Geum.ru

План работы мапрял на 2012 г Научно-практическая выездная сессия «Русисты России Русистам снг»

Вид материалаДокументы
Ли Дж. Дж. Именные реакции. Механизмыорганических реакций. Перевод с английского. – М.: БИНОМ.Лаборатория знаний, 2006. – 456 ст
В мире науки. что? где? когда?
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Какзанова Е.М. Лингвокогнитивные и культурологические особенности научного дискурса (на материале математических и медицинских терминов-эпонимов). – Автореферат дис. … д.ф.н. – М., 2011. – 46 с.

Ли Дж. Дж. Именные реакции. Механизмыорганических реакций. Перевод с английского. – М.: БИНОМ.Лаборатория знаний, 2006. – 456 стр.

Лобач Е.А. Имя собственное в немецкой математической терминологии//Теория и практика научно-технической лексикографии. Сборник статей. – М.: Русский язык, 1988. – С. 95-101

Новинская Н.В. Роль имен собственных в формировании современной терминологии//НТТ, № 8. – М.: ВНИИКИ, 1987. - С. 10-13

Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая терминология. Терминологическая деятельность. – М.: УРСС, 2005. – 288 с.

BaileyDavidH., BorweinPeterB.,PlouffeSimon. On the Rapid Computation of Various Polylogarithmic Constants//Mathematics of Computation, vol. 66, no. 218, Apr. 1997, pg. 903-913.

BaileyDavid H., BorweinJonathan M., BorweinPeter B.,PlouffeSimon. The Quest for Pi//Mathematical Intelligencer, vol. 19, no. 1, Jan. 1997а, pg. 50-57.

Corey E. J.; Shibata S.; Bakshi R.K. Highly enantioselectiveborane reduction of ketones catalyzed by chiral oxazaborolidines.Mechanismandsyntheticimplications//J. Am. Chem. Soc., 1987, 109(18), pp 5551–5553

Gläser R. Gegenstand, Ziel und Methoden der Fachsprachenonomastik//Eigennamen in der Fachkommunikation/Hrsg. von Rosemarie Gläser. Leipziger Fachsprachenstudien 12. – Frankfurt am Main/Berlin/Bern/New York/Paris/Wien: Lang, 1996. – S. 15-33

Stevens A., Johnson F. A new eruptive fever associated with stomatitis and ophtalmie, a report of two cases in children//American Journal of Diseases of Children, no. 24, 1922, pg. 526.


В МИРЕ НАУКИ. ЧТО? ГДЕ? КОГДА?

О.Фролова

(Россия)


Ломоносовские чтения в МГУ им. М.В.Ломоносова

В третьей декаде ноября 2011 г. в МГУ прошли Чтения, посвященные 300-летию со дня рождения М.В. Ломоносова(1711-1765). Юбилейные чтения открыла декан филологического факультета М.Л. Ремнева. Она подчеркнула, что конференция, проходящая на филологическом факультете, органично включается в круг юбилейных мероприятий, проводимых МГУ, и отметила неоспоримую роль Ломоносова как инициатора создания Московского университета, организатором которого был И.И. Шувалов.

Д.П. Ивинский выступил с докладом «Ломоносов и русская литература». Избранная тема, по мнению автора, предполагает две возможности раскрытия. Первая — попытка тотальной реконструкции культурного пространства, контекста жизни и творчества Ломоносова. Такой путь труден и малоперспективен. Вторая возможность заключается в выборочной реконструкции узловых, конфликтных, точек литературного процесса. Автор избрал именно этот путь.

В качестве первого эпизода рассматривался фрагмент из комментария В.В. Набокова к «Евгению Онегину» А.С. Пушкина, в нем Ломоносову отведена роль лишь поэтического предшественника Державина. Набоков отказывает «Хотинской оде» в самостоятельных поэтических достоинствах. В другом месте Набоков пишет о том, что для Пушкина ода XVIII в. связывалась с именами Тредьяковского и Ломоносова; казалось, Пушкин упускал то, что вершина русской оды XVIII в. — Г.Р. Державин. Пушкин видел в оде усложненность риторических построений и тяжеловесность этой стихотворной формы у архаистов, не замечая од Державина и своей «Вольности». В истории русской литературы закрепилось разделение на два течения: архаистов (В.К. Кюхельбекер) и романтиков (В.А. Жуковский). В Ф.И. Тютчеве, по мнению Набокова, эти течения сливаются воедино. Надо учесть, что Набоков писал не просто комментарий, а энциклопедию русской культуры, осознавая себя наследником этой традиции, а в этой оценке, по мнению автора доклада, можно усомниться. Упреки в тяжеловесности и риторичности, обращенные к Ломоносову, не представляют собой ничего оригинального. Оценка Набоковым роли Ломоносова оказывается симптоматичной, т.к. отражает круг проблем, обсуждаемых в работах первой половины ХХ в., и, прежде всего, у Ю.Н. Тынянова. Набоков полемизирует именно с Тыняновым. В рассуждениях Набокова легко угадывается реакция на тыняновское разделение на архаистов и новаторов, роль, которую в истории русской литературы Тынянов отводил борьбе за оду. Если Тынянов рассматривает фигуры С.П.Шевырева и Тютчева в одном ряду, то Набоков их противопоставляет. Так Набоков противопоставляет оду Пушкина «Вольность» и опыты Кюхельбекера. В пушкинской оде Набоков увидел реанимацию поэтической традиции XVIII в. Тынянов также устанавливал связи между В. Хлебниковым и В.В. Маяковским и XVIII в. Однако Тынянову было важно определить движение литературного процесса в XVIII в. и в ХХ в.: сначала от Ломоносова к Державину, а позже от Маяковского, с кем у Тынянова ассоциировался Державин, к Хлебникову, связанному с Ломоносовым. В ХХ в. в литературной борьбе Хлебникова и Н.С. Гумилева Тынянов также видел отражение столкновения XVIII в. между Ломоносовым и А.П. Сумароковым. Для Тынянова сдвиги XVIII в. были более революционными, чем поэтические эксперименты спокойного XIX в. В этом смысле Маяковский наследовал, в понимании Тынянова, революционным традициям XVIII в. Парадокс заключался в том, что «певец империи» включался в революционный контекст. История литературы как бы замыкалась, риторический принцип восстанавливался, но не в имперском, а в революционном контексте. Именно эти построения вызвали возражения у Набокова.

Если рассматривать историю восприятия Ломоносова в XIX в., то имеет смысл обратиться к периоду противостояния западников и славянофилов. С этой точки зрения, интересна книга К.С. Аксакова о Ломоносове 1846 г., в которой делается попытка реабилитировать Ломоносова-поэта. Для этого Аксакову нужен Пушкин, т.к. эти фигуры сопоставимы по масштабу. Не позднее 1842 г. Н.В. Гоголь обсуждает с Аксаковым необходимость заниматься историей языка и касается фигуры Ломоносова. В 1847 г. выходят «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя, в которых присутствует та же тенденция реабилитации Ломоносова. Гоголь видит в Ломоносове первую фигуру, открывающую ряд российских поэтов, но признает случайность Ломоносова-поэта. Главную его заслугу он видит в работе над языком. Для Гоголя так же важно противопоставление Ломоносова и Державина, как и для Тынянова и Набокова.

Появление Гоголевских размышлений о Ломоносове можно объяснить попыткой коррекции представлений о литературной эволюции, сложившихся в пушкинском кругу в 1930-е гг. Для этого следует обратиться к комментариям П.А. Вяземского по поводу стиля Сумарокова и Ломоносова: пушкинский современник очень ценил первого, второго критиковал за неотделанность поэтического языка. Вяземский сохранит и упоминание о пушкинской пародии на Ломоносова. Если же обращаться к Пушкину и его «Путешествию из Москвы в Петербург», полемически направленному против А.Н. Радищева, то наиболее резкие упреки адресованы Ломоносову. С точки зрения Пушкина, В.К. Тредиаковский лучше знал стихосложение, чем Ломоносов и Сумароков вместе взятые. В другом месте Пушкин говорит о том, что Сумароков лучше Ломоносова знал и русский язык. Так отношение к Ломоносову у Пушкина двойственное: с одной стороны, желание оградить Ломоносова от критики Радищева, с другой - желание сохранить объективность и признание риторичности и тяжеловесности ломоновоского слога. Действительно, отношение Пушкина к Ломоносу противоречиво: его стиль тяжел, но нельзя не признать существования отдельных удачных строк, с одной стороны, напыщенность чрезмерна, но, с другой, роль родоначальника русской поэзии несомненна. Пушкин в оценке Ломоносова опирался не только на профессиональные критерии, но и на личностные и социокультурные факторы. Несмотря на то, что Тредиаковский знал русский язык лучше, он согласился на роль шута, а Ломоносов вел себя достойно. Сложность личности и творчества Ломоносова связана с противопоставлением его Державину. В 1780-е г. Екатерина II и Е.Р. Дашкова противопоставляют барочному слогу Ломоносова шутливый слог державинской «Фелицы». Так в обществе осознается необходимость в формировании нового литературного слога. Парадоксально, но дискредитация Ломоносова оказывается формой его канонизации. В конце XVIII в. Ломоносов перестает восприниматься как современный поэт, но за ним закрепляется статус первопроходца. Тогда же формируется противопоставление Ломоносова как поэта прошлой эпохи Державину как поэту современному, а апелляция к Ломоносову становится фактом принадлежности к культуре. Более того, в спорах архаистов и новаторов Ломоносов остается фигурой, символизирующей единство русской литературы.

Наследие Ломоносова стало важным и для И.И. Шувалова, который рассматривал две франкофильских модели развития литературы: одна была связана с именем Фридриха Прусского, и в ее рамках своя словесность признавалась ничтожной, поэтому французская словесность становилась образцом для подражания; вторая модель была связана с фигурой И.К. Готшида: французская словесность была опорой для развития своей. Шувалов манипулировал Ломоносовым и Сумароковым, иногда сталкивая их. В контексте развития русской литературной традиции связи Ломоносова с Готшидом стали ассоциироваться со славянофильством, а позиция Сумарокова, бывшая ближе идеям Фридриха, оказалась родственной карамзинистам.

Тема доклада А.И. Солопова «Латинский язык в жизни и творчестве М.В. Ломоносова» осложнялась тем, к сожалению, что до сих не подкреплена богатой библиографией. Латинскому языку Ломоносова посвящена лишь одна статья Я.М. Боровского. Известно, что с латинским языком Ломоносов был связан всю свою жизнь, а изучил он его в Московской Славяно-греко-латинской академии, куда поступил в 1731 г. Курс обучения составлял восемь классов, которые делились на четыре низших класса, два средних — пиитика и риторика и два высших — философия и богословие. Классы не соответствовали современному понятию курса, а могли рассматриваться, скорее, как этапы обучения. Например, в высшем классе богословия обучение длилось 4 года, а в классе философии и риторики по 2 года. Полный курс обучения продолжался более 10 лет. Кроме того, существовала практика оставления учащегося на второй год. Ломоносов прошел 7 классов из 8 за неполные 5 лет. Т.о., Ломоносов дошел до высшего класса, но в 1735 г. был оправлен в числе лучших учащихся в петербургскую Академию наук, где пробыл всего 8 месяцев, а затем попал в Марбургский университет, где его учитель Х. Вольф преподавал уже не на латинском, а на немецком языке. По-немецки Ломоносов слушал лекции также Й. Ф. Генкеля о минералогии и горном деле во Фрейбурге. Из этого можно заключить, что латинское образование Ломоносова было получено им исключительно в Москве в Славяно-греко-латинской академии. Как же Ломоносов, будучи 19-летним, так успешно и быстро освоил латинский язык? Дело было в применяемой методике, которая восходила к обучению в школе иезуитов и их методическим указаниям, опубликованным в XVI в. Основной принцип обучения заключался в том, что в школах было разрешено говорить только по латыни. Учащимся под знаком наказания запрещалось говорить на родном языке и во вне учебное время (кроме праздников и выходных дней). В результате учащиеся почти 24 часа не только говорили по латыни, но и думали на этом языке. Протестантское образование уступало по уровню тому, что обеспечивали иезуитские учебные заведения, поэтому образованность прочно была связана с латинским языком. Попытки противостоять иезуитам на Украине и создание Киево-могилянской академии кончились тем, что в Киеве обучение тоже шло на латыни. В Славяно-греко-латинской академии было решено сделать основным языком преподавания греческий, но после указала Петра I и здесь преподавание перешло на латынь. Мотивировки такого перехода можно усмотреть в высказывании Федора Поликарпова, который написал, что греческий язык есть язык премудрости, а латинский — язык единоначалия.

Исследователи считают, что в системе преподавания латинского языка в России были усовершенствованы наказания за обращение к родному языку. Такое наказание называлось калькулюс. Несмотря на то, что до 1738 г. в Славяно-греко-латинской академии не было преподавания греческого языка, есть свидетельства о том, что он также знал этот язык.

Ломоносов был блестящим знатоком латинского языка и даже превосходил в знании этого языка своих зарубежных современников. Отметить знание Ломоносовым латинского языка важно еще в том отношении, что в истории российской словесности Ломоносов известен как создатель русского языка науки, но не как блестящий латинский писатель. Издание в Петербурге словаря языка Ломоносова, выпускаемого под редакцией Н.Н. Казанского, исправляет это представление и показывает Ломоносова как знатока русского и латинского языков. Можно сказать, что Ломоносов был сложной языковой личностью, двумя сторонами которой были русский и латинский, а третьей стороной — немецкий, к которому он был вынужден обращаться постоянно, в том числе дома.

В своем поэтическом творчестве, в том числе в «Похвальном слове Елисавете Петровне», Ломоносов обращался к русскому и латинскому языкам, т.к. известно, что он написал текст по-русски, а по потом перевел его и на латинский язык, при этом анализ конструкций обоих текстов позволяет сделать вывод о том, что, по-видимому, думал Ломоносов на латыни.

Традиционно принято считать, что Ломоносов способствовал переходу преподавания в Московском университете на русский язык, между тем он понимал, что полноценного, тем более классического, образования не может быть без знания латыни и греческого.

Доклад вызвал вопросы, отвечая на которые А.И. Солопов рассказал о прозелитизме иезуитского ордена, который обеспечивал бесплатное получение образования, и в результате выпускники ордена становились католиками. Кроме того, докладчик коснулся языка высшего образования, т.к. указом Екатерины II было запрещено преподавание на других языках кроме русского. По мнению А.И. Солопова, решение Екатерины как крещеной немки было связано с тем, что, поскольку большинство профессоров в университете были немцы, это был способ перевести преподавание на русский язык. В университете лекции немецких профессоров читались по латыни примерно до 1830-х гг. Отвечая на вопрос о роли грамматики М. Смотрицкого, А.И. Солопов сказал, что данная грамматика — перевод некоторых греческих грамматических учений на славянский язык и что Ломоносов, с его точки зрения, отталкивался от этого труда. А.Н. Качалкин предположил, что лучше было бы, если бы Ломоносов писал свою грамматику, не зная и не читая грамматики Смотрицкого. М.Л. Ремнева не согласилась с этим мнением и возразила, что, будучи логическим продолжением более ранних грамматик, в том числе Смотрицкого, грамматика Ломоносова является описанием русского языка.

М.Л. Ремнева рассказала о годах обучения Ломоносова в Марбурге и том, что в этом городе сохраняется память о нашем соотечественнике, которая носит не праздничный и юбилейный, а будничный характер: на здании, в котором находился Марбургский университет, висит памятная доска, напоминающая о годах, проведенных там Ломоносовым, в городе также сохранен дом, где он жил.

В.П. Аникин выступил с докладом «У истоков теории фольклора (филологические размышления М.В. Ломоносова)». С точки зрения автора, можно выделить три основных направления в данной теме: во-первых, размышления о древнерусской мифологии, во-вторых, его интерес к пословично-поговорочному фольклору, в-третьих, описание Ломоносовым правил стихотворства. По мнению В.П. Аникина, особое место занимает работа Ломоносова «Краткое руководство к красноречию», которое помимо практических целей обучения навыкам яркой и убедительной речи, имеет важное методологическое значение, т.к. в этом сочинении чрезвычайно глубоко обоснована природа художественного вымысла. Ломоносов рассматривал такие произведения, как «Золотой осел», «Сатирикон», «Илиаду», «Одиссею», «Путешествие Гулливера» и русские сказки. Вымысел Ломоносов определял как «идею, противную натуре… обыкновениям человеческим», то, «чего на свете не бывает». С другой стороны, Ломоносов указывал, что вымысел представляет собой правдивую идею, обыкновенную и натуральную.

Между тем, во многих фольклористических работах вымысел трактуется только как установка на создание некоего фантастического мира, основанного на вымышленных событиях и воздействующих на фантазию слушателя. По мнению докладчика, важно выяснить, в чем суть, назначение, функция вымысла.

Автор полемически отнесся к определению вымысла, данному В.Я. Проппом, который рассматривал фольклорные жанры, в частности волшебные сказки, с точки зрения рассказчика и слушателя, которые не относят содержания текста к реальной действительности, а определяют его как вымысел. В.П. Аникин же в определении вымысла тесно связывает его с двумя понятиями: содержание и смысла произведения. Возвращаясь к идеям Ломоносова, автор подчеркнул необходимость определить функциональность вымысла и фантазии.

Ломоносов в своей книге сформулировал правила составления чистых и смешанных вымыслов. Он провел параллели между греко-римской и русской мифологией, он соотнес Юпитера и Перуна, Нептуна и морского царя, в Плутоне нашел черта, центавра сблизил с Полканом, нимф с русалками. Так «Краткое искусство к красноречию» создало целую программу реалистического прочтения вымысла.

Говоря о природе пословиц и поговорок, Ломоносов также подразделил аллегории на чистые и смешанные. Смысл пословицы лежит в иной области, чем та, о чем идет речь прямо. Аникин выступил против рассмотрения пословиц и поговорок как знаков, суть их, по мнению докладчика, — в их образности. В пословице отсутствует механизм замещения, на котором основан знак. Более того, знаковая теория, разработанная для языка, неприменима, с точки зрения докладчика, к фольклорному материалу.

Анализируя понятия, как полагает В.П. Аникин, Ломоносов уловил суть процесса создания пословиц. Автор проанализировал ряд пословиц, посвященных обиде, синонимичных по смыслу, но различных по способам выражения. При анализе фольклорного материала Ломоносов-ученый проявил себя как просветитель, полагающий, что искусство не является развлечением.

Доклад Н.Т. Пахсарьян был посвящен сопоставительной проблематике и назывался «Ломоносов и поэтики французского классицизма». Эта проблема постоянно привлекает к себе внимание исследователей, обсуждается то, что Ломоносов расширил рамки классицизма, включив в данный стиль элементы барокко. Свою цель автор доклада видела в том, чтобы выяснить, в каком теоретическом и литературном контексте формируются взгляды Ломоносова, сравнить его с французскими предшественниками. В таком сравнении Ломоносов выглядит как более свободный и широкий мыслитель. Ломоносов очень хорошо знал французский историко-литературный контекст XVII и XVIII в.

Сопоставляя Ломоносова и французских классицистов, следует помнить, что французы существовали и вырастали из огромного культурного контекста, которого у Ломоносова не было. Для формирования французского классицизма большую роль сыграла еще поэтика Юлия Цезаря Скалигера, итальянского врача и филолога, жившего во Франции в XVI в., написанная по латыни. Скалигер опирался на теорию Аристотеля и в его сочинении рассматриваются античные источники классицизма. Скалигер соединяет идеи Аристотеля и Горация, а с другой стороны - современный литературный опыт. У Малерба еще больше опоры на современность, комментарии Депорту трудно признать каноническим трактатом, здесь нет единой риторически выстроенной системы правил.

В полной мере система классицизма во Франции сложилась к середине XVII в. И здесь имеется огромное количество текстов: сочинения Жана Шаплена, статьи Корнеля, трактат о комедии Пьера Николя, предисловия Жана Расина к своим сочинениям. Эти тексты не являются сформулированными правилами, а, скорее, представляют собой дискуссионное поле. И самая известная поэтика Николя Буало — это не только система законов и правил, но и литературно-критическое обозрение современных Буало произведений. Четыре части сочинения Буало посвящены разным жанрам, здесь выстраивается не только их иерархия, но и обосновывается божественная природа поэтического дара. Рациональность Буало представляется некоей общей дорогой, от которой ответвляются разные дарования, которые следует уважать в их разнообразии. Разумеется, Буало находился под сильным воздействием поэтики Аристотеля. Кроме «Поэтического искусства» Буало пишет также трактат «О возвышенном», который переводит Ломоносов. Природа возвышенного для Буало нечто более глубокое, чем просто характеристика стиля, а соединение мысли с эмоцией. Далее Буало исследует понятие вкуса и нечто, что не поддается рациональному осмыслению, но привносит очарование в поэтическое произведение.

Ломоносов пишет «Письмо о правилах российского стихотворства», сопровождающее «Оду на взятие Хотина», «Краткое руководство к красноречию», «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», где дается учение о трех стилях. Создавая эти работы, Ломоносов знакомится с сочинениями Тредиаковского, анализ его замечаний свидетельствует, что он был знаком и с трудами Буало. В ломоносовском сочинении «Письмо о правилах российского стихотворства» отражено его представление о нормативной поэтике. В «Письме..» Ломоносов писал о сочинении стихов по-русски в соответствии с природой этого языка.

Автор доклада полагает, что представление творчества Ломоносова как синтеза классицизма и барокко не может быть исчерпывающим. Ломоносов скорее синтезирует многие классицистические поэтики, представляя их в синкретическим нерасчленении, он формулирует нормы литературного творчества. Чтобы русская литература получила классицизм, необходима была теоретическая нормотворческая строгость Ломоносова, - может быть, даже более жесткая, чем теоретические представления его предшественников.

Отвечая на вопросы, Н.Т. Пахсарьян обратила внимание на то, что категорию возвышенного Буало и Ломоносов понимали неодинаково: для первого она была эстетической, а для второго — риторической, близкой к тем нормам, которые были сформированы в средневековье. Ломоносов в выработке литературных норм вынужден был взять на себя функции всей предшествующей эпохи и, опираясь на французскую традицию, создать аналог для России.

Доклад Н.Е. Ананьевой «Ода, выбранная из Иова» М.В. Ломоносова и последующие образцы религиозной гимнографии XVIII века («Стансы Богу» Я.Б. Княжнина, «Бог» Г. Р.Державина и др.). Анализ лингво-поэтических особенностей и содержания был посвящен интерпретации духовных од. Автор обратила внимание аудитории на то, что Ломоносов прожил всего 54 года, но за это время успел сделать так много, что по праву может быть назван человеком Ренессанса в русской науке и культуре, и область филологии не была для него далекой: он писал о богатстве русского языка, заложил основы многих направлений, оставил нам русскую грамматику, разработал учение о трех штилях, в котором установил правила сочетания церковнославянских, русских элементов и жанров текстов, привнес в русскую литературу силлабо-тоническую систему стихосложения, именно он явился создателем русского ямба, сохранившегося на протяжении всего ХХ века.

Метод Ломоносова можно представить следующим образом: сначала выработка теоретических основ, а затем создание практического приложения. В этом можно усмотреть рационализм подхода Ломоносова к материалу в эпоху Просвещения. Известны многочисленные высказывания Ломоносова о необходимости четких формулировок мысли, т.к. только это является доказательством ясного понимания существа предмета. В поэзии Ломоносов более выступал как ученый, о чем писал еще Белинский, видевший в Ломоносове предтечу Державина. Под влиянием «Псалтыри рифмотворной» Симеона Полоцкого Ломоносов обратился к Библии как источнику поэтического вдохновения. Центральным сочинением в этом жанре Ломоносова является «Ода, выбранная из Иова», мотивы которой взяты из соответствующей книги Библии и посвящены идеям предопределения, величию божественного замысла и необходимости смирения. В.Н. Топоров в своей работе писал о роли судьбы и случая, а также о гибельности для человека знания своего будущего. Идея самостояния человека — это идея Иова. Автор подробно проанализировала славянизмы в оде Ломоносова и заимствованные идиомы из древнееврейского. Ода Ломоносова послужила источником подражаний и отразилась в сочинениях Хераскова, Княжнина и Державина. Несмотря на то, что все три автора прославляют Создателя, лишь Державин поднимается до понимания философской двойственности природы человека. У Державина самый богатый репертуар номинаций Бога.

Анализ славянизмов в духовных одах XVIII в. позволяет выявить лексические единицы, утраченные в современном русском языке, но сохранившиеся в близкородственных славянских.

Ветхозаветная книга Иова и далее продолжала оставаться в фокусе поэтических интересов и послужила источником более поздних стихотворных опытов.

Сий Энико (Венгрия) выступила с докладом «Ломоносов, Венгрия и чудь». Цель доклада была, с одной стороны, собрать и систематизировать представления российского ученого о финно-угорских народах, называемых в древнерусских текстах термином чудь, а с другой, проанализировать итоги изучения Ломоносова в Венгрии.

Много внимания биографии Ломоносова уделил Ференц Папп, который доказал важность маргиналий, на основании анализа которых можно судить о методе работы, знании Ломоносовым иностранных языков. По выражению Паппа, Ломоносов знал все, что можно было знать в его время.

Анализ состава библиотеки Ломоносова, в том числе книг, находящихся в Будапештском университете, показывает, что российский ученый интересовался минералогией и этнографией Венгрии.

Если говорить о филологической стороне интереса Ломоносова к венгерской проблематике, одна из проблем касается перевода слов народ, поколение, племя, а также перевода этнонимов, т.к. употребление их в языке XVIII в. не тождественно современному, а употребление прилагательных русский и российский не распадается четко на обозначение этноса и государства.

Исследователи биографии Ломоносова считают, что у него был круг венгерских знакомых, союзников и противников, некоторые из них учились и встречались с ним вместе в Марбурге и во Фрайбурге, другие поддерживали норманскую теорию происхождения древнерусского государства и противостояли ему в научном плане.

Поскольку в библиотеке Ломоносова были книги на венгерском языке, можно предположить, что у него не только был интерес к этому языку, но еще он и знал его.

Автор рассказала о том, что Ломоносов известен в Венгрии не только как ученый, но и как поэт, произведения которого переведены на венгерский, а также о большом значении, которое придается фигуре Ломоносова в венгерской науке.

Заключая чтения декан филологического факультета М.Л. Ремнева рассказала о планах издания научного сборника, посвященного М.В. Ломоносову. Юбилейные мероприятия дали повод с новой энергией обратиться к обсуждению проблем XVIII в. в лингвистике и литературоведении.