СодержаниеДве философии Иаков и эсав Избрание и дополнительность Корень мирового зла |
- Двойственность Книги Бытия проявляется на разных уровнях. Есть двойственность в двух, 1554.69kb.
- Семь Лучей Бога Семь Божественных Энергий Голубой Луч Пламя Воли Господа, Энергия Первого, 1589.38kb.
- Рождество христово и начало "нашей эры, 221.42kb.
- Конференция Адама Смита за последние 10 лет стала центральным местом встречи руководителей, 23.57kb.
- Реферат По предмету : введение в теорию экономики. На тему : Политическая экономия, 129.98kb.
- М. В. Ломоносова Исторический факультет. Отделение истории и теории искусства, 202.64kb.
- Адама Смита, 82.02kb.
- Гипотезы о происхождении человека, 20.84kb.
- Отчет о научной стажировке в Университете им. Адама Мицкевича г. Познань с 15. 09., 54.14kb.
- Книга вторая, 2074.19kb.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 40
Две философии
В основе восточных религий лежит представление о снимающем все полярности Едином. В этих религиях отсутствует какой-либо аналог принципа дополнительности, благодаря чему они тяготеют к синкретизму, т.е. признают все существующие веры проявлением какой-то единой мировой религии.
“Существует лишь одна Истина, - провозглашает йог Рамачарака, - люди же называют ее разными именами. Вне времени и пространства, вне всяких законов причинности вечно пребывает Единое - Все”.
Действительно, эту интуицию запредельного Единого мы встречаем и в индуизме, и в буддизме, и в даосизме: “Бытие едино, мудрецы же называют его различно: Агни, Яма, Матаришва”, - говорится уже в Ведах (1.164).
Итак, существенно рознясь в некоторых пунктах, все восточные религии вместе с тем видят друг в друге как бы различные аспекты единой религиозной системы. Между тем общая концепция этой системы была блестяще сформулирована как раз не на востоке, а на западе, в греческой философии, и прежде всего в неоплатонизме.
Именно в античной философии общерелигиозная интуиция укорененности всего сущего в неком Едином истоке блестяще увязана с чисто рациональным анализом, с тем, что впоследствии европейцы прозвали «естественным светом разума». Вот, например, как учит о Едином Плотин: “Одно-единственное... ничем не ограничивается, и не подлежит ни мере, ни числу; оно не ограничивается ни чем-либо другим, ни самим собою, ведь тогда Единое было бы двумя. Тем более оно не есть фигура, потому что не имеет ни частей, ни формы”.
Размышляя, греческий мудрец научился соприкасаться с запредельными мирами. При этом греческая философия в предельно ясной всеобщей форме выразила основную идею «естественной», т.е. непросвещенной светом Торы религиозности.
Однако прежде чем сказать, в чем эта идея состоит, я напомню, что неоплатонизм, как и античная греческая философия вообще - это пожалуй, единственное значительное явление духовной жизни человечества, которую иудаизм не возводит к Аврааму. Греческая философия - эта неотъемлемая составляющая европейской культуры - в сущности, единственное сопоставимое по своей мощи с иудаизмом явление духа, - согласно библейской генеалогии восходит к Яфету.
Римляне, также не чуждые философии, но прежде всего прославившиеся своими военно-политическими достижениями и системой юридического права, были однозначно возведены иудаизмом к потомкам Эсава, т.е. к сыну не только Авраама, но и Ицхака. Однако греки этой чести избежали.
Привязав греков к Яфету, соответствующему “будничному” доаврамитического человечества, евреи и возвысили греков, и одновременно предельно отдалили их от себя. В любом случае эта генеалогия указывает на то, что согласно еврейскому видению религия и философия восходят к различным духовным корням, что место философии уникально и ни с чем не схоже, что мировоззрения делятся на философские и все остальные.
Но в чем же главное отличие “будничной” философии «единства» от “святой” религии «дополнительности»? В том, что первая имеет дело с организмом, а вторая - с личностью. Единый Бог евреев – это живая заинтересованная в человеке личность. Единое индуистов и эллинов – это бесстрастная надличностная реальность. Личный Бог Израиля стоит над законами, задает их. У язычников, наоборот, безличные законы возвышаются и над богами и над людьми.
“Почему боги любят добро - потому что оно добро, или потому оно добро, что его любят боги?” - этот ребром поставленный вопрос Сократа (в диалоге Евтифрон) радикально отличает «сверхъестественного» человека от «естественного»; монотеиста от язычника. Для эллинов боги потому любят добро, что оно добро (таков и был ответ самого Сократа), для иудея добро потому добро, что его любит Бог. Как сказал р.Йоханан б.Закай: “Ни мертвое тело не оскверняет, ни вода не очищает, но так повелел Господь Пресвятой и мы не вправе нарушить Его повеление”.
Эти два ответа порождают две философии: философию органического единства и философию единства личностного. Первая философия - эллинская, вторую условно можно было бы назвать иудейской.
Такая философия, правда, никогда специально иудаизмом не разрабатывалась, более того, евреи всегда философствовали в тон эллинам, тем не менее, если выявить главное зерно иудейской позиции на интеллектуальном уровне, то она обернется именно философией дополнительности, философией личности, которая не «суммируется» с другими личностями, в том смысле, что не порождает следующей более ценной реальности (один человек не менее ценен, чем все человечество).
В органических системах части по-солдатски подчинены целому. Клетки объединяются в органы, органы в организм, организмы в стаи. В органических системах каждый следующий уровень «ценнее» предыдущего. И это непреложная данность для античной философии, учащей об иерарахическом устройстве мира, в котором Единое эманирует во многое.Между тем в системе иудаизма наряду с представлением об органическом иерархическом устройстве есть представление также и о личном начале, нарушающем всякую органическую субординацию. Часть в системе иудаизма может превращаться в целое. Более того, именно на этом превращении части в целое и строится избрание, строится разделение на “святое” и “будничное”, каждое из которых - это все мироздание: “Ведь у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все что на ней. Но только отцов твоих благоволил Господь любить и избрал позднейшее потомство их, вас, из всех народов, как это ныне” (Дварим 10.14-15)
Израиль - это “святое”; все прочее человечество, в том числе человечество, просвещенное не светом Торы, но лишь естественным светом разума - это “будничное”. И эти “противоположности” предназначены не для того, чтобы сняться и раствориться в “абсолюте”, в “Едином - Всём”, а для того, чтобы обнаружив свою взаимобусловленность, свою взаимную дополнительность, совместно исправлять мир.
ИАКОВ И ЭСАВ
Внутриутробная схватка
Недельное чтение “Толдот” посвящено истории следующего поколения соперничающих братьев, сыновей Ицхака и Ривки - Эсава и Иакова: “И молился Ицхак Господу о жене своей, потому что она была бездетна; и Господь выполнил просьбу его, и зачала Ривка, жена его. И толкались сыновья в утробе ее, и она сказала: если так, то зачем же я? И пошла вопросить Господа. И сказал Господь ей: два народа во чреве твоем, и два народа из утробы твоей разойдутся; и народ от народа крепнуть будет, и больший будет служить младшему” (25.21-23)
Итак, рождение соперничающих братьев возведено в третьем поколении, в поколении правнуков Тераха, в краеугольный принцип. В конфликте Иакова и Эсава мы сталкиваемся с запутанным и напряженным противостоянием, уходящим своими корнями уже в материнскую утробу, т.е. как бы в сам исток жизни, в сами основы бытия. Из чего хорошо видно, что конфликт этот был замыслен самим Создателем, а не явился издержками человеческой греховности.
В самом деле, для соперничества между братьями всегда легко найти повод, и если Всевышний решил придать этому соперничеству дополнительное напряжение, если Он решил столкнуть братьев уже в самом акте рождения, самим актом рождения, то значит, именно на их соперничестве Он сосредоточил какие-то Свои особые чаяния. Уж если где “святое” и “будничное” должны были по-настоящему взаимоопределиться, то по-видимому, как раз на этом этапе, в поколении близнецов Эсава и Иакова («и народ от народа крепнуть будет»).
Тем не менее классический комментарий не торопится разглядеть в Эсаве “будничное”. Напротив, традиция последовательно демонизирует брата Иакова, усматривая в нем прежде всего “нечистое”. Устная Тора в той же мере старается очернить Эсава, в какой она обеляет Ишмаэля. Так, слова Всевышнего, обращенные Аврааму: “в доброй старости будешь ты погребен” (15.15), Раши поясняет следующим образом: “Ты увидишь, как Ишмаэль вернется к Всевышнему, но как твой внук Эсав пойдет дурным путем - ты не увидишь”. В связи с пасуком “И было, после смерти Авраама...” (25.11) тот же Раши сообщает, что Авраам не соглашался благословлять Ицхака, предвидя, что от него произойдет Эсав.
Если Эсав возвращается “с поля усталый” (25.29), то значит, усталый “от кровопролития”. Даже то, что Ривка больше не рожала и осталась бесплодной, мидраш объясняет происками Эсава, нарочно повредившего ее чрево во время своих внутриутробных потасовок с Иаковым. Каббала своей стороны признает Эсава духовным патроном демонического мира.
Знаменательно и то, кого иудаизм относит к отпрыскам Эсава и как их трактует. Прямыми потомками Эсава являются эдомитяне, которые во II-ом веке до н.э. были обращены в иудаизм царем Иохананом Гирканом. Однако вскоре после этого имя Эдом было присвоено мудрецам римской империи. Рим - он, и только он, с некоторых пор стал ассоциироваться в еврейском мире со словом “Эсав”.
Автор исследования по иудейской эсхатологии Рафаэль Галеви-Айзенберг приводит множество источников, пытающихся обосновать эту преемственность. Он упоминает объяснение Ибн-Эзры, согласно которому эдомитяне-иудеи были в числе первых распространителей христианства, и которые и обратили Рим в эту веру. Он говорит о Радаке, настаивающем на этнической связи римлян и эдомитян. Он приводит слова Рамбама и Абарбанеля о том, что внук Эсава, Цафо, правил там, где впоследствии образовалась Римская империя. Однако признавая, что все эти разъяснения выглядят натяжкой, сам Галеви-Айзенберг дает этой традиции следующее истолкование: “Эсав - полная противоположность Иакова, его антипод. Мудрецы Талмуда отчетливо видели в римской империи антипод Израиля. Им было ясно, что между двумя народами не может быть мира, как не было его между Иаковом и Эсавом-Эдомом. Потому-то на страницах Талмуда получил Рим имя - Эдом. Наши мудрецы видели определенное сходство между образом Эсава в Торе и национальным характером Рима: культ грубой силы, презрение к человеку и его духовному миру при внешнем уважении к религии, наукам и искусству. Возможно, мудрецов Талмуда вообще не интересовала этническая связь эдомитян и римлян. Важно было уже то, что сущность Римской империи и ее роль в истории точно соответствовали образу Эсава”
Как бы то ни было, традиционно иудаизм производит от Эсава древний Рим, а впоследствии христианскую церковь, относя их преимущественно к миру “нечистоты”.
Эдом с человеческим лицом
Между тем, как я уже неоднократно отмечал, “нечистота”, кроме отдельного оговоренного случая внука Эсава, Амалека, о котором речь впереди, всегда обладает способностью возвращаться в “будничное” состояние. Такую особенность мы отметили в отношении Лота, в отношении Ишмаэля и остальных сынов Ктуры. Но тем более эту способность следует ожидать в отношении близнеца Иакова - Эсава, который в наши дни отождествляется уже не только с Римом, не только с церковью, но вообще со всей европейской культурой, которую еврейский мир так или иначе ценит. Действительно, ортодоксальный иудейский мир не только пользуется благами демократии и технического прогресса, он сознает свою сопряженность с европейской цивилизацией и обычно вспоминает в этой связи слова Ицхака: “голос Иакова, руки Эсава” (27.22) Не удивительно поэтому, что в адрес Эсава было высказано также немало и положительного. Так, Зогар сообщает, что продажа первородства за похлебку не была сиюминутной данью чревоугодию, что эта сделка явилась результатом длительных переговоров. По сути это означает, что Иаков годами донимал брата просьбами уступить ему первородство, и тот однажды, возможно даже в шутку, согласился на это.
Вероятно, ни один суд в мире не признал бы подобную сделку правомочной, и когда Иаков обманом получил причитающиеся брату благословения, Эсав сказал, что Иаков “обманул его дважды” (27.36). Однако при этом он все же не попытался дезавуировать соглашение, что свидетельствует о его порядочности. Более того, он даже не пожелал отнять у Иакова украденные благословения. Он лишь сказал: “Неужели, отец мой, одно благословение у тебя? Благослови и меня, отец мой!” (27.39). В порыве гнева Эсав, правда, пожелал убить Иакова, но потом простил его, и когда через много лет после бегства Иакова в Месопотамию братья вновь встретились, они оба плакали друг у друга на шее. При этом Иаков сказал Эсаву: «я увидел лицо твое, как увидел лицо Божие, и ты был благосклонен ко мне” (33.1-11). Р.Авраам Кук пишет по этому поводу (в Игарот Гараи 112): «Видел я лицо твое, как лицо Божие» - так сказал по отношению к Эсаву Иаков - человек истины и простоты. И его слова не останутся напрасны».
Из того, что рассказано в Торе, мы видим, что Эсав наделен положительными чертами: он предан отцу, он верен данному слову, он умеет уважать чужие интересы и, наконец, он ценит братские отношения. В отличие от моавитян и аммонитян, Тора позволяет эдомитянам входить в “общество Господне”, и провозглашает при этом: “Не гнушайся эдомитянином, ибо он брат твой” (Дварим 23.8). Сам факт обращения эдомитян в иудаизм во II-ом веке до н.э. также говорит о многом. К слову сказать, один из представительных мудрецов Талмуда, рав Меир, был из эдомеев.
Согласно мидрашу, голова Эсава погребена в пещере Махпела вместе с праотцами еврейского народа, а тем самым европейский рационализм, как бы удостаивается высочайшего признания.
При этом Эсав не считается порочным по своей природе. Наоборот, Раши утверждает (на Берешит 32.23), что если бы Иаков решился дать в жены Эсаву Дину, то тот бы исправился. А Мальбим на стих (27.3) говорит, что по плану Ицхака потомки Эсава и Иакова должны были стать одним народом, в котором бы сыны Иакова выполняли функцию священников, а сыны Эсава заботились бы о хозяйстве и безопасности.
Наконец, согласно логике р.Броера, Эсав, в отличие от Ишмаэля, является как раз классическим представителем “будничного”. Р.Броер пишет: “Земля на запад от Иордана дана сынам Авраама, Ицхака и Иакова, а земля, которая на востоке от Иордана, дана амонитянам, моавитянам и эдомитянам, которые произошли от Лота и Эсава. Граница между этими землями - это граница разделения между святым и будничным”.
Что же касается древнего Рима, который Галеви-Айзенберг объявил антиподом Иакова, то, хотя он и впрямь прославился кровопролитием (такого явления, как бои гладиаторов, тем более в таком масштабе, не знает, пожалуй, ни одна другая культура), все же он остался известен также и своей приверженностью праву. Уже в первом своде римских законов, в так называемых "двенадцати таблицах" можно было найти правовые нормы, вполне солидарные с Торой: "Не должно слушать пустые крики народа, когда они требуют оправдания ли виновного или осуждения невиновного". "Всегда предполагается добросовестность, если не доказан злой умысел.... Каждый считается честным, пока не доказано обратное". "Толкованием закона следует скорее ослаблять, чем усиливать наказание".
Эдом (Рим) принес в мир не одну только кровь, но и уважение к человеку, принес представление о правах человека. Эсав появился на свет от провиденциального брака, появился как плод молитвы (“И молился Ицхак Господу о жене своей” 25.21-23). Эсав явился в мир по воле Создателя, за ним стоит безусловная моральная и духовная сила. Более того, Иаков и gg Эсав вместе произошли от Ицхака, который считается принесенным в жертву своим отцом (во всяком случае, пепел того всесожжения, которому подвергся овен, считается пеплом самого Ицхака). Оба брата-близнеца происходят из одного посвященного Богу источника, оба они, произошедшие из этой чистой жертвы, наделены одинаковым духовным потенциалом. И, по-видимому, именно это обстоятельство более всего смущает еврейских комментаторов.
В отличие от Ишмаэля (мусульман), в отличие от Яфета (философов), с которыми Израиль чувствует себя вполне уверенно, “христианин” и “европеец” Эсав вызывает в Иакове смутное беспокойство. Об исламе евреи отзываются с пиететом, но совершенно не опасаются его влияния. В отношении христианского мира картина прямо противоположная: над христианами смеются, как над недоумками, не умеющими отличить одного от трех, но в то же время в христианстве видят реальную духовную угрозу. Иаков как бы постоянно доказывает свое духовное превосходство над Эсавом, подыскивая у брата отрицательные черты. Иудейская апологетика утверждает, что Эсав совершенно не подходил на роль избранника, что он груб, что он всегда был далек от Торы и т.п. Может быть. Однако, к сожалению, это утверждение не поддается верификации. Если человек колеблется в выборе между двумя невестами, и в результате выбирает одну, то у него нет никакой возможности узнать, которая для него была бы лучшей женой, первая или вторая. Мы верим в то, что живем в лучшем из возможных миров и женимся на лучших из возможных жен, но проверить этого мы не можем. Ведь “проверка” в данном случае тождественна самой жизни, которая у нас только одна.
Всевышний выбрал Иакова - и этим сказано все. Однако если бы Он выбрал Эсава, то и с ним завет наверно как-нибудь бы да устоял (вспомним пророка Овадью и рава Меира). Ведь если внимательно прочитать Тору, то можно прийти к заключению, что евреи тоже не самые лучшие избранники. Всевышний не раз раскаивался в своем выборе, и два раза даже намеревался произвести избранный народ от Моше. В крайнем случае, то же самое произошло бы и с Эсавом.
Бог избрал Иакова. Бог предпочел младшего – обманным путем доставшего первородство, и отверг старшего, которому его наследие принадлежало по праву. Мы можем искать этому предпочтению свои объяснения, но сама эта данность непреложна. И это безусловно предоставляет Иакову полное право считать себя более подходящим кандидатом, нежели Эсав. Однако это вовсе не значит, что Эсав в корне порочен.
Всякая “нечистота” (за исключением внука Эсава Амалека) отмечена признаками “будничного”, равно как и всякое “будничное” обнаруживает в себе приметы “нечистоты”. Но на мой взгляд, все же никто так не соответствует роли «будничного», как Эсав.
ИЗБРАНИЕ И ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ
Последствия обмана
В недельной главе “Ваеце” описывается, как опасаясь мести своего обманутого брата, Иаков отправился в Арам-Нагараим и оказался в доме брата своей матери, Лавана. Там он влюбился в его младшую дочь, Рахель, и согласился работать за нее семь лет.
“И служил Иаков за Рахель семь лет; и они были в глазах его как несколько дней, по любви его к ней. И сказал Иаков Лавану: дай жену мою, потому что дни мои исполнились, и я войду к ней. И собрал Лаван всех людей того места, и сделал пир. Вечером же взял он дочь свою Лею и ввел ее к нему; и тот вошел к ней... И оказалось поутру, что вот - это Лея. И сказал он Лавану: что это сделал ты мне? Не за Рахель ли служил я у тебя? Зачем ты обманул меня? И сказал Лаван : не делается так в нашем месте, чтобы выдать младшую прежде старшей. Окончи неделю этой; и мы дадим тебе и ту, за службу, которую ты будешь служить у меня еще семь лет других. И сделал так Иаков”. (29.20-28)
Мидраш рассказывает, что и Лея и Рахель были вовлечены в этот обман своего отца, что Рахель выдала Лее (согласно тому же мидрашу, еще в детстве сосватанной Эсаву) соответствующие “пароли”. Причем оправданием для этого обмана послужил обман, допущенный самим Иаковом по отношению к своему отцу и своему брату.
Об этом говорит намек Лавана, что в “нашем месте” не принято обходить первородных. Иными словами, если мог обманывать Иаков, для того чтобы что-то нарушить, то тем более и Лаван мог обмануть самого Иакова, для того чтобы что-то исправить.
Но была здесь также и своя внутренняя логика. Если Иаков купил у Эсава первородство, если он выкрал предназначенные брату благословения, если он овладел его судьбой, то он также должен был и жениться на той женщине, которую прочили в жены Эсаву. Так Иаков согласился с этой сложной действительностью и стал мужем двух сестер.
Итак, обман Иакова сошел ему с рук, но одновременно после того, как осуществился подлог Лавана и Иаков оказался двоеженцем, Израиль подпал под угрозу раскола. Между десятью сыновьями Леи с одной стороны и двумя сыновьями Рахели с другой, возник конфликт, впрочем, отличающийся от всех предыдущих братских конфликтов.
Р.Броер пишет в этой связи: “Черта, пролегающая между сынами Израиля и между сынами Лота и сынами Эсава, разделяет между святым и будничным. По одну сторону этой черты молятся Богу Израиля, Творцу неба и земли, по другую - божествам земли. В противоположность этому та же черта, пролегающая между сынами Гада и Рувена и другими коленами, разделяет между святым и святым. На восток от Иордана и на запад молятся Богу Израиля, и один народ живет по обеим сторонам”.
К смыслу разделения между святым и святым у нас еще будет повод вернуться, но пока попытаемся вникнуть в общий смысл разделения на “святое” и “будничное”.
Принцип дополнительности
Мне уже приходилось обращать внимание на то, что в своей основе разделение на “святое” и “будничное” подчиняется брачной логике. Причем иудаизм видит эту логику лежащей в основании мира. В Брешит Раба говорится, что “после того как Всевышний создал мир, Он занят лишь тем, что сочетает суженых: эта женщина - такому-то мужчине”. Эти слова трактуются мудрецами не только буквально, но также и в том смысле, что Всевышний вообще сочетает противоположности. Но это значит лишь то, что Он сочетает их в соответствии с брачной логикой.
Вкратце я повторю, в чем состоит ее особенность: мужское и женское не являются симметричными полюсами. Пара «мужское – женское» - заведомо асимметричная пара, причем одна из сторон исходно включает в себя обе. Так, мужчина всегда представляет собой результат сочетания мужского и женского начал (Х и У хромосомы), в то время как женщина - отдельная обособленная реальность (ХХ хромосомы). Благодаря этой особенности, "синтезируясь" между собой, мужчины и женщины не создают третьей реальности - андрогена, а размножаются.
И прежде всего согласно именно этой брачной логике осуществляется взаимодействие “святого” и “будничного” (вспомним две причины алии Авраама - естественную и сверхъестественную, и только одну естественную - Лота). Но та же логика пола, которая обнаруживает себя в иудейской диалектике двух имен Всевышнего, в идее избрания и исхода, та же логика раскрывается и в культуре Эсава. Причем трудно было бы ожидать чего-то другого.
Идея дихотомического устройства мира, идея избрания, которая прослеживается на протяжении всей книги Берешит, и соответственно является главным духовным наследием Иакова, - излагается «святым» религиозным языком в терминах “святого” и “будничного”. Но совершенно естественно, что эта же самая идея проговаривается также и «будничным» языком, рациональным языком брата-близнеца Иакова – Эсава.
Дихотомия “святого” и “будничного” неизбежно предполагает также и дихотомическое - «святое» и «будничное» - осмысление себя самой. «Святое» осмысление - это Тора, как Письменная, так и Устная, а осмысление “будничное” - это европейская культура, рациональная культура Диалога и Права, европейская философия, а так же и христианская теология, в тех своих аспектах, в которых она последовательно учит о паритете «ветхого» и «нового» заветов.
Как бы то ни было, тот принцип двоения бытия, который пронизывает всю Тору и в особенности книгу Берешит, хорошо известен и европейской культуре. Этот принцип, обнаруживающийся в самых различных областях культуры, можно назвать “принципом дополнительности”.
Та логическая модель Нильса Бора, согласно которой один объект (электрон) подчиняется двум несводимым друг к другу закономерностям (волновой и корпускулярной), в действительности была сформулирована уже у первых отцов церкви. Она обнаруживает себя в учении о двойной природе Христа, в лице которого Бог и человек существуют “неслиянно и нераздельно”; она просматривается в герменевтическом круге Августина Блаженного (нельзя поверить, не поняв, и нельзя понять, не поверив); она являет себя в теории “аналогии бытия” Фомы Аквинского (согласно которому понятие “бытие” подчиняется двум взаимоисключающим определениям субстанции и акциденции). К принципу дополнительности обращается Шлейермахер, сталкивающий филологию и философию, и именно этот же принцип лежит в учении Шеллинга о познаваемом и познающем себя Мировом духе. Но в действительности вообще трудно найти европейского мыслителя, который бы в той или иной степени не имел в виду какую-либо “дополнительность”, который бы не исходил из того дихотомического разделения мира, которое в иудаизме именуется разделением на “святое” и “будничное”.
Два новых Адама
Итак, если подняться над древним еврейским комплексом, вынужденным оправдывать пороками Эсава благословенный свыше обман, если взглянуть на Эсава беспристрастно, взглянуть на него как на брата-близнеца Иакова, то именно в нем мы увидим того предельного выразителя “будничного”, от которого по плану Творца Израиль отделен, как “святое”.
В случае с Иаковом и Эсавом, возводимым в наше время к христианству и вообще к европейской культуре (в которой Эсав подхватывает достижения своего предшественника по “будничному” Яфета), мы видим, что в данном случае разделение на “святое” и “будничное” выглядит предельно отчетливо и продуктивно.
В этой связи невозможно не отметить, что характеры Эсава и Иакова идеально соответствуют двум Адамам, так, как их представил и описал р.Соловейчик в статье “Одинокий верующий человек” (имеются в виду две версии сотворения человека).
Действительно, Эсав, “человек, сведущий в звероловстве, человек поля” (Берешит 25.27), полностью идентичен описанному р.Соловейчиком первому Адаму, «человеку величия и почета». Иаков, “человек кроткий, живущий в шатрах” (25.27) соответственно - второму Адаму, т.е. «человеку завета».
Перечитаем еще раз эти определения, данные р.Соловейчиком его двум Адамам: “Несомненно, понятие "образ Божий" в первом описании сотворения человека относится к... таланту человеку-творца... Первого Адама интересует одна сторона действительности, и он задает лишь один вопрос: "Как действует вселенная?". Он не спрашивает: "Почему действует вселенная?", не ищет ответа на вопрос "В чем сущность вселенной?". Любознательность его ограничена вопросом о способе действия. Первый человек энергичен, смел и стремится к победе. Его девиз - успех, победа над силами природы... Второй Адам простых функциональных вопросов не задает, а интересуется метафизическими аспектами. Он желает знать: "Почему? что это? как это?" Он не создает своего собственного мира. Вместо этого он хочет понять существующий и действующий мир, в который он введен. Второй Адам исследует не абстрактный научный мир, а непреодолимо прекрасный качественный мир, в котором у него есть тесная связь с Богом".
Обращает на себя внимание также и то, что другое имя Эсава – Эдом – одного корня со словом Адам. Таким образом, Эсаву свойственно быть Эдомом с человеческим (адамовым) лицом.
Итак, на уровне окончательного разделения, окончательного избрания, т.е. разделения человечества на Израиль и народы, эти народы в первую очередь представлены Эсавом. Согласно мидрашу семьдесят народов земли разделились по тридцать пять, выбирая между Эсавом и Ишмаэлем. Однако доминирующим все же оказывается Эсав. Какие бы комплексы это не вызывало у Ишмаэля, но и он сам интегрирован в современную мировую цивилизацию, построенную прежде всего на иудео-христианской основе.
То, что Ривка рожала лишь однажды, но при этом наследник завета все же оказался не один; то, что у Иакова не было больше братьев, кроме брата- близнеца, то, что Всевышний умышленно раздвоил избрание, а не “растроил” и не “расчетверил”, - все это должно дополнительно осветить для нас всю проблему. То, что Всевышний свел двух братьев в один акт рождения, максимально усилил их соперничество, придал ему коренной характер, должно направить нашу мысль на понимание библейской дихотомии как дихотомии, построенной на принципе дополнительности («и народ от народа крепнуть будет» 25.23).
Превратившаяся в мировую, европейская культура представляет собой то “будничное”, которое сегодня впервые за всю историю способно адекватно соотнестись с идаизмом как со “святым”.