With Alfred A. Knopf, a division of Random House, Inc

Вид материала

Глава 5. рынки, государство и социальные возможности i 137 1
Глава 4. бедность как отсутствие возможностей i 107 i
Развитие как свобода i 128 i
Глава 4. бедность как отсутствие возможностей i 129 i
Развитие как свобода i 138 i
Глава 5. рынки, государство и социальные возможности i 139 i
Развитие как свобода i 140 i
5- рынки, государство и социальные возможности i 141 |
Развитие как свобода i 142 i

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

ГЛАВА 5. РЫНКИ, ГОСУДАРСТВО И СОЦИАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ I 137 1

Мы также коснулись различных способов применения подхода, ориентированного на свободу, отметив при этом, что от любого исследования не стоит ждать «всего или ничего». Во многих практических вопросах применение открыто ориентированного на свободу подхода может быть относительно ограниченным. И все же даже в таких случаях использование основных положений и информационной направленности нашего подхода вполне оправданно, если не отвергать попутно иных процедур, которые могут быть разумно утилизованы в рамках определенной проблемы. Основываясь на выводах, сделанных в этой главе, мы попытаемся в дальнейшем пролить свет на слаборазвитость (широко рассматриваемую как форму несвободы) и развитие (рассматриваемое как процесс устранения несвободы и расширения фундаментальных свобод различных видов, которыми люди небезосновательно дорожат). В принципе наш подход допускает гибкое применение в зависимости от контекста и имеющейся информации. Именно сочетание фундаментального анализа и прагматической направленности значительно расширяет рамки возможностного подхода.

Глава 4

Бедность как отсутствие возможностей

В предыдущей главе говорилось о существовании серьезных причин для того, чтобы при оценке индивидуальных преимуществ (в рамках анализа социальной справедливости) исходить из потенциальных возможностей, т.е. из тех фундаментальных свобод, которыми человек может пользоваться, чтобы вести такую жизнь, какую он небезосновательно ценит. В такой перспективе бедность следует рассматривать скорее как отсутствие базовых возможностей, а не просто как наличие низкого дохода, являющегося стандартным критерием для определения бедности¹. Метод оценки бедности относительно потенциальных возможностей вовсе не отрицает вполне здравой точки зрения, согласно которой низкий доход — основная причина бедности, поскольку недостаточный доход зачастую становится главной причиной недостатка возможностей.

Верно, что неадекватный доход предполагает нищенское существование. Если мы согласны с этим положением, то зачем нам понадобилось анализировать бедность относительно возможностей (в противовес стандартному пониманию бедности, базирующемуся на доходе)? Основания для «возможностного» подхода к бедности, по нашему мнению, таковы.

Вполне разумно попытаться идентифицировать бедность
относительно недостатка возможностей; в нашем методе мы кон
центрируем внимание на лишениях, являющихся сущностно важ
ными (в отличие от низкого дохода, обладающего лишь инструмен
тальным значением).
Недостаток возможностей — а следовательно, и реальная
бедность — зависит не только от низкого дохода (доход — не един
ственный фактор,генерирующий возможности).
Инструментальная зависимость между низким доходом
и низким уровнем возможностей не одинакова в различных сооб
ществах и даже в различных семьях и у различных индивидуумов
(влияние дохода на уровень возможностей зависит от условий
и обстоятельств)².

ГЛАВА 4. БЕДНОСТЬ КАК ОТСУТСТВИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ I 107 I

придерживавшиеся социалистических воззрений, сделали неравенство главным предметом общественного внимания (среди них Карл Маркс, Джон Стюарт Милль, Б.С. Раунтри и Хью Далтон — ученые, принадлежавшие к весьма различным течениям в экономике); в профессиональном отношении они были истинными экономистами независимо от своих политических убеждений. В последние годы экономика неравенства как дисциплина успешно развивается под руководством таких ученых, как А.Б. Аткинсон⁵⁰. Конечно, нельзя отрицать, что в некоторых исследованиях нацеленность на эффективность, исключающая все прочие соображения, очевидна, но в целом экономистов нельзя обвинить в пренебрежительном отношении к проблеме неравенства как предмету исследования.

Если и могут быть причины для недовольства, то они, скорее, заключаются в том, что многие экономисты, наделяя проблему неравенства относительной важностью, помещают ее в очень узкую область, а именно в пространство неравенства доходов. В результате подобной узости иные способы исследования неравенства и справедливости остаются в небрежении, что в немалой степени сказывается на разработке экономических стратегий. Дебаты по вопросам стратегии в основном ведутся вокруг бедности в смысле доходов и их неравенства, при этом лишениям, связанным с иными переменными, — такими, как безработица, плохое здоровье, недостаток образования и социальная отверженность — уделяется неоправданно мало места. К несчастью, отождествление экономического неравенства с неравенством доходов широко распространено в экономической науке, и, более того, эти две разновидности неравенства зачастую объявляются синонимичными. Если ученый говорит, что он исследует экономическое неравенство, то его, как правило, понимают в том смысле, что он занят проблемой распределения доходов.

Такое отождествление «по умолчанию» можно обнаружить и в философской литературе. Например, в своем интересном и значительном произведении «Равенство как нравственный идеал» выдающийся философ Гарри Франкфурт весьма взвешенно и мощно критикует то, что он называет «экономическим эгалитаризмом», определяя это явление как «доктрину, запрещающую любое неравенство в распределении денег»⁵¹.

Однако между неравенством доходов и экономическим неравенством имеется существенное отличие⁵². Большинство критических выпадов против экономического эгалитаризма касается,

РАЗВИТИЕ КАК СВОБОДА I 128 I

в основном,узкого представления о неравенстве доходов, а не более широко понимаемого экономического неравенства. Например, предоставление увеличенной доли дохода человеку, сильнее нуждающемуся, скажем, по причине инвалидности, можно счесть вопиющим противоречием принципу уравнивания доходов, но такое распределение выглядит естественным в более широком понимании экономического неравенства, поскольку при оценке содержания экономического равенства необходимо учитывать повышенную потребность в ресурсах вследствие нетрудоспособности.

На практике взаимосвязь между неравенством в доходах и неравенством в иных релевантных сферах может быть довольно отдаленной и условной по той причине, что на индивидуальные преимущества и фундаментальные свободы влияют различные экономические факторы (кроме дохода). Например,сравнительные показатели уровня смертности афроамериканцев и более бедных китайцев или индийцев в штате Керала свидетельствуют о влиянии факторов, действующих в направлении, противоположном неравенству доходов, и это влияние имеет прямое отношение к вопросам социальной политики, связанным непосредственно с экономикой: финансированию здравоохранения и медицинского страхования, развитию системы образования, обеспечению безопасности в местах проживания и т.д.

Различия в уровне смертности способны послужить индикатором весьма глубокого неравенства, разделяющего людей по расовому, классовому и тендерному признакам, как было показано на многих примерах в этой главе. Например, согласно расчетам, численность «исчезнувших» женщин указывает на отсутствие преимуществ у женщин во многих регионах современного мира, что не всегда адекватно отражается в статистических данных. Кроме того, поскольку доход, зарабатываемый членами семьи, делится на всех членов семьи, мы не можем анализировать тендерное неравенство преимущественно с позиций различий в доходах. Нам потребуется много больше информации, чем легкодоступные цифры распределения используемых ресурсов внутри семьи, для того чтобы получить более ясное представление о неравенстве по признаку экономической состоятельности. Однако согласно статистическим данным об уровне смертности и прочих лишениях (например, недоедании и неграмотности), можно непосредственно судить о степени неравенства и бедности в некоторых ключевых измерениях. Подобная информация может быть использована и для

ГЛАВА 4. БЕДНОСТЬ КАК ОТСУТСТВИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ I 129 I

имеются, не сказывается ли отсутствие некоторых разновидностей серьезным образом на экономической ситуации и так далее. Кроме того, на реальную ситуацию влияет характер фактических обстоятельств (таких, как доступность или отсутствие какого-либо вида информации, наличие или отсутствие крупного производства), ограничивающих порою результативность тех или иных институциональных форм рыночного механизма¹⁰.

В случае рынка без дефектов (включая неразвитость) для демонстрации достоинств рыночного механизма в достижении экономической эффективности используются классические модели общего равновесия. Эффективность обычно определяется по так называемой «Парето-оптимальности»: модели, когда польза (либо благосостояние) одного человека не может быть увеличена без снижения пользы (либо благосостояния) другого. На действительную важность такого определения эффективности, несмотря на упрощающие допущения, указывает и теорема Эрроу — Дебре (названная по имени Кеннета Эрроу и Жерара Дебре, первыми получивших соответствующие результаты¹¹)¹².

Выводы, сделанные Эрроу — Дебре, означают, кроме всего прочего, что — при наличии некоторых предварительных условий — результаты использования рыночного механизма нельзя улучшить так, чтобы они увеличивали пользу каждого (или увеличивали пользу каждого, не снижая при этом пользу другого)¹³.

Однако представляется разумным задать вопрос, нельзя ли искомую эффективность определять относительно индивидуальных свобод, а не только с позиций пользы. Такой вопрос здесь особенно уместен, ибо информационная база нашей работы сфокусирована вокруг индивидуальных свобод (а не вокруг пользы). Нам у же приходилось доказывать (с учетом некоторых вероятных характеристик фундаментальных индивидуальных свобод), что существенную часть выводов об эффективности, сделанных Эрроу и Дебре, легко переместить из «пространства» пользы в «пространство» индивидуальных свобод, это верно и в отношении свободы выбирать потребительские корзины, и в отношении потенциальных возможностей функционирования™. Для демонстрации жизнеспособности такой расширенной концепции были использованы те же допущения, что и при доказательстве теоремы Эрроу-Дебре (например, отсутствие нерыночных механизмов экономической деятельности). Исходя из заданных условий, мы попытались найти точную характеристику для индивидуальных

РАЗВИТИЕ КАК СВОБОДА I 138 I

свобод и выяснили: равновесие на конкурентном рынке гарантирует: ничью свободу нельзя расширить при одновременном сохранении свободы остальных.

Для выявления этой зависимости требуется, чтобы о значении фундаментальной свободы судили не по разнообразию выбора, стоящего перед человеком, а по адекватному ощущению привлекательности имеющегося выбора. У свободы есть много аспектов; о личной свободе и свободе трансакций мы уже говорили. Что же касается свободы достигать целей, которых мы хотим достичь, то здесь необходимо учитывать достоинства тех вещей, из которых мы выбираем¹⁵. Взаимосвязь между свободой и эффективностью результата можно объяснить следующим образом (опуская технические подробности): при условии разумного индивидуального выбора эффективность с точки зрения индивидуальной пользы должна в значительной степени «паразитировать» на предложенных индивидууму адекватных возможностях, из которых он волен выбирать. Значимость этих возможностей определяется не только тем, что предоставляют личности выбор (и, следовательно, пользу), но и их полезным содержанием (и фундаментальными свободами, которыми они наделяют выбирающего).

В этой связи уместно прояснить один частный вопрос, касающийся роли максимизации личного интереса в достижении эффективного результата посредством рыночного механизма. В классическом контексте (Эрроу-Дебре) предполагается, что каждый преследует свой личный интерес, продиктованный некоей мотивацией. Данное поведенческое допущение обусловлено попыткой получить такие результаты функционирования рынка (понимаемые в плане индивидуальных интересов), которые соответствовали бы «Парето-оптимальности»: т.е. ничей интерес нельзя предпочесть без нанесения ущерба интересам других¹⁶.

Это исходное положение о всеобщем эгоизме эмпирически обосновать довольно трудно. Кроме того, обстоятельства бывают более сложными, чем те, на которых базировалась модель Эрроу-Дебре (включая более непосредственные зависимости, возникающие между интересами различных людей), и в таких случаях поведение, продиктованное личным интересом, далеко не всегда порождает эффективные результаты. Таким образом, если бы предположение об универсальном эгоизме было абсолютно необходимо для получения значимых результатов в модели Эрроу-Дебре, то тогда можно было бы говорить о серьезных недостатках данного метода.

ГЛАВА 5. РЫНКИ, ГОСУДАРСТВО И СОЦИАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ I 139 I

Однако этот недостаток в значительной мере можно преодолеть, когда эффективность рассматривается с точки зрения индивидуальной свободы, а не только пользы.

Ограничение, налагаемое условием своекорыстного поведения, можно устранить, если нашей главной заботой станут реальные свободы, которыми обладает человек (при этом неважно, с какой целью он использует эти свободы), а не степень удовлетворения его личного интереса (посредством его собственного своекорыстного поведения). В этом случае нет необходимости в допущениях, касающихся мотивации индивидуального выбора, поскольку главным пунктом становится не удовлетворение личных интересов, а наличие свободы (при этом неважно, используется ли свобода для удовлетворения личных интересов или каких-то иных целей). Таким образом, основные аналитические выводы теоремы Эрроу-Дебре совершенно не зависят от мотиваций, лежащих в основе индивидуальных предпочтений; их можно принимать как есть, если наша цель состоит в том, чтобы показать эффективность сделанного выбора в плане наличия фундаментальных индивидуальных свобод (независимо от мотивации)¹⁷.

Пересечение различного рода лишений

и неравенства в свободах

В нашем подходе основные выводы об эффективности рынка распространяются и на фундаментальные свободы тоже. Но по эффективности мы не в состоянии судить о равенстве результатов или о равенстве в распределении свобод. Ситуацию считают эффективной, когда ничью пользу либо реальную свободу нельзя расширить, не ущемляя при этом пользы или свободы другого, и тем не менее в распределении пользы и свободы может существовать огромное

неравенство.

Проблема неравенства проявляется много ярче, если от неравенства в доходах перейти к рассмотрению неравенства в распределении фундаментальных свобод и возможностей. И происходит так в основном потому, что неравенство в доходах «пересекается» с неравенством, наблюдаемым в конвертации доходов в возможности. Это обстоятельство усиливает проблему неравенства, уже отраженную в неравенстве доходов. Например, у человека больного, или старого, или наделенного физическими или иными врожденными недостатками могут, с одной стороны, возникнуть трудности в зарабатывании достойного дохода, а с другой — ему также много

РАЗВИТИЕ КАК СВОБОДА I 140 I

труднее конвертировать доход в возможности и достойный уровень жизни. Те же самые факторы, что не позволяют человеку получить хорошую работу и хороший доход (например, инвалидность), способны воспрепятствовать достижению удовлетворительного качества жизни даже при наличии хорошей работы и хорошего дохода¹⁸. Связь между способностью получать доход и способностью тратить доход — хорошо известный эмпирический феномен в исследованиях бедности¹⁹. Межличностное неравенство в доходах, как следствие функционирования рынка, усиливается по причине «пересечения» низких доходов и препятствий для конвертации дохода в возможности.

Эффективность свободы в условиях рыночного механизма, с одной стороны, и неравенство в распределении свобод — с другой, предпочтительно рассматривать одновременно. Проблему равенства невозможно обойти, особенно в вопросе серьезных лишений и бедности, и здесь общественное вмешательство, включая государственную поддержку, может сыграть важную роль. Именно такую роль и пытаются играть структуры социального обеспечения в государствах благосостояния при помощи различных программ, в том числе государственного здравоохранения и поддержки безработных, неимущих и проч. Но необходимость одновременного рассмотрения аспектов эффективности и равенства остается, ибо мотивированное заботой о равенстве вмешательство в работу рыночного механизма способно снизить его эффективность, хотя неравенство и уменьшится. Важно ясно осознать необходимость одновременного изучения различных аспектов социальных ценностей и справедливости.

С потребностью в синхронном изучении различных целей мы уже сталкивались в некоторых других контекстах. Например, в главе 4, когда противопоставляли европейские социальные обязательства (более выраженные, чем в США) в гарантировании минимального дохода и медицинского обслуживания с американской приверженностью (более выраженной, чем в Европе) к сохранению высокого уровня занятости. Эти два направления в значительной мере сочетаемы, но они также, хотя бы отчасти, противоречат друг Другу. В любом случае, конфликт между ними существует, поэтому необходимо одновременно изучать два противоположных направления, уделяя равное внимание как эффективности, так и равен-^тву, что особенно важно при определении социальных приоритетов в целом.

ГЛАВА

⁵- РЫНКИ, ГОСУДАРСТВО И СОЦИАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ I 141 |

Рынки и группы с особыми интересами

О роли рынка следует судить не только по тому, чего можно достичь посредством рыночных отношений,но и по тому,что позволено достигать. Людей, чьи интересы отлично удовлетворяет бесперебойное функционирование рынка, немало, но существуют также и другие группы людей, чьим непосредственным интересам такое функционирование наносит ущерб. Если эти последние группы обладают большей политической властью и влиянием, то они могут решить, что рынки занимают неадекватное место в экономике. Проблема становится весьма серьезной, когда монополистические предприятия процветают (несмотря на неэффективность и различного рода издержки) благодаря своей защищенности от конкуренции, как отечественной, так и зарубежной. Высокие цены на продукцию или низкое качество продукции, характерные для таких искусственно поддерживаемых производств, ложатся тяжелым бременем на население в целом, но при этом прибыли хорошо организованной и политически влиятельной группы «промышленников» гарантированы.

Недовольство Адама Смита ограниченным использованием рынка в Британии XVIII века объясняется не только пониманием социальных преимуществ, порождаемых хорошо функционирующими рынками, но также тем, что крупные предприниматели умеют добиваться гарантированной защиты своих раздутых доходов от угрозы конкуренции. Адам Смит полагал, что рынок способен подвергнуть сомнению те аргументы, к которым обычно прибегают монополии в противостоянии адекватному использованию конкуренции. Теоретические выкладки Смита были частично нацелены против власти и влияния прочно укорененных монополистических интересов.

Ограниченность рынка, против которой особенно часто выступал Смит, в широком смысле можно считать «докапиталистическим» недостатком. Этот недостаток существенно отличается от государственного вмешательства в виде, скажем, программ по повышению общественного благосостояния или социальных структур, которые во времена Смита пребывали в зачаточном состоянии, их влияние угадывается разве что в принятии Закона о бедных²⁰. Кроме того, ограниченность рынка не следует путать с деятельностью государства по предоставлению таких услуг, как государственное образование, за которое Смит весьма ратовал (о чем ниже).

РАЗВИТИЕ КАК СВОБОДА I 142 I

На самом деле, многие ограничения, тормозящие функционирование экономики в развивающихся странах сегодня — и недавно в так называемых социалистических странах, —в широком смысле также относятся к «докапиталистическому» типу. Что бы мы ни взяли — запрет на некоторые виды отечественной торговли или международного обмена, сохранение устаревших технологий и методов производства на предприятиях, чьи владельцы и руководители надежно укрылись «за забором протекционизма», — все эти явления свидетельствуют о глубинной связи между настойчивыми требованиями ограничить конкуренцию и процветанием докапиталистических ценностей и способа мышления. Вчерашние «радикалы» вроде Адама Смита (чьи идеи вдохновили многих деятелей Французской революции), Давида Рикардо (который возражал Мальтусу, настаивавшему на продуктивности землевладения ленд-лордов) или Карла Маркса (видевшего в капиталистической конкуренции главную движущую силу, способную изменить мир,) мало симпатизировали антирыночным аргументам лидеров докапиталистической мысли.

Ирония истории заключается в том, что те, кто ратуют за радикальную политику сегодня, часто скатываются на экономические позиции прошлого (те, что были решительно отвергнуты Смитом, Рикардо и Марксом). В этой связи хорошо понятно горькое разочарование Михала Калецкого, процитированного выше, которое вызвала в нем опутанная запретами Польша («мы успешно искоренили капитализм, теперь дело за малым — искоренить феодализм»). Нередко буржуазия, опираясь на протекционизм, изо всех сил старается создать и поддержать иллюзию радикальных перемен и модернизации, по сути, стряхивая пыль с устаревших антирыночных установок.

Вышеизложенные аргументы необходимо подкреплять всесторонней критикой теоретических выводов в пользу ограничения конкуренции. При этом политическое влияние групп, получающих значительные материальные блага от сдерживания торговли и обмена, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Многие авторы совершенно верно указывали на то, что стремление к протекционизму следует оценивать по задействованным корпоративным интересам и с учетом «активности по обретению ренты», неявно присутствующей в попытках ограничить конкуренцию. Как заметил Вильфредо Парето, если «некая мера А является причиной потери одного франка каждым из тысячи человек и тысячью франков прибыли для одного индивидуума, то последний проявит изрядную активность,

Blog

With Alfred A. Knopf, a division of Random House, Inc