Нормативность и научная рациональность

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Официальные оппоненты Ведущая организация Общая характеристика работы Степень научной разработанности проблемы. Объектом диссертационного исследования Цель диссертационной работы Теоретической и методологической основой диссертационного исследования Научная новизна диссертации Теоретическая и практическая значимость исследования. Апробация исследования. Структура диссертации. Основное содержание работы В первой главе В первом параграфе Во втором параграфе В третьем параграфе Во второй главе В первом параграфе Во втором параграфе В третьем параграфе ... Полное содержание

Подобный материал:

• Порус В. Н. Рациональность. Наука. Культура, 8081.74kb.
• Тема Философия и научная рациональность Вопросы к лекции, 312.39kb.
• 22. Разновидности научной рациональности: классическая, неклассическая, постнеклассическая., 134.84kb.
• Государственный Университет – Высшая Школа Экономики, 131.92kb.
• Источник: Гайденко П. П. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс-Традиция,, 6645.44kb.
• Темы рефератов фундаментальные и прикладные проблемы естествознания, 14.39kb.
• Тематика лекций для аспирантов, по специальности Химия Введение (4 ч.), 99.04kb.
• Научная рациональность как фактор современного образования, 29.37kb.
• План специфика научного познания. Научная рациональность. Научные революции и смена, 93.97kb.
• Рациональность в социальном мире, 3077.43kb.

На правах рукописи


ГУТОРОВИЧ ВАЛЕРИЙ НИКОЛАЕВИЧ


НОРМАТИВНОСТЬ И НАУЧНАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ


Специальность 09.00.01 – Онтология и теория познания

по философским наукам


Автореферат


диссертации на соискание ученой степени

кандидата философских наук


Саратов – 2006


Работа выполнена в Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского


Научный руководитель:

Доктор философских наук, профессор Никитин Станислав Васильевич


Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Стеклова Ирина Владимировна

кандидат философских наук Шадрина Елена Николаевна


Ведущая организация:

Ульяновский государственный технический университет


Защита состоится 26 декабря 2006 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.243.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Университетская, 59, корпус 4, ауд. 30).


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.


Автореферат разослан 16 ноября 2006 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета Барышков В.П.


Общая характеристика работы


Актуальность темы диссертационного исследования. Проблема рациональности, эксплицитно сформулированная как особая проблема лишь в последние десятилетия, присутствовала в философии на протяжении всей ее истории как составляющая проблемы разума. Философия античности стремилась к сознательному использованию разума как инструмента постижения мира и построения его образа, к обоснованию теоретической способности разума объяснить мир из него самого; рационалистическая философия Нового времени рассматривала разум как сущностную способность человека, а науку – как высшую из возможных ступеней человеческого разума, уступающую только бесконечному разуму и могуществу Бога. В конечном итоге к концу XIX века само понятие разума было сужено, по крайней мере, в науках о природе, до так называемой «научной рациональности». Как это произошло? И нет ли здесь угрозы, в том числе для самой науки? Для этого важно попытаться понять и осмыслить не только истоки нормативности внутринаучных регулятивов различного свойства на фоне эволюции науки как способа деятельности и как социального института (нормативность внутри науки), но и основания нормативности науки как оптимального, по мнению многих, способа освоения мира (нормативность самой науки).

В последние десятилетия философы все активнее обсуждают проблему рациональности, в частности, научной рациональности и ее нормативного характера. В первой половине ХХ века данную проблему актуализировала критика парадигмы классической науки с узаконенным в ней объектным стилем мышления, предполагающего познавательное освоение предмета самого по себе в его натуралистической естественности и непосред­ственности. Неклассическая наука констатирует, что человек – и объект, и субъект, что он сам входит в научную картину мира не как нечто «надприродное», а как живое существо, наделенное своей мерой.

Именно с этого момента в методологической рефлексии усугубляются сомнения в универсальности объективистской трактовки предметности «самой по себе» без учета способов ее освоения. Выдвигается требование к науке неклассического периода отвергнуть объек­тивизм как идеологию, отбросить представление о реальности как о чем-то не зависящем от средств ее познания, а также от субъективного фактора. Приходит убежденность в том, что научную деятельность нельзя свести только к сфере чистых теоретических форм.

Обсуждение вопроса о рациональности в наши дни имеет, однако, свою специфику. Оно сместилось в сферу собственно эпистемологии, что способствовало внесению новых важных акцентов в характер и способы обсуждения этой проблемы. Если в первой половине ХХ века наука выступала как образец рациональности, из-за чего сама рациональность сужалась до размеров научной ее разновидности, то сегодня все более преобладает мнение о неоправданности такого узкого понимания рациональности, о невозможности ассоциации ее с научностью. Это объясняется, в том числе, критическим отношением современных исследователей к представлениям об абсолютной универсальности и всеобщности форм мышления и языка, кризисом идеи культурного прогресса, выдвижением на первый план исследовательских установок на уникальность, самобытность, целостную замкнутость и относительную завершенность тех­нологических и мировоззренческих феноменов культуры.

Причины, в силу которых обострилась проблема нового осмысления рациональности, требующая, по существу, переосмысления всей структуры познавательной активности в науке, коренятся в серьезных изменениях, произошедших как внутри научного познания, так и в социальном и культурном контекстах. Соответственно, наука нуждается в обновленных рациональных критериях.

Индустриальная цивилизация – это цивилизация рациональная, ключевую роль в ней играет наука, стимулирующая развитие новых технологий и доказавшая здесь свою состоятельность и успешность. Поэтому вопрос о природе рациональности – не чисто теоретический, но, прежде всего, жизненно-практический вопрос. Актуальность проблемы рациональности вызвана не только желанием увидеть и проанализировать истоки и обстоятельства такой успешности, но и возрастающим беспокойством о судьбе современной цивилизации в целом. Кризисы, порожденные технотронной цивилизацией, – вот что, в конечном счете, стоит за сегодняшним столь широким интересом к проблеме научной рациональности.

От научной рациональности, понятой как техника овладения природой, необходимо вновь обратиться к разуму как той высшей человеческой способности, которая позволяет понимать смысловую связь не только человеческих действий, но и явлений природы, взятых в их целостности и единстве. Механистическое понимание природы, как и зауженное толкование рациональности, имеют общий корень. Только в том случае, если вернуть рациональности ее изначальное значение, если понять ее как разум, как смысл, можно преодолеть традиционный дуализм наук о природе и наук о культуре, положив в основу единое начало, единый принцип целесообразности.

Важнейшим компонентом (или вариантом) постнеклассической науки может явиться универсальный эволюционизм, предусматривающий применение эволюционных идей, утвердившихся и обоснованных в биологии, ко всем сферам бытия (обществу, живой и неживой природе) и рассмотрение их как единого универсального процесса эволюции. На рубеже веков эволюционистские представления получили новое дыхание, широко обсуждаются и в философской, и в специальной научной литературе, а сам эволюционизм превратился в одну из наиболее перспективных исследовательских программ. Эволюционные идеи востребованы и в программе синергетики, которая также претендует на статус новой общенаучной парадигмы. Эти системы взглядов во многом взаимосвязаны. Их серьезные претензии предполагают и новое осмысление теоретико-познавательных вопросов, связанных с местом научной рациональности в структуре познания, в контексте включенности эволюции науки, научного знания в общий эволюционный процесс, и это осмысление может стать весьма плодотворным.

Степень научной разработанности проблемы. Одной из характерных особенностей исследований, посвященных проблеме рациональности, является тенденция к перечислению основных значений этого понятия. К. Хюбнер, к примеру, выделяет четыре вида рациональности: логическую, эмпирическую, оперативную и нормативную, а Г. Ленк подходит к этому вопросу более серьезно, приводя двадцать одно значение этого термина. В отечественной литературе (Н.В. Агафонова, И.Т. Касавин, А.В. Кезин, А.С. Кравец, Л.А. Маркова, Л.А. Микешина, Н.В. Мотрошилова, А.Л. Никифоров, В.Т. Ополев, В.Н. Порус, Б.И. Пружинин, А.И. Ракитов, В.С. Степин, В.С. Швырев) предлагаются, в основном, оригинальные авторские определения, обусловленные научными и философскими интересами авторов, хотя в ряде работ присутствует и ретроспективный анализ морфологии понятия, и различные его классификации.

Проблема рациональности изначально присутствовала в философии как составляющая проблемы разума. Со времен Платона и Аристотеля через Августина, Фому Аквинского и У. Оккама, позднее – Р. Декарта, Г. Лейбница, Б. Спинозу и Д. Локка вплоть до И. Канта, И. Фихте и Г. Гегеля идея разума была одной из ключевых. Заслуга в различении разума и рассудка (который в общем соответствует нашему, современному, пониманию «научной рациональности») во многом принадлежит И. Канту, показавшему разницу между, соответственно, теоретическим и практическим разумом.

Поиск совершенной рациональности, норм и канонов умозаключений связан с развитием формальной логики XIX века, которая дала новое дыхание идее рационализации научной деятельности, понимаемой как необходимость выработки и формулирования неких методологических идеалов, способных обеспечить эту рационализацию. С расцветом формальной логики связано и конституирование философии науки, которая в качестве особого направления формируется в трудах У. Уэвелла, Дж.С. Милля, О. Конта, Г. Спенсера, Дж. Гершеля, Э. Маха. Ее возникновение знаменовало собой отчетливую постановку нормативно-критической задачи – привести научно-познавательную деятельность в соответствие с некоторым методологическим идеалом. Свою задачу позитивистская эпистемология видела в том, чтобы прояснить логическими методами отношение между эмпирическим и теоретическим уровнями знания, устранить из языка науки «псевдонаучные» утверждения и способствовать созданию унифицированной науки по образцу математизированного естествознания.

Неопозитивистская интерпретация развития науки характеризуется стремлением отмежеваться в том числе и от проблем социальности, рассматривать развитие научных идей вне контекста социально-культурного развития, делая акцент на логической структуре знания. Такая позиция особенно свойственна для группы логических позитивистов, образовавших знаменитый Венский кружок (М. Шлик, Р. Карнап, О. Нейрат).

В позднем неопозитивизме 40-50-х гг. XX в. важное место занимает имманентная критика догм эмпиризма – эмпирического редукционизма и дихотомии аналитических и синтетических суждений. Этому сопутствует тщательное изучение логики научного объяснения, исследование вопроса редукции теорий и построение реалистических и инструменталистских моделей структуры научных теорий (У. Куайн, Э. Нагель, У. Селларс, К. Гемпель, Р. Брейтуэйт, П. Бриджмен). Понятие науки расширяется, предметом исследования становится история, в частности, статус исторических законов и функции исторического объяснения. К этому же этапу с известными оговорками может быть отнесена и концепция логики научного исследования К. Поппера, центральными моментами которой явились критика психологизма, проблема индукции, разграничение контекста открытия и контекста обоснования, демаркация науки и метафизики, метод фальсификации и теория объективного знания.

Уже в рамках аналитического этапа основные догмы неопозитивизма начинают подвергаться критике. Эта тенденция усиливается к концу 50-х годов XX века, когда обсуждается работа У. Куайна «Две догмы эмпиризма», появляется перевод книги К. Поппера «Логика научного исследования» на английский язык, а также работы Т. Куна, М. Полани, Н. Гудмена, Н. Хэнсона.

Параллельно аналитической философии науки выдвигаются различные парадигмы изучения науки как социально-культурного феномена в рамках социологии знания (М. Шелер, К. Манхейм) и социологии науки (Л. Флек, Ф. Знанецкий, Р. Мертон, Дж. Гилберт, М. Малкей). Предметами исследования становятся связь научного сообщества с определенными стилями мышления, социальные роли и ценностные ориентации ученых, этос науки, амбивалентность научных норм.

Постпозитивистский этап в развитии философии связан с дискуссиями между представителями «исторической школы» и «критического рационализма». Главными темами стали возможность рациональной реконструкции исторической динамики знания и неустранимость социокультурных детерминант познания (Дж. Агасси, М. Вартофский, Т. Кун, И. Лакатос, Л. Лаудан, М. Полани, Ст. Тулмин, П. Фейерабенд, Н. Хэнсон, К. Хюбнер).

Если ранее поиск теории, способной объяснить развитие науки и, главным образом, ее результаты, имел ориентиром так называемые «точные» науки, чаще всего физику, а в ряде случаев еще и математику, то примерно с 60-х годов ХХ века состояние этой сферы эпистемологии характеризуется смещением акцентов на изучение процессов ее роста как предпосылок ее результативности и, следовательно, все большей популярностью среди исследователей различного рода социально-исторических (Т. Кун, М. Вартофский, Г. Башляр, М. Фуко), натуралистических (У. Куайн, Д. Кэмпбелл), биологических (К. Поппер, Ст. Тулмин, Ж. Пиаже) моделей развития науки, следствием чего явилось появление большого количества относительно новых или уже известных, но по-новому зазвучавших эпистемологических концепций (историческая эпистемология, эволюционная эпистемология, когнитивная эпистемология).

Существует и другой подход к философским проблемам эпистемологии, в том числе и к проблеме осмысления научной рациональности. Представители различных постмодернистских направлений ХХ века (Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, Р. Рорти, М. Фуко и другие) принципиально не приемлют возможности универсальной философской теории, отказывая в итоге научной рациональности в какой-либо созидающей роли, хотя попытки «найти ей применение» ими предпринимались. В концепции постмодерна с присущим ему антифундаментализмом принцип рациональности, как центральное качество личности, наряду с самим пониманием рациональности, сформировавшимся в XVII-XIX веках, подвергаются критике и сомнению. Именно вера в неисчерпаемые возможности своего разума, понимаемого, прежде всего, как логическая (рациональная) способность, привело, с точки зрения посмодернистов, европейскую культуру к тому печальному состоянию, в котором она оказалась к концу ХХ века.

Современный контекст, на наш взгляд, требует, с точки зрения новых подходов, вызревающих в эпистемологии, вновь обратиться к теме научной рациональности, ее месту и роли в нынешнем мире, ее ценности и адекватности ее вызовам, стоящим перед человеком и человечеством.

Объектом диссертационного исследования являются процессы производства и воспроизводства научного знания в широком культурном контексте.

Предметом исследования выступают реальные и возможные модели науки.

Цель диссертационной работы – философский анализ оснований нормативного характера научной рациональности в контексте идеи эволюции науки как феномена культуры посредством исследования процессов производства и воспроизводства знания.

Для реализации цели определены следующие задачи:

- анализ становления научной рациональности классического типа в ее исторической эволюции;

- исследование единства противоположных способов объяснения развития науки через идеи устойчивости, кумулятивности и восприимчивости к изменениям, консерватизма и творческого начала, сохранения, накопления «старого» знания и появления нового посредством анализа идеалов и норм научного мышления как важных элементов того или иного типа научной рациональности;

- анализ функционирования авторитета в науке в его интеллектуальном, дисциплинарном и профессиональном аспектах с целью выявления и характеристики его нормативной роли в структуре научного познания;

- обоснование ценности эволюционных идей в качестве доказательства плодотворности и продуктивности эволюционной эпистемологии как возможной интегративной философско-научной парадигмы.

Теоретической и методологической основой диссертационного исследования являются философские концепции, учитывающие единство онтологического, методологического, аксиологического подходов в анализе науки, использующие в качестве методов сравнительный анализ, теоретическое моделирование и научное обобщение. В ходе подготовки диссертации были использованы также системно-структурный и когнитивный подходы.

В основу диссертационного исследования были положены как достижения классической европейской философии, прежде всего труды Ф. Бэкона, Р. Декарта, И. Канта, так и современные результаты методологического анализа научной рациональности.

Существенную роль в разработке проблем, поднятых в работе, сыграли идеи зарубежных философов – представителей так называемого «постпозитивистского» направления – М. Вартофского, Т. Куна, И. Лакатоса, М. Полани, П. Фейерабенда. Наиболее значительное влияние на автора оказали идеи эволюционной эпистемологии, разрабатывавшиеся в трудах Д. Кэмбелла, К. Поппера и Ст. Тулмина.

Были использованы также результаты исследований отечественных философов, в частности, Н.С. Автономовой, П.П. Гайденко, И.Т. Касавина, В.А. Лекторского, Л.А. Марковой, Л.А. Микешиной, С.В. Никитина, А.Л. Никифорова, А.П. Огурцова, В.Н. Поруса, Б.И Пружинина, Т.Б. Романовской, В.С. Степина, В.С. Швырева, конкретизирующие поиск методологических, интеллектуальных, социальных оснований научно-познавательной деятельности.

Существенную аналитическую помощь в осмыслении философского наследия Античности, Средневековья, Возрождения для целей данной работы оказали труды С.С. Аверинцева, В.Ф. Асмуса, А.С. Ахманова, В.П. Гайденко, А.Х. Горфункеля, Ф. Кессиди, Т.И. Ойзермана, М.А. Розова, А.Н. Чанышева, давших анализ основных идей и направлений «доклассического» периода развития научной мысли, периода возникновения науки и основных стадий ее исторической эволюции.

Рождение и становление классического типа научной рациональности обстоятельно рассмотрено в работах как отечественных, так и зарубежных исследователей: М.А. Барга, Дж. Бернала, Л.М. Косаревой, Б.Г. Кузнецова, Н.И. Кузнецовой, М.С. Нарского, Н.Ф. Овчинникова, Б. Рассела, П.Д. Шашкевича, сыгравших важную роль в формировании авторской позиции.


Научная новизна диссертации обусловлена как особенностями самого подхода к предмету исследования, так и некоторыми исследовательскими результатами:

- анализ историко-культурных и логических оснований рождения науки классического типа и превращения ее в сферу, определившую формирование и развитие современной цивилизации, осуществлен через призму становления норм и правил научного познания;

- аргументирована неадекватность ценностей классической научной рациональности, основанной на исключении субъективных аспектов из реконструкции научно-познавательного процесса, дихотомии субъекта и объекта, глобальным задачам, стоящим перед человечеством;

- продуктивность науки как способа человеческого познания объяснена с позиций процесса целенаправленного приспособления человека к окружающей действительности посредством совершенствования познавательных процедур;

- постпозитивистский спор о возможности рациональной реконструкции научно-познавательной деятельности рассмотрен с точки зрения сопоставления нормативного и «человекоразмерного» компонентов процесса научного творчества;

- дополнительно обоснована продуктивная и позитивная роль авторитета в научном познании как нормативного фактора и как средства оптимизации научно-познавательной деятельности, сохранения преемственности и передачи научного опыта и знания;

- современная модель эволюционной эпистемологии интерпретирована не только как одна из объяснительных концепций, но и как междисциплинарная интегративная основа для построения обновленной теории познания на базе новейших достижений научных и философских исследований.

С учетом общих теоретических результатов на защиту выносятся следующие основные положения:

1. Наука классического типа была рождена в Новое время усилиями великих философов, заложивших ее основания. Исходным положением ее стал рациональный принцип, то есть вера в могущество человеческого разума. Однако в процессе своей трансформации, происходившей на фоне превращения науки в мощную производительную силу и профессионализации занятий наукой, этот принцип переродился в идею научной рациональности. Рационализм уступил свое место узкому сциентизму, доминирующему в науке до настоящего времени.

2. Нормативность научной рациональности, выраженная в ее принципах и правилах, носит конвенционально-ограничительный, но не жестко императивный характер. Нормы науки, заданные в определенных условиях более трехсот лет назад, потенциально динамичны, что подразумевает возможность их критики, корректировки и пересмотра посредством конструирования новых принципов научного исследования с целью установления их соответствия современным реалиям.

3. Искусственная природа науки как феномена культуры соответствует общему направлению когнитивной эволюции человека, идущего по пути все большей специализации. Человеческое мышление, интерпретируемое как биологическая функция, в процессе эволюции приобрело способность к упорядочиванию, к отбору необходимых для существования и воспроизводства свойств, превратившись в селективную по своей сути функцию познания. Возникновение научного метода познания окружающего мира – закономерный этап эволюции человеческого понимания.

4. Наука представляет собой вид деятельности, ограниченный нормами и правилами, и в этом смысле наука может быть подвергнута рациональному анализу. В то же время она является сферой деятельности людей и их объединений, что, безусловно, определяет ее «человекоразмерный», а, значит, не поддающийся полной рационализации, характер. В связи с этим спор между сторонниками рационалистического направления в философии науки и его оппонентами представляется не имеющим окончательного решения, так как неполнота изначально заложена в каждом из этих подходов.

5. Традиция негативного отношения к авторитету берет свои истоки в философии Нового времени и остается практически общепринятой. Однако авторитет выполняет в науке разнообразные функции, адекватные ее сущности, удовлетворяя в том числе потребность в ее саморегуляции. Авторитет научной элиты может явиться мощной силой, способной утвердить в науке обновленные рациональные принципы, а также обосновать ценность этих принципов в глазах общества.

6. Эволюционные идеи, возникшие и утвердившиеся в биологии, и основанные на них познавательные принципы представляют на сегодняшний день не только научную, но и философскую ценность. В качестве составляющих интегративной метафизической исследовательской программы они могут стать ядром обновленной эпистемологической модели, учитывающей неоднозначную роль науки в современном мире.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Полученные результаты и выводы диссертационного исследования представляют значимость для философского исследования проблем современной науки, места научной рациональности в научно-познавательной деятельности, определения ее сущности, специфических черт, особенностей функционирования и роли в научном познании.

Практическая значимость исследования проблемы нормативности состоит в том, что оно способствует более полному осмыслению глубинных детерминант интеллектуально-познавательной деятельности с позиций ее культурно-исторической организации с целью дальнейшего развития логики и методологии науки в комплексе науковедческих дисциплин.

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении проблемы нормативного характера научного мышления в научно-исследовательской и преподавательской деятельности, в частности, при разработке курсов лекций по философии, концепциям современного естествознания, по проблемам строения и динамики научного знания, развития науки в современном мире.

Апробация исследования.

Положения диссертации были представлены в виде докладов и сообщений на заседаниях кафедры философии и социально-экономических наук, на итоговых научных конференциях Педагогического института СГУ в 2004-2006 гг., а также отражены в пяти публикациях автора.

Ряд положений диссертационного исследования использовался при подготовке и чтении лекций, проведении семинарских занятий по курсам «Философия» и «Концепции современного естествознания» в Педагогическом институте СГУ.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, содержащих по три параграфа. В заключение диссертации представлены основные итоги работы, указано ее теоретическое и практическое значение. Список использованной литературы включает 249 наименований работ отечественных и зарубежных авторов.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, степень ее разработанности, определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, обозначается теоретико-методологическая основа диссертации, формулируются научная новизна исследования и положения, выносимые на защиту, аргументируется теоретическая и практическая значимость исследования, формы апробации основных результатов.

В первой главе «Научная рациональность в контексте идеи нормативности» прослеживается эволюция взглядов на проблему разума, анализируется содержание понятий «рациональность» и «научная рациональность», доказывается отсутствие противоречия между нормативным характером научной рациональности и ее гибкостью и динамичностью.

В первом параграфе «Идеалы познавательной деятельности в исторической ретроспективе: от разума к научной рациональности» на основе философского анализа исторического материала от Античности до второй половины XIX века выявляются истоки науки современного типа, выясняется, как постепенно широкое философское понимание разума уступило свое место узкому сциентизму.

Античность и Средневековье сформулировали принципы, нормы, критерии мышления, которыми неизбежно будет руководствоваться человек, занявший позицию «созерцания», в какую бы эпоху он не жил. Дальнейшее развитие науки предполагало соединение, синтез деятельности с теоретическими идеализированными объектами (замкнутая теоретическая наука) и деятельности по ассимиляции, осмыслению в научной картине мира эмпирического содержания (эмпирическая наука). Этот синтез должен был привести к созданию нового типа научного мышления, способного развивать научное знание на основе теоретической исследовательской программы при условии постоянной обратной связи его с расширяющимся объемом эмпирической информации. Именно такой тип научного познания и появился в Новое время.

Ценностный компонент познавательного процесса сместился с объектов изучения на его результаты: ценность познанию придавало не то, что изучалось, а истинность полученного знания и практическая польза от него. Открытие истины осталось непререкаемой ценностью научного познания, но истины не как цели, а как средства, промежуточного инструмента познания, что обусловило формирование соответствующих норм и правил научной деятельности, ставших составной частью нового типа рациональности. Представляется, что именно переход от понимания истины как цели к истине-средству явился ключевым моментом, оказавшим серьезнейшее влияние на формирование современной науки.

В трудах классиков европейской философии (Ф. Бэкон, Р. Декарт, Б. Спиноза) осуществляется не только поиск объективного «парадигмального» знания, но и рациональных методов, которым в последующих познавательных действиях будет принадлежать всеобщая организующая эвристическая роль. Если получение знания у греков являлось в первую очередь целью, то в Новое время формируется совершенно другой, утилитарный, взгляд на назначение науки – она выступает теперь средством, и именно такой взгляд во многом был унаследован современной цивилизацией.

В эпоху Просвещения, когда началась решительная критика метафизики, была сделана попытка перевести всю систему человеческого знания на язык естественнонаучных понятий, то есть устранить понятие цели вообще, даже из человеческой деятельности. На месте философии нравственности появилась «философия обстоятельств» как проекция механики на науки о человеке.

Далее в исследовании доказывается современность и актуальность идей И. Канта, который увидел в механистическом подходе к человеку угрозу нравственности и свободе и попытался спасти последнюю, разделив сферы теоретического и практического применения разума, то есть науку и нравственность. Исконную сферу разума И. Кант видит в сфере свободы: идея блага, составляющая сущность практического разума, имеет в теоретическом разуме свой аналог в виде принципа целесообразности. Нравственный мир – вот подлинное царство разума, царство целей как вещей в себе, так как там, где разум обретает свою конститутивную функцию, мы выходим за пределы только явлений, и оказываемся в мире свободных разумных существ. Тем самым с конца XVIII века на место дуализма физики и метафизики встает дуализм науки и этики, мира природы и мира свободы, перерастающий в XIX веке в дуализм наук о природе и наук о культуре.

Начиная со второй половины XIX века получает все большее развитие тип научной рефлексии, основанный на формальной логике, что является следствием прогресса науки в целом. С точки зрения позитивизма, философия, в конечном счете, должна быть вытеснена и из своего последнего прибежища – сферы «духа», «теоретического разума», где спекулятивное философствование заменяется специально-научным методологическим анализом.

В связи с вышесказанным развивается тезис, что именно к концу XIX века окончательно сложился классический образ науки, занимающей лидирующее место в культуре нашей эпохи. И именно в это время идея человеческого разума окончательно переродилась в идею научной, а точнее, естественнонаучной, рациональности. На протяжении прошлого века эта тенденция только укреплялась и усиливалась. Научный метод, рожденный естествознанием и признанный универсальной нормой познания, вот уже более ста лет доминирует в духовном мире, формируя нормативно-методологические основы даже дисциплин о человеке и обществе, ведь продуктом науки являются не только знания о мире, но и научный тип рациональности со всеми его атрибутами, в совокупности и составляющими суть этого метода. Ему мы обязаны триумфом техногенной цивилизации, приведшим не только к быстрому развитию экономической и социальной сфер общества, но и вызвавшим глобальный экономический кризис, отчуждение человека от природы, все большую дегуманизацию общества.

Сегодня можно признать существование двух культур, обладающих разными языками, критериями, нормами и ценностями: культуры естествознания с доминантой научного метода, включающего науки о природе, технику, технологию, и культуры гуманитарной, включающей искусство, литературу, науки об обществе и внутреннем мире человека. Сейчас эти культуры не столько дополняют, сколько противостоят друг другу.

Все более становится очевидной необходимость привнесения в сферу самих оснований науки, ее идеалов и норм нравственных, этических и даже эстетических категорий, столь характерных для древних традиций Запада и Востока в опыте единения с природой и космосом. На фоне современных проблем ответ на вопрос, соответствуют ли нормы науки, молчаливо принятые учеными три столетия назад и свято хранимые и передаваемые из поколения в поколение (объективность, беспристрастность), цели духовного и физического выживания человечества, будет отрицательным. Наблюдается настоятельная нужда в формировании, с учетом знаний современной науки, нового типа рациональности, основанного на широком понимании разума, целостного видения мира, нового осмысления единства природы, человека и общества на основе синтеза накопленной веками мудрости, гуманитарных и естественных наук.

Во втором параграфе «Рациональность в структуре философского анализа науки» на основе работ отечественных и зарубежных исследователей выявляется принципиальная проблематичность рациональной реконструкции развития науки в связи с включенностью в структуру науки, научного познания субъективных, человекоразмерных и социально обусловленных элементов, констатируется гибкий и рекомендательный характер норм и правил, выполняющих в научно-познавательной деятельности регулятивные функции, отмечается, что в нормативном плане процесс осмысления роли субъекта, его участия в научном познании далеко не закончен и в наши дни.

В параграфе рассматривается содержание понятий «рациональность» и «научная рациональность». Оказывается, что содержание этих понятий далеко не самоочевидно, его уяснение требует самого серьезного критико-рефлексивного анализа, опирающегося на историю науки и культуры в целом, рассмотрения соотношения и взаимодействия различных форм духовного, духовно-практического и практического освоения действительности.

По ходу исследования становится все более ясно, что общепринятого определения просто не может быть. Можно ограничиться пониманием научной рациональности как специфической характеристики исследовательских действий, которые могут быть признаны рациональными или нерациональными уже по своим результатам. Но даже в этом случае оценка будет зависеть от того, какие критерии и стандарты будут взяты за основу. А затем с неизбежностью возникнет вопрос о рациональности самих этих стандартов и критериев, в том числе исходя и из социокультурного контекста.

Кроме того, если субъект познавательной деятельности не может в реальной научно-познавательной практике опираться на четкие и исчерпывающие представления об идеальной логико-нормативной структуре знания, то не может быть и особых оснований предполагать, что такая структура воплощена в результатах его деятельности, даже если эти результаты считаются в науке общепризнанными достижениями. Более того, есть основания предполагать, что «общепринятость» в науке – явление социально и культурно относительное, конвенциональне, и что «нормой» в науке выступает скорее вариативность, нежели идея оптимальности какой бы то ни было логической структуры знания.

Ставится вопрос о том, как научное сообщество определяет свой выбор, приходит к единому мнению. Высказывается тезис о том, что единство взглядов членов научного сообщества достигается здесь отнюдь не только путем интеллектуального убеждения. Такие объединения как научная школа, направление, дисциплина способствуют приобщению исследователя не только к тому или иному господствующему взгляду, но и к собственной системе научных норм и ценностей, «воспитывают» его с помощью интериоризации им некоторого образца. Видимо, такие образцы и являются элементами, а может быть, и создают в своей совокупности образования, именуемые «парадигмы», «дисциплинарные матрицы» и пр., причем ориентации на них ученых полностью не рационализируемы, особенно моменты возникновения, выбора этих ориентаций.

Подводя некоторые итоги, автор утверждает, что наука является цитаделью рациональности только в своих результатах и только в принципе. Другими словами, рациональность присуща науке не столько в ее статике, сколько в ее динамике. Поэтому, развиваясь, наука как процесс формирует для себя новые формы рациональности. На самом деле, рациональность есть имманентно присущее научной деятельности культурно-историческое образование, а деятельность, претендующая на статус рациональной, должна соответствовать некоторым требованиям и с позиции науки, и с точки зрения самой рациональности, и, наконец, с точки зрения здравого смысла в его социокультурной составляющей.

В заключение обосновывается тезис об ошибочности господствующего мнения о том, что неклассическая наука вернула познающему субъекту надлежащий статус. Благодаря достижениям квантовой механики первой половины ХХ века в науку «вернулся» физический субъект познания, но не человек. Психологические, мотивационные, аксиологические и другие носящие личностный характер человекоразмерные аспекты многими исследователями либо традиционно игнорируются, либо сознательно элиминируются из серьезного рассмотрения. Классический идеал беспристрастного ученого, созданный еще Ф. Бэконом, до сих пор ретранслируется, а потому господствует, часто заменяя собой реальный образ ученого-человека.

Современная сложная задача – вернуть в научное исследование подлинного человека не с его антропометрическими количественными параметрами, а со всем богатством его уникальных качественных свойств – наличием воли и желаний, мотивов и привычек, ценностей и целей, ошибок и озарений, и многого другого, присущего только человеку, в том числе человеку-ученому.

В третьем параграфе «Нормативный характер научной рациональности и ее динамика» детально анализируются упомянутые в предыдущем разделе подходы к определению сущности рациональности: «целерациональный», «деятельностный» и «релятивистский», констатируется, что ни один из них не может считаться исчерпывающим, в полной мере объясняющим сложный и многогранный феномен научного творчества, отмечается, что традиции и новации в науке не противостоят друг другу, а составляют диалектическое единство, обеспечивая ее поступательное развитие, на примере научной революции рубежа XIX-ХХ веков доказывается потенциально динамичный характер научной рациональности, способность норм науки к изменению, эволюции.

В диссертации подвергается анализу философский спор между сторонниками критериального подхода (концепции «демаркации») и его противниками, рассматривающими научную деятельность как процесс творческий и предлагающим поставить во главу угла субъективные, социокультурные, исторические факторы. По сути, это и есть спор абсолютистов и релятивистов.

В работе отстаивается тезис, что этот спор на самом деле не имеет смысла. С одной стороны, наука представляет собой вид деятельности, ограниченный нормами и правилами, и в этом смысле она может быть подвергнута рациональному анализу, потому мы можем наблюдать внутри нее определенные закономерности. В то же время она является сферой деятельности людей и их объединений, что, безусловно, определяет ее «человекоразмерный», а, значит, не поддающийся полной рационализации, характер. Неполнота изначально заложена в любом из этих подходов, и даже синтез различных концепций не даст положительного результата.

В диссертационном исследовании отстаивается позиция, согласно которой научная рациональность, выступающая как система норм, идеалов, эталонов эвристической деятельности ученого, универсально регулирует научный поиск, направляет его к истине, новому знанию, и именно в этой направляющей функции – ее ценность. Такая оценка рациональности, констатирующая ее роль в повышении результативности научной деятельности, но ни в коем случае не ведущая к абсолютизации составляющих ее основу рациональностных норм, стандартов и регулятивов, и будет наиболее адекватной.

Далее отстаивается мысль о том, что наука устроена так, что в ней обычное противостояние традиционного и нового не разрушительно, а, напротив, продуктивно. Видимое противоречие научной традиции как явления по определению консервативного и новых элементов знания как явления прогрессивного разрешается, если учесть, что все новое всегда имеет свои основания, а основания эти находятся внутри самой традиции. Нередко новации рождаются именно из позитивной критики традиции, и никакого противоречия здесь нет, иначе новации в науке вообще были бы невозможны или, по крайней мере, затруднены настолько, что наука никогда не добилась бы своих успехов, а, значит, и того статуса, который она себе завоевала благодаря этой успешности.

В заключение делается вывод о том, что критерии научной рациональности, как и критерии научности знания, не носят абсолютно универсального характера. В противном случае это привело бы науку к вечному повторению пройденного, а, следовательно, невозможности развития. Научное знание, познание имеют динамическую природу, постоянно развиваются и генетически изменяются, изменяя и критерии научности познавательной деятельности, научной рациональности, истинности полученного ранее, получаемого или предполагаемого к получению научного знания.

Во второй главе «Нормы науки и идеи эволюционизма» делается вывод о проблематичности четкого формулирования универсальных норм и стандартов, которые были бы приложимы ко всей науке в целом, а их динамика проистекает из включенности науки в общий эволюционный процесс. Авторитет в науке характеризуется как феномен, соответствующий самой ее природе и выполняющий ряд важных функций в структуре научно-познавательной деятельности. Подчеркивается эвристическая ценность эволюционных идей в приложении их к эпистемологическим исследованиям, их адекватность целям построения обновленной интегративной эпистемологической парадигмы.

В первом параграфе «Идеалы и нормы в структуре науки» указанные феномены анализируются как часть особого блока знаний, а, именно, оснований самого научного знания, прогресс которого на самом деле непрерывен и вписывается в общий эволюционный процесс, а научные революции в свете такого подхода представляются лишь внешним, «политическим», проявлением этого процесса.

В работе дается разграничение терминов «идеал» и «норма», хотя в соответствующей литературе они, в основном, употребляются совместно. Использование их в качестве синонимов далеко не всегда оправдано.

В каждой научной дисциплине можно обнаружить многообразие различных форм знания. Все они организованы в целостность благодаря основаниям, на которые они опираются. Основания определяют стратегию научного поиска и опосредуют включение его результатов в культуру соответствующей исторической эпохи. Именно в процессе формирования, перестройки и функционирования оснований науки наиболее отчетливо прослеживаются социокультурная размерность научного познания.

Утверждение новых оснований науки может занять достаточно длительный период, когда старые и новые основания сосуществуют и конкурируют между собой. Этот процесс был описан Т. Куном как конкуренция парадигм, а И. Лакатосом как соперничество научно-исследовательских программ.

У нас в стране глубокое изучение функционирования нормативных элементов в науке связано, прежде всего, с усилиями философов минской школы, пришедших к выводу, что нормы следует понимать как исторически конкретную, сложно дифференцированную систему взаимосвязанных нормативных установлений различной степени общности и различного уровня. Причем, эта система не постоянна, а находится в постоянном движении, изменяется и модифицируется.

Далее в работе доказывается бессмысленность абсолютизации научных норм. Доказательство строится на анализе нравственных идеалов и моральных норм научного сообщества, предпринятом Р. Мертоном. Выясняется, что любая попытка четкой экспликации хотя бы какой-то малой составляющей нормативного аппарата обречена на жестокую критику, на обвинения в неполноте, неточности, неверном отражении реальной научной жизни и прочих недостатках.

Дальнейшее изучение системы норм науки показало, что она объединена со многими реальными компонентами действительного научно-исследовательского процесса – с самим исследованием, с общением ученых, с возникновением и функционированием научных учреждений. Потому обращение только к когнитивному или только к социологическому аспекту функционирования идеалов и норм, их смены и противоборства в процессе развития науки не даст результата: требуется сочетание обоих подходов. Примером такого единения внутренних и внешних факторов научной динамики могут служить так называемые «научные революции», когда проблема нормативных структур обостряется. В этой ситуации часто приходится видоизменять прежние нормативы, регулирующие поиск, а иногда и отказываться от них совсем. Именно историческая изменчивость идеалов и норм, необходимость вырабатывать новые регулятивы исследования порождает потребность в их осмыслении и рациональной экспликации.

В отличие от норм, «переключение» идеалов происходит гораздо медленнее; они могут сосуществовать параллельно, и статус их может сохраняться весьма продолжительное время. В связи с изложенным выдвигается тезис о том, что классический тип рациональности отнюдь не сменился неклассическим, как это принято полагать. Более того, можно утверждать, что он продолжает оставаться господствующим. Классический и неклассический типы рациональности сосуществуют, и весьма успешно. Впечатления катастрофизма, наблюдаемого в первой половине прошлого века, теперь нет, отчасти из-за того, что постепенно пришло понимание границ применимости методов классической и неклассической науки, «мирного» разделения сфер влияния. Можно предположить, что эти сферы влияния разделены не только по чисто научным аспектам и критериям; во многом это разделение и его темпы зависели от экономических мотивов и социальных факторов.

Во втором параграфе «Нормативная функция авторитета в научном познании» констатируется важнейшая роль авторитета в науке как неформального фактора передачи этих оснований, обеспечивающего преемственность ее развития.

Речь идет о роли и влиянии на научно-познавательный процесс такого противоречивого феномена, как авторитет. Это явление обычно относят к субъективным проявлениям в научно-познавательной деятельности, что в большинстве случаев приводит, благодаря господствующей до сих пор в философии установке, к его элиминации из философского рассмотрения.

Предлагается взглянуть на проблему авторитета в науке с позиций вопроса ее саморегуляции и тем самым дополнительно обосновать его необходимый характер в структуре научного познания. Как выясняется, авторитет способствует продуктивности научного метода и росту научного знания как инструмент его накопления, ретрансляции, преемственности, сохранения научной традиции. Представляется интересным также проанализировать авторитет как явление с точки зрения его нормативной ценности в процессе научного познания. Отмечается, что изучение авторитета в структуре научного познания не представляется возможным без обращения к социокультурным и человекоразмерным детерминантам деятельности ученых.

Нормативный отбор в науке – это далеко не всегда только когнитивный процесс. Его осуществляют люди, а вот кто, как, по каким критериям выдерживает отбор и становится «судьей», – эти и подобные вопросы без обращения к авторитету едва ли разрешимы. Они не представлялись бы столь проблематичными, если бы развитие науки выработало универсальные и однозначные критерии, нормы и принципы научного отбора и понимания, которые в случае необходимости можно было объективно применить. Но как отмечалось ранее, на современном этапе не существует более или менее достаточных оснований, чтобы верить в существование подобных универсальных критериев, а напротив, есть веские основания полагать, что критерии интеллектуального отбора подвержены изменчивости, эволюции.

В работе дается и обосновывается разделение авторитета на внешний (подсознательный, основанный на вере, возникающий извне, из чужих, некритически раз­деляемых мнений) и внутренний (критически осознанный и принятый благодаря хорошо обоснован­ным аргументам, возникающий внутри соз­нания в качестве результата умственной работы и в некотором смысле вы­страданного убеждения). В процессе познания и, особенно, обучения авторитет несет в себе глубоко нормативную по своему характеру функцию. С помощью авторитетных структур знания вся совокупность накоплен­ных человечеством знаний связывается в единую цепь, обеспечивающую их преемственность и генезис. В познавательной деятельности схе­мы авторитарности нельзя назвать однозначно тормозящими раз­витие. Напротив, зачастую в обучении они оказываются наиболее эффектив­ными, а иногда и необходимыми.

С помощью сопоставления различных точек зрения делается вывод о том, что авторитет в науке универсален, может быть присущ и конкретному научному лидеру, научной школе, и какой-либо теории, парадигме, научно-исследовательской программе.

В проекции на проблему соотношения традиций и новаций в науке роль авторитета определяется так: для закрепления новации в качестве традиции она и должна обрести тот осознанный, рациональный, внутренне аргументированный и обоснованный авторитет, о котором шла речь выше. Именно он гарантирует устойчивость новой тради­ции, придает ей парадигмальный характер, наделяет ее нормативной функцией, сплачивает вокруг нее привер­женцев и обеспечивает в конечном итоге ее продуктивность.

Далее рассматриваются дисциплинарный и профессиональный аспекты функционирования авторитета в науке. В плане поднимаемых вопросов автор разделяет философскую позицию Ст. Тулмина, считающего «авторитет» ключевым понятием для понимания идущих внутри науки и научного сообщества процессов, называющего власть и влияние единственной общедоступной для людей науки валютой и переносящего акцент на социальные, политические и экономические аспекты внутринаучного взаимодействия, а также на разностороннюю связь науки с обществом.

В работе анализируются различные проявления борьбы ученых внутри науки, своей дисциплины, профессии (научные публикации, карьера, система поощрения, стандартные тексты и т.д.), а также мотивы, движущие ими при этом.

Парадоксальным образом конкуренция внутри науки, в том числе за авторитет, не ведет ее к саморазрушению. Напротив, возникающие в результате этого соперничества конфликты обеспечивают новые стимулы для прогрессивных изменений в профессиональной сфере, а отдельные ученые и научные институты, преследуя свои собственные интересы, в то же время объективно содействуют развитию своих дисциплин. В этом смысле наука как система организована чрезвычайно разумно. Разрушительные для другой сферы процессы борьбы за выживание и воспроизводство в науке работают на ее самосохранение и дальнейшее развитие.

Наука, как и всякая сложная система, с необходимостью предполагает наличие феномена власти в структуре своей саморегуляции, а также системы норм (законов, стандартов, принципов), обеспечивающих эту саморегуляцию. Но в силу творческой сущности науки не всякая форма власти имманентно присуща ей, а только та, которая, благодаря своим сущностным характеристикам, определяет широкую амплитуду для научно-познавательной деятельности. Подобными характеристиками обладает авторитет (общепризнанность, компетентность, неформальность, добровольность, взаимное доверие, доступность критике), что и обусловливает его в качестве адекватной науке формы власти.

В третьем параграфе «Нормативные основания научного познания в свете эволюционистской парадигмы» анализируются и характеризуются различные эволюционно-эпистемологические концепции развития науки в проекции на возможность построения обновленной интегративной эпистемологической модели.

Нормативность процесса познания понимается автором как особенность самого этого процесса, который определяется не только непосредственной связью человека с окружающим миром, но и опосредованными генетическими, врожденными, наследственными, длительными в пространстве и времени социокультурными связями, оказывающими существенное влияние на этот процесс, во многом формирующими его.

Проблема нормативности (дихотомии конвенционального и априорного) как одной из сторон познавательного процесса в неявной и явной формах имела место на всех этапах становления и развития эпистемологии. В возникшей в прошлом веке синтетической теории эволюции врожденные когнитивные, познавательные способности человека рассматриваются не только как некий фенотипический признак, подверженный действию механизмов естественного отбора, но и как формирующий этот признак процесс.

С этой точки зрения, любые живые существа снабжены системой врожденных, априорных когнитивных структур. Человеческое сознание также рассматривается как «познавательный орган», изначально содержащий «врожденные идеи», априорные когнитивные структуры, определяющие правила мышления. Сама жизнь, с позиций эволюционной эпистемологии, рассматривается как познавательный процесс, а ее возникновение совпадает с формированием структур, которым присуща способность получать и накапливать информацию. В силу этого модель эволюции и самоорганизации сложных систем возможно и необходимо применять к познавательной деятельности человека, а познание рассматривать не только как процесс постепенного расширения и углубления наших знаний, а как эволюцию когнитивной системы человека.

В связи с изложенным выше, вопрос об истоках нормативности научного метода представляется одним из ключевых. Направление исследований в этой области достаточно четко определено в трудах видных представителей эволюционно-эпистемологического направления Д. Кэмпбелла, К. Поппера и Ст. Тулмина. Применительно к данной работе поставленные ими вопросы можно сформулировать так: Откуда, как и благодаря чему появились нормы науки и правила, определяющие развитие науки? Как и благодаря чему они завоевывают позиции, усваиваются, интериоризируются учеными? В чем причины их необычайной устойчивости и каким образом, в таком случае, возможно их изменение? Как происходит это изменение: эволюционно или скачкообразно?...

Одной из основных трудностей эволюционной эпистемологии автор считает проблему объяснения единства двух противоположных по своей направленности процессов: наследственности и изменчивости, постоянства признаков и их мутаций, «упорства» и «пролиферации», сохранения старого и появления нового.

Как одна из попыток рациональной реконструкции развития науки в работе детально анализируется метод проб и ошибок (предположений и опровержений), предложенный К. Поппером в качестве универсального методологического принципа, определяющего развитие науки, а также приводятся мнения противников такого подхода (Н. Решер, М., Вартофский). Автором делается вывод о неадекватности концепции К. Поппера реальному положению дел в науке и принципиальной невозможности на ее основе рациональной реконструкции научно-познавательного процесса. Эта неполнота определяется селективной сущностью любой осознанной познавательной деятельности (в работе особо отмечается значимость селекции как основного принципа, пронизывающего все сферы научного познания).

Независимо от того, заложены ли были правила мышления генетически или приобретены в процессе эволюции, ясно, что на каком-то этапе человек «научился» не просто наследовать их и «случайно» улучшать, а улучшать сознательно, изобретать, и это – одно из проявлений экзосоматической эволюции. Естественность, присущая биологической эволюции, из познавательного процесса все более вытесняется, а наука – его логичный этап. Именно в науке нашла свое воплощение идея Э. Маха об «экономии мышления» как адаптивной, биологической форме принципа наименьшего действия в качестве успешной познавательной стратегии. Дальнейшее развитие этой формы деятельности идет по пути усиления селективных тенденций, одно из проявлений чего – все более специальный и прикладной характер исследований.

Поиск истины как основополагающий принцип научной рациональности перестал действовать. Зато продолжают действовать «дарвиновские» принципы выживаемости и воспроизводства, причем в самом широком контексте. Критерии рациональности, в том числе ее научной разновидности, также тесно связаны с этими принципами и требуют нового осмысления с использованием всего имеющегося арсенала многообразных знаний о природе и о человеке.

В заключение параграфа автор диссертации отмечает современность, перспективность и потенциальную плодотворность исследовательской программы, предложенной Ст. Тулмином и направленной на понимание эволюции человеческого познания, а также подчеркивает общую эвристическую ценность эволюционных идей в приложении их к эпистемологическим исследованиям в целях построения интегративной эпистемологической парадигмы.

В Заключении подводятся общие итоги диссертации и намечаются перспективы дальнейших изысканий по теме.

Основные результаты исследования, положения и выводы, содержащиеся в работе, отражены в следующих научных публикациях автора:

1. Гуторович В.Н. Авторитет в науке: профессиональный аспект // Духовная сфера деятельности человека. Саратов: «Сигма-плюс», 2001. Вып. 5. С. 75-84.
   
2. Гуторович В.Н. Интуиция в процессе научного познания // Философия и образование: интеллектуальные традиции и новации. Саратов: «Научная книга», 2006. Вып. 5. С. 141-147.
   
3. Гуторович В.Н. Истоки авторитета: коллективная воля и сознание индивида // Духовная сфера деятельности человека. Саратов: Изд-во ПИ СГУ, 2000. Вып. 4. С. 43-48.
   
4. Гуторович В.Н. О некоторых проявлениях авторитарности в познавательной деятельности // Философия и образование: интеллектуальные традиции и новации. Саратов: «Научная книга», 2005. Вып. 4. С. 5-10.
   
5. Гуторович В.Н. Человеческое познание: от биологической эволюции к культурно-исторической // Вестник Саратовского госагроуниверситета, 2006. № 5. Вып. 2. С. 111-114.