Августин
| Вид материала | Документы |
| Глава 5 Проблема поиска идентичности в униатстве |
- Абеляр П. История моих бедствий, 111.08kb.
- Августин аврелий (13. 11. 354 28 430), 134.14kb.
- Августин Аврелий (354 430 гг от рх) один из самых известных раннехристианских философов,, 81.86kb.
- Августин Аврелий «Исповедь», 10.05kb.
- Предисловие, 3207.42kb.
- Общая характеристика и периодизация, 455.51kb.
- Путь духовного обновления, 3289.38kb.
- Примерный список текстов для чтения по курсу «История психологии» 3 курс 1 семестр, 34.9kb.
- Темы контрольных работ по курсу диалог религиозных и нерелигиозных мировоззрений (ч., 58.82kb.
- Лекция вторая, 591.83kb.
Глава 5
Проблема поиска идентичности в униатстве
Известный исследователь униатства начала ХХ в. французский униатский священник и богослов Жан Франсуа Шарон (более известный под псевдонимом «Кирилл Королевский»), ввел в богословский язык понятие «униатизма», намереваясь с его помощью осудить процессы латинизации в сообществах восточных христиан, подписавших унию с Римским престолом. Под «униатизмом» понималось и понимается, в первую очередь, «искажение церковной культуры Востока», как об этом говорит современный апологет унии российский католик восточного обряда Юрий Аввакумов298. Т.е. «униатизм» в понимании католических авторов это, прежде всего, латинизация внешней церковности: обрядовых форм, церковного искусства и проч.
Такой взгляд вполне закономерен: католические авторы часто склонны придавать самодовлеющее значение обрядовой стороне и даже видеть некую асимметрию между Востоком и Западом в этом отношении. Они справедливо отмечают, что православный мир не знает (или почти не знает) Православных Церквей латинского обряда, т.е. явления, которое можно было бы по аналогии с греко-католичеством назвать «латино-православием»299. Однако выводы, которые католические исследователи делают на основании данного факта, очень далеки от объективности. Так, например, Адриан Фортескью наличие церквей восточного обряда в рамках римской юрисдикции считал доказательством «щедрости, широты взглядов и величия Римской курии», для которой иной обряд не является препятствием к принятию в Католическую Церковь300.
Но как уже было показано выше, в реальности подобная «широта взглядов» Рима обусловлена, прежде всего, специфической экклесиологией католицизма, деформированной папским догматом, и основанным на ней устремлением вобрать в лоно Католической Церкви и подчинить власти Римского папы всех христиан. Такая постановка вопроса о церковном единстве делает практически неизбежным перманентный прозелитизм Католической Церкви. И как бы сегодня Ватикан не пытался уверить православный мир в отсутствии прозелитической активности католиков в традиционно православных странах, в это трудно поверить, ибо тенденция к прозелитизму и униатству заложены в самой сути искаженной католической экклесиологии.
Подобная «экклесиологическая болезнь» не свойственна Православной Церкви, которая, по этой причине, не ставит условием церковного единства подчинение абсолютной юридической и учительской власти какого-либо «восточного папы». Отсюда и отсутствие в Православии стремления искусственно создавать «унию наоборот» ― Православие западного обряда.
Уже упомянутый Ю. Аввакумов, подвергнув критике «униатизм», тем не менее, все же попытался обосновать положительную роль униатства в деле достижения церковного единства.
«Главный результат нашего поиска унийной идеи,
― отмечает Аввакумов ―
не отрицательный, а положительный. У греко-католических Церквей, в католических Церквей восточного обряда есть что-то очень важное в положительном смысле, что они могут поведать всему христианскому миру: есть своя собственная богословская и церковная миссия. И эта миссия состоит не только в том, чтобы на отрицательных исторических примерах предостеречь и Запад и Восток от взаимной враждебности и посягательств на идентичность друг друга, но и в том, чтобы на положительных примерах напомнить и Западу, и Востоку, что унийная идея ― это великая идея равноправия христианских культурных традиций, идея признания чужой церковной культуры равноценной собственной, идея разнообразия обрядовых традиций в христианстве и ― наконец ― идея сохранения этих культурных традиций в рамках Вселенской Католической Церкви, распространенной по всему миру и мультикультурной, но скрепленной единством вероисповедания и кафедрой апостола Петра»301.
Однако говорить о том, что униатство лежит в основе того самого «единства в многообразии», которое якобы свойственно Католической Церкви, не приходится по причине абсолютной невозможности отождествления греко-католической традиции с Преданием Восточно-христианской Церкви. Это связано, прежде всего, с тем, что униатство явилось не только большой ошибкой Римско-католической Церкви, которая не разрешила, а еще более обострила проблему достижения церковного единства, но и стало механизмом латинизации восточных христиан, заключивших унию с Римским престолом. Уния привела к появлению религиозного сообщества, которое, можно с полным основанием считать неорганично и нерационально сочетающим в себе черты двух различных духовных традиций – восточной православной и западной католической.
Латинизация униатского сообщества коснулась трех аспектов церковной жизни.
Во-первых, латинизация более всего затронула сферу вероучения, которое целиком и полностью замещено в Униатской церкви католической догматикой. Этот момент исключительно важен для определения сущности униатства, которое, сохраняя внешние формы богослужебной традиции, близкие к православной, тем не менее, перешло на позиции латинского богословия, находящегося в определенном противоречии с православным вероучением. Все это сформировало в униатском сообществе своего рода идентификационный «комплекс неполноценности». Одним из наиболее красноречивых его проявлений стал, например, такой курьезный факт: украинский униатский митрополит Иосиф Слипый накануне II Ватиканского собора затеял полемику по поводу взглядов святителя Фотия Константинопольского на Filioque – проблемы, от которой современное католическое богословие уже практически отказалось. Таким образом, униаты не только никогда в своей истории не пытались изнутри Католической Церкви выступить с критикой допущенных римским католицизмом догматических нововведений с позиций восточной богословской традиции, но в сравнении с католиками латинского обряда выказали гораздо больше консерватизма по части приверженности новациям, ставшим причиной церковного разделения между Востоком и Западом.
Во-вторых, латинизация заметно сказалась на богослужении и церковном искусстве греко-католиков, которые вобрали в себя очень многие элементы римо-католической традиции.
Наконец, латинское влияние ощутимо затронуло духовную жизнь, которая у униатов, безусловно, не могла не подвергнуться изменениям вследствие полной замены православного вероучения католическим. Молитвенная практика, аскетика и мистика всегда тесно связаны с вероучением, которое лежит в их основании. У Владимира Лосского по этому поводу читаем:
«Вся сложная борьба за догматы, которую в течение столетий вела Церковь, представляется нам, если посмотреть на нее с чисто духовной точки зрения, прежде всего неустанной заботой Церкви в каждой исторической эпохе обеспечивать христианам возможность достижения полноты мистического соединения с Богом»302.
Поэтому именно по причине православно-католической двойственности для униатов сегодня важнейшей богословской проблемой является вопрос об их самоидентификации. Рим издавна метафорически именовал униатов «мостом между Востоком и Западом», который будто бы является средством преодоления многовекового разделения христианского мира. Но вся история униатства неопровержимо доказывает иное: униатство лишь еще больше усугубило раскол между Востоком и Западом и способствовало обострению противоречий между православными и католиками.
Сегодня это особенно заметно на примере религиозной жизни на Западной Украине. Гордо называющие себя «православными в единстве с Римом», в действительности галицкие униаты представляют собой не более чем католиков, сохраняющих элементы восточной традиции, уже утратившие свою структуру. Вопрос: «кто мы такие?» ― является для них отнюдь не праздным, ибо от ответа на него зависит, обретет ли бурно взошедшая на политических «дрожжах» активность западно-украинских униатов хоть какой-либо духовный смысл, а вместе с ним и перспективу на будущее самостоятельное место в христианском мире.
Нынешний глава Украинской греко-католической церкви кардинал Любомир Гузар еще в бытность архимандритом студитов наглядно выразил суть проблемы искажения восточной традиции в униатстве через внесение в нее чужеродного влияния. Любомир Гузар отмечал, что уния с Римской Церковью не была для заключивших ее русинов «безболезненной», особенно когда ее результатом стало «поверхностное» отношение к литургии.
«Литургия потеряла свое значение, определяющее нашу веру, и стала суммой литургических предписаний, внешним обрядом. Через сближение с Западом, ― продолжает Любомир Гузар, ― мы набрались несвойственных нашей духовности форм богословия, а это со временем стало причиной расхождения между нашей богословской и литургической практикой»303.
Если же продолжить логику этого рассуждения, то с необходимостью следует признать, что расхождение между литургией и богословием означает, прежде всего, потерю собственной идентичности и появление феномена, в котором отсутствует диалектическая связь между его содержанием и формой, в которую оно оказалось искусственно облеченным. Оказавшись где-то посередине между уже потерянным, но вновь еще не приобретенным, униаты ощущают раздвоенность собственного религиозного сознания.
Такого рода духовная болезнь всегда опасна для окружающих, причем, не только неизбежными вспышками агрессии на религиозной почве, которые в продолжении полутора десятилетий наблюдаются в западно-украинском регионе. Не менее опасна в Украинской греко-католической церкви подмена духовной составляющей церковной жизни факторами, которые не имеют к ней никакого отношения, в частности – националистической идеологией. Изменяясь духовно и теряя при этом восточно-христианскую идентичность, украинские униаты за неимением других «самобытных» ценностей перенесли акцент в своей идеологии на национальную идею. Этому, безусловно, способствовали исторические условия, в которых протекала жизнь галицких униатов. Во времена, когда Галиция принадлежала Речи Посполитой, а затем Австро-Венгрии, униатство стало для русинов элементом их национальной идентичности304. Но трагедия западно-украинского униатства во многом заключается в том, что в сознании греко-католиков вопрос об этнической идентичности оказался отождествленным с вопросом об идентичности религиозной. Тем самым вопреки универсальной сущности Христианства национальный фактор был не только в утрированной форме привнесен в церковную жизнь греко-католиков Галиции, но и стал играть в ней на волне развития украинского национализма в ХХ столетии доминирующую роль305.
Сегодня, в условиях, когда Украина стала самостоятельным государством, ищущим национальную идею, которая смогла бы объединить ее отличающиеся различной ментальностью регионы, униаты заявляют свои притязания на роль «национальной» конфессии. Во многом эти амбиции современного западно-украинского униатства связаны с тем, что именующая себя «украинским Пьемонтом» Галичина играла и продолжает играть ведущую роль в активизации национального фактора в политической жизни Украины конца XX — начала XXI вв. Но национализм составляет часть ментальности населения Западной Украины, тогда как на остальной части Украины совершенно не приемлется. Все, что составляет в униатстве идеологический комплекс, способный хоть в какой-то степени восприниматься в качестве общеукраинской идеи, опять-таки целиком и полностью принадлежит той традиции, которую нынешние униаты еще сохраняют от Православия.
Однако рано или поздно политические страсти в стране улягутся, и тогда униатам закономерно придется решать вопрос о своей потерянной идентичности. Со всей очевидностью они увидят, что возможны только два результативных пути решения этой проблемы. Первый ― смело признать себя настоящими католиками и прекратить спекуляции на тему «моста между Востоком и Западом». И второй ― еще более смелый ― отказаться от латинского влияния и полностью вернуться к Православной вере. Никакого третьего, собственного, пути у униатства просто нет!
