Данте Алигьери. Божественная комедия

Вид материалаДокументы
Песнь двадцать седьмая
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   143

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ




1 Уже горел прямым и ровным светом

Умолкший пламень, уходя во тьму,

Отпущенный приветливым поэтом, -


4 Когда другой, возникший вслед ему,

Невнятным гулом, рвущимся из жала,

Привлек наш взор к верховью своему.


7 Как сицилийский бык, взревев сначала

От возгласов того, - и поделом, -

Чье мастерство его образовало,


10 Ревел от голоса казнимых в нем

И, хоть он был всего лишь медь литая,

Страдающим казался существом,


13 Так, в пламени пути не обретая,

В его наречье, в нераздельный рык,

Слова преображались, вылетая.


16 Когда же звук их наконец проник

Сквозь острие, придав ему дрожанье,

Которое им сообщал язык,


19 К нам донеслось: "К тебе мое воззванье,

О ты, что, по-ломбардски говоря,

Сказал: "Иди, я утолил желанье!"


22 Мольбу, быть может, позднюю творя,

Молю, помедли здесь, где мы страдаем:

Смотри, я медлю пред тобой, горя!


25 Когда, простясь с латинским милым краем,

Ты только что достиг слепого дна,

Где я за грех содеянный терзаем,


28 Скажи: в Романье - мир или война?

От стен Урбино и до горной сени,

Вскормившей Тибр, лежит моя страна".


31 Я вслушивался, полон размышлений,

Когда вожатый, тронув локоть мне,

Промолвил так: "Ответь латинской тени".


34 Уже ответ мой был готов вполне,

И я сказал, мгновенно речь построя:

"О дух, сокрытый в этой глубине,


37 Твоя Романья даже в дни покоя

Без войн в сердцах тиранов не жила;

Но явного сейчас не видно боя.


40 Равенна - все такая, как была:

Орел Поленты в ней обосновался,

До самой Червьи распластав крыла.


43 Оплот, который долго защищался

И где французов алый холм полег,

В зеленых лапах ныне оказался.


46 Барбос Верруккьо и его щенок,

С Монтаньей обошедшиеся скверно,

Сверлят зубами тот же все кусок.


49 В твердынях над Ламоне и Сантерпо

Владычит львенок белого герба,

Друзей меняя дважды в год примерно;


52 А та, где льется Савьо, той судьба

Между горой и долом находиться,

Живя меж волей и ярмом раба.


55 Но кто же ты, прошу тебя открыться;

Ведь я тебе охотно отвечал, -

Пусть в мире память о тебе продлится!"


58 Сперва огонь немного помычал

По-своему, потом, качнув не сразу

Колючую вершину, прозвучал":


61 "Когда б я знал, что моему рассказу

Внимает тот, кто вновь увидит свет,

То мой огонь не дрогнул бы ни разу.


64 Но так как в мир от нас возврата нет

И я такого не слыхал примера,

Я, не страшась позора, дам" ответ.


67 Я меч сменил на пояс кордильера

И верил, что приемлю благодать;

И так моя исполнилась бы вера,


70 Когда бы в грех не ввел меня опять

Верховный пастырь (злой ему судьбины!);

Как это было, - я хочу сказать.


73 Пока я нес, в минувшие годины,

Дар материнский мяса и костей,

Обычай мой был лисий, а не львиный.


76 Я знал все виды потайных путей

И ведал ухищренья всякой масти;

Край света слышал звук моих затей.


79 Когда я понял, что достиг той части

Моей стези, где мудрый человек,

Убрав свой парус, сматывает снасти,


82 Все, что меня пленяло, я отсек;

И, сокрушенно исповедь содеяв, -

О горе мне! - я спасся бы навек.


85 Первоначальник новых фарисеев,

Воюя в тех местах, где Латеран,

Не против сарацин иль иудеев,


88 Затем что в битву шел на христиан,

Не виноватых в том, что Акра взята,

Не торговавших в землях басурман,


91 Свой величавый сан и все, что свято,

Презрел в себе, во мне - смиренный чин

И вервь, тела сушившую когда-то,


94 И, словно прокаженный Константин,

Сильвестра из Сираттских недр призвавший,

Призвал меня, решив, что я один


97 Уйму надменный жар, его снедавший;

Я слушал и не знал, что возразить:

Как во хмелю казался вопрошавший.


100 "Не бойся, - продолжал он говорить, -

Ты согрешенью будешь непричастен,

Подав совет, как Пенестрино срыть.


103 Рай запирать и отпирать я властен;

Я два ключа недаром получил,

К которым мой предместник был бесстрастен".


106 Меня столь важный довод оттеснил

Туда, где я молчать не смел бы доле,

И я: "Отец, когда с меня ты смыл


109 Мой грех, творимый по твоей же воле, -

Да будет твой посул длиннее дел,

И возликуешь на святом престоле".


112 В мой смертный час Франциск за мной слетел,

Но некий черный херувим вступился,

Сказав: "Не тронь; я им давно владел.


115 Пора, чтоб он к моим рабам спустился;

С тех пор как он коварный дал урок,

Ему я крепко в волосы вцепился;


118 Не каясь, он прощенным быть не мог,

А каяться, грешить желая все же,

Нельзя: в таком сужденье есть порок".


121 Как содрогнулся я, великий боже,

Когда меня он ухватил, спросив:

"А ты не думал, что я логик тоже?"


124 Он снес меня к Миносу; тот, обвив

Хвост восемь раз вокруг спины могучей,

Его от злобы даже укусив,


127 Сказал: "Ввергается в огонь крадучий!"

И вот я гибну, где ты зрел меня,

И скорбно движусь в этой ризе жгучей!"


130 Свою докончив повесть, столб огня

Покинул нас, терзанием объятый,

Колючий рог свивая и клоня.


133 И дальше, гребнем, я и мой вожатый

Прошли туда, где нависает свод

Над рвом, в котором требуют расплаты


136 От тех, кто, разделяя, копит гнет.