Переломные эпохи в исторической традиции и сознании древних египтян (по источникам конца II тыс до н э. Iтыс н. э.)

Вид материала

Автореферат

Содержание Научный руководитель Немировский Александр Аркадьевич Общая характеристика работы Основное содержание работы Главе 3 «Гиксосское вторжение и правление в египетской традиции сер. II тыс. до н. э. – I тыс. н. э.» Главе 4 «Некоторые закономерности и тенденции передачи сведений о  переломных эпохах египетской истории в египетской историко-ли Основные положения диссертации получили отражение в следующих публикациях автора (общим объемом 4,1 а. л.)

Подобный материал:

• Урок 12 Религия древних египтян, 48.29kb.
• Тема урока: Религия древних египтян, 66.87kb.
• Доклад Введение, 68.34kb.
• "Смерть и загробный мир в мировоззрении древних египтян", 416.31kb.
• Л е. Гринин теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли, 633.16kb.
• Л е. Гринин теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли, 229.61kb.
• Реферат по этнологии формирование татарского этноса, 265.81kb.
• Тема. Письменность древних египтян Загадочные иероглифы, 42kb.
• Славянская мифология совокупность мифологических представлений древних славян (праславян), 444.83kb.
• Л. Н. Гумилев в сети Интернет Произведения Л. Н. Гумилева, 189.15kb.

На правах рукописи


Банщикова Анастасия Алексеевна


ПЕРЕЛОМНЫЕ ЭПОХИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

И СОЗНАНИИ ДРЕВНИХ ЕГИПТЯН

(по источникам конца II тыс. до н. э. – I тыс. н. э.)


Специальность 07.00.03 – Всеобщая история


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук


Москва


2010

Работа выполнена в Центре истории и культурной антропологии Учреждения Российской академии наук Институт Африки РАН


Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Бондаренко Дмитрий Михайлович


Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Кормышева Элеонора Ефимовна


кандидат исторических наук

Немировский Александр Аркадьевич


Ведущая организация: Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова


Защита состоится «18» июня 2010 г. в 14 часов 00 минут на заседании Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д.212.198.03 (исторические науки) при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125993, г. Москва, Миусская пл., д. 6, ГСП-3.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке РГГУ по адресу: 125993,

г. Москва, Миусская пл., д. 6.


Автореферат разослан «13» мая 2010 г.





Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат исторических наук, доцент Е.В. Барышева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Восприятие древними египтянами своего прошлого (в том числе на финальных, античной и коптской, стадиях развития их культуры) и выражение этого восприятия в историко-литературной традиции Египта представляет собой уникальный феномен, сочетающий две, казалось бы, малосоединимые черты: с одной стороны, достаточно развитое историческое сознание, активный интерес к истории своей страны, делам и людям прошлого (многочисленные упоминания их в более поздних текстах, постоянное самосоотнесение с ними, существование литературно-исторических композиций и преданий о прошлом, формирование периодизации и выделение эпох собственной истории, разработка концепций, объясняющих различные ее события), а с другой – отсутствие традиции историописания в точном смысле слова (сводные истории, хотя бы подобные произведениям логографов, а тем более Геродота, не составлялись – даже труд Манефона, созданный в прямое подражание античной историографии и остававшийся для Египта исключением, был при этом почти механическим соединением перечня царей с отдельными сюжетами о событиях прошлого; разграничение между достоверными и вымышленными, в том числе фольклорными элементами этих сюжетов, не проводилось). Этот феномен исследовался в куда меньшей степени, чем другие стороны общественного сознания Египта, а ряд его аспектов практически не привлекался к специальному изучению. К числу таких аспектов принадлежит и избранная нами тема – восприятие египтянами кризисных моментов своего прошлого, связанных с иноземными нашествиями и утратой независимости страны (или угрозой такой утраты), выраженное в ряде памятников египетской культуры, прежде всего повествованиях (нарративах¹).

Проблематика темы включает ряд вопросов, начиная с выявления и уточнения самого круга источников по ней (особенно важного применительно к коптской и арабо-египетской традициям, до сих пор практически не привлекавшимся в качестве таких источников) и кончая реконструкцией развития соответствующих сюжетов в египетской традиции. Актуальность этой темы определяется прежде всего ее неразработанностью в научной литературе. Попытка заполнить соответствующие лакуны в наших знаниях о ходе формирования и характерных особенностях содержания изучаемых сюжетов египетской историко-литературной традиции тем самым является целесообразной. Особое значение этих сюжетов связано с тем, что они отражают наиболее драматичные, кризисные и переломные ситуации египетской истории – ситуации противостояния иноземному завоеванию или его угрозе (для египтян завоевание их страны чужеземцами являлось не только политической, но и культурно-идеологической катастрофой, к которой приходилось специально адаптироваться), и поэтому на их материале характер формирования и передачи египетских представлений о прошлом выявляется особенно ярко. Исследование нашей темы позволяет прояснить специфику характерного для Египта «историописания без историографии», охарактеризованного выше, вычленить новые, ранее неизвестные или не привлекшие внимания ученых элементы общественного сознания древних египтян и существенно пополнить наши знания о составе и развитии самой египетской исторической традиции (в частности, об особенностях передачи и преломления египтянами сведений об исторических событиях на протяжении длительных периодов времени). Поскольку все избранные в работе сюжеты египетской традиции связаны с нашествиями иноземцев и неудачами египтян, их исследование расширяет наши представления о восприятии египтянами «чужого» и взаимодействия с ним, то есть о подходах египетской культуры к критически важному и достаточно болезненному для нее вопросу. Наконец, наша тема представляет и сравнительно-типологический интерес не только для египтологов, но и для исследователей всех культур, в которых имелись устойчивые традиции передачи сведений об историческом прошлом страны при отсутствии сводного историописания.

Хронологические рамки исследования. Формирование и эволюция сюжетов о «переломных» эпохах в древнеегипетской общественной памяти прослежено на временном промежутке от середины II тыс. до н. э. до середины – второй половины I тыс. н. э. Точками отсчета при этом явились сами соответствующие «переломы» (гиксосское нашествие и господство в XVII–XVI вв. до н. э., острый внутри- и внешнеполитический кризис в конце XIII – начале XII вв. до н. э. и потеря Египтом независимости в VI в. до н. э.), а конечные хронологические рамки определяются финальной стадией развития египетской историко-литературной традиции в коптский период и датировкой коптских и арабо-мусульманских произведений, привлекаемых для реконструкции ее состояния в это время (основной корпус этих текстов датируется VII–IX вв. н. э.).

Целью исследования стало осуществление анализа египетской историко-литературной традиции о «переломных» эпохах, связанных с иноземными нашествиями на страну, выявление ее характерных черт и реконструкция ее эволюции. Для достижения этой цели были поставлены и решены следующие задачи:

1) выделить круг соответствующих сюжетов и повествований (нарративов), их освещающих, выявить собственно исторические и литературные (в том числе фольклорные) элементы этих сюжетов;

2) установить возможные источники этих элементов и механизмы их синтеза в конечный сюжет в каждом нарративе;

3) на основе сравнительного анализа группы нарративов, освещающих один и тот же сюжет, установить ход его эволюции и трансформаций в египетской общественной памяти и восприятии;

4) на основе сравнительного анализа всего полученного материала выявить общие черты египетского восприятия кризисов прошлого, связанных с иноземными нашествиями, и общие механизмы формирования, передачи и трансформации соответствующих сюжетов египетской традиции.

Объектом исследования является историческая и литературно-историческая традиция древних египтян.

Предметом исследования является выраженное в этой традиции восприятие египтянами ряда кризисных моментов прошлого, связанных с вторжениями иноземцев (гиксосское владычество в XVII–XVI вв. до н. э., кризис конца XIII – начала XII вв. до н. э. и нашествия вавилонян и персов в VI в. до н. э.), характерные черты и эволюция этого восприятия и отразившиеся в нем особенности исторического и общественного сознания древнего Египта.

Степень изученности темы. В разделе рассмотрена первая из двух релевантных для данной темы групп исследований, а именно работы, посвященные общим вопросам восприятия египтянами их прошлого, способам, которыми они о нем узнавали, характеру формирования и функционирования традиций о прошлом (труды Э. Хорнунга, Д. Редфорда, Дж. Тэйта). Вторая релевантная группа – частные по характеру работы, посвященные непосредственно трем затрагиваемым сюжетам – рассматривается непосредственно вместе с этими сюжетами. В историографии изучения исторического сознания древних египтян были выделены два этапа:

1) На первом этапе (конец XIX – конец XX вв.) целью изучения памятников историко-литературной традиции было выявление в них сведений о реальной истории древнего Египта, и произведения интересовали египтологию почти исключительно как исторические источники, а не как феномены египетской культуры, характеризующие восприятие египтянами своего прошлого; признанные «неисторичными» произведения покидали круг внимания египтологов.

2) Второй этап (с 90-х гг. XX в.) является логическим продолжением первого: если есть корпус нарративов на исторические темы, которые при этом историческую действительность передают с большими искажениями, то возможно, следует рассматривать их как особый феномен древнеегипетской культуры, а не отбрасывать за ненадобностью как бесполезные для реконструкции реальной истории тексты. «Поверхностная историчность» больше не дискредитирует источник, а нуждается в самостоятельном изучении: в выявлении составных частей сюжетов на исторические темы, путей их трансформации, фольклоризации и контаминации, которые и приводят к итоговой якобы неисторичности произведения. Соответственно, тема египетского восприятия прошлого стала привлекать куда большее внимание специалистов, ведь историко-литературная традиция оказалась тем редким носителем исторической памяти египтян, который компенсирует отсутствие в фараоновском Египте классического историописания и историографии.

Особняком стоят труды по арабо-мусульманской традиции: она только начинает привлекаться к египтологическим исследованиям.

Теоретическая и методологическая база исследования. В основе диссертационной работы лежит методология конкретно-исторического исследования в сочетании с рассмотрением источника как системы и обращением к ряду специальных теорий и концепций, таких, как теория древнеегипетской литературы и ее исторического содержания (Я. Ассманн, Дж. Бэйнс, П. Каплони, М.А. Коростовцев, А. Лоприено, К. Эйр), теория фольклора и постфольклора (Я. Вансина, В.Я. Пропп) и недавно начавшая разрабатываться теория исторической памяти древних египтян (Я. Ассманн, Д. Вильдунг, А. Лоприено, Л. Моренц, Дж. Тэйт, Х. Фишер-Эльферт).

Использование методологии литературоведения и фольклористики обусловлено характером исследуемого материала, ведь историко-литературная традиция – это сложное по генезису и составу явление, в котором присутствует не только мощный пласт исторических и квазиисторических элементов, но и некоторое количество фольклорных и сказочных, фантастических мотивов. Выбор этих мотивов и элементов не бывает случайным и их исследование является неотъемлемой частью изучения исторического сознания древних египтян. Большинство произведений являются не народными сказками, а придворными композициями, созданными грамотными и высокообразованными людьми. Такие люди обращались к историческим сюжетам, создавая произведения, в которых реальность сочеталась с художественным вымыслом (например, «Сказка об Апопи и Секененра» или «Сказка о взятии Яффы»). В ходе дальнейшего бытования таких нарративов грань между правдой и вымыслом размывалась, добавлялись новые фантастические элементы, а исторические составляющие стирались, контаминировались с другими рассказами о прошлом; добавлялись фольклорные и полуфольклорные мотивы. Так, истории могли переживать периоды народного, устного бытования, и даже подвергаться вторичной записи, функционируя уже как постфольклор.

Помимо традиционных приемов исторической критики источника, при анализе нарративов (в рамках системного похода к ним) был использован метод деконструкции произведений историко-литературной традиции, выявления в каждом из них исторических составляющих и изучения контекста их бытования в нарративах. По сути своей являясь дополнительным по отношению к классическому, так называемому «событийно-ориентированному (event-oriented)» подходу, он оказывается незаменимым, когда целью исследования становится не выявление реальной последовательности событий, а изучение интертекстуальных связей и последовательных искажений исторической действительности, когда большее внимание уделяется не самому описываемому в тексте событию, а тому, как оно было описано, и с какой целью оно было описано именно так. Хотя некоторыми исследователями этот метод применялся еще в конце XIX в., теоретическое обоснование в исторической науке в целом он получил в 70-е гг. XX в. (М. Ливерани), а в египтологии стал активно применяться только сейчас.

Применительно к нашей теме метод деконструкции подразумевал, во-первых, особое внимание к выделению и разграничению: а) исторического ядра данного сюжета; б) литературных моделей, применяемых в нем (включая фольклорные); в) элементов, введенных в нарратив из общей устойчивой картины мира и идеологем со злободневным или общим политическим смыслом (в последнем случае соответствующие идеологемы сами входят в устойчивую картину мира), а во-вторых, постановку вопроса о том, какие смысловые нагрузки для общественного сознания египтян несет каждый из этих элементов (глорификационные, компенсаторные, этиологические, дидактические, коммеморативные, структуробразующие для представлений о ходе собственной истории в целом и т. д.).

Вероятное историческое ядро каждого анализируемого сюжета было определено по уникальным, однозначным соответствиям между сюжетом и реальной историей: для соотнесения сюжета с тем или иным историческим событием необходимо, чтобы этот сюжет не просто чем-то напоминал его, а напоминал своими специфическими чертами только и именно его. К числу таких однозначных соответствий были отнесены прежде всего: 1) имена, а также комбинации и последовательности имен действующих лиц, особенно правителей; 2) сходство специфического характера изображаемых в нарративе событий (если очистить их от фольклорных деталей) с аналогичными, и при этом тоже специфическими, событиями реальной истории; 3) совпадение мест и состава соответствующих событий и их комплексов в пошагово отвечающих друг другу последовательностях событий истории, как ее изображают нарративы, и реальной истории (отметим, что этот критерий в историографии нашей темы до сих пор практически не применялся).

Отражение исследуемых кризисных эпох в египетской традиции было рассмотрено в последовательности, противоположной хронологической: от более поздних событий к более ранним (сначала исследуется, как отразилось в египетских нарративах падение независимости Египта в VI в. до н. э., затем рассматриваются реминисценции событий рубежа XIII–XII вв. и в последнюю очередь – реминисценции гиксосского владычества). Такой выбор не случаен: важно с самого начала выявить как можно надежнее характерные черты преломления и модификации исторических событий в общественном сознании и исторической памяти египтян. Таким образом, целесообразно было начать с анализа таких историко-литературных сюжетов, применительно к которым одновременно и более ясна соответствующая историческая реальность, и более богат и разнообразен корпус отражающих эти сюжеты нарративов, и более очевидны соотношения между первым и вторым. Как нередко бывает в науке о древности, эти условия лучше всего выполняются для самых поздних сюжетов. В частности, из избранных нами переломных эпох падение Египта под ударами азиатских завоевателей в VI в. известно нам лучше всего исторически (благодаря обилию источников) и отражено в наибольшем количестве изучаемых нарративов (которые обычно еще и намного подробнее повествований о событиях, восходящих ко II тыс. до н. э.). Поэтому этот сюжет был исследован первым, несмотря на то, что хронологически он – самый поздний.

Источниковая база исследования. С точки зрения тематической релевантности источники делятся на тексты, излагающие сюжеты, непосредственно избранные для анализа (или входящие в них детали и мотивы); тексты, содержащие параллели названным сюжетам; и, наконец, различные источники, привлекаемые для выяснения исторического фона бытования основных сюжетов. С точки зрения происхождения, характера и датировки наши источники делятся на три большие группы:

а) источники, возникшие в рамках древнеегипетской традиции без чужеземных влияний; в том числе представленные в прямом или опосредованном пересказе иноземных авторов («Табличка Карнарвона», надпись Хатшепсут из Спеос-Артемидос, «Сказка об Апопи и Секененра», Большой папирус Харрис, «Элефантинская стела» Амасиса, египетские рассказы о прошлом в передаче Геродота, и др.); эти источники содержат наиболее важную информацию по ранним стадиям формирования и развития интересующих нас сюжетов (включая их фольклоризацию);

б) позднейшие египетские источники IV в. до н. э. – I тыс. н. э., возникшие уже в явном поле влияний античной культуры и на коптской стадии – манефоновская и околоманефоновская традиция, коптские композиции («Роман о Камбизе»), египетские исторические предания тех же эпох в иноязычной передаче («Хроника Иоанна Никийского»); источники этой группы важны прежде всего для изучения позднейших стадий развития исследуемых сюжетов, их контаминирования и беллетризации;

в) арабо-египетские и другие арабо-мусульманские тексты постольку, поскольку они содержат рецепцию доарабских и домусульманских представлений египтян об их прошлом (Ибн Абд ал-Хакам, Масуди, Табари, Бируни, Якут, Муртади, Макризи). Использование источников этой группы обосновано не только наличием в них реминисценций отдельных изучаемых нами сюжетов. Было выяснено, что арабская схема истории Египта при всем своем фольклоризованном и подчас фантастическом содержании и наполнении в плане хронологических вех и членения на периоды вполне адекватно отвечает реальность и восходит к коптским представлениям. Учитывая важность заявленного тезиса, он должен быть раскрыт здесь подробнее. Указанная схема выглядит так:

I. Правление в Египте некоего изначального ряда царей (при синхронизации египетской истории с ветхозаветной арабо-мусульманские авторы определяют их как «допотопных»); соответствие в реальной истории – Раннее и Древнее царство.

II. Время раздробленности, распада Египта на несколько царств; соответствие в реальной истории – I Переходный период.

III. Воссоединение страны и правление местной династии, оканчивающееся царствованием женщины; соответствие в реальной истории – Среднее царство (оканчивается правлением царицы Нефрусебек).

IV. Захват Египта азиатами-амалекитами и правление династии амалекитов (4-5 царствований); соответствие в реальной истории – гиксосское завоевание, гиксосское владычество в Египте (ок. 1650–1550 гг.).

V. Правление новой местной династии, единственный царь которой (отождествляемый с ветхозаветным фараоном – современником Моисея) часто именуется просто «Фираун» (Фараон) и правит 400 или 500 лет – это некий обобщенный образ фараона, персонифицирующего целый этап истории страны; соответствие в реальной истории – Новое царство до исхода XIX или XX династии (XVI в. – начало XII в./начало XI вв.).

VI. Новый (последний в жизни независимого Египта) исторический период, начало которому кладет правление царицы-преобразовательницы Далуки (она правит 20 лет, и еще 400 лет, до конца своей независимости, Египет остается таким, каким она его обустраивает); соответствие в реальной истории – III Переходный период и Cаисское время, XI – VII/VI вв.

VII. Конец независимой древнеегипетской государственности, азиатская аннексия Египта, проходящая в два этапа. Первый из них – разгром Египта «Бахт Нассаром»/Навуходоносором и угон им населения Египта в вавилонский плен; соответствие в реальной истории – опустошительный поход Навуходоносора на Египет в 567 г. Второй этап – спустя 40 лет после своего похода Навуходоносор заселяет опустевший Египет угнанными им оттуда ранее египтянами в качестве его подданных. И дата этого второго события в арабской традиции (через 40 лет после вторжения Навуходоносора), и его рубежный характер (конец египетской независимости, начало времен чужеземного господства над Египтом, продолжающихся до прихода арабов) точно соответствуют персидской аннексии Египта в реальной истории (525 г. до н. э.).

Такая подробная и адекватная реальности картина периодизации истории Египта могла быть получена арабо-египетской историографией только из египетских же (в конечном счете) источников и представлений, усвоенных ей при частичном античном/греко-сирийском посредничестве, а в основном напрямую из коптской традиции, письменной и устной. При этом и по характеру периодизации (отсутствие счета по династиям, выделение иных эпох), и по именам царей, и по многим приводимым фактам изложенная схема не имеет ничего общего с Манефоном, по которому строили свое восприятие египетской истории и большая часть античных ученых, и христианская традиция. Учитывая это, остается видеть источник рассматриваемой арабо-египетской схемы только в оригинальных позднеегипетских/коптских исторических представлениях, существовавших в Египте на момент арабского завоевания, причем в таком их варианте, который до того развивался в основном независимо от Манефона и манефонианы. Арабо-мусульманские труды тем самым являются важнейшим источником материала для реконструкции указанных коптских представлений (в том числе по интересующим нас сюжетам), особенно на их финальной стадии.

Научная новизна диссертационного исследования определяется следующим:

– был выявлен состав сюжетов египетской историко-литературной традиции (и мотивов, входящих в эти сюжеты) по избранным переломным эпохам египетской истории (гиксосское владычество, кризис на рубеже XIII/XII вв. до н. э. и азиатские нашествия VI в. до н. э.). В частности, было установлено, что в этой традиции присутствовали достоверные представления о соотношении политических статусов египетских вассалов и их гиксосских сюзеренов, два различных подхода к гиксосскому владычеству – компромиссный и полностью негативный, сюжет о женском правлении и кризисе на грани XIX/XX династий, предания о нашествиях Навуходоносора и Камбиза на Египет, причем соответствующие топосы удерживались в египетском общественном сознании вплоть до времени арабского завоевания и далее. В некоторых из изученных поздних сюжетов (предание о царице Далуке; арабо-египетское предание об амалекитах, завоевавших Египет; коптские повествования о нашествии Навуходоносора) было впервые выявлено или существенно уточнено историческое ядро, относящееся, как было выяснено, к древнеегипетским временам, а также обнаружено влияние специфических древнеегипетских литературных моделей. Тем самым стало возможно определить их древнеегипетские корни и место в развитии египетской традиции.

– египетские сюжеты, касающиеся каждой из трех указанных переломных эпох, впервые были изучены как звенья непрерывной, эволюционирующей традиции египетских представлений о соответствующей эпохе; конкретные этапы этой эволюции также были реконструированы впервые. В частности, впервые было проведено обобщающее изучение искажений, контаминации и фольклоризации египетских сюжетов о прошлом и выделение факторов, этому способствовавших (компенсаторный идеологический фактор; ситуативное сходство и сходство имен царей; специфические египетские концепты иноземного пространства).

– впервые были выявлены и представлены в сводном виде литературные, фольклорные и идеологические модели, по которым египтяне дополняли и модифицировали вымыслом свои исторические воспоминания (в частности, топосы использования магии как компенсации военной слабости страны; выдвижения "спасителей" из народа при кризисе; топос царского совета; фольклоризация политических отношений с привлечением соответствующих мотивов, например, обмена царскими загадками, и т. д.).

– был впервые прослежен характер распределения исторически достоверных сведений и вымысла в египетской традиции об указанных выше эпохах (достоверно переданными оказались имена царей и самый общий характер описываемых событий; вымыслом – их конкретный ход и мотивы действующих лиц) и выявлен специфический механизм поэтапной беллетризации египетских исторических воспоминаний: сознательный беллетризующий вымысел через несколько веков начинал некритически рассматриваться как исторически достоверные сведения.

– на широком материале было показано, что общая арабо-мусульманская схема истории Египта и некоторые коптские и арабо-египетские сюжеты (о завоевании Египта амалекитами и Бахт Нассаром, о царице Далуке, о «Стене старухи») прямо восходят к непрерывной собственно египетской традиции исторических воспоминаний. Соответствующие коптские и арабо-мусульманские произведения были впервые изучены как источник для реконструкции указанной традиции и расширения наших знаний о ее сюжетах; некоторые из этих произведений были исследованы с египтологической точки зрения впервые.

Практическая значимость работы. Материалы и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в высших учебных заведениях при подготовке лекций и семинарских занятий по курсам «История древнего Востока», «История древнего Египта», при разработке курсов по источниковедению, истории культуры, литературоведению и исторической традиции древнего Египта. Также они могут лечь в основу курса по древнеегипетскому историческому фольклору, программе которого еще только предстоит принять законченный вид.

Апробация выводов. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании Центра истории и культурной антропологии Учреждения российской академии наук Институт Африки РАН. Основные положения и многие частные аспекты диссертационного исследования обсуждались на других заседаниях того же Центра, в том числе на его регулярном семинаре "Культура и общество" (2006, 2008, 2010 гг.), на котором диссертант выступал с докладами. Также основные положения диссертации были представлены в докладах на 14 всероссийских и международных конференциях: IV конференция студентов, аспирантов и молодых ученых "Диалог цивилизаций: Восток-Запад" (РУДН, Москва, 2004 г.), XI Международная конференция студентов и аспирантов "Ломоносов-2004" (МГУ, Москва, 2004 г.), III Международная конференция "Иерархия и власть в истории цивилизаций" (Институт Африки РАН, РГГУ, Москва, 2004 г.), III Кнорозовские чтения (РГГУ, Москва, 2004 г.), конференция "Цивилизация и государство на Востоке" (РУДН, Москва, 2004 г.), XIV Сергеевские чтения (МГУ, Москва, 2005 г.), XII Международная конференция студентов и аспирантов "Ломоносов-2005" (МГУ, Москва, 2005 г.), X Международная конференция "Безопасность Африки: внутренние и внешние аспекты" (Институт Африки РАН, Москва, 2005 г.), международная конференция "Египет и страны Ближнего Востока: III тыс. до н. э. – I тыс. н. э" (РГГУ, Москва, 2006 г.), IV международная конференция "Иерархия и власть в истории цивилизаций" (Институт Африки РАН, РГГУ, Москва, 2006 г.), XIV Международная конференция молодых ученых "Globalisation in Studies of the Past" (Университет "1 декабря 1918", Альба Юлия, Румыния, 2006 г.), V Кнорозовские чтения (РГГУ, Москва, 2008 г.), XVI Сергеевские чтения (МГУ, Москва, 2009 г.), V Международная конференция "Иерархия и власть в истории цивилизаций" (Институт Африки РАН, РГГУ, Москва, 2009 г.).

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, в котором определяются проблематика, цели и задачи исследования, дается общая характеристика использованных источников и научной литературы; основной части, включающей четыре главы; Заключения; Списка источников и литературы. Также в диссертацию входят десять сводных таблиц, позволяющих сопоставлять отражение сведений о каком-либо историческом событии в разных источниках.

Список источников и литературы включает в себя публикации нескольких десятков источников и более двухсот научных работ на русском и трех иностранных языках. Ввиду относительно недавнего начала изучения темы среди указанных в списке литературы исследований, ближайшим образом касающихся нашей проблематики, большую часть составляют публикации 2000–х гг.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит определение проблематики, целей и задач исследования, обоснование выбора трех переломных эпох в истории древнего Египта и определение хронологических рамок исследования; обзор источников и литературы; изложение и мотивировку применяемых в диссертации методов работы с источниками; в нем характеризуется степень научной новизны темы и результатов исследования.

Глава 1 «Египетская литературно-историческая традиция о падении независимости Египта в VI в. до н. э. и ее рецепция на Ближнем Востоке» включает три раздела, выделенных по тематически-хронологическому принципу, и посвящена историко-литературным традициям египтян, отражающим азиатские нашествия на Египет в VI в. до н. э. (вторжение Навуходоносора в момент междоусобной войны между Априем и Амасисом, приведшее к победе Амасиса, и поход Камбиза). Источниками здесь являются Манефон, коптская традиция («Роман о Камбизе» и «Хроника Иоанна Никийского») и ее реминисценции в арабо-мусульманской литературе (Ибн Абд ал-Хакам, Табари и Масуди). Так как в VII–VI вв. на Египет обрушились сразу три азиатские державы (Ассирия, Вавилония, Персия), то воспоминания египтян о соответствующих событиях оказались циклизованы и контаминированы, а частично приобрели фольклорно-новеллистический характер. В главе было выяснено, как именно у египтян сохранялись воспоминания об указанных вторжениях, в чем они соответствуют исторической действительности, а в чем и почему преображают ее.

В «Элефантинской стеле» Амасиса, как и в труде Геродота, вторжение Навуходоносора не упоминается, так как и Амасис, и лояльные к нему египетские информаторы Геродота не желали упоминать тот факт, что своим воцарением Амасис был обязан интервенции вавилонян. Ветхозаветная традиция (Иеремия, Иезекииль) адекватно отражают тот факт, что Априя непосредственно уничтожили его египетские враги, а не Навуходоносор. В труде Манефона удержано общее противопоставление вавилонян и Априя как военно-политических антагонистов, что отвечает действительности. У Иосифа Флавия сохраняются сведения о том, что поход вавилонян повлиял на падение Априя, однако они отличаются высокой степенью обобщенности и стяженности (именно Флавий впервые заявляет, что Навуходоносор сам убил Априя, а не просто способствовал воцарению Амасиса). Труд Флавия четко отличает поход Навуходоносора от более позднего похода Камбиза, как и саму Вавилонию от Персии.

Сведения Флавия о вмешательстве Навуходоносора в борьбу Априя и Амасиса и о том, кто из них от этого выиграл, могли восходить только к египетской традиции (прочие традиции об этом не сообщали, а та из них, что была Иосифу Флавию ближе всех – древнееврейская – говорила, напротив, что Априя уничтожили его внутренние враги, а не Навуходоносор), что подтверждается наличием аналогичного топоса в коптской «Хронике Иоанна Никийского».

В коптской традиции смешаны реалии обоих азиатских походов на Египет VI в. до н. э.: Навуходоносор и Камбиз сливаются в единый «гибридный» персонаж «Камбиз-Навуходоносор». В «Романе о Камбизе» азиатский царь Камбиз со вторым именем Навуходоносор опасается идти на Египет войной из страха перед доблестью египетских воинов (на которую ему указывают его советники, отговаривая от похода), и прибегает к хитрости: рассылает египтянам от имени египетского царя Априя подметные письма (причем их выражения подразумевают наличие в Египте некоего «фараона» помимо Априя, хотя во всем остальном тексте «Романа» на это нет ни намека), где египтян призывают явиться к Априю. Египтяне разгадали обман, но все же отправились к Априю. Тот, увидев их, испытывает страх (далее текст обрывается). В этом сюжете опознаются точные следы исторической действительности VI в.: Априй изображен противником Навуходоносора, в Египте накануне вторжения существует некий другой фараон, отличный от Априя, а последний боится народа и воинов (в реальности поддержавших Амасиса). Однако все эти детали в «Романе» теряют свою исходную смысловую нагрузку и получают новую сюжетную связь, довольно нескладную и неправдоподобную. Таким образом, «Роман о Камбизе» содержит материал, восходящий к исконной египетской традиции достоверных воспоминаний о событиях VI в., но представленный в переработанном и искаженном виде.

«Роман» обнаруживает непрерывную преемственность по отношению к древнеегипетской традиции и в собственно литературном аспекте, воспроизводя специфические модели и топосы египетских текстов II – I тыс. до н. э. (сцена совещания вельмож при царе как средство выявления его качеств; топос слабого царя; топос поучения младших; образ «молодых воинов»; образ мудрого «молодца»-неджеса; образ индивидуализированного мудреца перед лицом безымянной толпы). При этом Априй как слабый царь противопоставлен доблестному войску и вышедшим из его среды лидерам, развивающим активные самостоятельные действия. Эта картина явно восходит к действительной истории VI в. до н. э., когда имело место и общее ослабление царской власти в пользу войска, и действительное противостояние Априя египетскому воинству, вождем которого в борьбе против Априя был Амасис (чья реальная карьера находит в «Романе» яркую параллель в образах лидеров, выдвинувшихся из войска независимо от Априя). Таким образом в работе было доказано, что «Роман о Камбизе», вопреки распространенному мнению о нем, и по происхождению сюжета, и по литературным особенностям имеет сугубо египетские корни, содержит (хотя и в искаженном виде) элементы действительных исторических воспоминаний египтян о событиях VI в. до н. э. и сложился в результате непрерывной передачи и трансформации этих воспоминаний в египетской среде.

Другой коптский памятник – «Хроника Иоанна Никийского» – отличает Навуходоносора Вавилонского, взявшего Иерусалим, от более позднего Камбиза Персидского, завоевавшего Египет, но оба они предстают в нем царями Персии и ассирийцев, а Камбиз при этом также носит второе имя Навуходоносор и ведет против египтян две войны, во второй из которых убивает египетского царя Априя, после чего на 40 лет страна превращается в пустыню. Эта запутанная картина отражает попытку согласовать и представить в синтезированном виде две различные версии событий VI в. В одной из них различаются Навуходоносор и действовавший позднее Камбиз, каждый из которых вел свою войну с Египтом (отсюда само различение Навуходоносора – разрушителя Иерусалима и Камбиза – завоевателя Египта). В реальной истории после первой из этих войн Египет сохранил суверенитет, а после второй был аннексирован – отсюда две войны у Иоанна, из которых лишь вторая привела к разгрому Египта. Описываемая версия в общем виде соответствует реальной истории. Во второй же из версий, легших в основу рассказа Иоанна, Навуходоносор и Камбиз были уже слиты в единый образ азиатского завоевателя Египта (аналогично «Роману о Камбизе»). Отсюда и соответствующие черты «Хроники» (Навуходоносор Вавилонский, разрушитель Иерусалима, оказывается также и персидским царем, а Камбиз, завоеватель Египта, носит и имя Навуходоносор и тоже разрушает Иерусалим). В главе показано, что источником первой из описанных версий послужила прекрасно известная Иоанну иудео-христианская традиция, а вторая версия принадлежит именно позднеегипетско-коптской традиции о VI в. до н. э., представленной, в частности, в «Романе о Камбизе».

Также было выяснено, что на выявленную в главе контаминацию вавилонского и персидского нашествий в египетской традиции повлияла египетская концепция Stt [«Азии»] как некоего единства, управляющегося из сменяющих друг друга центров. В VI в. до н. э. «Азией»- Stt для египтян была прежде всего Вавилония Навуходоносора, потом – Персия Ахеменидов, причем смена вавилонской «империи» персидской должна была восприниматься египтянами в рамках концепции Stt как смена центра власти внутри одного и того же «всеазиатского» геополитического образования. Навуходоносор и Камбиз могли тем самым рассматриваться как представители одной и той же силы, что и способствовало в решающей степени их смешению.

В сообщениях Геродота (V в. до н. э.) и повествовании Манефона (III в. до н. э.) смешения Навуходоносора и Камбиза в одно лицо и, соответственно, слияния вавилонского похода 567 г. и персидского похода 525 г. еще не наблюдается, а в коптских «Романе о Камбизе» и «Хронике Иоанна Никийского» такое слияние уже представлено, из чего можно сделать вывод, что эти контаминации были осуществлены в период между созданием указанных произведений (вернее всего, в римский).

Египетское (коптское) наследие обнаруживается в арабском/арабо-египетском историописании, где Бахт Нассар (Навуходоносор) совершает поход на Египет и завоевывает его (на чем существование независимого Египта навсегда прекращается); при этом Навуходоносор считается наместником персидского царя, и таким же наместником оказывается ассирийский царь Синаххериб. В эти сведениях были выявлены два топоса, почерпнутые из коптской традиции. Во-первых, это ассоциация Навуходоносора с Персией и изображение его завоевателем Египта, подведшим черту под его независимым существованием – то есть опять-таки контаминация Навуходоносора и Камбиза. Таким образом, по арабо-мусульманским материалам было выявлено последнее изменение в коптской традиции об азиатском завоевании Египта - вымывание самого имени Камбиза из этой традиции, которое в дошедших до нас коптских источниках еще не произошло. Во-вторых, саму контаминацию Вавилонии и Персии в арабо-мусульманской традиции также надо возводить именно к коптскому влиянию, так как в азиатских традициях могли смешиваться воедино Ассирия и Вавилония, но строго различались Вавилония и Персия.

У арабских авторов четко выражен мотив 40-летнего запустения Египта вслед за вторжением Навуходоносора (по истечении этих 40 лет Навуходоносор вновь обращается к Египту и заселяет его как свое владение), а также представлен сюжет о некоем втором египетском походе Навуходоносора, который носил карательный характер. Это представление о двух актах установления азиатского владычества в Египте с 40-летним разрывом между ними (приписанных Навуходоносору) отражает в конечном счете реальность VI в. до н. э. (факт двух вторжений в Египет, Навуходоносора и Камбиза, и 40-летний разрыв между ними), то есть использует реальные египетские реминисценции о походе Камбиза, редуцировавшиеся до воспоминания о том, что Египет испытал два нашествия азиатов с 40-летним промежутком, и результатом было падение его независимости.

Основные выводы первой главы: существовала непрерывная традиция историчных в своей основе воспоминаний египтян об азиатских нашествиях VI в., удержавшая и отразившая многие реальные детали этих событий (часто – в значительно переосмысленном и искаженном контексте) и представленная также в новеллистически-фольклоризованных (в том числе по египетским литературным моделям) формах. К коптскому времени в этой традиции вавилонское нашествие было прочно смешано с персидским; эта контаминация с течением времени усугублялась и была унаследована в максимальной форме арабо-египетским историописанием.