До сих пор малоизвестных, или изложенных не всегда верно, желательно было бы познакомить читателей с сущностью кавказской войны и с характером кавказской армии
| Вид материала | Документы |
- В. В. Лапин История Кавказской войны (главы из пособия к лекционному курсу 1 ). Лекция, 441.7kb.
- Методические рекомендации «деятельность средств массовой информации по формированию, 266.04kb.
- Дагестан в современной кавказской геополитике россии, 2232.64kb.
- Западной Кавказской Республики 221 Заключение 229 Использованные источники и литература, 209.26kb.
- Завершение кавказской войны (1860-1864 гг.): Военно-политические и социальные аспекты, 536.71kb.
- Оязыках страны Кавказской, 200.28kb.
- Уроки литературного чтения в 4 классе Тема. Произведения Л. Н. Толстого, 31.84kb.
- Резолюция парламента грузии о признании геноцида черкесов, осуществленного Российской, 14.95kb.
- Мультимедийный вечер: «В гостях у гоголевских героев», 132.57kb.
- Русская армия в Кавказской войне XVIII-XIX, 562.69kb.
Весь этот день сложился для наших врагов весьма неудачно: они всюду потерпели сильное поражение. Потеря отряда за целый день не превышала тридцати человек; у горцев было убитых и раненых, как говорили, до трехсот. Тела убитых и раненых горцев валялись вблизи позиции отряда; собирать их надобно было бы под пулями наших цепей, а потому, горцы, на следующий день поутру, прислали депутацпо с просьбою — убирать тела своих товарищей. Это продолжалось целые сутки; трупы убитых, пролежавшие два дня под кавказским солнцем, уже разложились и распространяли такое зловоние кругом лагеря, что не было возможности дышать.
Лагерь всего отряда понемногу переносился на левый берег Пшехи; но толпа горцев не уменьшалась, постоянно угрожая нам. Позиция была обнесена высокой засекой, избавлявшей нас от лишнего расхода в людях, чтобы содержать сильную цепь. Фуражировка производилась вблизи лагеря. Можно было ежедневно ожидать нападения.
И вот, в одну действительно прекрасную ночь, горцы напомнили нам о своем существовании довольно оригинальным и торжественным образом.
С полуночи, обстреляв своими орудиями — по обыкновению, неудачно наш лагерь, они, с громким пением, стали приближаться к отряду; хор из пяти тысяч человек был необыкновенно эфектен. Однообразное, заунывное пениe произвело потрясающее впечатление на отряд. Вмиг облетело весь лагерь слово - тревога; батальоны стали в ружье, ожидая, с минуты на минуту, [440] кровавого ночного дела; — всем было известно, что горцы поют свои гимны в минуты особенно торжественные, и потому, понятно напряженное состояние войск, в ожидании чего-то рокового. Звуки то приближались, то отдалялись. Трудно было определить, что происходить у горцев и что они предпринимают. Долго мы стояли под ружьем, выслушивая оригинальный концерт; пение окончилось, но солдаты еще не расходились, обясняя, всякий по своему причину пения. Утром следующего дня, лазутчики дали знать, с верховья реки Ходьза приехал к горцам посланный, с известием о взятии Псеменской станицы, где русские потерпели сильное поражение, а потому, в молитве, которую пели горцы, выразилась благодарность за счастливое событие. Судьба побаловала горцев удачею, которая, впрочем, не подвинула их дела ни на шаг вперед. В том же 1862 году, они штурмовали укрепление Хамкети, сожгли крепостной форштат, — но и только; отбитые от крепостных стен, они с большим уроном убрались по домам. Надо, однако, отдать справедливость необыкновенному мужеству горцев: с кинжалом в руках, бросались они на наши, иногда довольно сильные, укрепления, и не всегда без успеха. Так, в 1843 году, они с боя взяли у нас до двадцати укреплений в Дагестане. Помнят горцев хорошо и защитники береговой черноморской линии: крепость Гастагай, хотя и отбила штурм, но каких ей это стоило усилий!
29-го июня, 1862 года, назначена была рекогносцировка; — далеe двух верст в окрестности лагеря местность нам была незнакома. Фураж вблизи весь выкосили; явилась потребность в рекогносцировке. Войска, назначенные для этой цели, двинулись вверх по Пшехе. В голове колонны шел 19-й стрелковый батальон. За две версты от лагеря, нас начали встречать горцы. Впереди была балка; войска стали прибавлять шагу, чтобы овладеть ею.
Колонна наступала так быстро, что горцы едва успели отойти к балке, сесть на оставленных там лошадей в поскакать к [441] переправе, через Пшеху. Одна из рот 19-го стрелкового батальона, следовавшая берегом Пшехи, подоспела в тот момент, когда горцы начали бросаться в реку, и открыла по ним огонь. Расстояние было такое маленькое, что каждый выстрел имел свою жертву: вода окрасилась кровью раненых всадников и лошадей. К счастию горцев, переправа была не широка, и они скоро выбрались на противуположный берег.
Колонна отошла от лагеря версты четыре, потеряла более тридцати человек раненых нижних чинов и одного офицера — и возвратилась в лагерь.
Вскоре после рекогносцировки отряд приступил к заготовлению сена. Настали жары невыносимые; — в войсках открылась лихорадка; лазареты переполнились больными. В строю оставалось так мало людей, что с трудом отправлялись ежедневные наряды. Горцы занялись своими полевыми работами, и потому не тревожили нас. Однообразно, скучно потянулось время. С нетерпением ожидали осени и открытия военных действий. Мы уже до того привыкли к жизни подвижной и тревожной, что эта стоянка на одном месте наводила уныние. Переболевшие солдаты едва двигались. Солнце палило огнем; спасения не было нигде; мириады мух ели наших лошадей и нас самих: мы изнемогали. Несколько раз горцы пробовали зажигать сено на рядах, но такое занятие им скоро надоело; и они также замерли, как и мы. Лень была не только заниматься чем нибудь, но даже думать; — турок, дремлющий всю жизнь, предаваясь бессмысленному кейфу — явление самое законное под южным небом.
В сентябре покос был окончен, сено перевезли в Пшехскую станицу; войска стянулись; в пшехский отряд приехал генерал-адютант граф Евдокимов, чтобы сделать личный обзор трудов, совершенных войсками, и осмотреть местность от Пшехской станицы до впадения реки Белой в Кубань. Отряд двинулся к низовьям Пшехи, до урочища Гобукая, откуда [442] командующий войсками, под прикрытием кавалерии, поехал далее на Кубань, а отряд, пошел обратно к станице Пшехской; 19-й стрелковый батальон находился в правой цепи. Движение сопровождалось перестрелкою, окончившеюся делом у балки Кошго-Дичу. То место балки, где завязалось дело, имело несколько ветвей, направлявшихся к реке Пшишу. Цепь, двигаясь по опушке леса, должна была проходить по окраине одного из разветвлений балки, а так как отряд остановился — то и занять там позицию, которая была, - к несчастию, весьма неудобна: противуположная сторона балки была выше; кроме того, там находился шахан (коническая высота), из-за которого горцы стреляли в стрелков, как бы в мишень. Лес был до того густ и овраг так глубок, что спускаться в него выбивать горцев было неудобно и стоило бы большой потери. Овраг, выше расположения стрелков, выдавался углом, из которого шла дорога; на ней были поставлены два батарейные орудия для обстреливания дна оврага. Два горных орудия обстреливали шахан: шесть часов сряду громили невидимого неприятеля в этом овраге. Шестьдесят шесть человек выбыло раненых и убитых в отряде, и только к ночи горцы, вероятно, израсходовавши все свои боевые запасы, убрались по домам. На следующий день колонна, под начальством подполковника Экельна, вырубила лес в овраге, и затем, отряд от Кошго-Дичу перешел в Пшехскую станицу.
21-го сентября, генерал Преображенский предпринял движение вверх по Пшехе. Первый переход от станицы был весьма незначительный; люди, изнуренные летними лихорадками, были очень слабы. Не взирая на небольшой переход, колонна растянулась на значительное расстояние. В лазаретах оставалось еще много людей, так что роты выступили в составе не более 50-60 человек. 22-го сентября, авангард, не ожидая главной колонны, двинулся вперед.Движение его сопровождалось небольшими перестрелками. Почти на каждом шагу приходилось [443] ломать горские плетни и переправляться через балки. По пути был лес, перемежавшийся небольшими полянами, выйдя из которого, авангард остановился над спуском в долину реки Пшехи, с тем, чтобы ожидать главную колонну. Местность, на которой войска остановились, была следующая: справа к дороге примыкала довольно большая поляна, края которой были опушены лесом; паралельно поляне тянулся овраг, на противуположной стороне которого находился аул.
Две роты 19-го стрелкового батальона были посланы сжечь этот аул. Стрелки, сняв с себя мешки (заменявшие на походе ранец) перешли через овраг, зажгли аул и начали отступать, сопровождаемые несколькими выстрелами. Первая рота, переправившись через овраг, подошла к мешкам и стала надевать их, как вдруг из леса, с правой стороны, раздался ружейный залп, и из опушки бросилось на роту до трехсот горцев; состав роты не превышал 55-ти человек рядовых с унтер-офицерами. Не давая горцам близко подойти, подпоручик Охачинский, с криком ура! повел роту в атаку, вогнал горцев в лес и, не имея возможности, по малочисленности роты, преследовать далее, остановился на опушке, в ожидании резерва. Здесь, как и всегда, выразилось молодечество стрелков: в упор, лицом к лицу, стрелялась рота с горцами; несколько раз бросались они в шашки, но, встречаемые метким огнем и непоколебимым мужеством, отходили назад. Ряды в роте становились все реже и реже; — воодушевляемые подпоручиком Охачинским и присутствием подполковника Экельна, солдаты не унывали. Всякий порыв горцев — броситься, встречался грозным ура! — при чем рота, подаваясь немного вперед, заставляла их отступать. Из строя выбыло около сорока человек раненых и убитых; в роте оставалось с небольшим тридцать человек. Один момент сомнения или замешательства — и рота могла бы быть истреблена paнеe прихода резерва. Но, слабея численностью, не слабли солдаты духом. К ним [444] как раз подходило известное изречение французов: «lа garde meuri, mais ne se rend pas.». Много надо потрудиться над истреблением солдат, в жизни которых никогда не было позора и для которых правило — «смерть лучше безчестья», стало правилом жизни. — «Братцы, не дадимся татарам! умирать, так умирать всем вместе; по крайности, страму не наберемся». Но не для срама родятся такие люди: они родятся для чести и славы своего имени. Сколько величая в этих солдатских незамысловатых словах! Чего с такими людьми нельзя сделать? Им по плечу исполинские подвиги, — и неудивительно, что они завоевали Кавказ.
Приказав подпоручику Охачинскому упорно держаться, подполковник Экельн с нетерпением ожидал прибытия какой нибудь из рот своего батальона, чтобы перейти в наступление. Наконец, резерв явился, и подполковник Экельн приказал ударить в штыки. С бешенством бросились солдаты на толпу абадзехов. Лес скрывал все, но это было истинное побоище. Жестоко отомстили стрелки за своих товарищей. Некогда было считать горцев, падавших под ударами штыков; но не мало легло их. Версты полторы остатки первой роты и взвод четвертой преследовали противников, и, наконец, измученные, уже не видя перед собою неприятеля, остановились.
Выйдя из леса, стрелки присоединились к отряду, который расположился близ поляны на ночлег. Дело это прошло, однако, как-бы незамеченным, хотя и стоило хорошей реляции. Обяснить, почему дело не заслужило большей известности, можно разве только им, что на Кавказе действующие отряды составлялись большею частию, по выбору начальников отрядов, из отборных батальонов да и в этом случае была классификация: начальник, знакомый с боевыми свойствами частей своего отряда, отдавал в выборе боя предпочтение одному батальону перед другим, и, взваливая всю тяжесть экспедиции на плечи лучшего из них, не имел возможности отличать его перед другими. [445]
Конец 1862 года и первые месяцы 1863 проведены были войсками пшехского отряда в занятиях по устроению кордонной линии по Пшехе, по сооружению станиц и уничтожении соседних аулов. Иногда перестреливались с горцами; производили набеги, чтобы занять скучавшие войска.
В феврале прибыл на Кавказ Его Императорское Высочество Великий Князь Наместник Михаил Николаевич. Пшехский отряд имел честь встретить своего главнокомандующего на реке Псекупсе.
26-го февраля, 1863 года, отряд выступил из Пшехской станицы в Бжедуховскую, откуда, переправившись через реку Пшиш, двинулся на запад, к Псекупсу. В несколько переходов войска были на назначенном месте.
К вечеру, 28-го февраля, Великий Князь прибыл к Псекупсу с отрядом полковника Левашева, где и остался ночевать. Неумолкаемые песни и музыка, доносившияся до нас с противуположного берега, свидетельствовали о радости войск, имевших счаcтиe представиться царственному главнокомандующему. В день прибытия Его Высочества, войска Левашева имели довольно горячее дело, за которое отличившиеся были награждены поцарски. Мы горели нетерпением видеть Великого Князя.
1-го марта, в девять часов утра, Его Высочество, переправившись в брод через Псекупс, прибыл к нам.
Восторженное ура войск, счастливых видеть царского брата, служило ответом на милостивое приветствие.
Построившись в походную колонну, войска двинулись обратно. На походе завязалось небольшое кавалерийское дело, в котором, к сожалению, был убит начальник милиции, полковник Гусаров. В жару перестрелки он так увлекся, что не заметил засады, на которую наехал, и что всадники отстали от него. По залпу, сделанному горцами, убитый Гусаров упал с лошади и, прежде чем к нему ycпели подскакать милиционеры, был [446] раздет горцами донага. Многое заставляет предполагать, что милиционеры умышленно отстали от своего начальника. На лошадей сослаться нельзя, потому что они были слишком хороши, а лошадь полковника Гусарова не славилась скакуном; трусость тоже не могла иметь места, потому что с этим чувством милиционеры, хотя и из горцев мирных, незнакомы. Просто на просто, это было предательство. Неизвестно, какие причины побудили милиционеров поступить так; но измена была слишком очевидна, чтобы сомневаться в ней. Говорят, будто полковник Гусаров был очень строг и требователен с подчиненными — что не нравилось горцам, избалованным в прежние времена; а кавказские перестрелки были удобны для того, чтобы избавляться от нелюбимых начальников. Правда, подобные случаи бывали весьма редко, однако, бывали — без юридических доказательств преступления, достаточных для преследования их.
На ночлег отряд остановился у реки Мартэ, откуда, с рассветом, 2-го марта, выступил в Бжедуховскую станицу. Великий Князь находился при авангарде, с кавалерией. Почти весь переход был сделан без выстрела. Оставалось не более трех верст до станицы, когда кавалерия остановилась; драгуны выслали наездников. Впереди показались горцы. Стали раздаваться выстрелы. Трем батальонам: самурскому, гренадерскому и 19-му стрелковому приказано — поспешить бегом к переправе, у которой, паралельно дамбе, горцы сделали в большом числе засаду.
Командующий войсками, генерал-адютант граф Евдокимов, лично в этот день распоряжавшийся, направил батальоны во фланг горцам, которые, заметив опасность своего положения, стали подниматься на высоту вправо. Но здесь их ожидал 19-й стрелковый батальон. Дав горцам время выбраться на открытое место, стрелки, без выстрела, бросились на них в штыки, и так как первая рота была ближайшая, то на ее долю выпала завидная честь довольно горячего дела. [447]
Ошеломленные горцы повернули кругом. Положение их было весьма тяжелое: сзади, по пятам, гонятся солдаты и отсталых подгоняют штыками, а впереди загородил дорогу завал аршин четырех высоты, который они торопились занять ранее стрелков. Большая часть партии успела перелезть через плетень; оставшиеся были переколоты штыками.
В этом деле отличился в особенности стрелок Яков Алексеев. Во время атаки завала, один из офицеров, не расчитав быстроты, с какою могли двигаться солдаты, отъехал довольно далеко. Несколько человек горцев, заметив, что солдаты отстали, сделали по офицеру залп, которым была тяжело ранена его лошадь, и затем, бросились в шашки. Уже горцы были близко, и, конечно, офицер не уцелел бы, еслиб не подоспел во время Алексеев; — одного свалил он пулею, другого штыком, а третий догадался дать тягу. Когда прибежала запыхавшаяся от усталости рота, все уже было кончено. Офицеру, так неосторожно увлекшемуся, пришлось выслушать справедливые замечания стрелков, которые берегли своих начальников.
С занятием завала началась довольно живая перестрелка: горцы опомнились, заняли выгодные позиции и отчасти вознаградили себя за понесенные потери,
В продолжение всего дела Великий Князь следил за действиями войск до той минуты, как стали прекращаться выстрелы, — и не одна пуля просвистала мимо Его Высочества;
На другой день все отличившиеся были щедро награждены чинами и орденами; затем, отряд двинулся в станицу Пшехскую, откуда Великий.Князь, простившись с войсками, отправился в Майкоп.
До 27-го апреля войска занимались окапыванием станицы Апшеронской. По окончании работ отряд выступил вверх по Пшехе чтобы открыть сообщение с станицей Самурской. С привала данного отряду в долине Хиач, был произведен набег [448] на аулы, по ущелью Дыньшеходз. Кавалерия поскакала по самому ущелью, а 19-й стрелковый батальон двинулся на высоту. Здесь подполковник Экельн направил две роты по дороге, вправо, в чрезвычайно густой лес, предполагая, что жители аулов удалились в чащу леса. Второй полубатальон он повел лично по высоте через аулы, двигаясь с возможною быстротою, чтобы поспеть вовремя к кавалерии, поскакавшей вдоль ущелья и уже успевшей завязать с противниками довольно живую перестрелку.
Роты пришли вовремя. Кавалерия, ворвавшаяся в довольно большой и не пустой аул, затруднялась отступить в виду горцев. Сменив кавалерию, подполковник Экельн, принимая на себя удар зa ударом, начал отступление и по пути истреблял уцелевшие аулы. Натиски горцев с каждой минутой становились горячее, а при спуске в долину они стали кидаться, как бешеные. Горцев было немного, но ожесточение, с которым они бросались на стрелков, было изумительное; — в буквальном смысле, они лезли на штыки, на которых и погибали. В этом деле стрелки выдержали много жарких минут, до той поры, пока экстаз горцев не остыл под губительными ударами штыков. Спуск в долину совершился спокойно; стрелки присоединились к отряду, вынеся из дела тринадцать человек раненых.
С привала отряд двинулся вверх по Пшехе. Долина Хиач замыкалась возвышенностью, чрезвычайно лесистою, на которой находился аул Магомет-Эмина. Едва приблизился к этой высоте шедший в авангарде 19-й стрелковый батальон, как раздался навстречу ему довольно сильный залп, почти в упор. Не давая горцам вторично зарядить винтовки, подполковник Экельн бросился на высоту и, овладев ею, оттеснил горцев вправо от дороги.
Отсюда начиналась местность весьма пересеченная: приходилось почти на каждой версте спускаться в овраги, по дну которых протекали болотистые ручьи. Овраги, довольно отлогие в [449] низовьях, выше обрывались почти отвесно. Лес, по которому двигалась правая цепь, был так густ, что не представлялось возможности ни соображаться с движением главной колонны и обоза, ни сохранить надлежащую связь. Цепь разорвалась: большая часть ее примкнула к авангарду; обоз остался без прикрытия. К счастию, стрелковая рота кубанского полка, бывшая в хвосте правой цепи, осталась на своем месте, и, приняв на себя горцев, отвлекла их от обоза и молодецким делом поддержала славное имя кубанского полка.
Горцы, заметив разъединенное положение этой роты, занялись ею, как верною добычею. По выстрелам, доходившим до нас, слышно было, что там идет горячее дело. Из авангарда две роты ширванцев бегом бросились на выручку, но пришли поздно: кубанцы постояли сами за себя, хотя и понесли чувствительную потерю; — почти половина роты легла на месте. К остальным людям присоединился, в самый разгар дела, полувзвод гренадерского стрелкового батальона, начальник которого, подпоручик граф Менгден, поплатился жизнью за свой великодоблестный поступок. Помощь, оказанная графом Менгденом, спасла роту; но вся тяжесть дела была, главным образом, выдержана кубанскими стрелками. Занятые этим делом, горцы не обратили внимания на обоз, который с правой стороны, то есть, именно с той, где находился неприятель, был открыт. К счастию, фурштаты были уверены, что цепь защищает их, иначе трудно представить себе, какая вышла бы суматоха. Две роты ширванских стрелков, заняв пустое место в правой цепи, прикрыли на все остальное время обоз, и, таким образом, не дали неприятелю поживиться солдатским салом и крупою, а фурштатов лишили случая иметь с горцами генеральное сражение. Тем не менее, некоторые из фурштатов были ранены — конечно, случайно залетевшими пулями, что подало повод нашим конюхам сочинять рассказы о кровопролитных сражениях, происходивших у повозок. [450]
Ночевать расположились на речке Фэебчу. В этот день мы потеряли: убитыми одного офицера и четырнадцать человек нижних чинов; ранеными - двух офицеров и 64 нижних чинов.
28-ro числа, отряд возвратился в станицу Апшеронскую, почти без выстрела пройдя местность, на которой накануне были горячие перестрелки, - чему способствовал, вероятно, дождь, не перестававший лить в продолжение целого дня. Под дождем кремниевые ружья горцев оказывались негодными, а в шашки не всегда же можно бросаться.
Вся долина Пшехи, почти до верховьев реки, была занята нашими поселениями. Оставалось утвердиться на Пшише, куда в мае 1863 года отряд двинулся под начальством генерал-майора Зотова.
Войска расположились на речке Тхухе и приступили к устройству сообщения с Апшеронской станицей; потом, работы начались вперед к Пшишу. Сборы горцев были большие: партия, парадировавшая в наших глазах, заключала в себе не менее пяти тысяч человек. Старшины ежедневно являлись в отряд, стараясь то просьбами, то угрозами не допускать нас прорубать лес к Пшишу. Начальник отряда не тронулся ни просьбами, ни угрозами.
20-го мая, одиннадцать рот, под начальством подполковника Экельна, назначены были на рубку леса впереди лагеря, на речке Яш. Трудно было сомневаться в предстоявшей горячей перестрелке, в виду такой огромной партии. Колонна выступила из лагеря в три часа утра. В авангардной цепи была рота апшеронцев, в левой — две роты 19 стрелкового батальона. Пройдя лес, в глубину версты две, подполковник Экельн остановился; приказав приступить к работе. Все внимание было сосредоточено на левой цепи, где можно было ожидать дела. Прошел томительный час ожидания, в продолжение которого раздавались одиночные выстрелы, весьма редкие, но без промаха: после каждого такого выстрела [451] требовались в цепь носилки , то под убитого, то под раненого. Выстрелы стали учащаться, сосредоточиваясь к правому флангу цепи; наконец, горцы, избрав этот фланг пунктом нападения, произвели оглушительный залп, винтовок из тысячи, и бросились в шашки. Крайние звенья легли, буквально, расстрелянные; полувзвод, бывший в резерве, не сделав ни одного выстрела, взяв на руку, бросился в штыки и, перешагнув тела убитых и раненых товарищей, остановился, по несоразмерности сил, ожидать резерва. Он выдерживал адский огонь; но когда услышал сзади себя ура! спешившей к нему на помощь второй роты того же батальона — тотчас же открыл стрельбу. Вслед за пришедшей ротой, горные артилеристы на руках привезли орудия. Дело загорелось самое ожесточенное, и только превосходство нашего строя и оружия заставило горцев уступить.
Мужество одного полувзвода спасло в этом деле всю остальную колонну. Стоило этому полувзводу повернуть кругом — что могло случиться с горстью людей, на которых внезапно бросилось более тысячи человек неприятеля — и бегущие люди ворвались бы в ряды шедшей на помощь роты, вероятно, увлекли бы и ее за собою, и катастрофа была бы неизбежна. Все эти предположения я делаю с тою целью, чтобы рельефнее выставить стрелков 19-го батальона, где всякий человек, даже отдельно взятый, олицетворял собою единичную силу, грозную и ничем непоколебимую. Раненые солдаты затыкали свои раны ватой, вырванной из папах, и не оставляли строя до тех пор, пока изнеможение не заставляло их уходить на перевязочный пункт. Не раз случалось видеть, как эти молодцы ползком, обессиленные потерею крови, пробирались к врачам, избегая помощи товарищей, присутствие которых в строю они считали важнее и необходимее, чем подание пocoбия им. Не даром же 19-й батальон почти наполовину состава был обвешан георгиевскими крестами, и едва ли когда этот знак отличая украшал более достойную грудь.