Geum.ru

Конкурс научных идей совет из книги перемен на момент рассылки бюллетеня

Вид материалаКонкурс
Микола Шишко
Вадим САМОКАТОВ
Постоянный www-адрес статьи
Подобный материал:
1   2   3


Знаки Вогню

Майдан


Микола Шишко


І як хотілось в теє вірить

Чи то є сон, чи наяву...

Що пробудилась Україна

Сама в собі себе шука...


Зійшлися люди на Майдані.

Зійшлись... як зорі в Літню ніч,

В своїх рядах, в Чумацькім Стані

В собі несли Космічний Хід.


Надворі осінь. Дощ і сніг

Вже розгулялись по парканах –

Дерева всі осиротіли

Злетіло листя пожовтіле

І десь сховалося в ярах.


І знов за хмари Сонце зникло.

Вожді скликали свій своїх

І фарбували Україну

На помаранчевий Захід

І біло-синій Схід.


Не зразу стали розуміти

Хто є хто. Всі ж бо свої.

Та розділилися в потоці

Бажання влади і людські.


Зійшлися люди на Майдані,

Туди свій відчай принесли.

І силу болю і страждання

В звуках барабанних пронесли.


І як хотілось в теє вірить,

Що всі свідомо об”єднались.

І вже не граблять Україну,

І не “закажуть” свій свого.


Не продадуть її частину,

Батьків коріння і хатину,

Не віддадуть свою дівчину

Чужому панові в ярмо.


Не зрадять людям, що зібрались

Під гасло Віри і Добра,

Щоб будувать свою державу

І не ламать її хребта.


... В цю ніч стогнали всі стихії

В ритмі земної боротьби.

І колихнули землетрусом,

В цунамі відгук свій знайшли...


І як хотілось в теє вірить

Чи то є сон, чи наяву...


Що вже прийшла пора Прозріння

І починало Слово жить,

І проявилось Мирозріння

Й збудились всі в цю мить.


Всі очищалися в Потоці,

Приймали Хрещення в Вогні.

Майдан, Хрещатик, Україна

Є Центр духовності в ці дні.


Настали дні порозуміння,

І розпізнати шлях Буття,

І пробудитись в Новім Віці,

Всім об’єднать свої серця.


І щиро-щиро привітати

Один одного, як брати.

Й сміливість вищу треба мати,

Щоб самим собі могли сказати,

Що ми єдині назавжди.


І як хотілось в теє вірить

Чи то є сон, чи наяву...


З”явилось Сонце над Землею,

В своїх проміннях несло тепло,

І дарувало всім натхнення:

Своїм життям творить Добро.


А зорі в вічному дозорі

Пильніш вглядалися в пітьму.

Й небесні Ангели в ці дні

Були все ближче до Землі.


В тім світлі Божого Проміння

Єднались люди назавжди.

А руки їх сплітались в Долі

І піднімались до Гори.


Любов сплавляла їх Дороги

В Великий Шлях, де Красота

Могутнім спалахом злітала

В Безмежний Простір, де Чистота.


Так Бог явив Любов-проміння

В найнижчім світі свого Буття,

Щоб зрозуміли мить Спасіння

Він знов Відкрив нам суть Життя.


Конфлікт, Гармоня, Краса, -

Творили разом Єдиний Ритм.

Космічним сяйвом закружились,

В Любов небесну враз сплелись.


І як хотілось в теє вірить

Чи то є сон, чи наяву...


І Голос був нам з неба щирим:

- Не відверніться, малі й великі,

Всі в Божім Плані ви Одно.

Служіть Меня, як Україні

І буду з вами заодно.


Чи зрозуміли нас, брати,

Що ви є Центр Душі-Життя

Не тільки в себе на Землі,

Але й в Космічному Вогні.


З Дніпра свячену пийте Воду

І не брудніть Живу Природу,

А Мудрість, що з Великих Гір тече,

Прозріння й Радість принесе.


Тягнулась Квітка до Життя,

Хотіла бачить як світить Сонце.

І прорости в садах в Буття,

І пробудить Любов в серцях

Чарівним запахом цвітіння...


Тягнулась Квіточка до Сонця.

І хоче бути як те Сонце.

Тягнулась Квітка в світ Буття,

Щоб прорости в Людських серцях

Нектаром Божого Життя.


І як хотілось в теє вірить

Що то не сон, а наяву...


Майдан, Хрещатик, Україна

Приймає Хрещення в Вогні.

Майдан, Хрещатик, Україна

Є нове Хрещення Русі.

Майдан, Хрещатик, Україна

Є Центр духовності в ці дні...


Грудень 2004, Торонто


_____________________________________________________________


И СМЕРТИ НЕТ И СВЕТ В ОКНЕ…

Вадим САМОКАТОВ



Ж

итель Сербии Любомир Цебич, перенесший тяжелый инфаркт, в течение двух дней находился между жизнью и смертью. Он умирал 17 раз, но врачи его возвращали "с того света". Такого количества "воскрешений" медицинская статистика еще не знала. "Меня посылали к Богу, но они (врачи) возвращали меня назад каждый раз, когда я стоял перед воротами апостола Петра", – сказал Цебич, когда полностью пришел в себя.

Пенсионер из Новосибирска Алексей Ефремов, получивший обширные ожоги, перенес несколько операций по пересадке кожи. Во время одной из них у него остановилось сердце. Вывести мужчину из состояния клинической смерти врачам удалось только через 35 минут – случай уникальный, так как известно, что в обычных условиях срок клинической смерти у человека составляет 3-6 минут. Затем следуют необратимые изменения в головном мозге. Однако у Алексея Ефремова таких изменений не произошло. Он мыслит четко и ясно.

Клиническая смерть – терминальное (пограничное) состояние, при котором отсутствуют видимые признаки жизни (сердечная деятельность, дыхание), угасают функции центральной нервной системы, но сохраняются обменные процессы в тканях. Длится несколько минут, сменяется биологической смертью, при которой восстановление жизненных функций невозможно.

Врачи признают, что клиническая смерть до сих пор является для них загадкой. У специалистов нет единого мнения по вопросу о том, что на самом деле происходит в это время с человеком. Особо яростные споры возникают вокруг так называемого "посмертного опыта", который переживают некоторые люди в момент клинической смерти. Заговорили об этом феномене в 1976 г. после выхода в свет книги доктора Раймонда Моуди "Жизнь после жизни". Моуди собрал свидетельства примерно 150 человек, которые либо сами пережили смерть или близкое к смерти состояние, либо сообщили ему о переживаниях других лиц во время умирания. Одни "умершие" и затем "воскресшие" рассказывали о ярком свете, о встрече с умершими родственниками и друзьями. У других остались в памяти отдельные эпизоды Высшего Суда. Некоторые выходили из физического тела, но оставались в физическом мире около своего тела, или путешествовали по знакомым местам, или же попадали в иную реальность. Книга Моуди наделала много шума и внесла сумятицу в умы как обывателей, так и ученых мужей. Получается, что "загробная жизнь" существует, и смерть – это всего лишь переход в другую сферу жизни, возможно, более светлую, чем жизнь биологическая? Тем паче что Моуди оказался не одинок в своих изысканиях, подобные исследования проводили Е.Кюблер-Росс, К.Дюкасс, А.Форд и другие. И пришли к выводу – смерти нет.

Одним из первых разъяснить феномен "посмертного опыта" взялся советский реаниматолог, академик РАМН В.А. Неговский. "К сожалению, – писал он в статье "Клиническая смерть глазами реаниматолога", – в некоторых зарубежных странах (в частности, в США) у ряда авторов появилась тенденция своеобразно толковать указанные явления как доказательства существования потустороннего мира. Опираются они главным образом на рассказы больных о их переживаниях в предсмертном состоянии (near-death). В качестве довода в пользу загробной жизни некоторые идеалистически настроенные ученые используют содержание рассказов больных, во многом сходные. Довод крайне несостоятельный: патологическая продукция умирающего или оживающего мозга в основном однотипна и не может быть иной у людей разных стран и народов. Ведь речь идет о мозге человека. Уровень эволюционной зрелости этого органа примерно одинаков везде. Структура мозга человека – едина. Это означает, что закономерности его умирания и оживления также однотипны". Кроме того, академик Неговский заявил, что в его реанимационной практике слышать "пространные рассказы оживленных больных об их переживаниях во время терминального состояния" ему не приходилось. К тому же галлюцинации, если и имеют место, случаются во время терминального состояния, но без клинической смерти. При клинической же смерти, объяснил Неговский, "никаких элементов восприятия внешнего мира не существует. Кора мозга в это время "молчит". На электрокардиограмме – прямая линия. Можно предположить, что в процессе оживления после клинической смерти, когда восстанавливающийся мозг проходит в обратном порядке основные стадии, пережитые им во время умирания, на определенном этапе могут возникнуть впечатления, имевшие место при агонии". Неговский, надо сказать, довольно убедительно объяснил феномен "тоннеля с ослепительным светом в конце его". По его мнению, в этом случае имеет место быть "трубчатое" зрение, возникающее вследствие гипоксии коры затылочных долей. Другой российский врач-реаниматолог Николай Губин полагает, что туннель есть следствие токсического психоза. С ним солидарен американский врач Е.Роудин. Нашелся у ученых и ответ на вопрос: почему перед глазами некоторых умирающих проносятся картины всей прожитой жизни. По всей видимости, считают они, процесс умирания начинается с более новых структур мозга, а заканчивается более старыми. Восстановление этих функций при "оживлении" протекает в обратном порядке: сначала оживают более "древние" участки коры головного мозга, а затем уже – новые. Поэтому в процессе возвращения к жизни человека в его памяти в первую очередь всплывают наиболее стойко запечатлевшиеся "картинки".

Есть попытки объяснить и другие странные состояния при клинической смерти. Например, выход из тела. Два года назад швейцарские ученые заявили, что им удалось выяснить, как это происходит. По мнению врачей, источником подобных ощущений является одна из извилин в правой части коры головного мозга. Эта извилина, мол, собирает информацию, поступающую из разных отделов мозга, и формирует представление о том, где находится тело. Если же сигналы нескольких нервов сбиваются с верного пути, то мозг рисует неверную картину, и в результате человек видит себя со стороны.

Но некоторые явления "посмертного" опыта и по сей день остаются не разъясненными. Например, никто не в состояние дать вразумительный ответ на вопрос: каким образом слепые от рождения люди смогли детально описать то, что они видели в операционной в момент своей "кончины". Тем не менее, это факт – опрос более 200 незрячих женщин и мужчин, который провел доктор Кеннетт Ринг из США, это доказывает.

Впрочем, далеко не все ученые объясняют "жизнь после смерти" физиологическими процессами, происходящими в мозге в момент умирания. Психолог Пайэлл Уотсон, например, считает, что когда мы умираем, то вспоминаем свое рождение. По его мнению, впервые мы знакомимся со смертью в момент страшного путешествия, которое совершает каждый из нас, преодолевая родовой путь. Также существует теория о том, что подобные видения связаны уже не с физическим телом человека, а с изменениями в его энергетической оболочке на уровне молекул и атомов. Когда умирает человек, гибнет и эта его полевая структура. Именно она излучает те корпускулы света, которые человеческое сознание принимает за странные картины.

Исследования необычных состояний в момент клинической смерти продолжаются. Сегодня многие из ученых склоняются к мысли, что после физической кончины человека сознание его сохраняется. Один из ведущих врачей Саутгемптонского госпиталя Сэм Парния говорит так: "Не оставляет сомнений факт, что у некоторых людей в то время, когда мозг уже перестал функционировать, продолжается ясный мыслительный процесс и способность к размышлению и воспоминанию". По мнению доктора Парнии и его коллег, сознание, или душа, продолжает думать и размышлять, "даже если сердце пациента остановилось, он не дышит, и мозг перестал работать". Не сомневается в продолжении жизни в какой-то форме и специалист в области физиологии мозга человека академик РАН Наталья Бехтерева.

Подтвердить или опровергнуть сторонников теории "жизни после смерти" либо ее противников никто не может, ибо "из той страны никто не возвращался". Ведь клиническая смерть – это еще не смерть окончательная. К тому же не все люди, заглянувшие по ту сторону, помнят о своем опыте. Мне, например, довелось беседовать двумя людьми, которые были "возвращены" врачами в мир людей. Ни один из них не видел ни туннеля, ни умерших родственников, ни "светящееся существо". То есть вообще ничего. Они не покидали своего тела и не слышали голосов врачей. Однако оба, не сговариваясь, заявили, что после клинической смерти "стали другими людьми" – поменяли свое отношение к окружающим и к миру в целом. Более того, они перестали бояться смерти, хотя жизнь воспринимают как бесценный дар. "Знаете, – сказал один из них, – я теперь жизнь ощущаю ярче, острее и стараюсь с пользой использовать каждую минуту. Живу и радуюсь каждому мгновению. Но и страха смерти во мне нет, придет – приму как должное".

Постоянный www-адрес статьи: [ ссылка скрыта ]

______________________________________________


Сожженная библиотека
Мэтью Бэттлс

The Library of Alexandria: Centre of Learning in the Ancient World. Edited by Roy MacLeod. - Tauris, 2000.

История о том, как арабы сожгли величайшую библиотеку эллинистического мира, хорошо известна: Иоанн Грамматик, коптский священник, живший в Александрии во время арабского завоевания (641 год н.э.), завязал знакомство с Амром, мусульманским полководцем, захватившим город. В интеллектуальном отношении собеседники оказались достойны друг друга, и Иоанн, завоевав доверие эмира, стал его советником. Набравшись храбрости, он спросил у своего господина: "Амр, как следует поступить с "книгами мудрости", хранящимися в царской сокровищнице"? И Иоанн рассказал эмиру о величайшей библиотеке, собранной Птолемеем Филадельфом и его преемниками. Амр ответил, что не может решить судьбу книг, не посоветовавшись с халифом Омаром. Ответ халифа, цитируемый мною по книге Альфреда Батлера "Арабское завоевание Египта" (1902), стал знаменитым: "Что касается упомянутых тобой книг, то, если их содержание согласуется с Кораном, единственной Божественной Книгой, они не нужны; а если не согласуется, они нежелательны. Стало быть, их следует уничтожить в любом случае". Согласно традиции, свитки были скручены в один огромный сверток и доставлены в городскую баню, где шесть месяцев пролежали в горячей воде.

Не приходится удивляться тому, что в этой истории содержится лишь малая толика истины. Скорее всего, данная легенда была сочинена Ибн Аль-Кифти, историком-суннитом, жившим в XII веке. Современный египетский филолог-классик Мустафа Эль-Аббади высказал предположение, что Аль-Кифти сочинил эту историю для того, чтобы оправдать развернувшуюся в городе торговлю книгами. Дело в том, что суннитский правитель Саладин стал распродавать библиотеку для покрытия расходов на войну с крестоносцами. Однако, несмотря на то что эта легенда, скорее всего, исламского происхождения, она пришлась по вкусу западным ориенталистам, привыкшим сетовать на печальную судьбу европейского знания на варварском Востоке.

Армия халифа подошла к стенам Александрии в VII веке н.э., и к этому времени легендарная городская библиотека уже пережила по крайней мере один большой пожар. Когда Юлий Цезарь в 48 году до н.э. пришел на помощь египетской царице Клеопатре, которая вела войну с юным претендентом на престол Птолемеем XIV, римский полководец сжег корабли в Александрийской гавани, дабы противник не мог захватить город со стороны моря. Огонь разгорелся с такой силой, что охватил расположенные на пристани склады и служебные помещения; Сенека Старший сообщает, что в этом пожаре погибло сорок тысяч книг; впрочем, согласно другим источникам, при этом сгорели лишь те немногие свитки, которые находились в складских помещениях, дожидаясь отправки в библиотеку. Но надо признать, что наиболее разрушительными для александрийских библиотек оказались столетия небрежения после прихода к власти христиан. Одержав триумфальную победу над язычниками, иудеями и неоплатониками, христиане посчитали никчемными хранившиеся в библиотеках сокровища эллинизма. Их ненависть к языческой культуре достигла кульминации в IV веке, когда александрийский патриарх Феофил решил уничтожить храм Сераписа1, чтобы воздвигнуть на его месте христианскую церковь; вероятно, при этом погибла располагавшаяся при храме библиотека, одна из богатейших в Александрии.

Как бы то ни было, не вызывает сомнений тот факт, что количество погибших в Александрии книг было поистине огромным. Филолог-классик Рудольф Блюм пришел к выводу, что до наших дней дошел лишь один процент от всего корпуса древнегреческой письменности. Уцелевшие комментарии содержат многочисленные ссылки на утраченные книги, в числе которых - сатировы драмы Эсхила и других драматургов ("Киклоп" Еврипида - единственное полностью дошедшее до нас произведение этого жанра), аристотелевский аннотированный список поставленных в Афинах пьес и огромное количество произведений малых жанров, особенно лирических стихов. Конечно, мы не можем получить полного представления об объеме утраченного богатства, не имея библиотечных каталогов. Но и Pinakes, или Списки (120-томный каталог Александрийской библиотеки), составленные поэтом и ученым Каллимахом, также оказались утраченными.

Стоит ли удивляться тому, что вопросов по затронутой теме больше, чем ответов? Кто основал библиотеку, Птолемей I Сотер или его знаменитый сын Птолемей II Филадельф? Каким был архитектурный облик библиотечных зданий, как они использовались, в какой части города были расположены? Сколько книг хранилось в Мусейоне, или Храме муз, а сколько в "дочерней библиотеке", находившейся за пределами дворцовой территории? Книги каких авторов особенно ценились? У нас нет точных ответов на эти вопросы, равно как и на многие другие.

Когда Александр основал город в 331 году до н.э., он надеялся увидеть этот край преображенным; перед его мысленным взором представал тот образец имперского государственного устройства, о котором можно было только мечтать: богатый, мультикультурный, экономически процветающий мегаполис. Город обладал лучшим портом на египетском побережье Средиземного моря; кроме того, только он мог предоставить доступ к житнице Дельты и плодородной долине Нила. После смерти Александра Сотер, один из его военачальников, сделал город столицей Птолемеевской династии (305-30 гг. до н.э.); это было вполне подходящее место для библиотеки, где сконцентрировались бы знания всего эллинистического мира. Хотя Александрия всегда считалась сердцем ученого сообщества и рассматривалась как законная вотчина аристотелевской школы перипатетиков, библиотека стала политическим мозговым центром, находившимся под жестким контролем Сотера и его преемников. Птолемеи в полной мере оценили стратегические преимущества монополии на знания. По их приказу государственные чиновники производили конфискацию всех ввозимых в страну книг, изымая их у частных владельцев и отправляя в библиотеку с пометой "с кораблей". Для того чтобы остановить бурный рост библиотеки Родоса, который угрожал поставить под сомнение превосходство Александрии в этой сфере, правители города ввели запрет на вывоз папируса, производство которого издавна было прерогативой Египта. Но эта мера обернулась против тех, кто ее замыслил: запрет стимулировал изобретение нового материала, пергамента, распространение которого ускорило развитие письменности в Европе. Пергамент оставался главным материалом для изготовления книг вплоть до того времени, когда Гутенберг изобрел книгопечатание.

Несмотря на серьезную конкуренцию со стороны Родоса, Афин, Пергама и других центров эллинистической культуры, при Птолемеях библиотеки процветали. Собрание одного только Мусейона, как полагают, насчитывало около 700 000 свитков. Неудивительно, что эти богатства привлекали ученых со всех концов греческого мира; многие из них избрали Александрию постоянным местом жительства. Там написал свои "Элементы" Евклид; возможно, он родился в бедной египетской деревушке, расположенной на том самом месте, где Александр Македонский основал поселение, названное его именем. Там учился Архимед. Эратосфен, Страбон и Гален пользовались сокровищами александрийских книжных собраний. Согласно легенде, по приглашению Птолемея II Филадельфа семьдесят еврейских ученых (по другой версии, их было семьдесят два), прибывших из Иерусалима, собрались в библиотеке, чтобы перевести Тору (Пятикнижие) на греческий язык. Так появилась Септуагинта2.

Можно с полной уверенностью сказать, что место, где трудились эти семьдесят еврейских переводчиков, мало походило на современную научную библиотеку. Судя по имеющимся данным, свитки хранились на полках или в специальных ящиках, называвшихся armaria; эти ящики, по-видимому, укладывались в ряды между колоннами и вдоль проходов. К каждому свитку была прикреплена табличка, напоминающая привычную для нас каталожную карточку; на ней указывались имена авторов и названия работ, которые можно было найти на данном свитке. В библиотеках не было читальных залов, где ученые могли бы с удобством расположиться; возможно, им приходилось самим подыскивать тихие закутки между колоннами и полками, заставленными свитками. Создатели Септуагинты оказались среди людей, говоривших на самых разных языках; они могли встретить литературных критиков, сопоставлявших варианты гомеровских поэм по различным спискам; филологов, переводивших персидские стихи на греческий язык; врачей, которые рылись в старинных свитках в поисках забытых чудодейственных рецептов; библиотекарей, деловито копирующих тексты или приводящих в порядок свитки на полках.

В первые столетия новой эры город был ареной ожесточенной религиозно-идеологической борьбы между язычниками, иудеями, христианами и неоплатониками; то, что мы называем сегодня "иудео-христианской традицией", возникло из "бродильного чана" эклектической культуры Александрии. Но у библиотек была и другая, не менее важная миссия: они предназначались для того, чтобы сохранить полный корпус греческой литературы, равно как и все заслуживающие внимания произведения на других языках. Это была первая в мире библиотека с универсалистскими притязаниями: содружество работавших в ней ученых можно без особой натяжки назвать прототипом нынешнего международного научного сообщества.

Идеал универсализма, зародившийся в Александрии, основывается на представлении о всемирной литературе как едином системном целом, как всеобщем диалоге, в результате которого дотоле разрозненные компоненты приобретают новый смысл. Для того чтобы обеспечить возможность вести такую беседу, нужно было собрать в одном месте все существующие книги. Подобное стремление стало особенно настоятельным в наши дни: работа в традиционной библиотеке уже не приносит полного удовлетворения. Даже или, лучше сказать, особенно сейчас, в век Всемирной сети-паутины, ученые рассматривают прогресс мифологически: мы представляем себя людьми железного или даже каменного века - слабого отражения золотого века Александрии. Однако вскоре у нас появится новая Александрийская библиотека. Основанная по инициативе ЮНЕСКО при активной поддержке правительства Египта, новая библиотека, открытие которой намечено на осень нынешнего года, разместится в поразительном здании - стеклянном диске из стекла и камня - с видом на Средиземное море и, можно сказать (при наличии воображения), на Magna Graecia3. Ее вместимость составит 80 миллионов томов: если вся библиотека будет заполнена, она превзойдет такие коллекции, как Мусейон и книгохранилище при храме Сераписа, самые большие библиотеки Александрии периода расцвета.

Сборник "Александрийская библиотека: Научный центр античного мира" - что-то вроде австралийского приношения к намеченному торжеству. Подготовленный под редакцией Роя Мак-Леода, профессора истории Сиднейского университета, он включает статьи ученых, специализирующихся в разных областях знания: филологов-классиков, историков, археологов и архивистов. Собранные вместе, они демонстрируют широкий диапазон эмоций, которые до сих пор вызывает знаменитая библиотека. В целом, однако, книга проигрывает от слишком большого разброса методологических установок авторов и поставленных ими задач.

Сборник разделен на две части, хотя во многом они пересекаются. В работах первой части выясняется место Александрии в культурно-историческом процессе. Статьи археолога Д.Т. Поттса и филолога-классика Р.Дж. Таннера с методической строгостью и завидной эрудицией обрисовывают обстановку, в которой создавалась великая библиотека; другие статьи этого раздела менее удачны. Например, Уэнди Брэзил, преподавательница классических языков, пересыпает свой рассказ о воображаемом посещении древней Александрии цитатами из "Александрийского квартета" Лоренса Даррелла, отчего создается ощущение досадной мистификации. Статьи, помещенные во второй части книги, столь же различны по целям и достигаемому эффекту: в работе Сэмюеля Лье "Ученые и их ученики в восточной части Римской империи" великолепно представлено, как изменилась социология образования, когда Александрия наложила на эллинистическую традицию перипатетиков модель централизованного государственного управления. А Дж.О. Уорд использует свою впечатляющую эрудицию для достижения сомнительной цели: доказать, что в "Имени Розы" Умберто Эко допущено множество ошибок в изображении средневековой библиотеки, играющей важную роль в композиции знаменитого романа. При этом автор статьи оставляет без внимания то обстоятельство, что в книге Умберто Эко образ библиотеки служит метафорой, позволяющей поставить вопрос о влиянии Александрии на интеллектуальное воображение Запада.

Во вступительной статье редактор книги Рой Мак-Леод прослеживает историю культурного освоения библиотеки от эпохи Птолемеев до наших дней. Он отмечает до сих пор не преодоленную двусмысленность и проблематичность восприятия александрийского наследия:

"Специалисты по античности улыбаются, когда историки нового времени приписывают Фрэнсису Бэкону изобретение лозунга "Знание - сила". Возможно, Бэкон сыграл свою роль в популяризации этой идеи в условиях научной революции, но за восемнадцать столетий до него в Александрии стремление к универсальному знанию уже овладело умами интеллектуальной элиты. Этот импульс проявился с новой силой во времена Николая V и Пия II, воплотившись в создании Библиотеки Ватикана, и впоследствии неоднократно возобновлялся в истории Западной Европы. Амбициозная идея контроля над знаниями и их применением зародилась у Птолемеев, но ее осуществление стало возможным только в век спутников связи, способных заглянуть в замочную скважину, и Всемирной паутины. И все же это был александрийский проект, захватывающий и в то же время проблематичный в самой своей основе".

Огромное собрание книг в Александрии открыло возможность для совершенно нового подхода к знаниям, утверждавшего ценность культурного наследия в полном его объеме: от авторитетных списков "Илиады" или "Трудов и дней" Гесиода до самых темных и заведомо неадекватных комментариев к Гомеру, неправильно атрибутированных работ, а также работ, в свою очередь опровергающих выводы этих работ. Настойчиво преследуя поставленные цели, Птолемеи извлекли выгоду из фундаментального александрийского положения, которое можно сформулировать следующим образом: знание является ценным ресурсом, товаром, видом капитала, который следует накапливать и концентрировать в одном месте, дабы он послужил на пользу правящему режиму. Централизация и консолидация библиотек удобна как для ученых, так и для правителей. Но во времена войн, стихийных бедствий и связанных с ними разрушений централизация библиотек порождает свои проблемы: их печальная судьба становится судьбой хранящихся в них произведений и даже целых литератур. Многое дошедшее до нас из античности сохранилось лишь благодаря тому, что находилось в небольших частных библиотеках, укрывшихся в тихих заводях античного мира и оказавшихся вне поля зрения рьяных фанатиков и безжалостных властителей.

Невозможно переоценить тот факт, что именно потребности и вкусы читателей, владельцев и собирателей книг определяют, какие из них выживут, а какие погибнут. Судьба книг определяется не столько пожарами, кражами и цензурными изъятиями, сколько происходящими в мире изменениями. В статье Сэмюеля Лье показано, как этот процесс отражается на культуре работы с рукописями: "Высокая стоимость копирования приводила к тому, что некоторые произведения, обладавшие выдающимися литературными достоинствами, но не часто изучавшиеся в школах риторики, копировались нерегулярно. Таким образом, кроме дороговизны копирования, постепенной утрате многих литературных произведений способствовала узость школьных программ по риторике". Все остальное: стихи малоизвестных поэтов, неканонические произведения, псевдоэпиграфы - просто выпадало из поля зрения переписчиков.

Ни одна библиотека не застрахована от уничтожения - судьба Боснийской национальной библиотеки в Сараеве, разбомбленной и сожженной сербами в 1992 году, представляет собой недавний пример этой печальной закономерности. Но гораздо чаще библиотеки словно бы "растворяются" - при том, что остатки постоянно изменяющихся книжных собраний сохраняются частично, в отрывках и фрагментах. Библиотеки британских аббатств "распылились" с упразднением монастырей: груды рукописей на утраченных языках - например, на англо-саксонском - были вывезены и распроданы; многие из них были отданы на переработку в бумажную массу, дабы послужить материалом для набирающих обороты печатных станков. Но некоторые сокровища, включая единственную известную рукопись "Беовульфа", дошли до нас по той простой причине, что хранились в разных местах. Если бы Птолемеи не проводили свою централизаторскую политику столь жестко и агрессивно, конфискуя книги у частных владельцев и отказываясь возвращать свитки, позаимствованные у других книгохранилищ для копирования, многие утраченные книги могли бы сохраниться. Но Птолемеи не рассматривали свою библиотеку как универсальный источник знаний, открытый для ученых и писателей всего эллинистического мира, хотя многим очень хотелось бы сохранить веру в этот красивый миф. На протяжении столетий - от эпохи правления Птолемеев до наших дней - библиотеки зачастую служили не столько для обнаружения правды, сколько для ее сокрытия. Знакомый библиотечный работник из России рассказывал мне о неоднократных изъятиях книг из каталогов советских библиотек во времена сталинского произвола: когда авторы попадали в опалу или арестовывались, библиотекари изымали их книги из фондов и уничтожали. Повинуясь диктату режима, они стирали данные об этих книгах с каталожных карточек и заменяли их другими именами и названиями. По этой причине библиография указанного периода безнадежно искажена; и она становится все менее надежной в связи с отсутствием серьезного интереса к литературе советской эпохи в посткоммунистическую эру.

Итак, что же произошло с книгами и свитками Александрии? Поскольку мы не знаем даже точного местоположения библиотек, неизбежно возникают спекуляции по этому поводу, рождаются все новые и новые мифы. На самом деле библиотеки распадались медленно, постепенно, на протяжении столетий, по мере того как люди все более равнодушно или даже враждебно относились к содержанию хранившихся там книг. Хотя древняя Греция всегда была многоязычной страной, наступили времена, когда население стало невосприимчивым к нравам александрийцев раннехристианской эпохи с характерным для нее "вавилонским смешением языков": коптского, арамейского, еврейского, латинского и койне (общенародного греческого). Находившиеся в небрежении у череды поколений, для которых они были чем-то вроде китайской грамоты, свитки погибали как от сырости, так и от чрезмерной сухости; их поедали грызуны и насекомые, плодившиеся в специфическом библиотечном микроклимате; их воровали, теряли, портили, сжигали. Древние свитки заменяли творениями отцов церкви и второсортными произведениями, создававшимися в Римском мире периода упадка. Ретроспективный взгляд прессует эпохи, и мы видим Феодосия и Клеопатру, Александра и Архимеда в одном, почти нерасчлененном пространственно-временном континууме. Так что же произошло с книгами Александрии? Они пали жертвой всепожирающего времени, "сквозь них" прошло много столетий - настолько много, что распыление и исчезновение книжных собраний оказалось неизбежным. И это произошло бы в любом случае, независимо от того, кто обладал монополией на производство папируса; независимо от того, под какими лозунгами восставшие толпы заполняли улицы и какие императоры несли ответственность за пожары; независимо от того, нашествия каких варваров - с надеждой или отчаянием - ожидали александрийцы.

ссылка скрыта, April 13, 2000
Перевод Иосифа Фридмана