Книга вторая посвящение королю

Вид материала

Книга

Содержание О вселенной по мифу о пане О войне по мифу о персее О страсти по мифу о дионисе Луций Септимий Север Луций Юний Брут

Подобный материал:

• Ал. Панов школа сновидений книга вторая, 799.92kb.
• Сценарий праздника "Посвящение в читатели" (2-й класс), 46.76kb.
• Книга первая, 3542.65kb.
• Положение о проведении Открытого музыкального конкурса «Посвящение родному городу, 35.19kb.
• Самый первый литературный праздник «Прощание с Букварём» или «Посвящение в читатели», 95.4kb.
• Книга С. Горина и С. Огурцова о соблазнении. Посвящение, 10516.67kb.
• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Горчичное зерно, 6034.29kb.
• Книга тома «Русская литература», 52.38kb.
• Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.03kb.

КНИГА ВТОРАЯ

ПОСВЯЩЕНИЕ КОРОЛЮ

Кажется вполне естественным, великий государь, хотя нередко случается и иначе, что те, кто обладает много­численным потомством и как бы видит в нем свое бес­смертие, больше остальных смертных озабочены будущим, прекрасно понимая, что именно тогда придется жить их столь горячо любимым детям. Королева Елизавета, не вступив в брак, была в этом мире скорее гостьей, чем жительницей, но и она явилась украшением и славой своего времени. Но Вашему Величеству господь бог по милости своей даровал много детей, поистине достойных увековечить Вас, а Ваш цветущий возраст и счастливое супружество обещают еще более многочисленное потом­ство, и поэтому Вам во всех отношениях подобает не только нести свет своему веку, что Вы и делаете, но и распространить свои заботы на то, что достойно всеобщей памяти и на что взирает сама вечность. А здесь (если только не обманывает меня мое пристрастие к науке) нет ничего более достойного и благородного, чем подарить миру важные и плодотворные открытия в различных науках. Доколе, наконец, мы будем видеть в лице немно­гих избранных писателей что-то вроде геркулесовых стол­бов, дальше которых мы якобы не имеем права продви­нуться в науке, в то время как Вы, Ваше Величество, служите нам сверкающей путеводной звездой, указываю­щей счастливый путь в нашем плавании?

Но вернемся к делу. Подумаем внимательно и поста­раемся понять, что сделали государи и другие правители для развития науки и что они упустили. Мы скажем об этом коротко и отчетливо, в словах энергичных и смелых нигде не отступая от правды, ничего не преувеличивая. Итак, скажем о том, с чем согласится, пожалуй, каждый: осуществлению всех самых великих и трудных деяний способствует достойное вознаграждение, разумные и об­думанные планы, а также объединение усилий; первое из этих условий стимулирует начинания, второе — помо­гает устранить неясности и ошибки, третье — возмещает слабость человеческой природы. Но среди этих трех усло­вий первое место по праву принадлежит разумным и обдуманным планам, т. е. тому, чтó призвано показать и начертать правильный и удобный путь к намеченной цели. Как говорится: «Хромой, идущий по дороге, может обогнать бегуна, бегущего по бездорожью». Весьма подхо­дит к данному случаю и изречение Соломона: «Если при­тупится меч, нужно применить большую силу, но сильнее всего — мудрость» ¹ Этими словами он дает понять, что разумный выбор средства скорее приведет к намеченной цели, чем напряжение и сосредоточение силы. И это за­ставляет меня сказать следующее (не затрагивая ни в коей мере заслуг тех, кто так или иначе оказывал по­мощь науке): по моему глубокому убеждению большин­ство действий и предприятий правителей осуществлялось скорее ради прославления и увековечения их собственного имени, чем ради развития и успеха самих наук, и все это скорее увеличивало число ученых, чем приносило какой-либо успех самим наукам.

Деятельность же и усилия, способствующие развитию науки, касаются трех объектов: научных учреждений, книг и самих ученых. Ведь подобно тому как вода, обра­зующаяся из небесной росы или бьющая из источников, легко может испариться и исчезнуть, если не собрать ее в какие-то водохранилища, где она, соединяясь и скоп­ляясь в одном месте, могла бы сохраняться и сама под­держивать свое существование (а для этого человеческая изобретательность придумала водопроводы, цистерны, пруды, украсив их к тому же различными украшениями, которые в такой же мере способствуют великолепию и достоинству этих сооружений, в какой являются одно­временно полезными и необходимыми), так же и эта драгоценнейшая влага знания, проистекает ли она из бо­жественного вдохновения или возникает из чувственных восприятий, очень скоро целиком погибла бы и исчезла, если бы ее не сохраняли в книгах, преподавании, беседах и главным образом в определенных местах, предназна­ченных для этого, — в академиях, коллегиях, школах, где науки получают как бы постоянное местожительство и сверх того возможности и средства для своего роста и укрепления.

Что касается деятельности, относящейся к развитию научных учреждений, то ее можно разделить на четыре рода: строительство зданий, выделение денежных средств, предоставление привилегии, утверждение уставов и поло­жений — все это должно прежде всего содействовать до­стижению необходимого покоя и освободить ученых от посторонних забот и неприятностей. Это как раз то, чего требует Вергилий, говоря об устройстве пчелиных ульев для добычи меда:

Прежде всего выбирай для пчел жилище и место,
Что недоступно ветрам... ²

Что касается книг, то здесь возможны два рода дея­тельности: во-первых, основание библиотек, в которых хранятся книги, как в усыпальницах хранятся мощи древних святых, обладающие чудодейственной силой; во-вторых, новые издания авторов, исправленные, в более точных переводах, с более полезными комментариями, с более точными примечаниями.

Что же касается тех мер, которые имеют в виду в отношении самих ученых, то, не говоря уже о возвы­шении и продвижении их, нужно указать на следующие две задачи: а) вознаграждение и поощрение преподавате­лей дисциплин уже известных и открытых, б) вознаграж­дение и поощрение исследователей в тех областях науки, которые до сих пор остаются еще недостаточно разра­ботаны и исследованы.

Таков в общем характер деятельности, в которой про­явились заслуги знаменитых правителей и других выдаю­щихся людей перед наукой. Когда же я стал думать о том, как бы упомянуть каждого, кто принес большую пользу науке, мне вспомнились известные соображения Цице­рона, побудившие его после возвращения из изгнания поблагодарить всех вкупе: «Трудно не пропустить кого-нибудь, неблагодарно пропустить кого-то» ³ Лучше, по совету Писания, взглянуть на тот участок пути, который нам еще предстоит пройти, чем оглядываться назад на то, что мы уже оставили за спиной.

Прежде всего меня удивляет, что во всей Европе среди такого числа великолепно организованных колледжей нет ни одного, где бы изучались свободно все науки в их совокупности, и все эти колледжи предназначены для обучения лишь каким-то определенным профессиям. Ко­нечно, тот, кто считает, что целью всякой науки является ее практическая полезность, безусловно, прав. Но в то же время, рассуждая таким образом, легко впасть в ту са­мую ошибку, о которой говорит древняя басня, рассказы­вающая о том, как остальные члены тела вступили в тяжбу с желудком за то, что он не приводит в движение тело, подобно суставам, и не вырабатывает ощущения, подобно голове, а между тем этот желудок, переварив полученную пищу, распределял ее по всему телу. Совер­шенно так же тот, кто в философии и в изучении общих законов видит пустое и бессмысленное занятие, не заме­чает. что именно от них поступают жизненные соки и силы во все отдельные профессии и искусства. По край­ней мере я убежден, что это обстоятельство явилось отнюдь не последней причиной, задерживающей до сих пор прогресс науки, ибо этими основополагающими науками занимались лишь мимоходом и не пытались глубже проникнуть в них. Ведь если хотят, чтобы дерево было плодоноснее обычного, то не имеет смысла заботиться о ветвях, нужно вскопать землю вокруг корней и переме­стить поближе лучшую землю — иначе ничего не полу­чится. Не следует обходить молчанием и тот факт, что такого рода ограничение деятельности колледжей и науч­ных обществ лишь определенным кругом профессиональ­ных знаний не только мешало развитию науки, но даже нанесло ущерб королевствам и республикам. Ведь именно в этом причина того, что правители, собираясь назначить министров, способных заняться государственными делами, обнаруживают вокруг себя удивительную нехватку такого рода людей. Дело в том, что ни в одном колледже не Дается общего образования, необходимого для государ­ственной деятельности, нет колледжа, где бы люди, самой природой предназначенные к такой деятельности, могли бы изучать прежде всего (помимо остальных наук) исто­рию, новые языки, политические книги и трактаты для того. чтобы приступить к государственной службе более подготовленными и образованными.

Поскольку же наставники колледжей «насаждают» а профессора «орошают», мне теперь следует сказать о недостатках в общественном образовании. Я, безусловно, самым резким образом осуждаю скудность оплаты (особенно у нас) преподавателей как общих, так и специальных дисциплин. Ведь прогресс науки требует прежде всего, чтобы преподаватели каждой дисциплины выбирались из самых лучших и образованных специалистов в этой области, поскольку их труд не предназначен для удовлетворения преходящих нужд, но должен обеспечить развитие науки в веках. Но это можно осуществить только в том случае, если будут обеспечены такое вознаграждение и такие условия, которыми может быть вполне удовлетворен любой, самый выдающийся в своей области специалист, так что ему будет нетрудно постоянно заниматься преподаванием и незачем будет думать о практической деятельности. Для того чтобы процветали науки, нужно придерживаться военного закона Давида: «Чтобы доставалась равная часть идущему в битву и остающемуся в обозе» ⁴, ибо иначе обоз будет плохо охраняться. Так и преподаватели для науки оказываются, так сказать, хранителями и стражами всех ее достижений, дающих возможность вести бой на поле науки и знания. А поэтому вполне справедливо требование, чтобы их оплата равнялась заработку тех же специалистов, занимающихся практической деятельностью. Если же пастырям наук не установить достаточно крупного и щедрого вознаграждения, то произойдет то, о чем можно сказать словами Bepгилия:

И чтобы голод отцов не сказался на хилом потомстве ⁵.

А теперь я укажу на другой недостаток, где на помощь придется, пожалуй, призвать какого-нибудь алхимика, ибо именно они настойчиво советуют исследователям продать книги, построить печи, оставить Минерву и Муз как бесплодных девственниц и посвятить себя служению Вулкану. Действительно, нужно признать, что в некоторых науках (особенно в естественной философии и медицине) как для более глубокого их изучения, так и для практического применения следует искать помощи не в одних только книгах. В этой области вообще никогда не прекращались субсидии со стороны щедрых людей ведь мы видим, что приобретаются и используются для занятий не только книги, но и сферы, глобусы, астроля­бии. карты и тому подобные предметы, необходимые в астрономии и космографии. Мы знаем также, что некото­рые колледжи, занимающиеся медициной, имеют сады для наблюдений и изучения всякого рода растений и что вполне хватает трупов для анатомических исследований. Но ведь все это мелочи. Вообще же следует твердо помнить, что едва ли возможен значительный прогресс в раскрытии глубоких тайн природы, если не будут пре­доставлены достаточные средства на эксперименты, будь то работы Вулкана или Дедала (т. е. требующие печей или машин) или эксперименты какого-нибудь другого рода. И поэтому если королевским секретарям и эмисса­рам разрешается представлять счета и получать компен­сацию за средства, потраченные на обнаружение загово­ров и раскрытие государственных тайн, то точно таким же образом следует компенсировать расходы исследователей и разведчиков природы, потому что в противном случае мы никогда не узнаем о великом множестве вещей, до­стойных нашего познания. Ведь если Александр предоста­вил Аристотелю огромные деньги, на которые тот смог нанять охотников, птицеловов, рыбаков и прочих, с тем чтобы приступить к написанию истории животных, обла­дая возможно бóльшим числом фактов, то, конечно же, еще большего заслуживают те, кто не бродит по ущельям и лесам, по прокладывает себе путь в лабиринтах науки.

Нам нужно рассмотреть еще один недостаток, имею­щий большое значение: речь идет о том, что ректоры университетов не обращают внимания на организацию преподавания, а государи и другие высшие особы не посе­щают учебных заведений, с тем чтобы внимательно рассмотреть и решить, полезно ли сохранять чтения, дис­путы и другие формы схоластических упражнений, воз­никшие еще в древности и сохранившиеся до нашего вре­мени. или же следует отказаться от них и заменить их другими, лучшими формами. Ведь среди мудрейших по­становлений Вашего Величества мы находим следующее: «По поводу любого обычая или примера следует иметь в виду время, когда этот обычай впервые возник, и если в это время царили смуты или невежество, то это прежде всего лишает его всякого значения и делает подозритель­ным». Поскольку университетские традиции в большин­стве случаев ведут свое происхождение от времен гораздо более невежественных и темных, чем наш век, тем больше оснований подвергнуть их пересмотру. Я покажу это на одном или двух примерах, взятых из областей наиболее знакомых и распространенных. Вошло в обычаи (хотя, как мне кажется, совершенно напрасно) как можно раньше заставлять учащихся изучать логику и рито­рику — науки, несомненно подходящие взрослым людям, а не детям и юношам. Ведь эти две науки, если правильно оценивать вещи, принадлежат к числу труднейших наук; это науки наук, потому что одна из них изучает сужде­ния, а другая — средства их изложения; они дают правила и нормы того, как следует располагать и излагать мате­риал. Поэтому добиваться, чтобы неопытные и неразвитые умы (которые еще не приобрели даже того, что Цицерон называл «материалом» и «запасом» (supellex) ⁶, т. е. фак­тическими знаниями) начали свое развитие с этих наук, равносильно желанию научиться взвешивать, измерять и укрощать ветер; и, конечно, такое стремление может при­вести только к полной утрате этими науками их подлин­ного значения и возможностей (в действительности боль­ших и достаточно широких) и вырождению первой из них в ребяческую софистику, а второй — в смешную дек­ламацию или в лучшем случае к потере ими значительной части своего авторитета. Кроме того, поспешное и прежде­временное изучение этих наук неизбежно приводит к весьма тощему и схематичному их изложению и та­кого же рода преподаванию, приспособленному, есте­ственно, к возможностям детского восприятия. Приведу другой пример. Речь идет о недостатке, уже давно укоре­нившемся в наших университетах и выражающемся в чрезвычайно вредном разрыве между упражнениями, тре­бующими запоминания, и упражнениями, предназначен­ными для того, чтобы развить творческие способности учащегося. Ведь большинство речей, сочиняемых при изучении риторики, либо вообще бывают подготовлены заранее, так что произносятся уже в готовых выражениях, и здесь уже не остается места для изобретательности и находчивости, либо, наоборот, эти речи всецело представ­ляют собой экспромты и не дают никакой возможности для развития памяти. А между тем в обычной жизни, в ораторской практике, редко можно встретить потребность только в одном из этих видов красноречия, чаще прихо­дится пользоваться обоими одновременно, т. е. необходимы и предварительные заметки, и способность к импровиза­ции. Поэтому такого рода упражнения совершенно не отвечают потребностям практики и не соответствуют истинному представлению о жизни. В своих упражнениях следует постоянно стремиться к тому, чтобы все (на­сколько это возможно) максимально соответствовало тому, что происходит в реальной жизни, а иначе такого рода деятельность будет не развивать способности человече­ского ума, а лишь портить их и направлять по ложному пути. Истинность этих слов легко обнаруживается в тот момент, когда окончившие учебные заведения приступают к своей профессиональной деятельности либо принимаются за исполнение какой-нибудь иной гражданской обязан­ности. Тут-то они сами очень скоро обнаруживают в себе тот недостаток, о котором мы говорили, но еще быстрее замечают его у них окружающие. Впрочем, мне бы хоте­лось завершить эту часть моего рассуждения об улучше­нии организации преподавания известными словами Цезаря, заключающими его письмо к Оппию и Бальбу: «Мне приходит кое-что в голову относительно того, как это сделать, но многое еще можно придумать, и я прошу вас самих подумать об этом» ⁷.

Есть еще одно, несколько более важное обстоятель­ство, на которое я хотел бы обратить внимание. Ведь если успешное развитие науки в немалой степени зависит от разумной организации отдельных университетов и пра­вильного управления, то еще больших результатов можно было бы добиться, если бы все университеты, рассеянные по Европе, установили между собой более тесную связь и сотрудничество. Ведь, как известно, немало орденов и товариществ, хотя и находятся в разных государствах, далеко друг от друга, тем не менее объединяются в сооб­щества и своего рода братства, тщательно поддерживают эти союзы и даже имеют общих префектов (областных или федеральных), которым они все подчиняются. При­рода создает отношения братства в семье, занятия ремес­лами устанавливают братство в цехах, божественное помазание несет с собой братство среди королей и епи­скопов, обеты и уставы устанавливают братство в мона­шеских орденах, и, конечно, невозможно, чтобы точно таким же образом благодаря наукам и просвещению не возникло бы и благородное братство среди людей, ибо сам бог носит имя «отца света» ⁸.

Наконец, вызывает огорчение (об этом я коротко говорил уже несколько выше), что почти никогда не проис­ходит публичного поощрения (или оно происходит очень редко) людей, способных создавать труды или проводить исследования в тех областях науки, которые все еще не достаточно разработаны. В этом деле огромную помощь окажет задуманная нами своего рода перепись наук, которая даст нам возможность судить, какие области науки достигли уже значительного развития и богатства знаний, а какие до сих пор остаются в забвении и влачат нищенское существование. Ведь уверенность в изобилии является одной из причин бедности; и множество книг указывает скорее на роскошь, чем на недостаток. Однако это чрезмерное изобилие (если правильно оценивать вещи) должно быть устранено отнюдь не уничтожением написанных до сих пор, а изданием новых, лучших книг, способных, подобно змею Моисея, «пожрать змеев Ма­гов» ⁹

Исправить все перечисленные мною недостатки, за исключением последнего (и даже этот последний в той его части, которая касается поощрения исследователей), без сомнения, под силу только монарху. Обыкновенного же человека, предпринимающего усилия и попытки сделать что-то в этом отношении, можно сравнить со статуей Меркурия на развилке дорог — она может ука­зывать направление пути, но сама по нему пойти не может. Однако для деятельности отдельного человека остается открытой другая, исследовательская сторона про­блемы: речь идет о том, чтобы обдумать и решить, что необходимо сделать в каждой области науки для дальней­шего их развития. Поэтому я и решил предпринять все­общий и полный обзор всех наук, ставя при этом своей главной задачей внимательное и тщательное выяснение того, какие области науки остаются до сих пор не разра­ботанными, не привлекают еще внимания исследователей и не поставлены на службу человеку. Я надеюсь, что такого рода обзор состояния науки и задач, стоящих перед ней, послужит стимулом и указанием для помощи науке со стороны государственной власти и для самостоя­тельных усилий отдельных ученых. Впрочем, в настоящее время я хочу указать лишь на то. что остается упущен­ным, и отметить то, что необходимо сделать, отнюдь не стремясь изобличать ошибки и критиковать неудачи. Ведь одно дело — обнаружить необработанную землю, другое — исправить способ обработки.

Готовясь приступить к исполнению этого замысла, я полностью отдаю себе отчет в том, сколь тяжкий труд предстоит мне, сколь трудную задачу я взял на себя, на­конец, сколь безмерно малы мои силы по сравнению с тем, что я хотел бы сделать. Однако я весьма надеюсь, что если даже моя слишком пылкая любовь к науке и завела меня слишком далеко, то я смогу сослаться в каче­стве оправдания на силу своих чувств, ибо одному и тому же человеку никогда не выпадает на долю одновре­менно «и любить и быть мудрым» ¹⁰. Разумеется, я прекрасно понимаю, что следует и другим предоставить та­кую же свободу суждения, какой я сам пользуюсь, и я, конечно, с одинаковым удовольствием приму от других и исполню сам этот (общий для всех) долг человеч­ности, «ибо тот, кто любезно указывает путь заблуждаю­щимся» и т. д. ¹¹

Я предвижу также, что очень, многое из того, что я решил включить в наш список неразработанных и подле­жащих исследованию областей науки, вызовет самые разнообразные суждения и возражения: одно покажется уже выполненным и существующим, другое — отвечающим лишь любопытству и обещающим ничтожную практиче­скую пользу, третье — слишком трудным и почти невоз­можным для человеческих сил. Что касается первых двух возражений, то здесь само дело будет говорить за себя; относительно же последнего, говорящего о невозможности выполнения поставленной задачи, я могу сказать следую­щее: нужно считать возможным и выполнимым все то, что может быть достигнуто кем-нибудь, хотя и не обяза­тельно каждым, и то, что может быть достигнуто объеди­ненными усилиями людей, хотя не обязательно одним человеком, и то, что может быть достигнуто на протяже­нии ряда веков, хотя и недоступно для одного только века, и, наконец, то, что может быть достигнуто благодаря госу­дарственной поддержке и субсидиям (заботе и богатству всего общества), хотя и остается недостижимым для уси­лии и средств отдельных людей. Если же, однако, найдется кто-нибудь, кто предпочтет воспользоваться словами Соломона: «Ленивый говорит: лев на пути», а не словами Вергилия: «...ибо видят, что можно и могут!» ¹², то для меня будет достаточным, если мои труды останутся только среди добрых пожеланий и стремлений. Ведь подобно тому как уже правильная постановка вопроса свидетель­ствует о некотором знакомстве с предметом, так и тот, как мне кажется, не лишен совершенно здравого смысла, кто пожелал того, что ни в коем случае нельзя считать бессмысленным.

Глава 1

Разделение всего человеческого знания на историю, поэзию и философию в соответствии с тремя интеллек­туальными способностями: памятью, воображением, рас­судком; это же разделение относится и к теологии

Наиболее правильным разделением человеческого зна­ния является то, которое исходит из трех способностей разумной души, сосредоточивающей в себе знание. Исто­рия соответствует памяти, поэзия — воображению, фило­софия — рассудку. Под поэзией мы понимаем здесь своего рода вымышленную историю, или вымыслы, ибо стихо­творная форма является в сущности элементом стиля и относится тем самым к искусству речи, о чем мы будем говорить в другом месте. История, собственно говоря, имеет дело с индивидуумами, которые рассматриваются в определенных условиях места и времени. Ибо, хотя естественная история на первый взгляд занимается ви­дами, это происходит лишь благодаря существующему во многих отношениях сходству между всеми предметами, входящими в один вид, так что если известен один, то известны и все. Если же где-нибудь встречаются пред­меты, являющиеся единственными в своем роде, например солнце и луна, или значительно отклоняющиеся от вида, например чудовища (монстры), то мы имеем такое же право рассказывать о них в естественной истории, с ка­ким мы повествуем в гражданской истории о выдающихся личностях. Все это имеет отношение к памяти.