Книга вторая посвящение королю

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Относительно же способа построения такого рода истории прежде всего следует помнить следующее: фак­тический материал для нее следует искать не только у историков и комментаторов; прежде всего следует при­влечь к изучению важнейшие книги, написанные за все время существования науки, начиная с глубокой древ­ности, изучая их последовательно по отдельным векам и даже по более коротким периодам времени, чтобы из общего знакомства с ними (прочитать их все было бы невозможно, ибо число их бесконечно) и наблюдений над их содержанием, стилем и методом изложения перед нами возник, словно по волшебству, сам дух науки того времени.

Что касается практического применения, то история науки создается не для того, чтобы восславить науки и устроить торжественную процессию из множества зна­менитых ученых, и не потому, что, охваченные пылкой любовью к наукам, мы стремимся узнать, исследовать и сохранить все, что так или иначе касается их состояния вплоть до мельчайших деталей. Наша цель значи­тельно важнее и серьезнее. Она, коротко говоря, сводится к убеждению в том, что с помощью такого изложения, какое мы описали, можно значительно увеличить муд­рость и мастерство ученых в самой научной деятельности и в организации ее и, кроме того, оттенить движения и изменения, недостатки и достоинства в истории мысли в такой же мере, как и в гражданской истории, а это в свою очередь даст возможность найти наилучший путь руководства ими. Ведь, по нашему мнению, труды бла­женного Августина и блаженного Амвросия не могут при­нести такой пользы для образования епископа или тео­лога, какую может принести тщательное изучение цер­ковной истории. Мы не сомневаемся, что аналогичный результат даст ученым история наук. Ведь всякое объ­яснение, которое не основывается на примерах и исто­рической памяти, неизбежно оказывается во власти слу­чайности и произвола. Это все, что мы хотели сказать об истории наук.

Глава V

О значении гражданской истории и о трудностях, связанных с ее созданием 18

Далее следует собственно гражданская история, зна­чение и авторитет которой превосходят значение и авто­ритет остальных человеческих творений. Ведь ей довере­ны деяния предков, смена событий, основания граждан­ской мудрости, наконец, слава и доброе имя людей. Но огромное значение этой науки влечет за собой и не мень­шие трудности. Ведь во всяком случае требуется огром­ный труд и мудрость для того, чтобы при создании исто­рии мысленно погрузиться в прошлое, проникнуться его духом, тщательно исследовать смену эпох, характе­ры исторических личностей, изменения замыслов, пути свершения деяний, подлинный смысл поступков, тайны правления, а затем свободно и правдиво рассказать об этом, как бы поставив это перед глазами читателя и осветив лучами яркого повествования. Это тем более трудно, что все события древности известны нам плохо, а занятия историей недавнего прошлого сопряжены с не­малой опасностью. Поэтому-то большинство сочинений по гражданской истории так неудачно. Очень многие исследователи излагают события как-то очень бледно и бездарно, и их сочинения недостойны этой науки; другие поспешно и беспорядочно соединяют вместе отдельные сообщения и незначительные заметки современников; третьи бегло перечисляют лишь основные события; чет­вертые, наоборот, роются во всяких мелочах, не имею­щих никакого значения для понимания сущности собы­тий; некоторые, слишком уж переоценивая силу своего таланта, бесстрашно фантазируют и придумывают многие события; другие же оставляют на всем изложении отпе­чаток не столько своего таланта, сколько своих чувств, и, думая об интересах своей партии, оказываются не слишком достоверными свидетелями событий; кое-кто всюду вводит излюбленные политические доктрины и, пытаясь найти повод для того, чтобы похвастаться, слиш­ком легко прерывает повествование различными отступ­лениями; другие, не зная никакой меры, без разбору на­громождают в своих сочинениях множество всякого рода речей и обращений. Итак, совершенно очевидно, что среди всех сочинений, созданных людьми, ничто не встре­чается реже, чем истинная, совершенная во всех отно­шениях история. Впрочем, в настоящий момент мы лишь даем классификацию наук, чтобы указать на то, что было упущено, а не оценку и критику ошибочности выводов. Поэтому приступим теперь к установлению различных типов разделения гражданской истории на специальные области. Ведь будет меньше возможностей смешения ее видов, если вместо одного-единственного, настойчиво и проводимого будут установлены различные типы разде­ления.

Глава VI

Первое разделение гражданской истории

Воспользовавшись аналогией с тремя родами картин или статуй, гражданскую историю можно разделить на три раздела. Картины и статуи могут быть незакончен­ными — им кисть или резец художника еще не придали окончательного вида, могут быть законченными и совер­шенными и, наконец, испорченными и обезображенными временем. Пользуясь этой аналогией, мы разделим граж­данскую историю (являющуюся своего рода образом событий и времен) на три вида, соответствующие указан­ным трем видам картин. Эти виды мы назовем мемория­ми (meinoriae), адекватной историей (historia justa) и древностями (antiquitates). Мемории—это незавершен­ная история (historia inchoata), или как бы первоначаль­ные и необработанные наброски истории. Древности же — это «деформированная история», иначе обломки истории, случайно уцелевшие от кораблекрушения в бурях времен.

Мемории, т. е. подготовительные материалы для исто­рии, делятся на два рода, первый из которых мы будем называть комментариями, второй—перечнями (registra). Комментарии излагают голые факты в их хронологиче­ской последовательности, не касаясь причин и поводов событий и действий, не упоминая того, что им предше­ствовало, и того, что их сопровождало, не приводя речей, не рассказывая о планах и замыслах исторических дея­телей и обо всем остальном, сопровождавшем сами собы­тия. Такова сущность и природа этого жанра, хотя Це­зарь по какой-то своей великодушной скромности и на­звал комментариями самое выдающееся историческое сочинение из всех ныне существующих. Перечни бывают двоякого рода: они либо содержат перечень событий и лиц, расположенных в хронологическом порядке, и назы­ваются фастами или хронологиями 19, либо представляют собой сборники официальных документов, какими яв­ляются указы государей, постановления сенатов, доку­менты судебных процессов, официальные речи, диплома­тические послания и т. п., не сопровождаемые при этом последовательным изложением и толкованием.

Древности имеют дело со своего рода останками исто­рии, похожими, как мы уже сказали, на обломки корабля, потерпевшего крушение. Когда воспоминания о событиях уже исчезли и сами они почти полностью поглощены пучиной забвения, трудолюбивые и проницательные лю­ди, несмотря на это, с какой-то удивительной настойчи­востью и скрупулезной тщательностью пытаются вырвать из волн времени и сохранить хотя бы некоторые сведе­ния, анализируя генеалогии, календари, надписи, памят­ники, монеты, собственные имена и особенности языка, этимологии слов, пословицы, предания, архивы и всякою рода орудия (как общественные, так и частные), фраг­менты исторических сочинений, различные места в кни­гах, совсем не исторических. Эта работа, конечно, тре­бует огромного труда, однако она и приятна людям, и вызывает к себе известное уважение, и, поскольку мы отвергаем мифы о происхождении народов, безусловно, может заменить такого рода фантастические представле­ния. Однако она не имеет достаточного веса, потому что, будучи объектом исследования незначительного числа людей, неизбежно оказывается в зависимости от произво­ла этой немногочисленной группы.

Я не считаю необходимым отмечать какие-то недо­статки во всех этих видах незавершенной истории, так как они являются чем-то вроде несовершенной связи (imperfecte mista) и такого рода недостатки вытекают из самой их природы. Что же касается всевозможных аббревиариев (epitomae) 20, этих настоящих короедов и гусениц истории, то их (по нашему мнению) следует гнать от себя как можно дальше (и в этом с нами соглас­ны очень многие весьма разумные люди), ибо эти черви изъели и источили множество великолепнейших истори­ческих трудов, превратив их в конце концов в бесполез­ную труху.

Глава VII

Разделение адекватной истории на хроники, жизнеописания и повествования. Содержание этих трех частей

В зависимости от характера своего объекта адекват­ная история делится на три вида. Ведь история может рассказывать либо о каком-то более или менее продол­жительном периоде времени, либо о той или иной выдаю­щейся личности, представляющей интерес для потомков, либо о каком-то исключительном событии или подвиге. В первом случае — перед нами хроники или летописи, во втором случае — жизнеописания и, наконец, в треть­ем—повествования (relationes). Среди этих трех жан­ров наибольшей известностью и популярностью пользуют­ся хроники; жизнеописания лучше других способны обогатить людей полезными примерами; повествования же отличаются своей правдивостью и искренностью. Хроники излагают лишь значительные события общест­венной жизни, дают лишь внешнее представление о лич­ности исторических деятелей, показывая их, так сказать, со стороны, обращенной к публике, и оставляя без вни­мания и обходя молчанием все менее значительное как в самих событиях, так и в людях. А так как только боже­ству доступно искусство «великое связывать с малым», то весьма часто оказывается, что такого рода история, стремясь к изложению только великих событий и фактов, изображает лишь эффектную и помпезную их сторону, не выявляя истинные их причины и внутреннюю связь между собой. И даже если эта история и рассказывает при этом о самих замыслах и планах событий, она все-таки, увлекаясь все тем же величием изображенного, приписывает человеческим поступкам гораздо больше важности и мудрости, чем они имеют в действительности, так что иная сатира может оказаться более истинной картиной человеческой жизни, чем некоторые из подоб­ного рода исторических сочинений. Наоборот, жизнеопи­сания, если только они написаны добросовестно и умно (мы не говорим здесь о панегириках и тому подобных пустопорожних восхвалениях), дают значительно более правдивую и истинную картину действительности, по­скольку они посвящены описанию жизни отдельных людей, и здесь автору неизбежно приходится сопостав­лять и перечислять поступки и события важные и несерь­езные, великие и незначительные, рассказывать о фактах личной жизни и о государственной деятельности этого человека; и все это, конечно, гораздо легче и с большим успехом может послужить в качестве примера и образ­ца для читателя. Сочинения же, посвященные тем или иным отдельным историческим событиям (как, напри­мер, «Пелопоннесская война» Фукидида, «Поход Кира» Ксенофонта, «Заговор Катилины» Саллюстия и т. п.), вполне естественно отличаются во всех отношениях го­раздо большей искренностью, безупречностью и правди­востью повествования по сравнению с историей, расска­зывающей о целых периодах развития, поскольку авто­ры такого рода сочинений могут выбрать себе материал достаточно обозримый и удобный, дающий возможность как точного и надежного его изучения, так и исчерпы­вающего изложения. История же целой эпохи (особенно если она значительно удалена от времени жизни самого исследователя) весьма часто страдает от недостатка ма­териала и неизбежно содержит известные пробелы, кото­рые обычно писатели совершенно произвольно воспол­няют своей фантазией и догадками. Вместе с тем то, что было сказано нами об искренности отдельных историче­ских повествований, не следует понимать буквально. Во всяком случае нужно признать (поскольку вообще все человеческое не является во всех отношениях совершен­ным и почти всегда те или иные преимущества сопровождаются какими-то потерями), что такого рода сочи­нения. особенно если они написаны в то самое время, о котором они повествуют, с полным основанием счи­таются наименее надежными источниками, ибо они не­редко запечатлевают на себе симпатии и антипатии са­мого автора. Но с другой стороны, существует средство и против этого порока: дело в том, что подобные повест­вования почти всегда создаются сторонниками не одной какой-либо партии, но пишутся, выражая при этом пар­тийные пристрастия и стремления авторов, деятелями и той и другой партии и, таким образом, открывают и укрепляют дорогу для истины, находящейся где-то по­средине между двумя крайностями. Когда же улягутся страсти и стихнет борьба, эти сочинения могут дать добросовестному и проницательному историку не самый худший материал для создания более совершенной исто­рии.

Если говорить о том, что мне представляется жела­тельным в этих трех родах истории и что не вызывает сомнений, — до сих пор все еще не существует очень многих историй отдельных государств и это неизбежно наносит немалый ущерб королевствам и республикам, вместо того чтобы увеличивать их славу и достоинство (разумеется, мы имеем в виду такого рода сочинения, которые могли бы представлять какую-то действитель­ную ценность, или по крайней мере более пли менее сносные). Перечислять их было бы слишком долго. Впро­чем, оставляя заботу об истории других народов им самим (чтобы не показаться слишком заинтересованным в чужих делах), я не могу не посетовать перед Вашим Величест­вом на то, как плохо и несерьезно написана существую­щая в настоящее время история Англии в целом, и также на то, сколь необъективен и пристрастен новейший бли­стающий эрудицией автор истории Шотландии 21. Я счи­таю, что для Вашего Величества будет весьма почетным, а для потомства — весьма приятным, если, подобно тому как этот остров Великобритании будет существовать отныне как единая монархия, так и вся его история от древних веков будет изложена в едином сочинении, так как Священное писание излагает историю десяти колен царства Израильского и двух колен царства Иудей­ского. Если же Вам кажется, что трудности, встающие перед такого рода историей, — а они действительно весь­ма велики — могут помешать точному и достойному изло­жению событий, то я Вам укажу на пример памятного периода истории Англии, хотя и значительно более крат­кого, чем вся ее история, а именно периода от союза Алой и Белой Розы до объединения королевства Англии и Шотландии 22. Этот период, по крайней мере по моему мнению, значительно богаче разнообразными событиями (которые обычно редки), чем можно встретить где бы то ни было в другом, равном по времени периоде истории любой из наследственных монархий. Этот период начи­нается с принятия короны, добытой отчасти с помощью оружия, отчасти же — законным путем, ибо путь к ней был проложен мечом, брак же упрочил добытую власть 23. А затем последовали времена, соответствующие такому началу, более всего похожие на волны моря после силь­ного шторма — они еще огромны и мощны, но страшная буря уже улеглась, и мудрость кормчего, единственного выдающегося по своему уму среди предшествующих королей, помогла одолеть их. Ему наследовал король, деятельность которого оказывала значительное влияние на дела всей Европы, давая перевес тем силам, которые он поддерживал, хотя сам он действовал, руководствуясь скорее своими настроениями, чем мудрыми планами 24. Именно в период его царствования берет свое начало та великая церковная реформа, подобную которой весьма редко случается видеть. Далее царствовал несовершенно­летний король, а затем последовала попытка установле­ния тирании, хотя и весьма непродолжительная, которую можно сравнить с однодневной лихорадкой 25. Затем на­ступило правление женщины, вышедшей замуж за чуже­земного короля, а потом — снова царствование женщины, на этот раз одинокой и безбрачной 26. И наконец, все это завершает счастливое и славное событие — объединение нашего отделенного от всего остального мира острова Британия. Тем самым то древнее пророчество, данное Энею, которое указывало на ожидающий его покой: «... ищите древнюю матерь» 27, исполнилось применительно к славным народам Англии и Шотландии, уже объединившимся под именем Британии, своей древней прамате­ри, и это объединение служит залогом и символом того, что положен предел и наступил исход скитаний и стран­ствий. Мне представляется вероятным, что подобно тому, как тяжелые глыбы, приведенные в движение, прежде чем остановиться в неподвижности, некоторое время дрожат и колеблются, божественное провидение пожелало, чтобы эта монархия, прежде чем укрепиться и упро­читься под властью Вашего Величества и Ваших потом­ков (а я надеюсь, что под властью Вашего потомства она упрочится на вечные времена), испытала все эти .многочисленные изменения и превратности судьбы, по­служившие ей как бы предвестниками ее будущей проч­ности.

Думая о жизнеописаниях, я невольно испытываю удивление, видя, что наше время совсем не знает того, что составляет его принадлежность: ведь так мало суще­ствует жизнеописаний людей, прославившихся в наш век. Хотя королей и других правителей, пользующихся не­ограниченной властью, очень мало, да и руководителей в свободной республике (ведь столько республик стало те­перь монархиями) тоже немного, однако и под властью королей не было недостатка в выдающихся людях, заслу­живших нечто большее, чем беглое и смутное упомина­ние о себе или пустое и бесплодное восхваление. В связи с этим мне вспоминается довольно изящный образ, создан­ный одним из новейших поэтов, которым он обогатил древнее сказание 28. Он говорит, что к концу нити Парок прикреплена какая-то круглая пластинка (или медальон), на которой написано имя умершего. Время поджидает удара ножа Атропы, и, как только нить обрывается, оно выхватывает пластинку и, унеся ее, некоторое время спустя выбрасывает в Лету. Над рекой носится множе­ство птиц, которые подхватывают эти пластинки и носят их повсюду некоторое время в своих клювах, а потом, забыв о них, роняют в реку. Но среди этих птиц есть несколько лебедей: если они схватывают какую-то пла­стинку с именем, то сейчас же относят ее в некий храм, посвященный Бессмертию. В наше же время эти лебеди почти совсем исчезли. Хотя большинство людей, дела и заботы которых еще более смертны, чем их тело, пре­небрегают памятью о своем имени, видя в ней не более чем дым и ветер:

...и всех тех, чья душа не нуждается и славе великой 29,

поскольку философия их и их строгость произрастают из следующего принципа: «Мы только тогда презрели похвалы, когда перестали совершать достойное похвалы», однако это не опровергает нашего мнения, ибо, как гово­рит Соломон, «да восславится память о человеке спра­ведливом, имя же нечестивых сгниет» 30: первая вечно цветет, второе тотчас же приходит в забвение или, раз­лагаясь, издает отвратительное зловоние. И поэтому в тех же обычных выражениях и формулах речи, которые вполне правильно применяются по отношению к умер­шим («счастливой памяти», «блаженной памяти», «доб­рой памяти»), мы узнаем, как мне кажется, то, что ска­зал Цицерон (заимствуя это в свою очередь у Демосфе­на) : «Добрая слава — это единственная собственность умерших» 31. И я не могу не отметить, что это богатство в наше время, как правило, остается заброшенным и ни­кем не используется.

Что же касается повествований, то здесь весьма же­лательно, чтобы им было уделено гораздо больше внима­ния. Ведь едва ли случается какое-нибудь более или менее значительное событие, которое бы не нашло для себя прекрасного пера, способного заметить и описать его. А поскольку тех, кто мог бы достойно написать адекватную историю, очень мало (это достаточно ясно уже в силу немногочисленности даже посредственных историков), постольку, если удастся запечатлеть отдель­ные события в достаточно сносных сочинениях еще в тот самый период времени, когда они происходят, можно будет надеяться, что появятся когда-нибудь те, кто сможет с помощью материала этих повествований написать аде­кватную историю. Ведь эти повествования могли бы по­служить как бы питомником, из которого, когда это будет необходимо, можно будет насадить огромный и велико­лепный сад.

Глава VIII

Разделение истории времен на всеобщую и частную историю; достоинства и недостатки каждой из них

История времен может быть или всеобщей, или част­ной. Последняя охватывает события какого-нибудь одно­го государства, республики или народа, первая излагает всемирную историю. Никогда не было недостатка в людях, похвалявшихся тем, что они написали историю всего мира чуть ли не с самого его возникновения, выдавая при этом за историю беспорядочную мешанину из собы­тий и обрывков сокращенных повествований. Другие убеждены, что они могут охватить в форме адекватной истории все замечательные события своего времени, про­исшедшие во всех странах мира: попытка, бесспорно великая и сулящая немалую пользу. Ведь все события в нашем мире не настолько разделены по странам и госу­дарствам, чтобы между ними не существовали многочис­ленные связи, поэтому во всяком случае интересно рас­сматривать судьбы какого-то века или поколения как бы собранными и изображенными на одной картине. Кроме того, большое число сочинений, заслуживающих внима­ния (например, упомянутые выше повествования), кото­рые в противном случае могли бы погибнуть или не изда­ваться долгое время, используются в такого рода общей истории либо полностью, либо на худой конец в основных своих частях и таким образом фиксируются и сохраняют­ся для потомства. Однако если рассмотреть этот вопрос глубже, то легко заметить, что законы подлинной исто­рии настолько строги, что они лишь с большим трудом применимы к столь обширному материалу, так что в результате великое значение истории скорее уменьшает­ся, чем увеличивается, с разрастанием ее объема. Ведь тот, кто стремится охватить как можно больше самых разнообразных фактов и событий, мало-помалу перестает заботиться о точности получаемых сведений и, растратив все свое внимание на множество приводимых частностей, в конце концов начинает хвататься за всевозможные слу­хи и легенды и пишет историю, основываясь на такого рода малодостоверных сообщениях и тому подобном гни­лом материале. Мало того, чтобы его произведение не раз­рослось до бесконечности, он неизбежно будет вынужден сознательно опускать очень многое, заслуживающее упо­минания, и в конце концов довольно часто скатываться до уровня сочинителя аббревиариев. Существует и дру­гая весьма значительная опасность, диаметрально проти­воположная тем задачам, которые ставит перед собой всеобщая история: ведь если всеобщая история способст­вует сохранению некоторых сведений, которые иначе, возможно, погибли бы, то она же, с другой стороны, и весьма часто губит другие, весьма интересные сообщения, которые в противном случае могли бы сохраниться, а здесь вынуждены пасть жертвой столь любезных людям сокращений.