Мифопоэтические мотивы и модели в поэме н. В. Гоголя «мертвые души» >10. 01. 01 русская литература

Вид материала

Литература

Содержание Научный руководитель Рогачев Владимир Ильич Общая характеристика работы Цель исследования Объект исследования Материалом исследования Теоретико-методологической основой Научная новизна Теоретическая значимость Практическая значимость Положения, выносимые на защиту Апробация работы. Структура диссертации Основное содержание работы Миф как объект изучения в литературоведческой науке Дорога, Усадьба Усадьба в гоголевской поэме является образ Дома Дома несколько меняется: на смену анти-Дому I. Публикации в научных журналах, рекомендованных ВАК РФ. II. Список публикаций в других изданиях. ... Полное содержание

Подобный материал:

• Лекция по литературе в 9 классе Души мертвые и живые в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые, 101.94kb.
• Души мертвые и живые в поэме Гоголя «Мёртвые души», 50.56kb.
• Исследовательская работа по литературе Образ дороги в лирике А. С. Пушкина и поэме, 335.88kb.
• Урок по литературе Класс : 9 Тема : Образ коробочки как воплощение сатирического изображения, 109.69kb.
• «Век нынешний», 64.32kb.
• Список вопросов к вступительному собеседованию по литературе, 16.59kb.
• Клара Нигметовна «в губернском городе nn…», 75.42kb.
• Тема: «Хронотоп «сад» в поэме Н. В. Гоголя, 159.65kb.
• Тема сострадания и милосердия в произведениях русской литературы, 34.71kb.
• Николая Васильевича Гоголя это «Мертвые души». Почти у каждого писателя есть произведение, 38.99kb.

На правах рукописи


Маурина Светлана Юрьевна


МИФОПОЭТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ И МОДЕЛИ В ПОЭМЕ

Н. В. ГОГОЛЯ «МЕРТВЫЕ ДУШИ»


10.01.01 – русская литература


АВТОРЕФЕРАТ


диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саранск – 2010


Работа выполнена на кафедре литературы Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Арзамасский государственный педагогический институт имени А.П. Гайдара»


Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор

Кондратьев Борис Сергеевич


Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

Рогачев Владимир Ильич


кандидат филологических наук, доцент

Юрина Наталья Геннадьевна


Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Новгородский государственный университет

имени Ярослава Мудрого»


Защита состоится «___» _________ 2010 года в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.118.02 при ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева» по адресу: 430007, г. Саранск, ул. Студенческая, 13б.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева».


Автореферат разослан «30» апреля 2010 года.


Ученый секретарь

диссертационного совета О.И. Бирюкова


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Творчество Н.В. Гоголя всегда было предметом пристального внимания исследователей. Очевидно, что своего рода эпицентром этого внимания была главная его книга – поэма «Мертвые души». Начало было положено знаменитой полемикой В.Г. Белинского и К.С. Аксакова, в которой наметились две основные тенденции в осмыслении как самой поэмы, так и творчества писателя в целом. Революционным демократам автор «Мертвых душ» виделся преимущественно гениальным сатириком, обличающим общественные пороки, славянофилам – творцом нового русского эпоса, хранителем духовно-православных традиций. Но при всей несхожести позиций обе стороны воспринимали гоголевскую поэму как реалистическое произведение.

В начале XX в. подход к творчеству Н.В. Гоголя претерпевает значительные изменения. В работах символистов, в первую очередь, А. Белого и Д. Мережковского, художественное наследие писателя рассматривается в религиозно-мистическом плане. Д.Н. Овсянико-Куликовский исследует связи творчества Н.В. Гоголя с философией и психологией художественного творчества.

В советский период творчество писателя, в том числе художественные особенности поэмы «Мертвые души», анализировались практически с тех же позиций, основы которых были заложены еще В.Г. Белинским.

В 1990-е годы происходит так называемая «реабилитация» религиозно-нравственных представлений о Н.В. Гоголе. В работах И.В. Виноградова, В.А. Воропаева, С.А. Гончарова, И.А. Есаулова и др.¹ художественное наследие писателя рассматривается в свете христианского идеала, с позиций православного менталитета. В религиозном аспекте исследуют вопросы духовной эволюции Н.В. Гоголя К.В. Мочульский и В.В. Зеньковский².

Проблемы многофункциональности и разноплановости пространственно-временной организации произведений Н.В. Гоголя стали предметом исследований Ю.В. Манна, В.Ш. Кривоноса А.И. Иваницкого³.

Среди работ, представляющих особый интерес в свете нашего исследования, следует выделить диссертации А.Х. Гольденберга («Фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н.В. Гоголя») и И.И. Меркуловой («Хронотоп дороги в русской прозе 1830-1840-х годов»)¹.

Таким образом, современное литературоведение, освобожденное от догм соцреализма, позволило обозначить принципиально новые тенденции в изучении гоголевского наследия. Одной из таких тенденций стал интерес к мифологическому как значимому элементу поэтики писателя. Н.В. Гоголь стал восприниматься в контексте процесса, активно действующего в литературе XIX века, называемого современными исследователями «литературный мифологизм» (Е.М. Мелетинский), «мифопоэтическое» (В.Н. Топоров), «мифологическая парадигма» (Н.О. Осипова) и прослеживающегося в ней в диапазоне от конкретных произведений до общих концептуальных схем.

В фундаментальном зарубежном и отечественном гоголеведении уделено внимание и некоторым аспектам мифопоэтики. Истоки мифологического в поэтике произведений Н.В. Гоголя затрагиваются в работах Е.М. Мелетинского, М.М. Бахтина, А.И. Иваницкого² и др. В работах Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, И.А. Есаулова вопрос о мифологическом (в частности, в «Мертвых душах») рассматривается в связи с художественным методом писателя³.

При всей многоаспектности изучения поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» проблема воплощения в ней мифопоэтических мотивов и моделей не находила всестороннего освещения в работах современных исследователей.

Актуальность работы определяется значимостью творчества Гоголя для развития отечественной словесности XIX века, необходимостью дальнейшего углубленного изучения отдельных аспектов его произведений, прежде всего их мифопоэтики, представляющей особую сферу художественного сознания писателя. При этом следует учитывать, что сложившаяся в прозе Гоголя мифопоэтическая традиция играет важнейшую роль в дальнейшем развитии русской литературы от Ф.М. Достоевского до А. Белого, В. Набокова и русских писателей конца ХХ века.

Цель исследования – выявить ключевые мотивы и модели в мифопоэтической системе поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» в контексте творчества писателя 1830-х гг.

Реализация поставленной цели предполагает постановку и решение следующих задач:

- определить параметры теоретических понятий «миф», «мифологизм», «мифологический мотив», «мифологическая модель», «мифологема», «архетип» в аспекте современного литературоведения;

• проанализировать наиболее важные стороны поэтики «Мертвых душ», осмыслить их в контексте литературного мифологизма;
  
• выявить основные мифологические мотивы и проследить эволюцию их использования в художественной структуре поэмы;
  
• изучить доминантные мифологемы как основу для формирования пространственно-временных отношений, базу для создания модели мира автора; проанализировать их семантику и функции;
  
• выделить в поэме «Мертвые души» основные мифологические модели, обосновать их определяющее место в системе мифопоэтической картины мира писателя.
  

Объект исследования: мифопоэтические мотивы и модели в поэтике «Мертвых душ» Н.В. Гоголя.

Предметом исследования является специфика воплощения мифопоэтических мотивов и моделей в художественной системе писателя 1830-х годов.

Материалом исследования в настоящей работе являются I том поэмы «Мертвые души» Н.В. Гоголя (1842), сохранившиеся главы II тома: ранняя и позднейшая редакция поэмы «Мертвые души» (1848 – 1849), заметки к первой части поэмы (1841), наброски к несохранившимся главам, первоначальная редакция «Повести о капитане Копейкине» (1841), «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847), «Авторская исповедь» (1847), цикл повестей «Миргород» (1835), комедия «Ревизор» (1836), статьи «Мысли о географии» (1831), «Скульптура, живопись и музыка» (1835), «Последний день Помпеи» (1835), «Правило жития в мире» (1844), «Об архитектуре нынешнего времени» (1835), эпистолярное наследие писателя и другие материалы.

Теоретико-методологической основой диссертации являются исследования отечественных и зарубежных ученых К.Г. Юнга, М. Элиаде, С.С. Аверинцева, Е.М. Мелетинского, В.Н. Топорова, Ю.М. Лотмана, А.Ф. Лосева и др. по теории мифа и символа. Автор опирается также на работы по проблемам поэтики Н.В. Гоголя – Ю.В. Манна, Ю.М. Лотмана, Е.А. Смирновой, В.А. Воропаева, А.Х. Гольденберга и др.

В основе метода исследования лежит комплексный подход к творчеству писателя, сочетающий в себе элементы мифопоэтического, структурно-типологического, структурно-семантического, сравнительно-исторического анализа.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души» рассматривается как мифопоэтическая система, обладающая единым архетипическим сюжетом, воспроизводящимся на каждом из ее уровней, и находящим выражение в мотивном и в мифологемном комплексах, реализующихся в мифопоэтических моделях Дорога, Усадьба, Город, которые играют структурообразующую роль в художественной системе поэмы. Кроме того, художественное сознание Гоголя анализируется нами как отражение религиозно-мифологического феномена – христианской мифологии, как особый христианско-мифологический способ миромоделирования, что во многом определяет многомерность художественного мира поэмы, ее глубинный «мистический» смысл.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в результате анализа творчества Н.В. Гоголя уточняются основные понятия мифопоэтики как метода и сферы исследования, выделяются базовые компоненты мифотворческого процесса, структурируются организующие художественный текст мифологические модели, что представляется как один из продуктивных способов изучения литературного творчества писателей, типологически родственных Н.В. Гоголю.

Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования теоретических положений, конкретных материалов и выводов исследования преподавателями вузов при чтении лекций по теории и истории русской литературы XIX в., при составлении методических пособий и рекомендаций, при подготовке факультативных курсов и курсов по выбору.

Положения, выносимые на защиту:

1. В основе сюжета поэмы «Мертвые души» лежит архетипическая схема сотериологического мифа – мифа о Спасении.
   
2. Сюжетная парадигма реализуется в религиозно-мифологическом комплексе «грехопадение» – «преображение», где ведущим компонентом является преображение.
   
3. Архетипы выступают как значимая константа поэтики писателя.
   
4. В основе гоголевской картины мира лежит комплекс мифологем, организующий временные и пространственные связи в тексте поэмы.
   
5. В поэме «Мертвые души» реализуются мифопоэтические мотивы, которые позволяют выйти писателю на уровень философско-религиозных обобщений и выразить идеи, относящиеся к области сакрального.
   
6. Основными мифологическими моделями поэмы «Мертвые души», раскрывающими гоголевскую картину мира, являются мифологические модели Дороги, Усадьбы, Города. Выделенные мифопоэтические модели появляются уже в ранних произведениях писателя, но в процессе творческой деятельности претерпевают своеобразную эволюцию в соответствии с основным принципом мифологического сознания – движение от хаоса к космосу.
   
7. В поэме Н.В. Гоголя художественный мифологизм связан с сакральными православными текстами и особым религиозно-мифологическим феноменом – христианской мифологией.
   

Апробация работы.

Основные положения диссертации апробированы на Всероссийской научно-практической конференции (Арзамас, 2004 г.), на X Межвузовской научно-практической конференции «Художественный текст: варианты интепретации» (Бийск, 2005 г.), на II Всероссийской научно-практической конференции «Православие и русская литература. Вузовский и школьный аспект изучения» (Арзамас, 2006 г.), на III Международной научно-методической конференции «Литература в контексте современности» (Челябинск, 2007 г.), на Международной научно-практической конференции «Кросс-культуральное исследование проблем мировидения: философский, психологический, лингвокультурологический аспект» (Рубцовск, 2007 г.), на Международной научной конференции «Нижегородский текст русской словесности» (Н. Новгород, 2007).

Отдельные главы и диссертация обсуждались на заседаниях кафедры литературы ГОУ ВПО «Арзамасский государственный педагогический институт имени А.П. Гайдара» и кафедры русской, зарубежной литературы и методики преподавания ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева». Основное содержание работы нашло отражение в 7 научных публикациях, в том числе 1 статья опубликована в издании, рекомендованном ВАК РФ.

Структура диссертации определена спецификой выдвинутых в исследовании задач. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников. Объем диссертации ─ 189 страниц. Библиографический список включает 224 наименования.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во введении обосновываются актуальность и научная новизна избранной темы, устанавливается степень ее изученности, определяются цель и задачи работы. Кроме того, указывается материал исследования, определяется методологическая основа и методы анализа. Устанавливается практическая и теоретическая значимость диссертационного исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту, даются сведения об апробации работы, раскрывается структура диссертации.

В первой главе «Современные научные представления о мифопоэтических мотивах и моделях» представляются основные методологические подходы к исследованию поставленной проблемы.

В первом разделе « Миф как объект изучения в литературоведческой науке» рассматриваются основные понятия мифопоэтики.

Определяя термин «мифопоэтика», мы обращаемся к исследованиям И.П. Смирнова, С.Н. Телегина, В.Н. Топорова, М.Е. Мелетинского, Л.Э. Голосовкера, С.С. Аверинцева, Н.О. Осиповой¹ и др. Вслед за Н.О. Осиповой, мы представляем мифопоэтику как «творческую, личностную и жизнетворческую систему художника, основанную на художественно мотивированном обращении к традиционным мифологическим схемам, моделям, сюжетно-образной системе и поэтике мифа и обряда, в том числе и созданию «неомифологических» текстов¹.

Вместе с тем под термином «мифопоэтика» понимается и метод исследования таких явлений литературы, которые «ориентированы на мифопоэтические модели с целью проследить их генезис, развитие и функции в создании целостной картины мира, трансформацию традиционных образов, что позволяет исследовать широкие интертекстуальные связи»².

Итак, мифопоэтический метод нацелен на выявление архетипического сюжета, вследствие чего понятие архетипа становится необходимым инструментом в процессе изучения литературного мифологизма.

К.Г. Юнг определял архетипы как «коллективное бессознательное», порождающее элементарные идеи³. Е.М. Мелетинский называет архетипами «постоянные сюжетные элементы», которые складываются в архаических нарративах и позднее сохраняются в литературе в качестве «единиц некоего “сюжетного языка”»⁴. С точки зрения В.Н. Топорова, архетипическое начало проявляется в различных структурных элементах художественного произведения, обнаруживающих аналогии с «архаическими схемами мифологического мышления»⁵. С.С. Аверинцев понимает под архетипами наиболее общие, фундаментальные и общечеловеческие мифологические мотивы, «изначальные схемы представлений, лежащих в основе любых художественных, в том числе мифологических структур»⁶.

Важным понятием для мифопоэтики является понятие «мифологема». В мифологеме, по словам З.Г. Минц, содержится «собственное прошлое и будущее», некий «сюжет» развития, «знак и «свернутая программа» целостного сюжета».⁷

Мифологему иногда отождествляют с архетипом, но эти понятия необходимо разграничивать. Об архетипе следует говорить как о модели, определяющей строй человеческой мысли, она объективна, так как задана традицией более глубокой, чем освоенная обществом культурная традиция. Мифологема же является содержательным наполнением этой модели. В мифологемах, таким образом, выражаются архетипы.

Вопрос о соотнесенности и взаимодействии литературы и мифологии является важным в современном литературоведении. Ученые выделяют несколько вариантов присутствия мифа в литературе, или «перетекания» мифа в литературу. Несмотря на их различие, они в целом не противоречат друг другу, так как основной их принцип – сознательное или бессознательное обращение автора к мифу. Не секрет, что каждый человек так или иначе несет в себе рудименты мифологической культуры, что, естественно находит отражение и в его творчестве. Миф, использованный писателем в произведении, приобретает новые черты и значения, авторское мышление накладывается на мышление мифопоэтическое, рождая, по сути, новый миф, несколько отличный от своего прототипа. Именно в «разнице» между первичным и вторичным мифом, так называемым «авторским мифом», и кроется, по нашему мнению, заложенный писателем смысл, подтекст, ради выражения которого автор воспользовался формой мифа.

Итак, текст, ориентированный на мифопоэтическую традицию, – это текст, структурные уровни которого (сюжетно-композиционный, пространственно-временной, уровень авторского присутствия) уподобляются уровням структуры мифа. И произведение, несущее в себе «образ мира», представляет картину мира, обладающую устойчивыми признаками картины мира мифологической. Мифопоэтический анализ призван творчески воссоздать архаические, абстрактно-логические схемы, которые сознательно или бессознательно усваиваются конкретным художником и воспроизводятся им в той или иной художественной модели бытия.

В поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» четко прослеживаются три наиболее значимые мифологические модели: Дорога, Усадьба и Город. Мифопоэтическое пространство является многослойным и сакрально неоднородным. При этом оно в своей круговой замкнутости постоянно сужается. В.А. Маслова в числе важнейших концентрических «кругов» выделяет следующие – «человек – дом – родина – чужбина»¹. Таким образом, центральное место здесь занимает человек, осваивающий пространство. Освоение же пространства возможно лишь при совершении человеком путешествия, причем достижение субъектом цели пути, дороги неизбежно влечет за собой повышение ранга в социально-мифологическом или сакральном статусе^.. Следующий круг мифологической модели пространства – дом человека; в тексте поэмы эту разновидность пространства, отгороженную от внешнего мира, представляют помещичьи усадьбы. Кроме того, весьма значимым представляется пространство города.

Выделенные мифологические модели являются доминантными и смыслоорганизующими в мифопоэтическом пространстве поэмы «Мертвые души». Опираясь на сложившуюся в научных исследованиях традицию, мы рассматриваем модель как сложившуюся мифологическую структуру, устойчивую форму.

Во втором разделе «Мифотворчество Н.В. Гоголя в контексте культурных традиций» выявлены художественные традиции древнерусских апокрифических памятников, с одной стороны, и творчества А.С. Пушкина, с другой, нашедшие свое воплощение в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Мы отмечаем, что в основе художественного сознания Н.В. Гоголя лежало острое чувство противоречия с окружающим миром. Настоящее России осознавалось писателем как отступление от нормы, истинной жизни, которую он понимал как жизнь в соответствии с православным Идеалом. Восстановление единства мира возможно лишь посредством восстановления целостности души, потому и весь смысл человеческой жизни, по мысли Н.В. Гоголя способствовать спасению души. Еще Ю.М. Лотман отмечал, что именно в творчестве Н.В. Гоголя начинается в русской романистике постановка проблемы преображения внутренней сущности героя: когда «губитель», дойдя до крайней степени зла, перерождался в «спасителя»¹. Становится очевидной ориентация гоголевского повествования на архетипическую схему сотериологического мифа о Спасении. Сюжет главного христианского мифа предполагает движение, в финале которого должно произойти нравственное преображение героя и организация его жизни на основе новых, глубоко выстраданных принципов.

В исследуемом ракурсе для нас представляют интерес литературные архетипы, то есть тексты, формирующие мифологический контекст, выделяющиеся на сюжетно-композиционном уровне поэмы Н.В. Гоголя.

«Пасхальный» архетип лежит в основе памятников древнерусской книжности – апокрифической литературы, которая может быть с уверенностью названа одним из источников гоголевской поэмы. Мы считаем, что на первый том поэмы Гоголя существенное влияние оказала группа так называемых эсхатологических апокрифов. Характерные для них черты мы последовательно выделяем в поэме «Мертвые души».

Начинающее второй том поэмы описание деревни Тентетникова имеет свой «прототип» в апокрифической литературе иного плана – апокрифах, описывающих райскую жизнь. Для этих памятников древнерусской книжности (видения о рае, хождения в рай) определяющим концептом является концепт пути. «Путь к подобным местам должен быть долгим и трудным: он предполагает не только физическое перемещение в пространстве, но и духовное – это путь к познанию божественной истины, а для этого человек должен пройти ряд инициационных испытаний»². М.В. Рождественская выделяет в своей работе и ряд черт, общих для сочинений о путешествиях к раю. Это удаленность рая, труднодоступность, расположение рая вне реального географического пространства, свет, на который невозможно смотреть, река, прекрасно цветущий сад, невиданное изобилие, Божий престол посередине и возвышающийся над ним крест. Все эти черты обнаруживаются в начале второго тома поэмы «Мертвые души».

Говоря о литературных «источниках» гоголевской поэмы, невозможно обойти вниманием произведения А.С. Пушкина в силу духовной и литературной преемственности между ними. Мы находим явные параллели между текстом гоголевской поэмы и стихотворением А.С. Пушкина «Бесы», что позволяет говорить о совпадении мифологического сюжета этих произведений: духовное преображение человека, преодоление «бесовщины», явившейся в мире.

Во второй главе «Мифологический мотив движения в поэме Н.В. Гоголя» основное внимание сосредоточено на выявлении художественных функций мифологемы «дорога». В первом разделе «Семантика и функции мифологемы «дорога» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» отмечается, что мифологема дорога имеет два значения: во-первых, путь, дорога – это «образ связи между двумя отмеченными точками пространства в мифопоэтической и религиозной моделях мира, то есть то, что связывает – в максимуме условий – самую отдаленную и труднодоступную периферию и все объекты, заполняющие и/или образующие пространство, с высшей сакральной ценностью, находящейся в центре»¹. Так, Чичиков, находясь в отправной точке своего путешествия – губернском городе, олицетворяющем греховное начало, спрашивает «подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору…»² (V, 15). Собор, по замыслу писателя, должен стать конечным «пунктом» странствия Чичикова. Так схематично, в сжатом виде представлен весь путь Чичикова (от грешника до праведного человека) в поэме. Во-вторых, мифологему дорога часто понимают метафорически как обозначение линии поведения (особенно часто нравственного, духовного), как некий свод правил, закон, своего рода вероучение. В этом случае целью будет не завершение, а сам путь, приведение своего «Я» в соответствие с внутренней структурой пути, его логикой и ритмом.

Именно возможность духовного перерождения и преображения, по нашему мнению, является для писателя основной.

Большое значение уделяется рассмотрению мифологемы колесо, появляющейся практически с первых страниц произведения (в разговоре двух русских мужиков, спорящих, доедет ли бричка Чичикова до Москвы и Казани). Один из мужиков уверенно произносит глагол «доедет», что дает нам право предположить, что в финале своего путешествия Чичиков получит возможность духовного преображения. Намек на это содержится в заключительной части второго тома «Мертвых душ».

Вместе с тем, мифологема колесо является символом жизненного цикла, перерождения, духовного развития. Путь Чичикова – постоянный возврат к исходной точке, дорога его жизни, устремленная вперед, превращается в бег по кругу, но при этом герой становится иным, нежели прежде. Так, когда Чичиков попадает в тюрьму, ему начинает открываться истина, и эти минуты озарения дают надежду на то, что в итоге он преобразится, воплотив в своем образе интерпретацию жития «великого грешника».

Во втором разделе «Дорога как духовная эволюция в поэме «Мертвые души» рассматривается мифологема дорога в значении жизненного пути и возможности духовного перерождения героев гоголевской поэмы.

В первом томе «Мертвых душ» ни один из героев (кроме Плюшкина и Чичикова) не дан в развитии, более того, по справедливому замечанию Ю.В. Манна, в этих персонажах сильно выражены мотивы кукольности, автоматизма, которые «обезжизнивают»¹. Анализируя образы Манилова, Коробочки, Ноздрева и Собакевича, мы приходим к выводу, что духовная эволюция для них невозможна.

От перечисленных персонажей отличается образ Плюшкина, который имеет мифопоэтическую направленность – это герой, способный к нравственному возрождению, на что косвенно указывал и сам Н.В. Гоголь в одном из писем, желая показать положительного Плюшкина в будущих частях своей поэмы. Обращает на себя внимание композиционное «выделение» главы, посвященной Плюшкину – она расположена в центре произведения, более того, она обрамлена лирическими отступлениями. Кроме того, Н.В. Гоголь рассказывает биографию Плюшкина, что позволяет понять причины его нынешнего положения. Определенные символы, которые находим в тексте (прежде всего, кулич, сад, церкви и т.д.), помогают ответить на вопрос о его духовной эволюции и сделать вывод, что душа Плюшкина, хотя и «зачерствела», но, по законам мифопоэтики, способна возродиться.

Во втором томе поэмы «Мертвые души», по словам самого Гоголя, практически все персонажи могут назваться героями недостатков. Замысел писателя – показать тот путь, по которому должно было бы идти развитие России.

Анализируя образ помещика Тентетникова, мы видим родство этого героя с такими фольклорными персонажами, как Иван Дурак, Емеля и др., поскольку в его образе просматриваются такие черты, как кроткий нрав, глупость как видоизмененная форма «необычности», плаксивость, вежливость, прекрасная внешность, леность. Однако лень в русской фольклорной традиции приписана именно тем героям, которых отличают еще и великодушие, бескорыстие, доброта, нестяжательство. Именно ленивым молодцам в русских сказочных текстах «полагаются» очень смышленые, умные героини (именно такой и предстает Улинька Бетрищева). По мысли Гоголя, духовное возрождение Тентетникова, его пробуждение должно было произойти под влиянием любви. В образе возлюбленной этого героя – Улиньке Бетрищевой – писатель создает образ русской девушки, идейно близкий пушкинской Татьяне: живая, благородная, чистая, добрая. Любовь к Улиньке, как следует из восстановленных из воспоминаний друзей Н.В. Гоголя сюжетных линий, возвращает Тентетникова к жизни.

Петр Петрович Петух продолжает ряд гоголевских чревоугодников (Коробочка, Собакевич), однако, его образ намного шире: он сказочно бескорыстен, живет для еды, «служит» еде, высшее счастье для него – накормить приезжающих к нему гостей досыта, и в этом причина его постепенного разорения. Чичиков, как это ни странно, сострадает Петуху, подводя итог устроенному им пиру: он обречен на вымирание, бесперспективность жизни его слишком явственная. Даже автор любуется этим помещиком, в какой-то степени симпатизирует ему. В Петухе чувствуется естественность, стихийность, первозданность, полнокровное ощущение жизни, искра народной мудрости, он ассоциациируется с «естественным человеком». Не случайно Гоголь, описывая помещика, обращает внимание на форму его тела и сравнивает её с кругом. Круг, являясь универсальным символом, означает целостность; округлость священна как наиболее естественное состояние, с которым связано представление о некой исходной полноте и самодостаточности жизни.

Определяющим архетипом образа помещика Хлобуева становится архетип блудного сына. Показательно, что такое именование ему дает главный герой поэмы Павел Чичиков. В сюжете о блудном сыне четко вычленяются четыре главных ситуации: ухода, искушения, испытания и раскаяния, возвращения из «блужданий». В характеристике образа помещика Хлобуева и его беспутной жизни в сжатом виде представлены все четыре выделенных нами этапа. Промотав имение, имея за собой жену и пятеро детей, Хлобуев даже в нынешнем положении «нищего» помещика, едва заводились деньги, «служил благодарственный молебен и вновь начинал беспутную жизнь свою» (V, 421). Несмотря на это, помещику Хлобуеву присуще необыкновенно глубокое религиозное чувство. Раскаяние и духовное воскрешение этого помещика намечается в заключительной главе второго тома «Мертвых душ» в сцене диалога с откупщиком Муразовым, и возрождение его лежит через монастырь. Это момент, когда блудный сын в подлинном смысле начинает перерождаться, и на нем исполняются слова из нагорной проповеди Иисуса Христа: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (От Матфея; 5: 3).

Свои религиозно-нравственные воззрения на идеального человека выводит Н.В. Гоголь в образах Костанжогло и Муразова. Это люди праведного поведения, для которых духовное благосостояние превыше материального.

В третьей главе «Мифологические модели в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» основное внимание уделяется выявлению функций модели усадьбы и города.

В первом разделе «Мифологическая модель усадьбы и ее функциональная роль в поэме» выделяются характерные особенности пространственной организации мифологической модели Усадьба и анализируется ее центральный образ – образ Дома.

Рассмотрение пространственных образов способствует определению характерных особенностей гоголевской поэтики: большое количество заборов, границ делит все пространство поэмы на изолированные территории, которые составляют чью-либо собственность. Эта разобщенность в контексте художественного замысла Гоголя обозначает процесс распада связей мира, процесс утраты братства между людьми. Потому нам представляется неслучайной констатация разных временных отрезков внутри рассматриваемых точечных пространств.

Внутренний мир каждого помещика – ахронный; он замкнут со всех сторон, не имеет направления, в нем ничего не происходит. Все действия отнесены не к прошедшему и настоящему времени, а представляют собой многократное повторение одного и того же.

Подробный анализ точечных пространств помещиков позволяет нам выделить характерные их особенности. Расширяющимся пространствам маниловской и ноздревской усадьбы с характерными для них пустотой и неустроенностью противопоставлены сужающиеся пространства Коробочки и Собакевича, которым свойственны изобилие и переполненность. Сужающееся пространство поместья Плюшкина характеризуют одновременно и переполненность, и опустошенность.

Отличительной особенностью второго тома поэмы является новый способ пространственной организации. Природа и быт здесь составляют единое целое, в основе которого порядок, целесообразность и чувство меры, что весьма ощутимо в описаниях усадеб генерала Бетрищева и рачительного помещика Костанжогло. Характеристики их поместий подчеркивают и особенности характеров своих хозяев. Так, «кудряво богатый фронтон генеральского дома, опиравшийся на восемь коринфских колонн», «двор чистый», подобный паркету, соответствуют величественности и торжественности фигуры генерала, которого Н.В. Гоголь называет «картинным». Деревня Костанжогло отождествляется с городом в связи с тем, что во всем чувствуется стремление к порядку, организованности, добротности и рачительности самого хозяина усадьбы. Подобные черты встречаются и при описании поместья Собакевича, но там отсутствуют вкус и красота, без чего невозможна одухотворенность жизни.

Центром мифологической модели Усадьба в гоголевской поэме является образ Дома, который выполняет универсальные функции.

Спасительная функция Дома заключается в защите человека от неспокойной жизни внешнего мира. Однако дом Манилова не дает ощущения прочности, стабильности, защиты, напротив, его усадьба создает впечатление ненадежного и даже опасного места. Подобен ему и дом Ноздрева, тонущий в болоте. Дом Плюшкина Н.В. Гоголь определяет как «дряхлый инвалид», но ветхость мира его лишь внешняя, поскольку только здесь мы встречаем образы двух церквей, что является знаком его истинной устойчивости и крепости.

Идентифицирующая функция Дома проявляется в наделении его стабильными и непреходящими чертами облика своих хозяев: неопределенность Манилова, недоверие Коробочки, ложь и хвастовство Ноздрева, неуклюжесть и нелепость Собакевича находят свое отражение в окружающей обстановке их комнат.

Эстетическая функция Дома характеризуется созданием пространства уюта, психологического комфорта и гармонии. Но пустой, сочетающий не сочетаемое дом помещика Манилова не создает впечатление уютного гнездышка и семейного очага. Интерьер комнаты Настасьи Петровны Коробочки напоминает чулан. Дом Ноздрева грязен, неухожен и запущен. Обстановка дома Собакевича, характерными признаками которой являются полнота, нелепость и неуклюжесть, также неуютна, дисгармонична, психологически дискомфортна и имеет большое сходство с берлогой. В окружающей обстановке плюшкинского дома нет практически ни одной черты, связывающей его с человеком: комнаты в его доме не имеют и следа уюта, человеческого тепла, напротив, она поражает своим беспорядком.

Во втором томе поэмы «Мертвые души» образ Дома несколько меняется: на смену анти-Дому «ада» русской действительности приходит Дом истинный, Дом идеальный, образ которого в поэме связан с именем помещика Костанжогло. Усадьба Костанжогло расположена в сакральном месте – на холмах, увенчанных тремя церквями, потому его дом можно назвать устойчивым, надежным и крепким.

В первом томе описание дома, двора, внутреннего убранства помещений представляет собой своеобразную модель пространства барочной архитектуры: это образ беспорядочно разросшегося, утратившего организующий центр, пространства. Во втором томе же все продуманно, логично и правильно, комфортно для человека.

В целом ни один из помещичьих домов, представленных в первом томе «Мертвых душ», не выполняет функций идеального дома, поскольку такой негармоничный, неуютный дом не может защитить от бед окружающего мира, стать надежным оплотом; он не создает атмосферы тепла, счастья. Следовательно, основным архетипом помещичьих глав первого тома можно считать архетип анти-Дома. Во второй же части поэмы можно говорить об образовании и присутствии устойчивой мифологемы Дома с традиционным архетипическим смыслом: жилище, очаг, семья, традиция, преемственность, и связывается она с именем помещика Костанжогло.

Во втором разделе данной главы «Специфика мифологической модели города в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» рассматривается семантика и функции мифологемы Город, пространственно-временные особенности городского пространства поэмы. Изображение города развернуто в различных модификациях: образа, мотива и т.д. Город у Н.В. Гоголя не просто обозначение места действия – город входит составной частью в концепцию произведения.

В поэме раскрывается связь между художественным образом губернского города и архетипическим образом города.

По библейским представлениям, существовало два полюса развития городской пирамиды - город, погрязший в разврате и грехах и обреченный Божественной волей на гибель, и город преображенный, исполненный высших добродетелей. Еще Августин Блаженный обосновал идею символической антиномии двух типов городов – Града земного и Града Небесного, соотнеся их бытие с двойственностью человеческой природы – греховной и божественной. Губернский город NN из «Мертвых душ», чьи жители представляют собой «образец» корысти, карьеризма, тщеславия, пошлости, проникнут архетипическими мотивами города-ада. Гоголевский город – модель человечества – апокалиптичен: за грехи, за пренебрежение к традициям, к духовности.

Центром городской общественной жизни, несомненно, следует считать площадь, здесь - храм, административные здания, торговые ряды и т.д. Главным же топосом городской площади следует считать храм, который и есть символ Дома Господа на земле. Безлюдность и пустынность городской площади в поэме «Мертвые души», отсутствие в городской топологии храма говорит о нарушенной связи города с Богом. В противовес храму в городе NN практически на каждом шагу попадаются заведения, на фасаде которых чуть заметные «потемневшие двуглавые государственные орлы» (символ православной России) «теперь уже заменены лаконичной надписью: «Питейный дом» (V, 15). Бинарная оппозиция «церковь» - «трактир», реализованная в поэме Н.В. Гоголя, имеет классическое толкование: в символико-знаковом аспекте умирание – это кабак, воскресение – это церковь.

Мифологическая модель Города в поэме интересна и своим хронотопом, который мы соотносим с выделенным и описанным М.М. Бахтиным хронотопом «провинциального городка»¹.

Эпизоды поэмы Н.В. Гоголя, действие которых происходит в пределах губернского города NN, подчинены законам циклического времени, что выражается в отсутствии событийного напряжения, динамичности. Город представляется единым, статичным и замкнутым в себе целым, время здесь закольцовано, максимально замедлено, лишено поступательного хода истории. Хронология действий и поступков внутри этого мира стирается и восстановить какое-либо событие порой бывает очень сложно. В этом отношении весьма показательным является эпизод, когда городские чиновники пытаются припомнить «кто таков на самом деле Чичиков»: «И вот господа чиновники задали себе теперь вопрос, который должны были задать себе в начале» (V, 178).

Семиотика города опирается на определенный набор представлений, общих мест, характерных объектов. Ряд объектов и номинаций характерен для большинства провинциальных городов: площадь, на которой располагаются присутственные места: собор, городской сад, театр. Все номинации, за исключением собора, представлены в губернском городе.

Изображенная в первом томе «Мертвых душ» центральная площадь не вполне типична: в тексте упоминаются «лавки и гостиный двор», но в описании площади они отсутствуют, в результате чего площадь имеет ярко выраженный казенный облик. Центральным локусом в городской топологии поэмы «Мертвые души», без сомнения, является присутственное место, о чем было уже сказано в предыдущем параграфе. Хронотоп присутственного места представляет собой реализацию сюжетного мотива о глумлении и торжестве над жертвой. Эта сюжетная схема практически полностью находит свое воплощение во вставной новелле, повествующей об истории капитана Копейкина, выступающего в данном случае в роли жертвы.

Рассматривая хронотоп сада и театра, мы отмечаем полное несоответствие их своим функциям. Н.В. Гоголь в поэме моделирует особый вид городского пространства, которое можно определить как пространство пустоты, что, в принципе, соответствовало авторскому замыслу: «Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота» (V, 471). Для этой пустоты, как следует из тех же черновых набросков, характерны неподвижность и разобщенность: «Не трогаются. Смерть поражает не трогающийся мир» (V, 471). Город пустоты (в отличие от города-дома, города-крепости) – символ богооставленности. Он не годится для истинной жизни, единственный выход для человека – поскорее покинуть его (как поступает, например, Чичиков). Обычно в литературе подобный уход реализуется посредством бегства, ухода в монастырь, безумия, самоубийства, смерти и т.д. Возможно, что и эпизод смерти прокурора следует понимать и в этом аспекте.

Пространство губернского города освоено его жителями, они включены в устоявшуюся систему взаимоотношений всех его элементов, разрушение которых представляется катастрофой. Замкнутость пространства порождает такое явление, как мифологизация внешнего мира, который для обитателя рассматриваемого нами городского пространства находится вне области локализации (действие городских эпизодов никогда не выходит за черты города, оно привязано к какой-либо городской реалии). В отличие от гоголевских помещиков, имеющих возможность перемещаться в пространстве, городские обитатели этой возможности лишены. Городское пространство для них имеет свои пределы, обладает признаком «своего», а все, что находится за этими пределами, осознается как «чужое», приобретая в глазах жителей фантастический оттенок. «Чужое» пространство, проникающее вместе с Чичиковым, несет в себе угрозу привычной жизни, ведь «чужое» всегда приносит перемены. Более того, Чичиков и его «негоция» выступают в городских главах как некое разрушающее начало.

В итоге происходит дезорганизация пространства губернского города NN: бытовое пространство по своей природе лишено движения, быт переходит в хаос. Этот процесс логически завершается отъездом главного героя из города, после которого следует ожидать физического разрушения города NN.

В Заключении подводятся итоги исследования, актуализированные в положениях, выносимых на защиту, содержатся выводы, вытекающие из анализа ключевых мифопоэтических мотивов и моделей, реализованных в художественной структуре поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Основные положения и выводы исследования нашли отражение в 7 публикациях по теме исследования:


I. Публикации в научных журналах, рекомендованных ВАК РФ.

1. Маурина, С.Ю. Мифологический образ Дома Плюшкина в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» / Маурина С.Ю. // Вестник ЧелГУ. Филология. Искусствоведение. Выпуск 29. № 5 (143). – Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2009. – С. 75-79 (0,3 п. л.)
   

II. Список публикаций в других изданиях.

1. Майорова, С.Ю. О дантовской традиции в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» // Аркадий Гайдар и круг детского и юношеского чтения. Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Аркадий Гайдар и круг детского и юношеского чтения. К 100-летию со дня рождения писателя». Арзамас: АГПИ, 2004. – C. 154 – 161 (0,5 п. л.).
   
2. Майорова, С.Ю. Н.В. Гоголь в критических заметках символистов // Художественный текст: варианты интерпретации: труды Х межвузовской научно-практической конференции (Бийск, 16 – 17 мая 2005 г.): в 2 частях. Ч. 2. – Бийск: РИО БПГУ им. В.М. Шукшина, 2005. – С. 3 – 7 (0,3 п. л.).
   
3. Майорова, С.Ю. Мифология города в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» // Православие в контексте отечественной и мировой культуры: Сборник статей / под ред. Г.А. Пучковой; АГПИ им. А.П. Гайдара, Всемирный Русский Народный Собор, СП России. – Арзамас: АГПИ, 2006. – С. 231 – 239 (0,5 п. л.).
   
4. Маурина, С.Ю. Дом Настасьи Петровны Коробочки как выражение идеи «анти-дома» (по поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души») // Литература в контексте современности: мат-лы III Международной научно-методической конференции (Челябинск 15 – 16 мая 2007 г.) / отв. ред. Т.Н. Маркова; Челяб. гос. пед. ун-т. Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2007. – С. 60 – 64 (0,3 п. л.).
   
5. Маурина, С.Ю. «Пиковая дама» А.С. Пушкина и «Мертвые души» Н.В. Гоголя: к проблеме диалога текстов // Кросс-культуральное исследование проблем мировидения: философский, психологический, лингвокультурологический аспект: Материалы международной научно-практической конференции, 23 – 24 ноября, 2007 г. – Рубцовск, Барнаул: Азбука, 2007. – С. 45 – 52 (0,4 п. л.).
   
6. Маурина, С.Ю. «Мифообраз» пушкинских «Бесов» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» // Нижегородский текст русской словесности: межвузовский сб. науч. статей. – Н. Новгород: НГПУ, 2007. – С. 69 – 76 (0,3 п. л.)