факт, что эти воспоминания не вытесняются из сознания, служит весомым аргументом против концепции Фрейда.

Изучая работу цензуры, Фрейд обращается к сновидениям. Когда человек спит, спит и его цензура. В сознании, тем не менее, остаются какие-то впечатления от увиденных снов, которые часто после пробуждения кажутся запутанными и абсурдными. Раз человек видит сны, то это не случайно. Что-то они должны означать, сновидение должно иметь какой-нибудь смысл. И если человек плохо их помнит, то это тоже не случайно. Фрейд увидел в этом головоломку, которую хотел решить, а заодно надеялся с помощью анализа сновидений подобрать ключ к пониманию процессов, протекающих в сознании.

Фрейд полагал, что сон дает человеку отдохновение, восстанавливая самые лучшие для него условия жизни. Он так пишет о сне: «Наше отношение к миру, в который мы так неохотно пришли, кажется, несет с собой то, что мы не можем его выносить непрерывно. Поэтому мы время от времени возвращаемся в состояние, в котором находились до появления на свет, то есть во внутриутробное существование. Мы создаем, по крайней мере, совершенно аналогичные условия, которые были тогда: тепло, темно и ничто не раздражает. Некоторые еще сворачиваются в клубочек и принимают во сне такое же положение тела, как в утробе матери. О состоянии после сна мы даже говорим: я как будто вновь родился». [53, с.53-54] При таком подходе к роли сна вроде бы сновидения только мешают – это же лишние раздражители.

Нам мешают спать, говорит Фрейд, не только внешние обстоятельства, но и внутренние. Если, допустить, человеку очень хочется пить, то одно это желание может его разбудить. Сновидение имитирует исполнение желания и, тем самым, продлевает человеку сон. Вот, например, двухлетний мальчик подарил своему дяде корзину свежих вишен, отведав лишь несколько штук, - наутро он просыпается с радостным сообщением, что он съел все вишни во сне. Однообразное и скудное питание во время зимовки во льдах побуждает полярников видеть сны с пиршественно накрытыми столами. Молодой замужней женщине снится, что у нее наступили месячные, - по мнению Фрейда, очевидно, что в этом сновидении реализуется ее желание не забеременеть.

Конечно, мы очень упрощенно рассмотрели подход Фрейда к сновидениям. Однако пока на этом остановимся и перейдем к теоретической конструкции, созданной Фрейдом. Он выделяет три подсистемы (инстанции) личности: инстанция Я – это то, что дано нам в сознании; инстанция ОНО – некое безличное вместилище наших желаний; инстанция СВЕРХ-Я – контролирующее, чтобы из ОНО в Я не попало ничего такого, что могло бы нарушить деятельность Я. Содержание Я дано нам непосредственно, содержание ОНО проявляется в сновидениях и в других отклонениях от нормального состояния сознания, СВЕРХ-Я задает установки для работы цензуры, следы от которой мы как раз и можем изучать в ошибках, забывании и так далее. Схема обладает определенной завершенностью и логической стройностью.

Но в то же время ее нельзя экспериментально доказать. Методы эмпирического исследования (анализ ошибок, сновидений и пр.) опираются на теоретические понятия, которые выведены только с помощью этих же методов и ни в каком независимом эксперименте непроверяемы.[35, с.247] Потому и получаемые эмпирические результаты зависят от доказываемой теории. Действительно, в исследованиях Фрейда опыт всегда интерпретировался в созданных им теоретических понятиях и потому не мог – даже при желании, коего на самом деле никогда не бывает у создателя теории, - эти понятия опровергнуть. Только в место одной проблемы – проблемы обоснования сознания – теперь их стало по меньше мере три, поскольку уже не только сознание, то есть Я, но и ОНО, и СВЕРХ-Я требуют объяснения.

Вернемся к анализу сновидений и посмотрим, куда непроверяемость постепенно занесла Фрейда. Четырехлетняя девочка, в связи с серьезным заболеванием впервые привезенная из деревни в город, ночует у своей тетки в большой – для нее чересчур большой – кровати. На следующее утро она рассказала виденный ею сон, будто кровать была ей слишком мала, так что ей не хватало места. Фрейд утверждает, что это сновидение легко объяснить с точки зрения исполнения желаний, если вспомнить, что дети выражают желание «быть большими». Величина кровати слишком подчеркивала маленькой гостье ее собственную величин; поэтому она во сне исправила неприятное ей соотношение и сделалась такой большой, что кровать оказалась для нее слишком маленькой. Пока все выглядит убедительно. Вполне можно поверить, что в сновидениях иногда встречается имитация исполнения желания, причем в зашифрованном, замаскированном виде, чтобы неприятное впечатление, связанное с желанием, не помешало сну. [51]

Но вот новый опыт. Пациентке Фрейда приснилось, что ее единственная 15-летняя дочь умерла и лежит перед нею в большой коробке. Фрейд объясняет ей этот сон, и она соглашается с тем, что сновидение соответствует ее желанию, правда, с оговоркой: не сегодняшнему, а 15-летней давности. Она в свое время не очень обрадовалась беременности и не раз ловила себя на желании, чтобы ребенок родился мертвым; однажды, после ссоры с мужем, она в припадке бешенства даже стала колотить себя по животу, чтобы убить ребенка. Сновидение, добавляет Фрейд, - это замаскированное исполнение вытесненных ранее из сознания желаний. [51]

Люди попавшие в тяжелую катастрофу (столкновение поездов и т.п.), испытывают после нее тяжелое психическое состояние, которое Фрейд называет, вслед за другими авторами, травматическим неврозом. Такие больные, однако, в своих сновидениях постоянно возвращаются в ситуацию катастрофы и даже просыпаются с новым испугом. Что же – и это тоже имитация осуществления вытесненного желания? Конечно! Только очень специфического желания – стремление к смерти. Человек не знает о таком своем желании? Неудивительно, это вытесненное желание, которое человек не осознает, то есть желание нашего бессознательного. Можно объяснить, откуда возникает такое странное желание. Наши влечения, желания – это лишь стремление к восстановлению какого-либо прежнего состояния. Поэтому для живого естественно стремление возвратиться к неживому. Но в конце концов все живое умирает, и можно сказать, что целью всякой жизни является смерть. [50, с.414.] Позвольте, спросите вы: как же тогда быть с инстинктом самосохранения? Такой инстинкт, отвечает Фрейд, обеспечивает каждому организму собственный путь к смерти, чтобы «избежать всех других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме внутренне присущих ему».

Впрочем, не все в живом организме стремится к смерти, к разрушению, к разъединению. Зародышевые клетки, наоборот, устремление к жизни, к соединению. Они, по мнению Фрейда, противодействуют умиранию живой субстанции и достигают того, что нам может показаться потенциальным бессмертием, в то время как это, вероятно, обозначает лишь удлинение пути к смерти. Аналогично и в психике человека, наряду с влечением к смерти, наблюдается влечение к жизни, к слиянию, к развитию – сексуальные влечения. И эти влечения в полнее могут быть также не известны нашему сознанию, как и влечение к смерти. Сновидения щедро сообщают нам о таких стремлениях человека, но, разумеется, чаще в замаскированном виде, потому что сами эти желания, как социально неприемлемые, вытесняются субъектом.

Для правильного толкования Фрейд предлагает расшифровку типичных сексуальных символов сновидений. Все продолговатые предметы в сновидениях (палка, зонт, пилка для ногтей, трость, нож и даже женская сумочка) подразумевают мужской половой орган; коробки, ящики, шкафы и другие полые предметы соответствуют половой сфере женщины. Лестница и подъем по ней – символ coitus’a. [51] Вот сновидение пациента, имеющее, по Фрейду, ярко выраженное наличие сексуального влечения: «между двумя дворцами стоит маленький домик; ворота его на запоре. Жена ведет меня по улице, подводит к домику, и толкает дверь, и я быстро вхожу во двор, несколько поднимающейся в гору». В этом сновидении узкий двор, поднимающийся в гору, - для аналитика означает влагалище, и дальше в том же духе.

Фрейд постоянно подчеркивает, что строит свою концепцию по образцу естественных наук, а потому открыт к восприятию нового опыта. Правда, в конце жизни внезапно признался (кто знает, насколько серьезно): «Все считают, что я отстаиваю научный характер своей работы и что сфера моей деятельности ограничивается лечением психических заболеваний. Это ужасное заблуждение превалировало в течение ряда лет, и мне так и не удалось внести ясность в этот вопрос. Я ученый по необходимости, а не по призванию. В действительности я прирожденный художник… Мне удалось обходным путем прийти к своей цели и осуществить мечту – остаться писателем, сохраняя видимость, что я являюсь врачом». [43, с.5]

«Фрейд, - говорил И.П.Павлов, - может только с большим или меньшим блеском и интуицией гадать о внутренних состояниях человека. Он может, пожалуй, сам стать основателем новой религии». [20, с.195]

Фрейда подвергали серьезной критике не только за его убеждения, но и за те методы, при помощи которых он пытался их отстаивать. Сегодня большинство ученых сходится во мнении, что кушетку психоаналитика нельзя рассматривать как источник объективных фактов и, что многие теоретические выкладки Фрейда весьма расплывчаты и метафоричны, поэтому опрос об их корректности до сих пор остается открытым. Фрейд проявлял непростительную для ученого тенденциозность, что неминуемо вело к искажению получаемой информации, он искал данные, которые подтверждали ли бы его теорию, и отбрасывал все, что шло с ней вразрез. И тем не менее многие психологи и сегодня придерживаются мнения о том, что, несмотря на эти серьезные изъяны, Зигмунд Фрейд все равно остается одной из наиболее значительных фигур в психологии. Вклад Фрейда в психологию имеет особую ценность – ведь он первым ясно увидел, что мы не знаем самих себя, что мы не хозяева собственных душ. Дав нам понять, как мы невежественны, он поставил задачу для грядущих поколений исследователей, которую они, возможно, когда-нибудь решат, и тогда мы сможем подписаться под кажущимся простым рецептом благополучной жизни «от Сократа», которая гласит: «Познай себя». [16]