Андрей Караулов. Русский ад-2 избранные главы
Вид материала | Документы |
- Андрей Караулов. Русский ад. Избранные главы, 2653.51kb.
- Bank Austria Creditanstalt, 0221-00283/00, blz 12000 Избранные главы доклад, 625.47kb.
- Bank Austria Creditanstalt, 0221-00283/00, blz 12000 Избранные главы доклад, 286.59kb.
- Методический план Проведения занятий с группами личного состава дежурных караулов, 78.32kb.
- Методический план Проведения занятий с группами личного состава дежурных караулов, 75.61kb.
- Избранные главы, 3027.15kb.
- Планы лекций по курсу «Избранные главы физико-химии вмс» для студентов 4 курса специальности, 193.71kb.
- Программа спецкурса «Избранные главы по математике» Предпрофильная подготовка, 70.97kb.
- Учебное пособие для участников торгов на мировых биржах (избранные главы), 5378.39kb.
- Анна андреева андрей Дмитриевич, 986.66kb.
Да, будут спорить, как иначе, если корысть очевидна, но все равно его, Лужкова, услышат! Факты — упрямая вещь, а он, Лужков, хозяйственник, он жизнь отдает сейчас тем проблемам, которые обсуждаются у Президента — жизнь!
Ельцин обмер. Что происходит? свои вдруг заговорили так, как говорят только чужие!..
Он всегда делил людей на «своих» и «чужих».
— Именно... как гражданина России, Борис Николаевич... — Лужков опять сделал паузу, — за решение по столице, я отдельно благодарен Президенту, благодарен за доверие к нам, к Москве... и, надеюсь, что Анатолий Борисович, наш... молодой министр, один из наших «большевизанов», как недавно сказал о нем господин Бжезинский, — так вот, надеюсь, что Анатолий Борисович не похерит этот разговор, что... не появятся вдруг паллиативы, что он и впредь будет считаться с позицией Бориса Николаевича, с выводами... которые сделал Президент... в таком сложном, ключевом, я бы сказал, вопросе, как приватизация в Москве.
— Да не... бойтесь вы, — махнул рукой Чубайс, — уж... разберемся как-нибудь... — и он уткнулся в бумаги.
— ...что только в диалоге с нами, — невозмутимо продолжал Лужков, — с Москвой, будут решаться отныне любые приватизационные инициативы, причем эти вопросы будут решаться без хамства, свойственного демократам, вы... можете улыбаться, но у многих молодых демократов просто голова отрывается сейчас от успехов в демократии, — так вот, все это становится тревожным явлением... и требует радикальных мер. Поэтому я уверен, что отныне вопросы приватизации будут решаться с уважением к московскому правительству...
Чубайс нервничал; еще минута, Лужков это понимал, Чубайс выскочит из кабинета Президента. На столе перед Анатолием Борисовичем лежала папка с документами, он делал вид, что с головой ушел сейчас в бумаги, на самом деле он их просто не видел.
— ...только как гражданин России... я, Борис Николаевич... — Лужков исподлобья посмотрел на Ельцина, — категорически не согласен с тем, что делают сегодня Чубайс и его сподвижники. Они во всем... подчеркиваю, товарищи, они во всем советуются сейчас с американцами, это стало какой-то странной закономерностью! У них... то есть у вас, Анатолий Борисович... весь шестой этаж в Госкомимуществе занимают американцы, советники... так называемые... тридцать два человека!
Всего, Борис Николаевич, хочу доложить совещанию... жаль, что здесь нет Егора Тимуровича, болен... мне сказали, всего по приглашению нашего Госкомимущества в Россию нынче явились почти двести иностранных консультантов — целый десант, можно сказать, огромная колонна иностранцев, преимущественно — американские граждане. Все это, — Лужков опять повысил голос, — все это становится тревожным фактором и требует, я считаю, соответствующих решений. Не хочу, чтобы мы устраивали здесь какую-то чрезвычайщину, но мы видим, что раньше самих русских к русским же пирогам... подоспели — из-за океана — кадровые военные, называю их имена: господин Бойл... координатор, господа Христофер, Шаробель, Аккерман, Фишер... — Лужков даже не заглянул в листок, лежавший перед ним на столе, говорил по памяти. — Поселились, значит, в Москве, в лучших гостиницах, постоянно встречаются с Гайдаром, Чубайсом, Нечаевым, и, особенно, с господином Авеном, Петром Олеговичем ... — я верно говорю, господин Авен?..
— Верно, Юрий Михайлович, очень верно, мы им, врагам нашим злокозненным, еще и денежки платим... по договорам... — Петр Авен, бывший министр внешнеэкономических связей, теперь — президент компании «Фин-ПА» («Финансы П. Авена») хотел было что-то еще сказать, но в его сторону никто даже не обернулся, все смотрели только на Лужкова.
— Американцы имеют, Борис Николаевич... — Лужков на Авена тоже не обратил никакого внимания; эти парни, министры, так любят Ельцина... просто кровью харкают сейчас за его здоровье, — американцы имеют неограниченный доступ к любой информации, включая стра т гические, — Лужков выразительно посмотрел на Ельцина, — стратегические объекты... К оборонке, к заводам, к трубопроводам... нефтяным и газовым, к ядерным хранилищам, атомным бомбам и межконтинентальным ракетам. Все это у американских консультантов мощно организовано...
Ельцин повернулся; он все время стоял спиной у окна, где-то там, в углу, как в засаде, смотрел на Красную площадь, — лицо Ельцина кривилось, но Ельцин молчал: ждал, что ж будет дальше.
На самом деле, он довольно часто терялся, брал паузу — и молчал, не зная, что сказать: черта людей, которые часто не верят сами себе.
Лужков смотрел только на Ельцина, — ему почему-то казалось, что Ельцин знает о приватизации далеко не все, что знают Гайдар, Чубайс, Нечаев, министр экономики. И что самое главное — контрразведка, Баранников... скрывают от него всю правду о положении дел в экономике страны...
— ...таким образом... я заканчиваю, Борис Николаевич... — подвел черту Лужков, — одно из двух. «Либо Христово учение...» — я о приватизации, товарищи, — «либо Христово учение есть ложь, либо все мы — жестокие наглецы, называя себя христианами...». Одно из двух, товарищи... — Лужков повысил голос... — у моего заместителя, приведу пример... у моего заместителя по экономике города, где находятся такие объекты, как «Салют», «Знамя», тот же «ЗИЛ» с его секретными цехами, «НИИ теплотехники», «НИИ эластомеров», — так вот, Борис Николаевич, докладываю: у моего зама по экономике по-прежнему нет доступа к секретам не только первой, но и второй категории, не говоря уже о категории особой государственной важности. Но у господина Шаробеля, полковника американской армии, консультанта Госкомимущества, такой доступ... пусть неофициально, конечно, но — по факту — есть!
Ельцин молчал, — казалось, он плохо понимает, о чем идет речь.
— Я не знаю... — Лужков повернулся к Президенту, — я не знаю, Борис Николаевич, почему мы ведем себя сейчас как самые большие идиоты в мире... Вот кто объяснит? Я требую: больше бдительности. Нужно быть бдительными! Хорошо, если наши новые американские товарищи, которым, как правильно заметил господин Авен, Петр Олегович... мы еще и зарплату выдаем... — хорошо, если никто из этих граждан не связан с ЦРУ. Но так, я полагаю, просто не может быть, американцы свой шанс не упустят. Я, например, уверен, что за океан постоянно идет ситуативный сброс информации, ибо уже сегодня... зарубежной собственностью, стали... хочу доложить совещанию: Западно-Сибирский металлургический комбинат, где доля оборонного заказа — почти 70%, Волжский трубный завод, Орско-Халиловский металлургический, знаменитый... Нижнетагильский комбинат имени Ленина с его новым танком... таких бронемашин в мире нет, товарищи, больше ни у кого... — все они, эти заводы, делали «катюши», отливали броню для Т-80 и Т-92, да разве... только броню? Сегодня... — Лужков продолжал, а Ельцин по-прежнему стоял у окна, спиной ко всем участникам совещания, даже не стоял, нет — застыл, — ...сегодня американцы имеют полный контроль над лидерами нашего двигателестроения, такими, как завод «Авиадвигатель» с его КБ и уникальные... «Пермские моторы»! Американцы имеют блокирующие пакеты акций... у меня, — Лужков взял со стола бумагу, — ...к сожалению, далеко не весь список: ОАО «АНТК Туполева», Саратовское ОАО «Сигнал», ЗАО «Евромаль»... — это ли не чудеса?
Я бы хотел усилить необходимость решения всех этих вопросов, причем... — Лужков как бы подчеркивал свои слова жирной чертой, — безотлагательного решения, Борис Николаевич! Компания «Nik and Si Corporation» уже... — Президент знает об этом?.. — скупила акции девятнадцати ведущих российских предприятий оборонно-промышленного комплекса. В том числе — и нашего... московского «Знамени»...
Они вот-вот доберутся, Борис Николаевич, до полигона в Климовске, до ядерных хранилищ, шахт с «Тополем» и «Сатаной», до «Маяка»... на Урале...
Под наблюдением лично посла Соединенных Штатов, господина Роберта Страуса сокращается сегодня потенциал «Арзамаса-16»: посол Страус тропу пробил в Арзамас, к Харитону, был там уже трижды!
Мы получаем мощнейшие удары. Мы получаем удары, от которых мы уже не оправимся. Погибают научные школы. Идет ссылка на СНВ, — но разве в этом договоре есть ремарка, что контроль за ядерными зарядами осуществляет лично американский посол?..
— Вы б... поближе к Москве, Юрий Михайлович... — тихо вставил Андрей Нечаев, министр экономики.
— Да куда уж ближе-то... — огрызнулся Лужков.
Президент молчал. Все по-прежнему видели только его спину. По спине можно понять, о чем думает сейчас этот человек? Почему он (самое интересное) не прерывает Лужкова?
Ельцин стоял как вкопанный.
— У нас уже нет возможности компенсировать эти потери, Борис Николаевич... — Лужков чуть успокоился, он почувствовал агрессию, разлитую в воздухе, и говорил сейчас достаточно осторожно, взвешенно, — то есть: как мэра Москвы меня радует, конечно, что Анатолий Борисович Чубайс не полез... не будет вмешиваться, — Лужков поправился, — отныне в дела Москвы. В нашем городе Чубайс действительно никому не нужен, прямо об этом говорю. Мы без него, без Чубайса... лучше справимся со всеми процессами. Но я категорически, Борис Николаевич... подчеркиваю — категорически... не согласен с политикой Чубайса, ибо то, что творит сегодня Госкомимущество...
— Нет, понимашь, политики Чубайса... — твердо произнес Ельцин. — Кто он такой?..
Ельцин говорил спокойно, даже тихо, не оборачиваясь, но в зале сейчас была такая тишина, что Ельцина слышали абсолютно все:
— Нет у Чубайса никакой... политики, шта-а вы его... за врага, понимашь, держите! Какой из Чубайса враг?.. Или — Авен! К Авену были вопросы, ушел... человек... создал, значит, при участии Егора Тимуровича... хороший фонд, теперь будет инвестировать в экономику... — у всех... у нас, — Ельцин повернулся, — у всех нас есть желание, чтобы Россия... впредь... была, понимашь, как все страны в Европе, — Ельцин медленно шел к своему стулу во главе стола. — ...Есть желание... войти побыстрее в мир, в мировую кооперацию... — вот шта... плохого, я вас сейчас спра-шу, если Россия когда-нибудь в НАТО... вступит?
Ельцин вдруг замолчал. Словно подавился собственными словами — замолчал.
«Е... — вздрогнул Лужков. — Так он... в НАТО... собрался?..»
— Ну... в будущем, понимашь... — поправился Ельцин. — Как проект.
У кого-то из министров, кажется, у Андрея Нечаева, были нелады с желудком: громко раздавались какие-то дурацкие рулады.
Лужков тут же пришел в себя, это школа, хорошая аппаратная школа: если — НАТО, тогда все более-менее понятно. Перевод России на стандарты НАТО, это — автоматически — гибель всей обороны государства, заводов прежде всего. Получается, Чубайс просто растягивает эту гибель во времени, да? На военных заводах стран НАТО — другие гайки и болты, другие подшипники и лекала, другое электричество, другие станки, другие прессы, тем более — другие технологии...
Гибель социалистической экономики ради вступления России в НАТО.
Как — гибель Варшавского Договора есть предтеча распада СССР.
Россия в НАТО, это Россия, которая остается вообще без военных заводов: сырьевая страна с заброшенным аграрным сектором.
Такой план?
«Ну и денек сегодня!» — Лужков ладонью вытер пот со лба.
Если Россия вступает в НАТО, планета получает однополярный мир. То есть — полностью переходит под экономическую юрисдикцию Соединенных Штатов. Американцы получают право делать все, что они хотят, разгуливать по планете налево и направо, их теперь уже некому остановить. Как это было когда-то во Вьетнаме...
Это еще не конец света, конечно. Но это гибель России — всерьез и навсегда!
Ельцин молчал, — сорвалось с языка, он жалел, кажется, что сказал...
У кого-то... Нечаев? что-то по-прежнему, с еще большим звоном клокотало в желудке...
Ельцин чинно, с достоинством уселся во главе стола.
— Говорите, Юрий Михайлович. Но давайте, понимашь, ближе к концу...
— ...ремарка Президента очень точная, товарищи... — Лужков сделал вид, что Ельцин продолжает сейчас как бы его мысли. — Вхождение в мир, встроенность в мировое сообщество. При этом, хочу сказать, мы не забываем, конечно, что у нас уже были цари с Запада — Лжедмитрии, первый и второй, потом еще кто-то был. Но если мы все-таки говорим сейчас о том, что происходит внутри нашей страны... о приватизации, то я уверен, Борис Николаевич, что работа Госкомимущества провоцирует сегодня социальный взрыв невиданного масштаба...
Лужков вдруг стал задыхаться. В зале действительно было очень душно, окна не открывались, Коржаков давно, еще в прошлом году везде (где надо и где не надо, в туалетах, например) вставил бронированные стекла, кондиционеры не справлялись... — все, кто был сейчас за столом, все смотрели на Лужкова глазами испуганных детей; от этих взглядов Лужкову становилось вдвойне не по себе, он сделал паузу... и вдруг — заговорил еще сильнее:
— Так вот, Борис Николаевич, идет... откровенный грабеж заводов с целью их последующего уничтожения. То, что сегодня делает Анатолий Борисович, это же... это... я скажу, дайте мне... стакан воды, пожалуйста... это полная гибель нашей экономики, катастрофа, которая... — Лужков старательно подбирал слово... — накроет Россию так быстро... вот... как путч, что мы... мы все... опомниться не успеем, как без штанов останемся! Вообще без всего, извините меня! Без заводов, Борис Николаевич! Без экономики!.. Я утверждаю... — когда Лужков нервничал, он с шумом, тяжело набирал воздух и так же тяжело выталкивал из себя слова... — я утверждаю, что министр Нечаев... и Минфин... сейчас искусственно создали проблему платежей. Точнее — неплатежей! Искусственно, то есть с умыслом, Борис Николаевич! Давайте зададим себе вопрос: зачем? Ответ простой. Когда появляются неплатежи, Госкомимущество тут же заявляет, что заводы... целые концерны — «Уралмаш», Челябинский металлургический, Ковровский механический завод, обеспечивающий, как мы знаем, оружием всю огромную армию, милицию, спецслужбы... далее — Челябинский тракторный, Рыбинский и Уфимский моторостроительные заводы вместе с КБ мостостроения, самарский «Старт», «Пролетарский завод», ЦНИИ «Румб», Балтийский завод... — сотни уникальных, крупнейших предприятий страны... Чубайс объявляет их банкротами и продает (по цене хорошей квартиры в Нью-Йорке) в частные руки. Я жестко призываю к порядку, потому что процесс придания таким объектам характера частной собственности пошел сегодня по странному руслу. Пятьдесят один процент акций «Уралмашзавода», Борис Николаевич, принадлежит одному человеку! Ковровский завод со стопроцентным госзаказом, выставлен Чубайсом на продажу и уйдет (если уже не ушел) в частные руки менее чем за три миллиона долларов. Челябинский тракторный, где сегодня почти пятьдесят пять тысяч работников, продан Чубайсом за два миллиона двести тысяч... — по цене одного станка с чепэу! Огромный завод, товарищи, выметается в частные руки по цене станка!.. А почему не дороже? Казне — что? Деньги сейчас не нужны?
Ельцин был непроницаем, — Лужков пытался понять, видел ли он, есть ли у него те справки, те документы, которые совсем недавно (и чудом, надо сказать) попали ему, Лужкову в руки, но Ельцин был сейчас как бы в полусне.
— Из-за кризиса неплатежей, Борис Николаевич, стоят... застыли... все крупные российские предприятия и это — не только Москва! Подводим итоги: по объемам добычи угля — Лужков взял очередной листок со стола, — мы, Россия, скатились сейчас к 1957 году. По производству металлорежущих станков и выпуску тракторов — к 1931-му, кузнечнопрессовых машин и зерноуборочных комбайнов — к 1933-му.
По выпуску вагонов, Борис Николаевич... — Лужков оторвался от бумаги и медленно обвел взглядом всех, кто сидел за столом... — по вагонам, товарищи, мы скатились ниже некуда — на уровень 1910 года... я... не оговорился, прошу всех, кто хочет, проверить эту информацию! По кирпичу в стране сейчас 1953 год, по пиломатериалам — 1930-й. По производству тканей всех видов, кроме шерстяных, Россия опустилась... — вот как это может быть? — на уровень 1910 года, а по шерстяным тканям... — Лужков опять обвел министров взглядом, — по шерстяным тканям Россия сейчас... на уровне 1880 года...
— Дайте... ваши расчеты, — Ельцин протянул руку. — У вас все?
— Я говорю о том, Борис Николаевич... — Лужков подошел к Президенту и выложил перед ним все свои листки, — что... пройдет полтора-два месяца, может быть... три месяца... и Россию потрясет такой социальный взрыв, — Керенского и семнадцатый год вспомним, честное слово! Модель приватизации по Чубайсу, когда из воздуха... как Афродита... являются вдруг новые собственники...
— Она из моря вылезла, если об Афродите, — громко сказал Лопухин. — В районе Кипра.
И засмеялся.
Смех тяжело повис в воздухе.
— ...когда из воздуха, — Лужков вернулся на свое место, — из-под полы, как я сейчас говорю, мы наблюдаем... массовое явление новых российских промышленников, призванных спасти нашу экономику, вчерашних барыг, извините меня, ибо деньги сейчас только у барыг... — слушайте, что же мы хотим от этих людей?.. Ментальность барыги... есть ментальность барыги, и фактор денег обозначен сейчас катастрофическим образом. Этого допустить нельзя! Как у нас тут... один сказал: «Никто никому не друг, потому что все мы в той или иной степени конкуренты!»
— Это Фридман сказал... — вставил Авен. — Михаил Фридман. Он пошутил!
Лужков остановился:
— Пошутил?
— Пошутил, — твердо сказал Авен.
Лужков внимательно посмотрел на Ельцина.
— Никогда, Борис Николаевич, из спекулянта, из вчерашнего фарцовщика... — Лужков вдруг поймал на себе пристальный взгляд Авена: большие черные глаза через квадратные очки... — из спекулянта, подчеркиваю — никогда... не родится новый Байбаков, новый красный директор Лихачев, создавший великий завод... такой завод, — Лужков завелся, он уже как бы выкрикивал слова, — который по своему потенциалу, по своей мощ-щи... один из лучших в Европе! Пошли катастрофические процессы и они быстро дадут о себе знать! Как итог такой политики, Борис Николаевич, я предвижу нарастающую усталость всех народнохозяйственных механизмов. Новые техногенные катастрофы, взрывы шахт, цехов... — это полное разрушение предприятий, пол-но-е... ибо никто из этих акул, из этих барыг... вы... вы когда-нибудь, встречали, товарищи, добрых акул? никто из них не вложится, как надо, в эти предприятия, ибо на кой же ляд, извините меня, вкладывать деньги в завод, доставшийся бесплатно?
— А возразить можно, Борис Николаевич? — поднял голову Чубайс.
— Нель-зя, — отрезал Ельцин.
— За дверью что ли... подождать... — разозлился Чубайс. Вдруг возникло ощущение, что Чубайс командует Ельциным; подтянутый, точный, Чубайс напоминал Лужкову товарища Штирлица в тылу врага... — за дверью, да, Борис Николаевич, за дверью подождать, пока Юрий Михайлович кончит...
— Не кончит, Толя, а закончит, — бросил Полторанин. — Странно: за столом нет Бурбулиса, Гайдара, Баранникова, Ерина, но Полторанин — министр печати, — есть, — или сам пришел? — А когда Юрий Михайлович закончит — я начну, так что ты потерпи! Не мешай, короче, старшим товарищам...
Чубайс... — тень прошла по его лицу, — Чубайс понял, что Полторанин говорит совершенно серьезно.
— Если мои ботинки, — Лужков неожиданно улыбнулся, — обошлись мне в сто рублей, я... разумеется... пылинки буду с них сдувать, куплю подходящие респираторы, чехольчик... и разрешу — сам себе — носить их разве что по праздникам. Но если мои ботинки, Анатолий Борисович... те же самые ботинки... стоят не сто рублей, а две копейки — зачем мне их хранить-то? Сносятся — я новые возьму! Лучше сразу пять пар купить, пока ботинки не подорожали!
Все замолчали, все, кто постоянно перешептывался. Ельцин тоже молчал.
— Давайте мы посмотрим, какой режим у нас создан: в модели, предложенной сегодня Госкомимуществом, нет главного для капиталиста, нет самого главного — нет мотивации! Мы их, наших капиталистов, настраиваем на работу — так? Но у них, благодаря нашей же политике, сейчас нет мотивации... работать! Просто нет! Она, — Лужков пожал плечами, — она не создана. Бесплатно розданное имущество не создает собственника, очевидная вещь! Даже о прибыли думать... нет мотивации, — сохранить завод, вернуть хотя бы те копейки, за которые он приобретен! А вот если, Борис Николаевич, быстро откинуть эти станки на металлолом... Ведь Китай, наш великий сосед, покупает сейчас металлоутиль аж по двенадцать долларов за тонну... да и Европа купит его с удовольствием, подешевке, обманет, конечно, но купит! Так вот, я прикинул... — Лужков уверенно, сжав губы, взял со стола еще один листок, — ...если пустить «ЗИЛ» на металлолом, получится почти сто семь миллионов долларов чистой прибыли, включая плечо перевозки. Нынешний владелец «ЗИЛа» господин Ефанов... из-под полы явившийся... купил у Чубайса, у государства... прошу прощения... «ЗИЛ» за четыре и восемь десятых миллиона долларов... Сто три тысячи... на «ЗИЛе» работников, сто три тысячи человек, двести шесть тысяч рабочих рук, четырнадцать заводов в цепочке и — за четыре миллиона, — красота, всем бы так, да? Сто семь миллионов минус четыре — сто три миллиона долларов чистой, самое главное — мгновенной прибыли! Вот так, Анатолий Борисович! «ЗИЛ» — в утиль. И в Китай! Почему Вы не допускаете такую возможность? А я уверен: именно эта арифметика, Борис Николаевич, сидит в головах новых владельцев «ЗИЛа», прежде всего — гражданина Ефанова, владельца некого «Микродина», мало кому известной фирмочки, торгующей в Москве бытовой техникой. А землю под «ЗИЛом», все... эти колоссальные площади, товарищи, Ефанов и Зеленин, его компаньон, при поддержке ОНЭКСИМ-банка, Потанина, с удовольствием откинут под таможенные склады... то есть вот она, мотивация...
— Вы коммунист, Юрий Михайлович? — вдруг перебил его Авен.
— Был членом партии, — Лужков резко повернулся к Авену. — А кто у нас, в нашем кругу, беспартийный?..
Кто-то тяжело вздохнул.
— Отмечен повышенный интерес, — Лужков взял себя в руки, — иностранных... они называют себя инвесторами... компаний к таким отраслям нашей промышленности, как электроника, авиация, атомная энергетика, выпускающих конкурентоспособную гражданскую продукцию. Мы уже потеряли государственное влияние в цветной металлургии, более 90% акций предприятий теперь принадлежат западным компаниям!..
Зарубежной собственностью стали Ковдарский ГОК, Качканарский ГОК, объединения «Кузнецкуголь», «Прокопьевскуголь», «Междуреченскуголь»...
— Хва-атит, понимашь! — Ельцин как-то обмяк, сжался; теперь Лужков не сомневался, Ельцину хочется только чтобы его побыстрее оставили в покое. — Президент сказал... шта я сказал: Анатолий Борисович отвечает у нас за приватизацию. Дело — новое, так шта-а... не пугайте, Юрий Михайлович: с Чубайса и спросим, если он что наворочал, понимашь... Стоят заводы... не стоят... Увидим! А за Москву отвечает Лужков. С Лужкова... тоже спросим. Со всех... будем шкуры драть, если все, шта... наобещ-щали Президенту... — Ельцин закусил губу, но вдруг оборвал себя на полуслове, — ...сегодня все горячатся, понимашь... но это хорошо, значит, шта а горячатся... значит нет у нас равнодушных... в нашей команде...
Чубайс что-то хотел сказать, даже привстал, но Ельцин тут же его осадил:
— Все на этом. Точка. Но я Америку — не боюсь... — Ельцин поднял указательный палец... — прошу всех... это запомнить. Хорошо поговорили, я... — Ельцин медленно повернулся к Лужкову, — я... этот разговор не забуду... обещ-щаю! Обедать пора...
Он хлопнул ладонью по столу.
Никто ни с кем не прощался, люди молча потянулись к дверям.
Есть такая наука — шефология.
Наука! Смотреть на Ельцина было даже не страшно, нет, — противно. Все, о чем говорил Лужков — вопросы без ответа и ответы без вопросов...
Чубайс не стал собирать бумаги, свалил их в кучу, схватил раскрытый портфель и выбежал в приемную.
У него тряслись руки, он пытался засунуть бумаги обратно в портфель, но они не помещались, не лезли; Чубайс злился, бумаги рвались, Чубайс по-прежнему тупо запихивал их в портфель, но они в портфель не помещались — категорически!
Кошачьей походкой, тихо подошел Виктор Илюшин, первый помощник Президента, протянул стакан:
— Вот, Анатолий Борисович...
— А... — вздрогнул Чубайс. — Мне?..
— Вам-вам, — ласково улыбнулся Илюшин. — Водичка сейчас — со-овсем нелишнее!.. Помогает, кстати, и коньячок; время обеда, как справедливо заметил Президент...
Лужков вышел почти сразу. Он был как натянутая струна, — НАТО... надо же, какой полет! мы, оказывается, в НАТО летим... Да, загогулина... получилась! Еще одна, после Беловежской пущи: пусть в мире будет только один хозяин, Соединенные Штаты... Советского Союза уже нет, так и России, сильной, мощной России не будет... — последним, невероятным усилием воли Лужков держал себя в руках.
Сразу подошел Полторанин, полуобнял Лужкова:
— Хорошо... — ага! Это поступок... я скажу, жаль — стенограмму уничтожат...
Лужков кивнул, — он не любил Полторанина, хитрован такой... деревенский, — один из соавторов Беловежской пущи... Говорят, страну они спасли от гражданской войны, нельзя, мол, было иначе, то есть по их логике, если бы Ельцин и еще двое... братьев-славян не рванули бы вдруг в беловежский лес, части Киевского военного округа под командованием Героя Советского Союза, генерал-полковника Громова тут же пошли бы войной на группу Советских войск в Закавказье, так что ли? болтают, сволочи, что хотят, словно в России уже — одни идиоты!..
— Вы думаете, стенограмму... похерят... — Лужков все еще внутренне был там, на совещании у Президента.
Илюшин напрягся: он хорошо слышал Лужкова. И тут же сделал вид, что он — ничего не слышит.
— Ага, — кивнул Полторанин. — А на хрена им, да? такие архивы?
Чубайс сделал два шага вперед.
— Юрий Михайлович!..
— Я!
— Теперь мы враги, Юрий Михайлович... — громко сказал Чубайс.
Он тоже взял себя в руки, пытался улыбаться.
В глазах — ехидство.
— Дурак ты, Толя, — уверенно сказал Полторанин. — Я... это по дружбе тебе сообщаю, от чистого сердца, так сказать. Не там, брат, ты вешки расставил, не на той меже, — вот правда! Ты сам как считаешь: если Юрь-Михалыч... тебе — ага! прямо здесь, в приемной, по е...лу даст, — американцы успеют тебе помочь? Или припозднятся маненько?..
Чубайс был невозмутим:
— ...ваши шутки Михаил Никифорович!.. — Он пожал плечами.
— ...да какие же шутки, — Полторанин тут же изобразил звериный оскал. — Подходи!
Он действительно поднял кулак.
— Праздник в пионерском лагере… — пожал плечами Лужков. — Компот забродил!
— Вот и будешь ты, Толя, — подвел черту Полторанин, — лежать с разорванной рожей... И лечить тебя, брат, тоже нам придется, вот ведь как, тратиться на тебя...
Лужков направился к выходу.
— Не-э... Юрий Михайлович, — остановил его Полторанин, — не скажите, что цирк... Я вот думаю: если Толе сейчас и впрямь... в морду дать, американцы Шестой флот введут в Черное море? Или — всего лишь нотой ограничатся?..
Лужков засмеялся.
— А че? Вот и повод... для вторжения. Толе морду набили!
Чубайс резко повернулся к Полторанину:
— Смейтесь, смейтесь, Михаил Никифорович! Мы пришли в Кремль, когда и тысячи долларов не было у страны, чтобы купить хлеб, мясо и инсулин, — ноябрь 91-го! Когда умные люди отказывались от властных постов, потому что все прекрасно понимали, о какой катастрофе идет речь; мы...
— Тут, Толя, не «Эхо Москвы», — оборвал его Полторанин, — это ты там, ага? демократам втирай! Давай, лучше... Шестой флот проверим! От гипотез, так сказать, к делу перейдем?.. Давай?
Чубайс повернулся и вышел в коридор.
— Дерганый... — кивнул Лужков.
— Пугается, — согласился Полторанин...
Совсем недавно, полгода назад, Президент предложил Лужкову возглавить Москву.
Прежний мэр, Гавриил Харитонович Попов, оказался самым слабым руководителем города за всю его историю, хуже революционного комиссара Смидовича. Но Попов сохранил Лужкова и Ресина, хотя некто Станкевич, правая рука Попова, сразу предложил организовать «для контры», Лужкова и Ресина, досрочную пенсию.
Попов понимал: только Владимир Ресин может сохранить в Москве строительный комплекс.
— Ты, Станкевич, признайся: в стройке варишь что-нибудь?.. — Попов боялся этого человека: парень — тихий, специфический, «всегда на цыпочках и не богат словами...», вхож к Ельцину, дарит подарки Наине Иосифовне... Он везде — свой, уютный и мягкий, действительно — свой везде, даже у коммунистов!
— Вот и я, Серега, кроме дачи во Внуково сроду ничего не строил. Ресин нам правда нужен, причем позарез, — убеждал Попов, — хотя его должность — еврей при губернаторе, всех боится, это у него в крови. Потому и уцелел, что боится! Черт с ним, что он «Правду» читает! Даже в Гражданскую у Ленина были «спецы»...
В совершенстве владея «шефологией», Попов ждал, что Ельцин вот-вот назначит его министром иностранных дел. Он регулярно писал Ельцину записки на международные темы, приводил к Бурбулису своих друзей-американцев, людей с именами, сенаторов... — нет, Попов не прошел, у Бурбулиса был свой интерес, то есть свой кандидат — Андрей Козырев «как окно в мир...». Попов промучился на посту мэра Москвы еще полгода и в конце концов — сбежал, причем сам, добровольно. Но ушел не с пустыми руками, разумеется: прихватил «на старость» комплекс зданий на Ленинградском проспекте, где был размещен его личный бизнес — международный российско-американский университет.
А еще, говорят, забрал бывшую резиденцию Брежнева в «Заречье» (под дачу).
«Отоваренный» домами, Попов полностью, как он и обещал Ельцину, отошел от политики.
Лужков стал мэром города. Ельцин ему не доверял, поэтому решили (за спиной Лужкова) так: за идеологией, то есть за политикой Москвы следит Бурбулис. А Лужков будет заниматься только городским хозяйством: запущенный (помойки на каждом шагу), ужасно освещенный город, когда в центре столицы, в арбатских переулках, людям на голову падали не только сосульки, но и кирпичи, на Тверской проститутки, бомжи, нищие и даже прокаженные... — Москва, вся Москва была как большой «Черкизон», большой вещевой рынок.
Гибель ВДНХ, парков, экологическая катастрофа на Москве-реке, и, особенно, на Яузе, ежедневные разрывы труб, аварии, перебои с дешевыми продуктами, прежде всего с хлебом... Идиотские кадровые решения — Аркаша Мурашов, профессиональный шахматист, научный сотрудник НИИ высоких температур, руководит московской милицией! Весь город, его улицы, площади, переулки, его заводы и фабрики, его сфера быта — весь город разбит на «сферы влияния». Вячеслав Иваньков, знаменитый Япончик, не узнал родную столицу, выйдя из тюрьмы! Старых «воров в законе», даже таких авторитетов, как Дед Хасан, мало кто слушает, «понятия» уже не существуют, всюду кровь... — Япончик не смог «работать» в Москве; на сходке, то есть публично, он обозвал своих коллег «мерзким стадом» и — уехал на Брайтон, в Штаты, куда потянулись и другие «ветераны этой партии»! Зато в Москве, в разгар приватизации, оказался весь воровской Кавказ, чуть позже заявили о себе и другие «регионы»: тамбовская, курганская, подольская группировки, дальневосточный «общак», знаменитые рязанские «СЛОНы» ...
В 1992-м году было зафиксировано более семи с половиной тысяч преступлений, связанных с приватизацией. Погибших боевиков, «смотрящих» — не перечесть, их тысячи. Такие же войны начались между коммерсантами, чиновниками и банкирами. Особенно — за предприятия «с именем». Успех господина Ефанова всем вскружил голову. Приватизация «по дурному» быстро набирает обороты; вслед за «ЗИЛом» удар под дых получают почти все заводы Москвы: АЗЛК, который тут же упал на бок, вертолетный завод им. Миля, завод «Знамя», где оборонный заказ в 95,7%, — даже такие гиганты оказались в частных руках!
...Лужков почти за месяц узнал о совещании в Кремле и хорошо к нему подготовился. Сам, лично, съездил к статистикам, подключил друзей, в том числе (неофициально, разумеется) и спецслужбы.
Накануне стало известно, что у Ельцина не будет Бурбулиса. Не позвали. Неужели верны слухи, что Ельцин ищет ему замену?
Если слухи верны — уже хорошо, значит, есть какая-то надежда остановить это безумие, спасти город... Сотни тысяч людей, новых русских бедных, вот-вот потеряют работу. Значит, город, Москву вот-вот захлестнет новая волна преступности. Он полностью потеряет управление, более того: курс, выбранный Кремлем, быстро откинет Россию на уровень юга Африки!
У Алексея Николаевича Косыгина был незыблемый принцип: нефтяник, если ты добыл тонну нефти, значит — разведай две!
Косыгин соединил добычу и разведку, намертво связал их между собой. А эти... граждане... из-под полы... явившиеся... вчерашние «долбежники» и «фарцовщики», ставшие (в одночасье) нефтяниками, металлургами, специалистами по добыче газа, наперегонки бросились к геологическим картам страны. Теперь уже