С. А. Калиниченко Какими мы были

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 32

ОТКАЗНИКИ

Когда прыжки из Ан-2 подходили к концу, а у меня, к примеру, уже было пять прыжков, на одном из совещаний офицеров бригады полковник Ленский зачитал список офицеров и прапорщиков, которые до сих пор не сделали ни одного прыжка с парашютом. Кто-то из них не мог прыгать по совершенно объективным причинам, так как находился, например, в отпуске, командировке, на излечении в госпитале или по каким-то другим уважительным причинам. На совещании по каждому из них Ленский отдельно доложил комбригу Колеснику.

Однако в списке в этом году еще не прыгавших офицеров был и один из наших однокашников по Киевскому ВОКУ. О нем разговор был особый. С началом прыжкового периода в кулуарах офицеры бригады, чем дальше, тем все чаще обсуждали вопрос о том, что этот лейтенант ищет различные пути, способы и оправдания, чтобы уклониться от прыжков с парашютом. Для большинства из тех, кто учился с ним в Киеве, ничего удивительного в том, что именно он «косил», как сказали бы сейчас, от прыжков не было, так как все мы единодушно считали большой ошибкой Командования направление в спецназ именно этого выпускника разведывательного факультета Киевского общевойскового училища.

В бригаде с учетом его личных и деловых качеств, вернее из-за полного отсутствия профессионально значимых не только в спецназе, но и вообще в армии качеств, его, в основном, использовали для «затыкания» всяческих и, прежде всего, хозяйственных, а также прочих дырок, где использовать настоящих спецназовцев считалось весьма расточительным делом. В результате, в период, когда вся бригада готовилась к прыжкам и совершала их, наш «герой» временно исполнял обязанности помощника военного коменданта в Чирчикской городской военной комендатуре и, конечно же, использовал свою оторванность от части, чтобы не прыгать. Тем не менее, Колесник на том совещании, о котором идет речь, приказал командиру роты, в которой числился этот офицер, и полковнику Ленскому обеспечить, чтобы наш «антигерой» «однозначно отпрыгал положенное младшему офицеру количество прыжков с парашютом».

Выполнение приказа комбрига осложнялось тем, что данное совещание офицеров части состоялось перед последним прыжковым днем. После этого все Ан-2, согласно плану, должны были улететь на аэродром их постоянного базирования в Фергану. При этом, все прекрасно понимали, что, если упоминаемый мной офицер не совершит хотя бы один ознакомительный прыжок с парашютом из Ан-2, то никто из должностных лиц бригады не возьмет на себя ответственность допустить его к прыжкам из самолета Ан-12. А это значит, что он программу прыжков за год уже однозначно не выполнит и, следовательно, в этом случае и приказ командира части подполковника Колесника, соответственно, также останется не выполненным.

Мне лично, да и многим офицерам и прапорщикам бригады, честно говоря, было совершенно все равно, выполнит этот наш училищный однокашник программу прыжков с парашютом за 1975 год или нет. Но, так как он являлся выпускником именно нашего училища, престиж которого многим из нас, и мне лично, был далеко не безразличен, я, будучи в этой ситуации простым сторонним наблюдателем, все-таки внимательно следил за её развитием.

И вот, в последний прыжковый день из самолета Ан-2, когда я, например, планировал совершить уже шестой прыжок, а Федя Волох уже вплотную приблизился к своему юбилейному 50-ому прыжку, «герой» данной части моего рассказа, в непосредственном сопровождении его командира роты, появился на аэродроме. Вид у него был, мягко говоря, растерянный. Кроме того, и офицеры, и даже солдаты, знавшие о том, что этот горе-спецназовец «косит» от прыжков, различного рода подколками изредка даже пытались показать ему свою неприязнь и пренебрежение. Многие из тех, кто присутствовал на площадке взлета, также, как и я, наблюдали за ним в это время и видели, как он, будучи совершенно белым как бумага, надел свой парашют, прошел все положенные проверки и оказался среди ожидающих своей очереди на прыжок парашютистов.

В тот день наша 7 рота стояла в наряде по части, а я, не попав ни в караул, ни помощником дежурного по части, оказался свободен. Поэтому мне одному, без своих любимых подчиненных удалось прорваться на прыжок в самый первый, или королевский офицерский корабль, как его обычно называли у нас. Кроме того, при самом благоприятном раскладе я также еще рассчитывал сделать в тот день второй прыжок с парашютом. В этой связи, в суете, которая существовала на аэродроме перед началом прыжков, наш «герой», в конце концов, потерялся у меня из виду. Да, в общем-то, не до него было всем нам, пусть о нем думает его непосредственный начальник. Однако, тем не менее, мне лично хотелось все-таки, чтобы он прыгнул.

Когда же первый самолет, в котором был я, взлетел, то потому, как его отчаянно болтало в воздухе, я и, видимо, весь корабль понял, что на площадке приземления дует сильный ветер, и прыжок могут не разрешить. Однако, вопреки нашим предположениям, Ан-2 взял боевой курс, и мы, первые четверо парашютистов, даже встали со своих мест по команде выпускающего «Приготовиться». Однако, в результате, нам так и не удалось прыгнуть ни с первого захода, ни со второго. Дежурный по площадке приземления из-за того, что скорость ветра у земли на самом деле превышала максимально допустимую для учебных прыжков скорость в 5 метров в секунду, разрешения прыгать не дал, и первые корабли были вынуждены вернуться на аэродром.

Когда я вышел из приземлившегося самолета, специально отыскал глазами нашего горе-спецназовца или горе-парашютиста. Он, как мне показалось, тревожным взглядом наблюдал за происходившим на площадке взлета. Примерно через полчаса вновь поступила команда «По самолетам!», и мы опять полетели в направлении Багиша. Встав со скамейки по команде выпускающего «Приготовиться!», мы вновь изготовились к прыжку. Все настолько были замучены этими, казавшимися нам бесконечными, взлетами, посадками и вставаниями со своих мест для изготовки к прыжку, что уже хотелось как можно быстрее покинуть самолет. Однако, как и в предыдущий раз, простояв, вернее прокачавшись из стороны в сторону, в стойке для прыжка несколько минут, мы по команде выпускающего вновь расположились на приставной скамейке, а самолет пошел на посадку. Стало ясно, что из-за погоды прыжков сегодня уже не будет, а следующим утром три Ан-2 из Ферганской дивизии ВДВ должны будут улететь на аэродром своего базирования в Фергану.

Сквозь иллюминаторы приземляющегося самолета нам было видно, что бригада собирает парашюты, часть которых уже укладывалась на прицепы грузовиков ЗИЛ-131. Как только я снял свой парашют, ко мне подошел Сергей Маковский, который также в этот раз не попал в наряд, и не без удовольствия рассказал, что у него была возможность со стороны внимательно наблюдать за нашим «антигероем». По словам Сергея, было очень интересно следить за массой тех эмоций, которые обуревали его перед первым прыжком и красноречиво отражались на лице. На этапах проверки парашютов и ожидания начала прыжков он был бледный или даже совершенно белый. Однако, как только объявили, что из-за плохой погоды прыжки отменяются, а, следовательно, на следующий день Ан-2 улетают, он понял, что в этом году парашюты для него уже, как говорят в таких случаях, «заказаны», его лицо, по словам Маковского, моментально приобрело красновато-бордовый оттенок.

Обсуждая эти наблюдения с Сергеем, мы сошлись на том, что, с одной стороны, все это довольно смешно, а с другой, жаль, что офицер, который прошел соответствующее обучение в военном училище, направлен для службы в бригаду специального назначения, где прослужил около года, оказался таким, прямо скажем, слабаком. К слову сказать, для меня, да и для многих из тех, с кем я учился в училище, в таком поведении нашего однокашника не было ничего удивительного. Ведь уже там, в Киевском общевойсковом училище, нам было совершенно ясно, что нашего «героя» надо, образно говоря, держать подальше не только от спецназа, но и вообще от армии. По своим деловым и личностным качествам, по складу характера он совершенно негоден был для службы в армии. И вот, на тебе, волею судьбы именно он попал служить в элиту Вооруженных сил - войска специального назначения.

Думаю, что где-нибудь в народном хозяйстве он, наверняка, нашел бы свое место, тем более, что, как говорили, он очень хорошо знал французский язык. Ну, а в спецназе он был совершенно инородным телом, который ни под каким предлогом не принимал спецназ, более того, всячески отвергал его. Кстати, в 1976 году нашего героя перевели в Капчагай, в 22 отдельную бригаду специального назначения, где он, по словам наших коллег - капчагайцев, также всяческими способами уклонялся от прыжков. Со временем он, в конце концов, был переведен из спецназа в какие-то другие войска, и его следы затерялись, так как связь с нами он не поддерживал.

Честно надо сказать, сколько я не пытался, но так и не смог вспомнить, чтобы у нас в бригаде были так называемые «отказники» среди солдат или, например, «партизан», призванных из запаса. Вся система подготовки и обучения личного состава бригады предполагала, что любой военнослужащий, прошедший соответствующую плановую целенаправленную подготовку, будет способен уверенно совершать прыжки с парашютом. Что самое удивительное, ведь этого результата удавалось добиваться даже при подготовке «партизан», большинство из которых раньше с парашютом вообще никогда не прыгали.

В этой связи вспоминается, другой случай, который произошел уже после того, как нашу бригаду разделили на два соединения – Чирчикскую и Капчагайскую бригады специального назначения. Однажды, в апреле 1978 года, по три прыжка с парашютом из Ан-2 должны были совершить «партизаны», проходившие переподготовку в нашей бригаде. Если мне не изменяет память, то в том приписном «партизанском» батальоне было всего лишь несколько солдат и сержантов-приписников, которые во время срочной службы служили в спецназе или ВДВ и прыгали с парашютом, а остальные проходили службу где угодно, но только не в спецназе и даже не в ВДВ. При этом значительный процент из «партизан» составляли представители местных национальностей, то есть узбеки, таджики, казахи.

Во время проведения первого прыжка произошел интересный и очень показательный случай, касающийся так называемых отказников, который я наблюдал лично. Через некоторое время после начала прыжков солдатская молва молниеносно разнесла по аэродрому весть о том, что «вон, в том приземляющемся Ан-2 есть один «партизан», который отказался прыгать с парашютом». О таких событиях все узнают сразу, так как на аэродроме с самолетами и с площадкой приземления поддерживается постоянная радиосвязь.

Поэтому Ан-2 еще только приближался к взлетно-посадочной полосе, а все присутствовавшие на аэродроме, бросив свои дела, внимательно наблюдали за тем, как самолет приземлялся и как из него вышел незадачливый парашютист-отказник. Видно было, что выпускающий, высунувшись из двери, рукой показал ему в том направлении, где стоял, также наблюдая за происходящим, заместитель командира бригады по воздушно-десантной службе полковник Ленский. «Партизан», как можно было судить из далека, был узбеком по национальности, понуро поплелся к полковнику Ленскому. Подойдя к нему, он приложил руку к головному убору и, видимо, стал докладывать причины того, почему он не прыгнул с парашютом.

Полковник Ленский долго слушать его не стал. По его жестам было видно, что он отправил несостоявшегося парашютиста к его еще не прыгавшим товарищам, которые стояли в стороне и напряженно наблюдали за тем, что происходило. «Партизан», на ходу снимая парашют, направился к начавшей громко и возмущенно галдеть толпе его земляков-узбеков. По мере того, как он подходил, гул все возрастал, в конце концов, толпа двинулась «партизану» навстречу и окружила его. По настроению «партизан», их громким крикам, сопровождавшимся многозначительными жестами, создавалось впечатление, что для самого отказника его поступок не останется безнаказанным. Многие из офицеров бригады даже направились в сторону собравшихся, чтобы в случае, если в ход пойдут кулаки, то не допустить самосуда.

Однако было видно, что, несмотря на громкие возмущенные крики толпы «партизан», бить несчастного отказника никто не собирался. Я подозвал одного из бойцов своей роты, узбека по национальности, и приказал ему сбегать послушать, что говорят «партизаны» своему нерадивому товарищу. Боец стремглав бросился в сторону собравшихся, и не столько потому, что хотел как можно быстрее выполнить мой приказ, сколько ему самому хотелось послушать, что же там говорят его земляки незадачливому сородичу.

Через некоторое время толпа расступилась, и несостоявшийся парашютист, бережно неся свой парашют в руках, опять направился в ту сторону, где полковник Ленский занимался проверкой парашютов очередного подразделения приписного состава. «Партизан» подошел к Ленскому, они о чем-то долго говорили, затем Виктор Александрович помог ему надеть парашют и провел его проверку. Держа «партизана», решившего все-таки испытать радость прыжка с парашютом, за локоть, он подвел его к тому подразделению, которое готовилось зайти в Ан-2, и, видимо, спросив его, каким по счету он хотел бы прыгнуть, поставил его в строй третьим. Похлопав его по плечу, Ленский дал команду на посадку в самолет. Через некоторое время все зашли в Ан-2. Двери закрылись, и самолет после небольшого разбега взмыл в воздух.

Я заметил, что вся бригада и весь «партизанский» батальон молча стояли на площадке и внимательно наблюдали за этой картиной. Мой вернувшийся боец-узбек, стоя рядом со мной, также внимательно смотрел на происходящее. Когда Ан-2 уже взлетел, я спросил его, что же там «народ говорил этому несчастному отказнику».

- Ох, слишком здорово ругались на нашем языке…, - сказал боец.

- Я понимаю, что они его не называли героем, - заявил я, возмутившись столь кратким ответом. – Я спрашиваю, что конкретно они ему говорили.

- Называли его трусом, говорили, что он позорит нашу нацию, - спохватившись, начал рассказывать боец. – Спрашивали, почему другие могут прыгать, а он не может. Он им говорил, что у него двое детей, и он за них боится. Его стыдили тем, что все русские ребята прыгают, а ведь у них тоже есть дети. Другие узбеки тоже имеют детей, но ведь прыгают. В общем, сильно ругались и даже матом ругались, что у узбеков совсем не принято. Заставили его, - продолжал рассказчик, - снова идти к полковнику Ленскому и попросить его разрешить ему прыгнуть. Сейчас посмотрим, прыгнет или нет, - сказал боец, показывая на самолет с отказником, который уже выходил на боевой курс над Багишом.

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что практически все, кто находился на аэродроме, смотрели в сторону Багиша и молча ждали, когда начнется выброска парашютистов из того самого Ан-2, где был этот отказник. Из-за того, что до площадки приземления было достаточно далеко, сам процесс выброски видно было плохо, но раскрывшиеся парашюты были отчетливо видны. Когда в небе появился первый купол, все замерли, внимательно вглядываясь в даль. Кто-то рядом даже начал вслух считать: «Один, два, три… - а к концу выброски парашютистов, громко крича, уже считала практически вся наша бригада вместе с приписным составом. - … Семь! Восемь! Девять! Десять!» - переживая за того парня-узбека, который преодолел себя и, хоть со второго раза, но все-таки прыгнул с парашютом. Кто-то из солдат на волне эмоций крикнул: «Ура!», - и его поддержали многие из тех, кто был на аэродроме. А «партизаны», еще недавно участвовавшие в воспитательной беседе со своим сослуживцем, даже начали обниматься, поздравляя друг друга с успехом, которого добился их товарищ, который все-таки стал парашютистом.

Здесь считаю необходимым пояснить, почему «партизаны», призывавшиеся из запаса в нашу бригаду спецназ, ранее с парашютом не прыгали. Это, конечно, странно, но в 15 бригаде спецназ мобилизационного ресурса всегда не хватало. Это вызвано было тем, что ее штаты мирного времени не позволяли обеспечить ей подготовку полноценного мобилизационного резерва, необходимого для укомплектования по штатам военного времени. Подготовленные в бригаде солдаты и сержанты, призванные из республик Средней Азии, уходя в запас, автоматически закреплялись за нашей бригадой, однако сразу же после увольнения из армии часть из них поступала в ВУЗы и там, на военных кафедрах, как правило, получала другую военно-учетную специальность. Многие уходили служить, например, в милицию. А это уже совсем другое ведомство, и призвать мы их, естественно, не могли. В конце концов, со временем солдат и сержантов из спецназовского мобилизационного резерва списывали по возрасту.

Ситуация с комплектованием мобилизационного резерва для 15 бригады специального назначения серьезно ухудшилась, когда ее разделили на две бригады. Это было обусловлено тем, что весь мобилизационный резерв, который был накоплен за долгие годы в Казахстане, Таджикистане и Киргизии, откуда в основном призывались солдаты в нашу бригаду, был, естественно закреплен за Капчагайской 22 обрСпН. Ну, а Чирчикской бригаде надо было готовить свой собственный резерв из солдат и сержантов запаса, проживающих в Узбекистане и Туркмении, откуда в нашу бригаду до 1976 года призывников не набирали. Начиная с этого времени, 15 обрСпН постоянно занималась призывом «партизан» на двух - трехмесячные сборы, чтобы подготовить для себя необходимое количество солдат, сержантов и офицеров для мобилизационных ресурсов бригады. И надо отдать должное, никогда мы не встречали особых трудностей с предпрыжковой подготовкой и парашютными прыжками приписного состава нашей бригады.

ПЕРВАЯ СВАДЬБА

Несмотря на напряженные будни, прыжки, плановые занятия и участие в учениях, мы находили время для отдыха, чему способствовало то, что с подачи командования бригады, как уже говорилось выше, у нас строго соблюдался режим труда и отдыха офицеров, прапорщиков и солдат. Правда, в Чирчике интересно и с пользой провести свободное время было достаточно сложно. Изредка сюда приезжали известные артисты или ташкентские театры, а так, кроме нескольких кинотеатров, ресторанов «Рохат», «Восток» и «Чирчик», а также двух или трех кафе, «Юлдуз», например, было очень даже немного возможностей для полезного проведения своего свободного времени. Именно поэтому многие из наших коллег, пристрастились ездить в Ташкент, чтобы отдохнуть, при этом с пользой для себя провести время. Ведь на контрасте с Чирчиком, столица Узбекистана не зря у нас именовалась не иначе, как «центр цивилизации», которым Ташкент по праву и являлся.

По субботам и воскресеньям я тоже стал выбирать время, чтобы ездить в Ташкент исключительно с целью ликвидации пробелов в своем культурном и эстетическом образовании, для чего активно использовал театры, художественные галереи, и другие места, где можно было хорошо и, самое главное, с пользой для себя провести время и, естественно, отдохнуть. В общем, время в Ташкенте я проводил исключительно в целях отдыха и своего интеллектуального развития.

Возвращаясь поздними вечерами в Чирчик, на Ташкентской автостанции «Шастри» я с завидной периодичностью встречал Игоря Ревина, который, начиная с весны 1975 года, почти каждый день ездил в Ташкент. Оказалось, что он через своих дальних ташкентских родственников познакомился с девушкой, которую, кстати, звали Александрой, и которая жила в Ташкентском районе Чиланзар, одном из самых современных районов столицы Узбекистана. К Александре, которая со временем из просто знакомой девушки превратилась в невесту Игоря, он и ездил почти каждый день. Мы все удивлялись выдержке и упорству Игоря, так как вечерами, после работы, он садился на междугородний автобус или на попутную машину и ехал в Ташкент к своей невесте. Там он успевал сходить с ней в театр или кино, проводить ее домой и вернуться в Чирчик последним рейсовым автобусом. А на следующий день все повторялось снова в той же последовательности.

Из-за чувства вечной усталости, в которой постоянно пребывал Игорь, он сразу же, как только садился в автобус, засыпал мертвецким сном. Поэтому я совсем не удивился, что однажды, когда поздним вечером мы сели с ним в автобус на автостанции Шастри, он моментально заснул в надежде, что я его разбужу в Чирчике. Через некоторое время в автобус вошли трое молодых парней, по внешнему виду которых можно было понять, что это отпетые уголовники, которые или только что освободились из заключения, или в скором будущем собирались на очередную «отсидку». Вид их был настолько красноречив, что после того, как они вошли, негромкие разговоры пассажиров сразу же прекратились. Постольку, поскольку свободных мест не было, им пришлось стать в проходе между креслами.

Через некоторое время в автобус зашли две девушки, видимо, студентки, которые стали рядом с креслами, где сидели мы с Игорем. Я решил встать и уступить место хотя бы одной из девушек, так как понимал, что спящего Ревина будить было бесполезно. Однако девушки почему-то отказались садиться, несмотря на мои настойчивые предложения. Наблюдая за нами и воспользовавшись определенным замешательством, самый высокий и крепкий из трех уголовников вдруг демонстративно сел на освобожденное мной место. Наверное, он рассчитывал на свою наглость и на то, что с ним и его хмурыми компаньонами никто связываться не будет.

Когда я громким голосом сказал: «Встань!», - все пассажиры в автобусе обратили свои тревожные взоры на нас. А уголовник лишь нагло оскалился, но с места не сдвинулся. После того, как я нетерпящим возражения тоном вновь повторил свое требование, он быстро поднялся с кресла и отошел к своей компании. Видно, что тон голоса, которым я потребовал освободить кресло, не оставлял сомнений в решительности моих намерений.

Когда мы с Игорем, которого я с трудом разбудил, вышли из автобуса в Чирчике и я рассказал ему об инциденте с уголовниками, «подкалывая» его тем, что в данной ситуации я мог бы принять неравный бой, но, Игорь мог так бы и проспать все самое интересное и существенное. Но Игореха меня заверил, что, по его разумению, он «спокойно мог бы спать беспробудным сном», но только до того момента, пока не началась бы моя неравная схватка с уголовниками за справедливость. А, уж когда бы он проснулся, то, «мы бы им «наваляли» по первое число», как заявил Игорь, продолжая сладко зевать.

Логическим и естественным результатом метаний Игоря Ревина между Чирчиком и Ташкентом стала его женитьба на Александре. Игорь оказался первым из нас, лейтенантов 1974 года выпуска, как киевлян и рязанцев, так и выпускников других военных училищ нашей бригады, который решил жениться. Его свадьбу назначили на 28 июня, и она должна была проходить в Ташкенте. Всех офицеров и прапорщиков, которых Игорь пригласил на данное торжество, освободили от нарядов и дежурств, как это издавна было принято в нашей бригаде.

Однако буквально за неделю до свадьбы стало известно, что 15 бригаду спецназ в полном составе планируется привлечь к стратегическому учению в Дальневосточном военном округе. В том случае, если для участия в учении, по планам Командования, будет задействовано лишь несколько групп спецназ, то это, согласно планам, должны были быть подразделения первого отряда, в котором служил Игорь. С лейтенантом Ревиным, конечно, все было ясно, он в списки участвующих в учении даже не включался. Однако, как быть с остальными офицерами, находившимися в ожидании команды вылететь на Дальний Восток, но которых Игорь хотел бы видеть у себя на свадьбе?

Логика вещей подсказывала, что свадьба Ревина будет проходить без его самых близких друзей, сослуживцев и однокашников по Киевскому ВОКУ и Свердловскому СВУ. Не решен был даже вопрос освобождения от учения и свидетеля на свадьбе, в качестве которого должен был выступать я. И все это вполне естественно, ведь бригада готовилась к ответственному учению. Однако ведь и для свадебного торжества все было готово по известному принципу: «Мясо уже жарится на сковородках, а водка стынет в холодильнике».

До самого последнего момента никто не знал, как поступить в сложившейся ситуации. Вроде бы и нет явных признаков того, что нас отправят на учения именно 28 или 29 июня, кроме, пожалуй, указания по телефону от нашего руководства в ГРУ ГШ: «Быть в готовности к участию в учении!» Тем не менее, по «просочившимся» до нижних чинов 15 обрСпН сведениям, ни на Чирчикском, ни на Ташкентском аэродромах в тот момент не было предназначенных для нас самолетов Ан-12 или Ил-76. Это могло служить наиболее точным разведывательным признаком, свидетельствовавшим о том, что без самолетов военно-транспортной авиации ничего из запланированного в высоких штабах произойти не может.

Однако даже командиру части, видимо, было совершенно неизвестно, что на уме у наших прямых начальников в Москве и в Главном разведывательном управлении Генерального штаба. Ведь, на то мы и спецназ, чтобы быть готовыми действовать в самых непрогнозируемых и необычных условиях. Самолеты для нас, например, из Ферганы могут перелететь в Чирчик через один час после получения соответствующего приказа Командования.

В конце концов, меня, как свидетеля все-таки отпустили в Ташкент для того, чтобы настоящим образом засвидетельствовать перед советским законом и общественностью это торжественное событие в жизни молодоженов Ревиных. Однако, до сих пор так и не известно, кто именно разрешил всем остальным офицерам и прапорщикам бригады, приглашенным на свадьбу, ехать в Ташкент. Как можно себе представить, все явно обрадовались неожиданной возможности лично поздравить нашего сослуживца и самим немного отдохнуть перед масштабным учением. Скорее всего, это решение было принято с молчаливого согласия комбрига подполковника В.В.Колесника, но объявил его приглашенным на свадьбу командир второй роты старший лейтенант А.Михайлов, который в тот день был дежурным по части. Он же на себя взял ответственность зато, что все мы в случае поднятия бригады по тревоге, по первой же команде, в нормальном, то есть вполне «транспортабельном» состоянии, вернемся в расположение части.

На ГАЗ-66, который принадлежал Чирчикской комендатуре, офицеры и прапорщики бригады, наконец-то, выехали в Ташкент. Правда, дорога до места проведения свадьбы заняла довольно много времени, так как старшим машины был капитан Чирчикского полка ВДВ Березин. Видимо, в этой связи пришлось долго ездить по ташкентской окраине, где должен был находиться частный дом дедушки невесты, в котором проходила свадьба. Когда всем уже надоело бесцельно кататься по кругу, пришлось выделить одного офицера нашей бригады и пересадить его в кабину ГАЗ-66, чтобы он помог Березину найти дорогу. Этот офицер сразу же использовал один из предусмотренных спецназовскими инструкциями способ добывания информации в тылу противника, а именно опрос местных жителей, чтобы в самые короткие сроки разобраться в ситуации.

Опрос сидящих у палисадников частных домов бабулек, старых чекисток и вездесущей детворы дал давно ожидаемый результат, и автомашина с приглашенными подъехала к нужному месту. Когда Березину на данном примере начали объяснять, как надо было действовать в неординарной, весьма сложной ситуации, он ответил буквально следующее: «У нас в воздушно-десантных войсках всяким там опросам местных жителей не учат. У нас, в основном, «с неба об землю - и в бой». Вот так я и действовал».

Радости у Игоря, Александры и, естественно, их гостей было выше крыши, когда приглашенные из Чирчика сослуживцы жениха доехали до места, где уже давно шла свадьба. В тех предбоевых условиях, в которых проходило это торжество, нам было весело и, естественно, радостно за молодых. При этом бросалось в глаза то, что Игорь единственный из всех, присутствовавших на свадьбе, несмотря на сильную жару, был в красивом черном бостоновом костюме, который он, к удивлению многих, не снимал во время торжества. Причина этого была известна только узкому кругу приближенных, в том числе и мне. Остальные же лишь много позже узнали, что свадебный костюм Игоря был пошит примерно за полтора месяца до мероприятия, где-то в самом начале мая. Однако за этот достаточно короткий период времени из-за того напряжения, которое было в бригаде в ходе прыжков, Игорек похудел на целых пять килограмм. Когда же жених надел новые брюки от костюма незадолго до начала регистрации, то они оказались ему настолько велики, что совершенно не держались на нем. Брючного ремня под рукой не оказалось, поэтому пришлось воспользоваться единственным оказавшимся под рукой подручным средством - простой веревкой, чтобы сзади затянуть пояс брюк. В этом и была основная причина того, что Игорек весь свадебный вечер в 30-градусную жару не снимал свой шикарный пиджак.

Для меня женитьба Игоря Ревина оказалось наполненной особого смысла и значимости потому, что Игорек был моим однокашником по Свердловскому СВУ, которого я впервые увидел в 1967 году, когда он был еще очень юным мальчишкой в новенькой форме воспитанника суворовского училища. Затем четыре года совместной учебы на разведывательном факультете Киевского ВОКУ, а также без малого год службы в бригаде спецназ и Игорь уже жених, и глава семьи. Глядя на него в его новом качестве, я подумал: «Да, ведь даже в наши молодые годы быстро все-таки бежит время. Не прошло и восьми лет, как простой мальчишка превратился в мужа, в главу семейства. Люди, постоянно проходящие перед твоими глазами, постепенно и совершенно логично переходят из одного качества в другое. Вот, так, Сергей Александрович, - продолжал я свои рассуждения, - очередь создавать собственную семью, в конце концов, дойдет и до тебя. Готовься, дорогой».

А свадьба, тем не менее, несмотря на «предбоевую обстановку», лихо «пела и плясала». При этом все мы еще успевали ухаживать за местными дамами, в основном сокурсницами Александры по институту, танцевать с ними, а некоторые из нас даже прохаживались с девушками в обнимку где-то на задворках хозяйской усадьбы. Федя Волох, как истинный джентльмен, всякий раз, когда молодые выходили из-за стола, как настоящий паж, следовал за невестой, поддерживая руками края фаты прекрасного свадебного платья.

Тем не менее, мы знали, что в любое время нас могут вызвать в бригаду. Поэтому, с одной стороны, торопились, как говорят, все успеть, а с другой, старались меньше пить и больше закусывать. Однако, не все смогли рассчитать свои силы. В результате, один из наших молодых лейтенантов под дружный смех и подколки своих сослуживцев, оступившись, все-таки оказался в местном арыке, правда, без особых серьезных последствий.

После того, как в бригаде был получен сигнал из Москвы о том, что части и соединения Дальневосточного военного округа подняты по тревоге, и следующей на очереди может оказаться Чирчикская бригада специального назначения, дежурный по части старший лейтенант А.Михайлов, в связи с тем, что телефонная связь с местом проведения свадьбы отсутствовала, послал одного из сержантов своей второй роты в Ташкент за нами. Посыльный оказался, в отличие от капитана Березина, очень толковым парнем, так как в ночное время, не имея денег, на попутных машинах быстро добрался из Чирчика в Ташкент и очень легко нашел нас, чем продемонстрировал отличную спецназовскую выучку и подготовку по отысканию нужного объекта в совершенно незнакомом городе.

Когда далеко за полночь мы получили команду прибыть в часть, то сначала предложили прибывшему сержанту чарку за молодых. После того, как он выпил и обильно закусил, прихватив с праздничного стола кое-какую снедь для своих товарищей, оставшихся в казарме, мы загрузили в кузов ГАЗ-66 «не особенно транспортабельных» гостей из Чирчика, сели в машину сами и с песней о том, что «в десанте служим мы крылатом, а здесь нельзя не быть орлом», поехали домой. Правда, те, кого незадолго до этого, образно говоря, буквально за уши вытащили из одного из ташкентских арыков, на тех самых «десантных орлов», о которых говорилось в песне, были совершенно не похожи.

Здесь уместно добавить, что на учение в Дальневосточном военном округе никто из нас так и не полетел. Видимо, как мы тогда считали, обошлись на Дальнем Востоке и без нас. Тем более, что в Дальневосточном округе имелась своя Уссурийская бригада специального назначения. Кроме того, в то время существовали части и соединения спецназ в Забайкальском, Сибирском и Уральском военных округах, разведывательные группы и отряды которых, наверно, в целях экономии материальных ресурсов и были привлечены к данному учению.

Лишь много позже, уже через 30 лет, в 2005 году, я узнал от начальника политического отдела Николай Васильевича Лысака, многое из того, что в 1975 году было полностью скрыто от простых командиров групп специального назначения 15 обрСпН, а также, почему нас не привлекли к тому учению на Дальнем Востоке. Оказывается, министр обороны маршал Советского Союза А.А.Гречко очень любил, используя бригады спецназ, «наводить шорох» в тылах войск, участвующих в различного рода учениях. В этой связи Чирчикская бригада действительно, в соответствии с приказом министра обороны СССР, должна была привлекаться к учению на территории Дальневосточного военного округа. Незадолго до начала учения А.А.Гречко приехал в Алма-Ату для того, чтобы вручить Среднеазиатскому военному округу орден Красного Знамени. На торжественном собрании, посвященном этому событию, были командир и начальник политического отдела Чирчикской бригады спецназ. В разгар торжеств начальник разведки САВО генерал-майор Гредасов нашел подполковников Колесника и Лысака и сообщил, что в ближайшее время в бригаде ожидается объявление повышенной степени боевой готовности с последующим подъемом ее по тревоге и убытием на Дальний Восток для участия в стратегическом учении Вооруженных Сил СССР. В этой связи он приказал им на личном самолете начальника штаба САВО, который уже ждет их на аэродроме, вылететь в Чирчик.

Когда Колесник и Лысак прибыли из Алма-Аты в бригаду, здесь уже было несколько посредников, которые лишь ждали команды из Москвы для приведения 15 отдельной бригады специального назначения в повышенную степень боевой готовности, подъема нас по боевой тревоге и так далее. Кстати, предназначенные для нашей бригады самолеты военно-транспортной авиации к тому времени уже были сосредоточены на Чимкентском аэродроме.

Поддерживая постоянную связь с Разведывательным управлением штаба САВО, подполковник Колесник узнал, что по окончании торжеств в Алма-Ате министр обороны А.А. Гречко улетел в Хабаровск для руководства учениями. Это могло служить одним из основных признаков того, что скоро и нашу бригаду должны были поднять по тревоге. А тут еще, так не кстати свадьба лейтенанта И. Ревина. Однако, как утверждал Н.В.Лысак, когда подполковник Колесник по известным лишь одному ему каналам узнал, что летчикам предназначенных для нас самолетов была дана команда «Отбой», Василий Васильевич разрешил офицерам бригады ехать в Ташкент на свадьбу Игоря Ревина.

Ну, а истиной причиной того, что 15 отдельную бригаду специального назначения не привлекли для участия на том учении были не материальные или какие-то другие соображения, как предполагали мы, а то, что, по словам Н.В.Лысака, в китайской печати появилось несколько сообщений об этом учении ВС СССР. В них, в частности, говорилось, что в данном учении также примут участие и элитные части специального назначения Главного разведывательного управления ГШ ВС СССР. При этом спецназовцы из других бригад все равно участвовали в том учении, ну, а Чирчикская бригада спецназ не удостоилась такой чести.

Blog

С. А. Калиниченко Какими мы были