Задачи: углубление представления о творчестве А. П. Чехова, знакомство с работами И. Левитана; развитие эстетического вкуса учащихся

Вид материала

Подобный материал:

Литературно-художественная композиция

«Чехов и Левитан – величайший писатель и

величайший художник».

Разработана учителем русского языка и литературы Туркиной Ириной Александровной.

Цель: показать взаимосвязи в жизни и творчестве Чехова и Левитана.

Задачи:

– углубление представления о творчестве А.П.Чехова, знакомство с работами И. Левитана;

– развитие эстетического вкуса учащихся;

– воспитание интереса к русской культуре.

Для проведения используются репродукции картин И. Левитана «Осенний день. Сокольники», «Берёзовая роща», «Сумерки. Стога», «Владимирка», «Тихая обитель».

1. Наиболее близким другом Левитана и человеком, наиболее глубоко понимавшим его творчество, стал великий русский писатель Антон Павлович Чехов. Левитан и Чехов были ровесниками и познакомились еще в конце 1870-х годов, когда оба были бедными студентами. Как-то зимою Левитан заболел и его друг, Михаил Чехов, привел своего брата Антона проведать больного. После этого они постоянно встречались в Москве и, видимо, в Звенигороде, где некоторое время работал в больнице Антон Павлович. В это же время Чехов начинал писать свои небольшие юмористические рассказы (еще под псевдонимом Антоша Чехонте).

2. Когда я узнала Левитана, - вспоминала сестра Чехова Мария Павловна, - он жил на гроши, как и мой брат Николай, да и большинство других учеников, заработанные то продажей на ученической выставке, то исполнением кое-каких заказов. Картину «Осенний день. Сокольники» Левитан написал в 1879 году, она была одна из первых его работ. Картина экспонировалась на московской выставке и была куплена П. М. Третьяковым для его галереи. В те годы Левитан учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Ему было только 19 лет, но художник уже имел богатый жизненный опыт.

3. «...По дорожке Сокольнического парка, по ворохам опавшей листвы шла молодая женщина в черном... Она была одна среди осенней рощи, и это одиночество окружало ее ощущением грусти и задумчивости. «Осенний день в Сокольниках» первая картина выдающегося русского художника Исаака Левитана, где серая и золотея осень, печальная, как тогдашняя русская жизнь, как жизнь самого Левитана, дышала с холста осторожной теплотой и щемила у зрителей сердце... Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Невозможно перечислить все осенние дни, нанесенные им на полотно», - так писал о творчестве выдающегося русского пейзажиста Исаака Левитана известный советский писатель Константин Паустовский.

4. Летом 1890 года Левитан едет в Юрьевец и среди многочисленных пейзажей и этюдов пишет вид Кривоозерского монастыря. Так рождается замысел одной из лучших картин художника «Тихая обитель», где образ тихой обители и мостков через реку, соединявших ее с окружающим миром, выражали глубокие размышления художника о жизни. Известно, что эта картина произвела сильное впечатление на Чехова.

3. Левитан не населял свой пейзажи людьми. Достаточно вспомнить, что фигуру женщины в картине «Осенний день. Сокольники» написал Николай Чехов, брат писателя. И тем не менее картины Левитана теснейшим образом связаны с переживаниями человека, они всегда воздействуют на чувства людей. Для него понять природу – означало передать самые свой сокровенные мысли, раздумья о месте человека в мироздании, о его сложных отношениях с окружающим миром. Многие произведения Левитана проникнуты грустью может быть оттого, что величественная природа находится в такой дисгармонии с жизнью человека.

5. Николай Чехов пришел на вернисаж со своим братом Антоном Павловичем, который нынешней осенью приехал из Таганрога и поступил в Московский университет на медицинский факультет. Братья заметили необычный наряд Левитана, лукаво усмехнулись; художник почувствовал себя неуклюжим в слишком длиннополом сюртуке. Николай Павлович таинственно отвел друга в дальний угол, где никого не было, подмигнул Антону и начал расстегивать пуговицы на груди Левитана. Юноша смотрел ошеломленно и не сопротивлялся. Николай Павлович широко распахнул сюртук. На черной шелковой подкладке, в рамочке, было вышито желтым несколько слов.

– Тавро гласит, – сказал Антон Павлович, близоруко прищуривая глаза и наклоняясь ближе: – «Сия вещь принадлежит владельцу цирюльни на Малой Лубянке, Мокею Агееву сыну Петухову с сынами и дочерями К-о». Антон Павлович тихонько засмеялся. Николай Павлович рассыпался звонкой тоненькой трелью. Левитан поскорее застегнулся, стал давиться смехом и вдруг разразился им сильнее и громче обоих братьев.

– Дураки, – прокартавил юноша, – откуда вы все знаете? Я не видал этой надписи. Прошу вас никому не говорить. Надо мной будут потешаться.

На вернисаж приехал вместе с московским генерал-губернатором Долгоруковым московский митрополит, разные знатные и сановные особы. Это уж было выше сил Левитана, и он спрятался в столовую к Моисеевичам, притворившись голодным. По неопытности он вообразил, что важные люди, едва взглянув на его пейзаж, почувствуют к «Осеннему дню» такую же нежность, какую к нему испытывал сам автор. Пораженные, они захотят его видеть, с ними придется разговаривать, и они, наверное, сразу сообразят, что на дебютанте прокатный маскарадный сюртук.

– Стой, куда ты? – удержал его Николай Павлович Чехов. – А вдруг тебя начнут искать?

– Он от этого и бежит, – серьезно сказал Антон Павлович и, подумав, добавил: – Зря торопитесь. Почти не случается так в жизни, чтобы молодых художников на руках носили. Нет, не читал и не слыхал о подобных историях.

1.Летом 1885 года Чехов снял дачу в Бабкине, под Москвой. Это была самая счастливая пора его жизни. Семья Чеховых была талантливой, шумной и насмешливой. Дурачествам не было конца. Каждый пустяк, даже ловля карасей или прогулка в лес по грибы, разрастался в веселое событие. С утра за чайным столом уже начинались невероятные рассказы, выдумки, хохот. Он не затихал до позднего вечера.

2. Как-то из соседней деревни Максимовки к Чехову пришла посоветоваться о своих хворобах жена горшечника. В разговоре она упомянула о своем жильце, каком-то художнике, который сегодня стрелялся, но, к счастью, не попал. Называла она его Тесаком Ильичом. Чехов догадался, что это был Исаак Ильич Левитан. Поздним вечером, в проливной дождь, Чехов пошел через глухой лес в Максимовку. Он застал Левитана в одном из тех приступов меланхолии, которые превращали его в тяжело больного человека.

Чехов забрал его к себе, в Бабкино. Над флигелем, где поселился новый жилец, друзья повесили шутливую вывеску: «Ссудная касса купца Левитана». Никто без смеха не мог пройти мимо. Меланхолия постепенно прошла, и вскоре Левитан оказался втянутым в тот вихрь молодого веселья, который царил в Бабкине. Ни одна странность, ни одна характерная черточка Левитана, его поведения, даже внешнего облика не осталась незамеченной. Его постоянно обвиняли во всех смехотворных преступлениях, и, наконец, устроили над ним суд. Антон Чехов, загримированный прокурором, произнес обвинительную речь.

5. Иногда на лугу возле бабкинского дома происходили странные вещи. На закате на луг выезжал на старом осле Левитан, одетый бедуином. Он слезал с осла, садился на корточки и начинал молиться на восток. То был мусульманский намаз. В кустах сидел Антон Чехов со старой берданкой, заряженной бумагой и тряпками. Он хищно целился в Левитана и спускал курок. Левитан с пронзительным воплем падал на землю, изображая убитого. Его клали на носилки, надевали на руки старые валенки и начинали обносить вокруг парка. Хор Чеховых пел на унылые похоронные распевы всякий вздор, приходивший в голову. Левитан трясся от смеха, потом не выдерживал, вскакивал с носилок и удирал в дом.

А по вечерам Чехов предавался безудержным импровизациям, потешая слушателей художественными миниатюрами, подмеченными в окрестностях Бабкина зорким взглядом юмориста. Многое из этих импровизаций впоследствии вошло в рассказы, но многое со щедростью молодости было потеряно.

3. «Редко в нашей дальнейшей жизни было столько искреннего веселья, юмора, сколько их было в Бабкине»,— вспоминает Мария Павловна, сестра писателя.

4. Тогда же, в Бабкине, дружба с Левитаном, восхищение его работами, видимо, многое дали и Чехову как писателю и мыслителю. Как и Левитан, он готов был "душу отдать за удовольствие поглядеть на теплое вечернее небо, на речки, лужицы, отражающие в себе томный, грустный закат" и особенно любил весну. "Майские сумерки, нежная молодая зелень с тенями, запах сирени, гудение жуков, тишина, тепло - как это ново и необыкновенно, хотя весна повторяется каждый год" (из повести "Моя жизнь"). Подмосковную природу он стал называть левитанистой и писал в одном из писем их общему товарищу - архитектору Федору Шехтелю: "Стыдно сидеть в душной Москве, когда есть Бабкино... Птицы поют, трава пахнет. В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать... Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан". Изучая свеженаписанные работы Левитана, писатель даже говорил, что "вот эта твоя картина более левитанистая, чем предыдущие..."

1. Перекликаются с творчеством Левитана и такие программно важные для Чехова произведения 1880-х годов, как повесть "Степь", рассказы о детях и животных, в которых важнейшую роль играют образы природы и выражены представления писателя о норме, истинно человечном образе мыслей и чувств. "Нужны чистые, поэтические и естественные побуждения, столь же прекрасные, как мир природы... Человек должен быть достоин земли, на которой он живет... Какие красивые деревья и какая, в сущности, должна быть возле них красивая жизнь!" - в подобных утверждениях Чехова, близких к левитановским устремлениям, проявляется нерв, сердце его поэтики.

2. В этой атмосфере создавался первый сборник Чехова «Пестрые рассказы», проникнутый еще какой-то юношеской беззаботностью и, пожалуй, несколько легким отношением к жизни, но сверкающий юмором, весельем, отличающийся необыкновенной сжатостью и силой изображения. А нотки задумчивости, лиризма и особенной, только Чехову свойственной печали, уже прокрадывавшиеся кое-где сквозь яркую смешливость, еще больше оттеняли молодое веселье этих действительно «пестрых» рассказов.

(На экране: «Река Истра». Включается музыка: П. И. Чайковский, 6-я симфония, 1-я часть, 2-я тема).

3. Об этом лете, о дружбе, о молодости напоминает картина «Река Истра», которую Левитан подарил Чехову. Эта картина очень проста по сюжету. Смело взят мотив. От самого края в глубь холста уходит извилистое русло гладкой реки. Узкая полоска неба светло-серая, чуть тепловатая; почти такого же цвета река. Чуть-чуть отличаются они по тону. Но в искусстве это «чуть-чуть» решает успех. Несколько мазков – и вы ощущаете колыхаемые ветром ветви, всю массу кустов, плотную, округлую. Великое очарование простоты! Не потому ли так любил эту картину Чехов, узаконивший простоту в литературе?

5. Лето 1885 года, проведенное в деревне Бабкино, было крайне плодотворным как для Чехова, так и для Левитана. Многие годы после Левитан все продолжал обращаться воспоминаниями к Бабкину, плененный задушевной красотой его природы.

«У нас здесь чудесно: птицы поют, трава пахнет. В природе столько воздуха, что нет сил описать. Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан», – сообщает Чехов в письме.

4. ...Тонкие белые стволы берез, густой ковер изумрудной травы. (На экране: «Березовая роща», затем — «Первая зелень»). Молодая пушистая зелень недавно распустившихся деревьев — все это образы молодой, только что пробудившейся после зимнего оцепенения природы, трогательные и задушевные. Картины эти проникнуты ощущением светлой радости бытия, согреты теплом неяркого северного лета. Свежести общего впечатления способствует и простая естественная композиция, и чистые, насыщенные краски, легко положенные на полотно.

1. Самое простое и обыденное предстает в изображении Левитана опоэтизированным и одухотворенным. (Музыка выключается). Многое сближало этих художников. Их будущее, в сущности, еще не начиналось. А когда будущее неизвестно, человек кажется себе очень молодым. Да они и были молоды, обоим по 25 лет. В молодости же по неиспользованным возможностям каждый равен гению. Вот это ощущение духовного здоровья, огромных запасов неисчерпаемых сил чувствуется в каждом мазке молодого Левитана, в каждой строке молодого Чехова.

5. В повести «Три года» Чехов приводит героиню Юлию Сергеевну на выставку, и явно левитановский пейзаж раскрывает ей тайну настоящего искусства. «...На переднем плане речка, через нее бревенчатый мостик, на том берегу тропинка, исчезающая в темной траве, поле, потом справа кусочек леса, около него костер: должно быть, ночное стерегут. А вдали догорает вечерняя заря».

Юлия вообразила, как она сама идет по мостику, потом тропинкой, все дальше и дальше, а кругом тихо, кричат сонные дергачи, вдали мелькает огонь. И почему-то вдруг ей стало казаться, что эти самые облачка, которые протянулись по красной части неба, и лес, и поле она видела уже давно и много раз, она почувствовала себя одинокой, и захотелось ей идти, идти по тропинке; и там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного.

2. Вы не найдете у Левитана картины, которая бы точно соответствовала чеховскому описанию. Но именно левитановские пейзажи, заражая зрителя настроением, вызывали у него ощущение как бы узнавания, припоминания чего-то не раз виденного, когда-то пережитого, может быть в детстве.

(На экране: «У омута»).

4. В нескольких верстах от Затишья было имение Берново, принадлежавшее баронессе Вульф. Левитан пришел как-то туда и заметил там старую плотину через реку. Его заинтересовал этот мотив. Баронесса рассказала ему трагическую легенду, передававшуюся об этой тихой заводи из уст в уста.

Он услышал рассказ о трагедии, происшедшей у заброшенной мельницы и послужившей Пушкину для создания «Русалки». У мельника была красивая дочь Наташа, а у деда баронессы – очень красивый юноша. Молодые люди полюбили друг друга – но когда Наташа ждала ребенка, кто-то донес об их тайной любви барину-деспоту. И тот приказал конюшего засечь до полусмерти, а потом отправил на всю жизнь в солдаты. Наташа с горя утопилась в омуте.

3. Левитан слушал этот рассказ, и заброшенная плотина облеклась для него мрачной поэтичностью.

(Включается музыка: Чайковский, 1-я симфония, 1-я часть, начало).

...Глухой уголок леса у заброшенной плотины, который обычно стараются обойти стороной. Левитан прекрасно передал ту атмосферу таинственной и настороженной тишины, которой было окутано в представлении

народа «гиблое место». Вечереет. И без того мрачный и дикий лес погружается в тени. Словно завороженные недвижимо стоят глубокие маслянистые воды, одинаково зловещие и в стоячем зеркале, справа, и в тревожной ряби слева. Золотистые отсветы заходящего солнца подчеркивают их бездонную черную глубину. Бревенчатые мостики, доски, проложенные на берегу запруды, увлекают взгляд зрителя в жутковатую чащу леса, кажется, кто-то только что прошел по этим доскам и скрылся за кустами. Художник так хорошо сумел передать характер изображенной природы, что при взгляде на картину начинаешь испытывать смутное предчувствие какой-то беды, тревожную напряженность, жуткую таинственность, враждебную человеку, таящую гибель. В воображении оживают все те поэтические сказки, в которые облекал народ свои представления о природе. (Музыка выключается.)

5. Летом 1882 года Левитан жил в Болдино по Нижегородской дороге. Однажды, возвращаясь с Кувшинниковой после охоты, они вышли на старое шоссе. Вечерело. Сумрачное небо настраивало печально. «Постойте, – сказал Левитан, – да ведь это Владимирка, та самая Владимирка, по которой когда-то, звякая кандалами, прошло в Сибирь столько несчастного люда». Воображение художника включено, быстро рисуются перед его глазами печальные картины. Дорога перестает быть безлюдной. Этапом гонят в ссылку людей, измученных, исстрадавшихся. Рассечены в кровь ноги, измеряющие версты по этой каменистой твердой дороге. И вот перед Левитаном не просто проезжий путь, а дорога горя. Она – символ жестокости. Утром мольберт художника уже стоял неподалеку от креста-голубца, который мы видим на этой картине.

(На экране: «Владимирка». Включается музыка: Чайковский, 5-я симфония, 1-я часть, Вступление).

3. Широкие просторы типичного русского пейзажа. Кругом бескрайние поля с перелесками и бугорками. В чахлую зелень врезается желтизна убегающих в сторону стежек. «Не весела ты, родная картина!» Сколько на Руси таких полевых дорог, нив, подпаленных солнцем, растрескавшихся от сухости и зноя! Но в этой дороге, написанной Левитаном, какая-то необычная хмурость. Это не просто пейзаж – это народная эпопея, это путь, страданий, пройденный тысячами людей. Одинокая фигура странницы, остановившейся помолиться у придорожного креста-голубца, выглядит затерявшейся среди унылых равнин. Благодаря ей дорога кажется еще более нескончаемой, бесприютной и безмолвной. Сурово звучит колорит картины с преобладанием в нем глухих, серо-стальных и палево-зеленых тонов. И только вдалеке светлеет озаренная уходящим солнцем полоска спеющей ржи. Это робкий луч надежды, который вот-вот погаснет.

4. Вот «Владимирка». Дорога, верстовой столб, и. больше ничего. Опять просто. И опять все ясно: Владимирка! Многострадальная, облитая слезами и кровью... Это уже не просто пейзаж, а историческая картина», – писал Юон.

Да, будто история Руси ожила на полотне. Левитан не написал колодников, тянущих цепи по дороге, но и в цвете, и бесконечном и неотвратимом, как жизнь, движении дороги, и мрачно нависшем небе художник передал то горе, которое придавило русскую землю. (Музыка выключается.)

1. За два года до того больной Чехов ездил в Сибирь, на Сахалин, и вернулся из этой самой дальней русской дороги с книгой очерков, в которой Левитан мог прочесть слова, идущие от острой боли душевной: «Мы осквернили эти берега насилием... Мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждений, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах, десятки тысяч верст, заражали их сифилисом, размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей... Виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет, неинтересно».

2. Не случайно два крупных художника слова и кисти вначале 90-х годов обратились к теме невинности осуждения.

Написать в годы реакции и неприкрытого террора картину о скорбном пути арестантов — значило проявить большое гражданское мужество. Это был вызов самодержавию, протест против деспотизма.

3. В конце 1890-х годов для Левитана особенно характерным стало обращение к сумеречным пейзажам, изображению спящих деревень, лунных тихих ночей, когда «пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит» (М.Ю. Лермонтов). В таких работах (Лунная ночь в деревне, 1897, Восход луны. Деревня, 1898; пейзаж на камине в доме А.П. Чехова в Ялте; Сумерки. Стога, 1899) он достиг небывалого лаконизма изображения, той его обобщенности, которая позволяет художнику буквально монументализировать дыхание земли... Изображая тающие в лиловом сумраке очертания стогов, березы, призрачно белеющие в сизой мгле и словно излучающие тихий свет, художник делал, казалось бы, простейший деревенский русский мотив выражением медитативного слияния с «божественным нечто, разлитым во всем».

4. Такие работы, позволяющие ощутить высокую этическую основу, философскую глубину взгляда позднего Левитана на мир, сопоставимы с лучшими стихотворениями любимого им всю жизнь Тютчева и, конечно, с образами Чехова, в рассказах конца 1890-х годов часто выражавшего свои сокровенные мысли и чувства через пейзажи, близкие левитановским. Так, в рассказе Человек в футляре (1898) пошлости и мелочам обывательского быта противостоит красота, бесконечность природы и вызываемых ею чувств и мыслей:

5. «Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением и что зла уже нет на земле и все благополучно».

1. Еще более едины чувство красоты ночной природы и высокая «чеховско-левитановская» этика в рассказе «В овраге» (1900), где героини в скорбную минуту все-таки верят, что, «как ни велико зло, все же ночь тиха и прекрасна, и все же в божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и все на земле только ждет, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью»...

2. Как-то тихим летним вечером Левитан увидел монастырь, поразивший его своей мирной красотой. Больше всего художнику запомнились утлые лавы, переброшенные через озеро к монастырю и соединявшие его с бурным морем жизни. Они, как бы приглашая идти по ним туда, в тихую обитель за рекой, уводили глаз зрителя в глубь пространства, а это Левитан любил и всегда стремился к возможной глубине в картине.

(Музыка: Ф. Шуберт, Аве Мария. На экране: «Тихая обитель»),

3. Тишина, предвечернее умиротворение... У мостиков, ведущих к тихой обители, обрывается суетный мир с его трагическим безвременьем. Души, попранные произволом, и души мятежные – все остается на земле, по эту сторону мостов. Они – граница, шлагбаум. Станьте на них, станьте... и за ними покой, никаких тревог, сомнений, порывов...

Какие же мысли будила «Тихая обитель», дивная картина, чарующая знатоков свежим и ярким колоритом? С кем был художник? С теми перепуганными и усталыми, кто охотно бы скрылся в «Тихой обители», или по эту сторону мостков, в бурной, трудной жизни своей исстрадавшейся Родины? Он ведь не мог писать такой насыщенный мыслями пейзаж, увлекшись только освещением...

4. И вот, два года спустя, в мастерской Левитана на мольберте появляется еще одна картина на эту же тему, – «Вечерний звон».

Раздвинулось пространство в новой картине, с ее высоким небом и большими массами воды. Река стала шире, а от увеличившихся отражений – и глубже. Тоньше и эмоциональнее стал и колорит картины. Золотистый фон закатного освещения заставляет как бы гореть все цвета. В этом предвечернем тихом закатном сиянии, в этой последней улыбке догорающего дня и заключается основное эмоциональное звучание картины. Не чувствуется ни малейшего дуновения ветерка, недвижна зеркальная гладь воды, не шелохнутся деревья. И кажется, начинаешь слышать разливающийся над водой мерный, чарующий и грустно-спокойный вечерний звон...

2. Никогда до этого Левитан не достигал такой определенности лирических раздумий о жизни. В первой половине 90-х годов он создает самые свои «литературные» по сложности мотива и идейной содержательности картины с большими вопросами о смысле человеческой жизни, о судьбе и месте человека в мире, о его отношении к природе. (Музыка выключается).

Точного, окончательно выработанного мировоззрения, готовых ответов на эти «проклятые» вопросы у него не было, как не было их и у Чехова. Весь их творческий путь – это честный, порой мучительный поиск таких ответов.

В этой же мастерской, написанная той же рукой, стояла готовая к выставке «Владимирка». Одна – вдохновенная звоном кандальным, другая – звоном вечерним. И обе картины – знамение времени. В одной – отголосок мужественного сопротивления, в другой – стремление к покою и гармонии, минуя борьбу. Так в одном художнике отразились противоречия эпохи, два полюса: прогресс и депрессия. Нет, Левитан не собирался покупать душевный покой ценой отказа от борьбы. Слишком велика цена! Он остался по эту сторону мостков!

1. Появление «Тихой обители» на выставке произвело удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало.

Сообщая о необыкновенном успехе «Тихой обители» на выставке, Чехов писал, что публика заметила разлад между названием картины и ее содержанием. «Помилуйте, называет это тихой обителью, а тут все жизнерадостно!»...

2. Ни Чехов, ни Левитан не стали певцами уныния, безнадёжности и скорби. 80-е годы, годы безвременья, уходили в прошлое. Начиная с середины 90-х годов в творчестве Чехова все настойчивее звучит тема приближающегося счастья жизни, чутко отражая тот начинавшийся в стране подъем, который привел через десятилетие к первой русской революции.

5. О весна, без конца и без краю,

    Без конца и без краю мечта,

    Узнаю тебя, жизнь, принимаю

    И приветствую звоном щита!

Как это перекликается с творчеством Левитана середины 90-х годов: в нем тоже отразилась душа эпохи, внешне будничной, задумчивой и печальной, но таившей созревавшие силы, новые грозы и бури...

3. Как-то выступая на товарищеском обеде передвижников по случаю открытия выставки, Левитан сказал: «Надо жить, и жить красиво! Надо побороть свои страдания, надо пользоваться жизнью, ее светом, ее радостью, как блеском солнечного дня».

Левитан, как бы пробужденный, обратился к тому радостному, чем благодетельствует человека природа, и стал писать торжественные гимны земле, а не только смотреть на нее, как на будущую могилу. Он спешил создавать вещи, которые бы остались после него и могли соперничать с величественным бессмертием самой природы.

Литература:

Петропавловская Н.Д. Литературные вечера в школе. М., 1962.

Литературные вечера в школе. Верхнее-Волжское книжное издательство. Ярославль, 1972.

Blog

Задачи: углубление представления о творчестве А. П. Чехова, знакомство с работами И. Левитана; развитие эстетического вкуса учащихся