«Открытое обращение по амнистии и помилованию незаконно осужденного политзаключенного Григория Грабового»

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

Князькин С.А. – Спасибо. Сейчас мы попросим Михаила Ивановича Трепашкина, который подошел, выступить. Я только один нюанс хочу уточнить. Владимир Викторович хотел сказать, что никакого обещания по поводу воскрешения детей Беслана не было. Прозвучало, что никакого воскрешения не было. Я думаю, что это вопрос к Богу, да. Вот – никакого обещания.

Степанов В.В. – Да, да.

Князькин С.А. – Михаил Иванович, пожалуйста.

Трепашкин М.И. – Да, я думаю, что здесь уже основные вопросы все осветили, Я бы хотел добавить, что я только что выступал на «Народном Радио», до этого у меня брал интервью как раз по сегодняшней пресс–конференции представитель Интерфакса. В связи с чем решили обратиться, как это соотносится с требованиями закона, и тому подобное. Значит, и третья дата, которую я тоже хотел бы сразу увязать, в дальнейшем я просто затрону, может быть, вопросы как раз будут. 10–го ноября этого года в Государственной Думе было заседание с участием 50 членов парламентской ассамблеи Совета Европы, со всех стран приехали, которые были озадачены рядом вопросов. Наряду с вопросами коррупции, с вопросами протокола четырнадцать Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод», предусматривающий ускоренную процедуру рассмотрения дел в Европейском суде. Россия не подписывает почему–то этот протокол, и заканчивая, значит – как разработать меры по противодействию, по защите разоблачителей, так оно звучало. По защите разоблачителей. То есть те лица, которые в государстве как только выступят где–то против, или вопреки, скажем, мнению руководителей, их начинают сразу преследовать.

Начну, наверное, с первого, где было интервью с представителем Интерфакса. Значит, снова всплыл вопрос, все же за что конкретно осудили Григория Петровича Грабового. По прежнему еще мнение таково, что он занимался мошенничеством, брал деньги за, скажем, ложные обещания. И очень–очень тяжело, как говорится, переубедить, но можно в тоже время. Когда начинаешь показывать конкретные факты, как фабриковалось дело, как оно устроено, у людей мнение меняется.

А это дело – оно однозначно, оно однозначно результат несправедливого правосудия и результат, как говорится, преследования неугодных властями. Когда суд, суды начинают выступать в качестве административного органа, если сказали: «фас», то человека все равно осудят. Потому что у Григория Петровича Грабового то, что есть в обвинительном заключении, оно максимально может охватываться гражданско – процессуальным Кодексом Российской Федерации, гражданско– правовые отношения. И ничего уголовного там не усматривается, не усматривается. А теперь, что касается этого обращения – оно необходимо. Поднимать эти вопросы необходимо.

У нас заметьте, амнистия к лицам, находящимся в местах лишения свободы, с 2000 года широкой амнистии не было. Неоднократно разрабатывались проекты, проекты были хорошие, автор Крашенинников, в частности, одного из них, но всегда администрацией Президента они блокируются. Почему под эту амнистию однозначно попадали те, кого хоть как–то старались туда засадить. Кроме того, амнистия практически всегда касалась преступлений экономических. Вспомним, даже в восьмидесятые годы, начало перестройки, однозначно по экономическим были амнистированы практически все. И у юристов тогда возникало мнение, что ну не надо сажать за экономическое преступление людей под стражу, как животных в клетку эту запирать. Ну экономическое совершил он, обманул, ну давайте накажем экономическими санкциями. Не набивайте тюрьмы людьми, не портите людей, не портите семью. Смотрите, какая цепочка идёт – наказываем одного человека, а страдают жёны, матери дети и т.п. Нарушаются все те устои. Государство стремится к каким–то положительным моментам, это всё выбивается, за детьми следить некому, соответственно возможность совершения преступления детьми очень велика, так и есть в таких семьях и прочее.

Тем не менее, у нас вот эта тенденция что сажать, сажать, заточать и т.д., она не просто не упрощается, она ожесточается. Если бы вот это, как говорится, то что было достигнуто на первом этапе, получило дальнейшее развитие, я думаю, что дело Григория Петровича Грабового вообще не существовало бы, вообще не существовало. Однако его держат, механизм привлечения за экономические преступления, чтобы можно было разбираться и с неугодными. Да придумаем что–нибудь там, налоги, не так что–то растратил, похитил, обманул. Обман вот этот, и 159 статью которую сейчас вменяют, она почему в последнее время получила распространение по лицам, кто неугоден – посадить и т.д. Высший пленум в прошлом году, посвященный практике по делам о мошенничестве, растрате, я точно дословно не помню. Так там формулировки, которые даны – они и под гражданский попадают и под уголовный, и разграничений конкретных нет. Это говорит о том, что качество судейства, в том числе и в Верховном суде РФ, оно не хорошее, оно низкое. Это и приводит к таким вот нехорошим постановлениям, как впоследствии люди оказываются за решёткой и сидят по много лет, подольше, чем убийцы сидят, и противостоять этому трудновато.

Вот сегодня на "Народном Радио" как раз мы эти вопросы обсуждали. Несправедливость правосудия – первый вопрос, когда по указу судят, не по закону, по заказу. Второй момент, что судьи должны нести ответственность за заведомо неправосудные приговоры, как этот механизм разработать, расширение статей по делам, которые рассматривались с участием суда присяжных, потому что суд присяжных – это как определённый общественный контроль, который ну не позволяет в большинстве случаев, подчёркиваю в большинстве случаев, не во всех, творить такие вот беззакония.

Вернусь снова к амнистии. В настоящее время в результате такого вот несправедливого правосудия в местах лишения свободы у нас находится по официальным данным порядка 900 тыс. человек. Эта недавно цифра прозвучала в Госдуме. Если сравнить с количеством населения, то это огромнейшая цифра. Ставился вопрос, чтобы применять альтернативные меры наказания. На этом вот немножко остановлюсь и вот почему. Потому что за экономические – карать финансовыми санкциями, в десятикратном размере, ещё в каком–то, но не сажать людей. Кроме того, посмотрите у нас даже начиная с 19–го века существовали такие меры наказания, как ссылка, высылка и т.д.

У нас по закону есть колонии–поселения, вот смотрите – где колонии–поселения организуют внутри зон, т.е. закон говорит, что эти лица осуждённые в колонии не должны находиться даже под охраной, а людей содержат под стражей. Это нарушение закона. А кто на это закрывает глаза: и судьи, и прокуроры, и сотрудники ФСИН. Они напрямую совершают преступления. Сейчас всех, кто находится в колонии–поселении всех должностных лиц в том числе сажать самих на это место, потому что их преступление гораздо более тяжкое, в десять раз более тяжёлое, чем те, кто осуждены в колонии–поселении. Почему я затронул колонии–поселения? У Григория Петровича Грабового даже с учётом того срока, который ему вменили – у него уже есть право выхода на колонию–поселение, т.е. по 1/3 срока, а колония–поселение по закону, если брать опять по закону, а потом коснусь практики, она позволяет свидания без ограничений, пользоваться гражданской одеждой, деньгами, свобода при перемещении в пределах административно–территориальной единицы. Это право проживать с семьёй, либо на территории колонии–поселении, где может быть, одну комнату оплачиваешь. Либо, если места нет в колонии–поселении, в городе проживаешь. Это на подобии, как у нас раньше была ссылка. Определённая ссылка, т.е. режим примерно такой же. Если коснуться практики применения, в законе написано, что лица, осуждённые в колонии–поселения находятся лишь под надзором, т.е. пришёл человек, посмотрел, чтобы не занимался, не пил, не хулиганил, периодическое появление и всё. А у нас применяют тюремный надзор, т.е. постоянно кто–то должен ходить рядом, с дубинкой, с наручниками и смотреть. До смешного доходит, когда на Урале один живёт на колонии–поселении, пасёт коров там, а его пасёт охранник. До абсурда доходит, до такого, но самое страшное, ещё раз повторюсь, что эти лица находятся зачастую под стражей годами, не месяцами, годами. Поэтому когда коснётся вопрос судьбы Григория Петровича Грабового, я думаю, что здесь мы столкнёмся с такой вот ситуацией. Во–первых: те дела, которые получили общественную огласку, те дела, за которые борется общественность, они встречают сильнейшее сопротивление властей.

Они стараются – «подгадить», подговорить во всем, в чем только можно, там будут использоваться и лжедоносчики, там будет и фабрикация, при этом офицер, офицер, который должен быть прежде всего, ну, словом "честь" и так далее. Они, ну такое бесчестие, такое сравнение опять грубое, не литературной лексикой если говорить – «ниже плинтуса». То есть практически становятся на путь преступления. Какой вопрос тут о чести может идти?

Поэтому я не исключаю, с одной стороны, я еще раз задаю вопрос, вот когда за кого–то ходатайства пишут, жалобы и так далее – это конституционное право, это 45 статья, 46, то есть не законные действия обжаловать, там еще чего–то. А в местах лишения свободы, если человек написал, даже надзорку сам, его могут посадить за это в карцер. Как так он посмел?! Ты должен здесь сидеть и больше ничего. И вот я помню, в Тагил когда прибыл – 10–ти человек помог написать жалобы, которые вообще незаконно сидели, даже вот наши предвзятые суды и то их освободили. Что не законно люди сидели, прямо открывали закон – человек должен быть на свободе. А им не давали писать, они там сидели.

Я не исключаю, что здесь… дай Бог, что бы этого не было. Дай Бог, что бы попались нормальные представители администрации, ну я думаю, что из Москвы все равно будет какое–то давление, что нам придется с этим столкнуться, что будут препятствия для того, чтобы перейти на режим колонии–поселения. А это, кстати, если следовать по закону, это величайшая вещь, потому что это он может пользоваться и компьютером, это можно пользоваться, все контакты, все посещения, человек нормально общается с людьми. Почему такая мера была в своё время придумана, для того, чтобы социальная адаптация была человека, что бы он не выходил после изоляции одичавший и долго соображающий, что же тут произошло в жизни, и как человек, и так далее. А кстати власти сейчас стремятся, по очень, очень многим делам делать именно так. Именно так.

Теперь, что касается вопроса помилования. Опять же, у нас нормальные законы. Помилование предусматривается в соответствии с Уголовным кодексом и среди нормативных актов, в том числе Уголовно–исполнительный кодекс, как бы в трех вариантах. Это снижение наказание на более мягкое, это замена одного наказания другим, то есть снижение срока, извините, снижение срока, замена одного наказания другим, более мягким, либо полная реабилитация, ну то есть полостью помилование, то есть отпускают человека на свободу. Вот три варианта предусматривается.

Сразу могу сказать, что замена и снижение срока нигде у нас в России – я ни одного случая не знаю за много–много лет, чтобы это сработало. А что касается – отпустить полностью, по субъектам Российской Федерации, ну в год – ну два, ну максимум три дела. Притом отпускают кого? Это опять коснусь Урала, поскольку он ближе мне. Я там владел многими материалами. За несколько лет отпустили только одного человека, который сидел в тюрьме за то, что на ферме где то, у него многодетная семья, украл 20 литров молока. И то отпустили после того, как он отбыл 2/3 срока наказания. Значит, право на условно–досрочное освобождение, на помилование, значит на амнистию – это право человека. Понимаете? Оно у нас в двухтысячные годы, как пришли «силовики» к власти, оно у нас практически исключено. Это рассматривают как не просто право, а как заслуга, ты должен еще заслужить. Вот человека посадят в камеру, да? И потом когда подходит УДО, он просидел в камере, ну что там в камере сидит, прогулка – камера, прогулка – камера, больше ничего. И то прогулка там ограничена, 10 минут там дают иногда в сутки. Собаке больше дают прогуляться, чем человеку. А когда подходит УДО, он имеет право на УДО, закон открываешь – по закону право на УДО, а ему говорят: "А ты заслужил? Почему у тебя благодарностей нет?". А он – "а где я смогу получить благодарности? Я же сижу вот за решеткой. У меня нарушения есть? – Нет. Ну благодарностей нет! А за что, мне должны быть благодарности? За хорошую работу. Какая в камерах работа?"

Ну до абсурда такого доходят, но тем не менее, только бы там человека держать, гноить, подавлять личность. Система всей России в настоящее время – это карательная, карательная система, которая направлена исключительно, на подавление, на унижение человека. Никак ни на исправление, никак ни на его социальную адаптацию и тому подобное. Я мог бы здесь не один час рассказывать, вот что есть в законе, и что есть на практике, но я думаю что у нас пресс–конференция, она более такая, более целенаправленная, по этому я опять же вернусь к теме.

Я почему вот эти все вопросы затронул – нам придется с ними столкнуться, и надо бы это все пробивать и показывать. Самый реальный момент – это у нас сейчас, что бы помочь Григорию Петровичу Грабовому выйти. Нужно показывать несуразность его дела. Вот сейчас, я думаю, что в декабре месяце уже начнется процесс по надзорному производству. Я думаю, что добьемся все же его возбуждения. И надо будет показать, как фабриковались конкретные эпизоды. Обращение вот это нужно. Может быть добьемся все же с общественностью, что сдвинется. Медведев же провозгласил, что надо избавляться от правового нигилизма, то есть надо уважительно относиться к закону. Не дай Бог, что бы не было так, как при Путине, когда он провозгласил диктатуру законом и пошло сплошное беззаконие. Дай Бог, что бы изменилось все к лучшему, что бы это пробило. Я могу сказать, что в первой попытке обращения к Медведеву, по целому ряду дел. Я и по своему обращался делу, по делу Бахминой, как мы видим. Они не наши поддержки. Не удалось пробить, даже посмотрите, какое количество людей из и совершенно разных слоев подписались, ан нет. Это говорит о том, что «силовики», «силовики» остаются пока, составляют пока довольно таки большой процент у власти. Создали свою коррумпированную, мафиозную группу, группу, которую пробить пока очень, очень тяжело и все заявления Президента, они остаются пока лозунгами. Как это сдвинуть, как это задвинуть – я думаю, что надо писать, называть конкретные фамилии тех, кто нарушает тот либо иной закон. Вот будут ответы, например отказы. Прямо брать это документ, показывать его юридическую несуразность полностью и называть эту фамилию. То есть, вот сегодня на «Народном радио», когда выступали, я начал называть фамилии, тут же сделали замечание. Говорят, – "Вы что! Нас сейчас закроет редакция. Нельзя называть фамилии по закону о средствах массовой информации". А звонки раздаются, люди звонят и говорят, – «вот вы говорите о нарушениях, называйте конкретные фамилии, мы должны знать, кто же это нарушает».

Из зала – И вывешивать надо на столбах, в газетах печатать

Трепашкин М.И. – Да, совершенно верно, вот в этом плане мне понравилась идея, когда–то написал тут маленькую заметку, что палачей надо называть поименно, это я упрекнул «Мемориал», основная цель – упрекнуть «Мемориал». Потому, что они много очень пишут о тех зверствах которые тогда устраивались. А КГБ, а потом ФСБ пошли навстречу, ну показали где шли расстрелы, достали эти самые архивы засекреченные и прочие. Казалось бы все хорошо, но почему–то фамилии не дают, кто это совершал. И о них нигде не упоминают, и «Мемориал» их конкретно не называет. В лучшем случае называют там одного человека, там Сталина, либо еще там Берия и Ежова, вот кто там творил это самое. А кто непосредственно это творил, их не называют. А их должны знать. Если бы их называли тогда, кто тогда творил, я думаю, что нынешние тоже призадумались. Их фамилии ведь тоже в этом списке могут появиться. Кстати вот по этой заметке подхватили, и кто–то создал сайт, по–моему на Украине, где поместили вот эту заметку, а по бокам стали размещать этих самых – судей, следователей, прокуроров и конкретно статьи, где и как они творили беззаконие. И я знаю, что по Москве уже некоторые читают следователи. Например, в Замоскворецком районе, начальник следственного отдела. Они смотрят: ” Ага, что он там натворил? По расследованию Норд–Оста, там, накуролесил, будь здоров.” И это, и то – все набирается в копилочку. Да, – они говорят – да, он такой человек, с которым надо быть очень осторожным…

Надеемся, что на это открытое обращение будет какая–то реакция, которую мы сможем тоже также юридически обсудить потом. Ответ обсудить и, я думаю, что надо снова будет собраться все же, продумать дальнейшие пути защиты. У нас остается, помимо вот этих структур, обращение в Международные правозащитные организации. Будем исходить из того, что, в соответствии с Хельсинскими соглашениями, права человека считаются делом международным, а не внутренним делом каждого государства. Было принято решение Путина о том, чтобы запретить финансирование из иностранных источников деятельность правозащитных организаций и отдельных правозащитников. Это уже заметьте противоречие. Это из международной, пожалуйста, из международной казны может быть оплачено, а у нас, кстати, я могу точно абсолютно сказать, что те, кто находится в местах лишения свободы, в камерах СИЗО и прочее – они не знают своих прав, и им не дают литературу. Даже сами сотрудники не имеют ту литературу, каким же законом они должны руководствоваться. Они, как сложилась практика – так они и идут. Поэтому масса нарушений и прочее.

Так вот, литература, которая туда поступает – она была издана в начале двухтысячных годов, исключительно на средства иностранных организаций, иностранных Фондов исключительно. Они выделяли деньги для того, чтобы нам самим объяснять права. Не наши даже, не уполномоченный по правам человека, а на деньги тех, нам разъясняли какие права и обязанности у нас есть. В принципе, конечно, права, потому что обязанности у нас чаще спрашивают, а прав не разъясняют. Вот поэтому, мы будем обращаться по этому делу тогда уже в Международные организации, продвигать уже конкретикой. Сейчас мы сталкиваемся с тем, что, если сейчас обратиться – все же, Россия, ну, государство мощное, лобби мощные, деньги выделены. У нас здесь не хватает, как видите, не на продукты, не на что, а туда на подкуп многих чиновников выделены большие. И, поэтому, там многие чиновники все же настаивают на том, что: вот вы пройдите в России все этапы – только потом обращайтесь к нам, и единицы организаций, которые могут все же сразу принять, рассмотреть и начать движение защиты человека.

И, поэтому, я думаю, что нам по этому делу придется такие же этапы пройти, чтобы добиться справедливости. У нас еще тут положительный момент в том, что Григорий Петрович, он отбыл очень много уже, срок большой, при том в тюремных условиях. Помните, в Думе обсуждался вопрос о замене нахождения в изоляторе, когда дается общий режим, а по деяниям, которые – вот, оставить как они есть – то больше общего режима, там ведь не дадут, и заменить год за полтора – это уже смотрите, какой бы..

Из зала – один к трём надо сделать

Трепашкин М.И. – один к трём говорят пока …. Но это опять разговоры, разговоры идут. Кстати, в восьмидесятые годы так было. Помните – химия? Общий режим и химия. То есть, он просидел в изоляторе и, у нас ведь изолятор приравнивается к тюрьме. Здесь я опять, где–то заметочки писал, но хотел бы обратить внимание присутствующих: смотрите, как с точки зрения закона, что у нас получается? Человека сажают по 159 части 4. Ну, предположим, признаки, предположим, правовые основания у них были. Что за этот состав может быть? Общий режим, общий режим – это не тюрьма. А он, сидит, смотрите 2,5 года просидел в тюрьме. С чего спрашивается? Это получается уже незаконность наказания. Незаконность наказания. Я не говорю там моменты, что обычно, может скрыться, еще что-нибудь надумают – лишь бы человека туда запереть. Практически, если брать опыт – Европа, особенно здесь …по–моему Финляндия. У них, если человек обвиняется по статьям, которые предусматривают наподобие нашей колонии общего поселения – у них там есть либо общий – их вообще под стражу не берут, только если он явно, то есть “посылает всех подальше” и не приходит никуда – тогда его могут взять под стражу. А так не берут, потому что у него общий режим. По этому вопросу, я считаю, у нас даже по этому делу есть основания обращаться к специальному докладчику Организации Объединенных Наций по вопросам незаконности исполнения наказания. Есть такой специально докладчик. Представитель есть в Москве. То есть, это не надо куда–то ехать, не надо куда–то. А прямо подготовить хороший документ аргументированный, со ссылками на наши законы, приложить обязательно выписки из законов потому, что, ну, требование такое есть (?) основательно и обращаться даже вот по этому вопросу придется, я думаю, что обязательно.

Из зала – и в Международный суд?

Трепашкин М.И. – Это специальный докладчик Организации Объединенных Наций. Минус только в том, что они эти вопросы тщательно проверяют, и уходит, как правило, большой срок на это. Тоже есть вот этот минус. Но, вот по этому данному делу обязательно, обязательно вот этот момент надо иметь в виду.

Какие–то еще моменты я хотел затронуть. Я хочу опять же перейти вот к этому обращению: будем надеяться, что нам удастся пробить вот эту стену порочной правоприменительной практики нашего государства, хотя бы, в рамках какого–то одного дела. Даже, если поэтому попытаться, чтобы все же срабатывали те институты, которые у нас есть в Конституции, с учетом реализации тех прав, которые закреплены в Конституции. Надо думать – это право на помилование, право на амнистию, право на условно–досрочное освобождение, право на замену по отбытию одной меры наказания на другую. Вот, по тем направления, если работать – я думаю, что–то можно пробить. И, вот данное Обращение по поводу амнистии и помилования – я думаю, что это будет одним из шагов в том, чтобы, ну, как говорится, сделали вот такую попытку и, если Медведев действительно искренне, как он сказал, намерен избавляться от правового нигилизма какими–то мерами – тогда будет результат. Если нет – ну, мы будем знать, что у нас такой Президент тогда. Что это его лозунги опять, то ли он всё же..

Blog

«Открытое обращение по амнистии и помилованию незаконно осужденного политзаключенного Григория Грабового»