Geum.ru

Тихоновский Гуманитарный Университет богословский факультет святитель Филарет (Дроздов) и миссионерское служение Русской Православной Церкви в его эпоху диплом

Вид материалаДиплом
3. Миссия среди язычников и иноверцев.
Василия Андреевича Левисона
Подобный материал:
1   2   3   4
униатам и католикам.

«Правило миролюбия с особенною силою должно быть применено к тем, которые отделены от православной церкви более силою обстоятельств, нежели разноверием, каковы суть униаты. Им более надлежит указывать на законную одинаковость их верования и богослужения с нашим от призванного в первоначалии униатства символа веры до малейшего обряда, нежели поставлять им в вину разности, либо вкравшиеся, либо насильно втеснившиеся в оное. Впрочем правило миролюбия должно быть ограничиваемо правилом твердости и осторожности, как во всяком случае, так особенно в отношениях к духовенству римского исповедания, которого иноземное направление и наклонность к действованию наступательному, миролюбивую уступчивость православных могло бы обратить во вред православия. Должно бдительно смотреть, чтобы духовенство римского исповедания не только не вторгалось в пределы православия, но и в пределы униатства, и поставлять против сего чуждого влияния всевозможные преграды».71

Чтобы понять соотношение способов действования светской и духовной власти в деле обращения раскольников, приведем соответствующие слова святителя. «Существенный долг служителей церкви есть действовать на заблуждающих словом убеждения, а употребление в отношении к ним власти и суда принадлежит правительству и подчиненным гражданским начальникам»72.


3. Миссия среди язычников и иноверцев.

Миссия среди язычников и иноверцев встречала на своем пути множество характерных только для этого направления миссионерской деятельности препятствий. Это и лингвистические трудности, требующие от миссионера не только знания языка, но и огромного толковательского таланта, который позволил бы выразить глубокие и сложные понятия православного вероучения и богослужения на иногда довольно примитивном, а иногда, совершенно не имеющем адекватных образов языке73, это и столконовение интересов правительства и миссии, часто не вполне совпадающих, это, в отношении миссии среди иноверцев Российской Империи, и косность и сребролюбие духовенства, отправляемого на инородческие приходы и погруженного в материальные и бытовые проблемы.

Из приведенного в первой главе обзора мы увидели, как много добрых делателей трудились на ниве проповеди Слова Божьего среди инородцев, мусульман и язычников в годы, когда митрополит Филарет занимал Московскую кафедру и, в большой мере, определял направление движения корабля Русской Церкви.

Был ли связан митрополит Филарет с этой обширной миссионерской деятельностью, какое он принимал в ней участие, что он считал наиболее важным в различных сторонах организации миссионерской работы среди иноверцев и язычников? Ответ на первый вопрос очевиден. Душа святителя Филарета горела желанием донести Слово Божие до всех людей, лишенных Его. Так, например, говорит он о распространении христианства в Китае: «Рассуждения о распространении христианства в Китае нельзя слышать без того, чтобы не возбудилось желание видеть православную Россию деятельно участвующею в сем подвиге»74.

Святитель Филарет не просто заботился о правильном устроении миссионерского дела, но и являлся духовным руководителем и наставником двух величайших миссионеров того времени – свт. Иннокентия и прп. Макария. Будущего святителя Иннокентия (Вениаминова) он убедил принять монашество и затем исходатайствовал перед Императором позволения рукоположить его в епископский сан, сам лично устроил судьбу всех осиротевших после смерти супруги будущего святителя детей. Более того, когда свт. Иннокентий по старости просился на покой в Москву, святитель московский убеждал его не прерывать своего миссионерского подвига: «Вы, писал митрополит Филарет, по апостольски полагали основание церквей. Вы дали бы им и новое утверждение, если бы в основание положили бы и Ваши останки»75. Митрополит Филарет глубоко переживал скорбные обстоятельства, встречавшиеся на миссионерском пути свт. Иннокентия, входя при этом в, казалось бы, мелкие вопросы и проблемы. Письма владыки Иннокентия московскому митрополиту, по сути, были подробными миссионерскими отчетами, за которые последний его благодари и призывал всегда благословение Божие на труды проповедников Слова Божьего: «за сведения о миссионерах благодарим. Господь да благословляет паче и паче их апостольское служение»76.

Он высказывал свои мысли о том, как нужно строить ему деревянный дом77, неоднократно давал советы о том, как помочь больным глазам78, утешал в скорбях от посланных из Москвы помощниках для миссии, оказавшихся для нее непригодными79, заботился о материальных нуждах миссии, помогал в разрешении различных недоумений, с которыми к нему обращался свт. Иннокентий. При этом он действовал не как жесткий начальник, но как старший брат, часто лишь высказывая свое мнение, а окончательное решение оставляя за владыкой Иннокентием.

Взаимоотношения московского митрополита и архимандрита Макария (Глухарева), апостола Алтая, также показывают нам, с какой любовью святитель Филарет относился к делу миссии. Он, также как и по отношению к святителю Иннокентию, был для архимандрита Макария не начальником, а духовным отцом, так что сам Макарий вспоминал: «с поступления моего в академию я отдал свою волюю преосвященному Филарету..., и ничего не делал и не начинал без его совета и благословения, почти ежедневно исповедуя ему свои помыслы»80

Известно, что именно митрополит Филарет благословил своего ученика на проповедь Евангелия язычникам Алтая81.

С.В. Нестеров указывает, что сохранились двадцать пять писем владыки к отцу Макарию, из которых видно, что преосвященный в течение всей жизни, наряду с молитвенной поддержкой, помогал ему словом и нравственным влиянием, своим положением и связями, ходатайствовал по делам миссии в Св. Синоде, подыскивал для нее благотворителей, подбирал сотрудников, присылал литературу. Из 18 писем святителя Филарета о. Макарию алтайского периода в пяти идет речь о подборе сотрудников, в четырех – о нахождении благотворителей, о присылке книг на Алтай – в шести, о присылке утвари для церквей миссии – в двух. В четырех письмах святитель просит прислать ему миссионерские дневники и переводы святоотеческих творений, дает оценку миссионерским учебникам о. Макария.

Московский митрополит поддерживает своего ученика в моменты изнеможения и малодушия, убеждая не оставлять поприще своей деятельности: «Надлежало в свое время думать, куда Вас несет82; а куда занесло, не без крыла Провидения, там и надобно сидеть или ходить путями правды. Брань к духовом злобы поднебесным, и духа против плоти где нашел св. Павел? В Сибири ли? Только ли в Сибири? Только ли в миссионерах? А ежели там и здесь, в тех и других, то не прогневается отец Макарий, что не дают ему мира без войны… Не пренемогай. Силен Подвигоположник и Вождь, и единый Победитель за всех и во всех».83

С очень похожими словами утешения, уже приведенными нами в разделе о принципах организации миссии84, обращался московский архипастырь и к святителю Иннокентию, когда тот встречался со скорбными обстоятельствами от присланных к нему и не готовых к делу миссии помощников.

После оставлении прп. Макарием Алтая, в 1845 г. митрополит Филарет ходатайствует перед Св. Синодом о назначении приемником его в деле начальствования Алтайской миссией священника Стефана Ландышева, указывая на его благородство, проявленное по отношению к имуществу своей супруги (оставленное при отправке в миссию ее матери-вдове), на успешную организацию обучения при миссии алтайских детей, в котором активное участие принимала и его супруга, в регулярных крещениях обращающихся к православию алтайцев85.

В 1860 г. святитель ограждает алтайскую миссию от действий иеромонаха Иоанна, подвизавшегося в алтайской миссии с 1850 по 1854 г., а затем по состоянию здоровья оставившего ее и приезжавшего туда на небольшие промежутки времени в 1854 и 1855 гг.

О. Иоанн, казалось бы, был искренне предан делу миссии, так что епископ Томский Парфений говорил о нем, что тот готов разделить с новокрещенными последний кусок хлеба. Эта нестяжательность и видимая ревность о деле миссии позволили ему добиться высочайшего внимания, так что высказанные им предложения по благоустройству алтайской духовной миссии были рассмотрены Государыней Императрицей и затем направлены к московскому митрополиту, для получения его мнения об их целесообразности. Митрополит Филарет, подробно разобрав эти предложения, приходит к выводу об их неправильности и объясняет это для составления доклада Ее Высочеству, которая полностью соглашается с мениями московского владыки. Иеромонах Иоанн предлагал устроить в Санкт-Петербурге на удобном и приличном месте подворье или часовню для сбора денег на миссию, а также послать 2 или 3, как он выражается «диаконисс», или сестер милосердия, для сослужения миссии. Кроме того, предлагалось устроить миссионерский монастырь для миссии.

Опровергая предложения иеромонаха, митрополит Филарет говорит о том, что часовни строятся из благоговения народного перед той или иной святыней, а постройка часовни для сбора через нее денег – не в духе церковном.

Присылка сестер милосердия без согласования с начальником миссии, в то время уже протоиереем, Стефаном Ландышевым, представляется святителю нецелесообразной, поскольку супруга о. Стефана проходит это служение «с достойным уважения усердием и благоразумием», изучив для большего удобства и татарский язык. Если бы прот. Стефан высказал соответствующее пожелание, то целесообразным было бы послать сестру милосердия в помощь и под руководство его супруге.

Устройство миссионерского монастыря владыка Филарет считает ненужным для алтайской миссии (хотя это и согласуется с его принципиальными мнениями о подготовке миссионеров), поскольку протоиерею управлять монастырем неудобно, а ставить над о. Стефаном, много потрудившемся в деле миссии и, по словам святителя «заслужившего уважение от всех, которые знают его и его дело», какого-либо архимандрита (быть может, о. Иоанн хотел бы видеть на его месте себя), – послужит не пользе, а затруднению работы миссии. Заключает свою записку митрополит Филарет отзывом о самом иеромонахе Иоанне, в котором говорит о том, «мимо чего, - по его словам, - желательно было бы пройти в молчании»: о тяжелом его характере, о том, что за несколько лет пребывания в миссии он расстроился духом и впал в уныние, а затем, придя в Саровскую пустынь стал возбуждать братию против настоятеля, чтобы настоятелем избрали его.

Это дело еще раз показывает, с какой мудростью, вниманием и пониманием святитель Филарет относился к жизни алтайской и всех прочих миссий, в деятельности которых он так или иначе принимал участие.

Еще одним направлением миссии среди иноверцев, о котором необходимо сказать, является миссия среди евреев. К.Гаврилин, исследовавший достаточно подробно отношение святителя Филарета к еврейскому вопросу, сделал ряд важных выводов86.

В отличие от некоторых своих соотечественников и единоверцев, московский владыка считал евреев, принявших христианство, полноправными членами Церкви. Более того, он считал, что они имеют такое же право на сохранение своего исторического опыта в ее богослужебной жизни, как и другие культурноэтниеские группы, в частности, с помощью богослужения на еврейском языке. Владыка считал также, что крещенным евреям должно быть предоставлено полноценное участие в богословском образовании и миссионерской деятельности, постоянно защищал их от враждебных или недоброжелательных действий властей, конечно, лишь, в соответствии с выше сформулированными миссионерскими принципами, в том случае, когда видел искренность обращающегося.

Отношение святителя к иноверцам, обращающимся в православие, зависело от того, насколько бескорыстными были их намерения. Если они искренне принимали православие, святитель вступался за них и обращался к государственным чиновникам с просьбами о помощи им и о снисходительном применении действующих в империи законов и даже об изменении самих законов. Примером этому является случай с евреем Хиричем, приехавшим в Москву для принятия св. Крещения и высланным из нее до его совершения по предписанию московского военного генерал-губернатора. Святитель глубоко переживал происшедшее: «Не могу без глубокой скорби помыслить о том, в какое тяжкое положение был поставлен еврей Хирич, пришедший в Москву, чтобы выйти из нее христианином, но остановленный в предверии крещения и высланный из Москвы ни евреем, ибо оглашен и получил христианское имя, ни христианином, ибо не крещен. Подобные события оскорбительны для православия и вредны потому, что могут приводить в безнадежность евреев, желающих быть христианами».87 Митрополит Филарет обращается в Синод с просьбой представить императору проект поправки к закону об оседлости, разрешающей евреям выезжать из черты оседлости для принятия крещения. Поправка была принята лишь через 6 лет. В 1861 году Государственный Совет разрешил евреям единократный приезд с указанной целью на 6 месяцев, с тем, чтобы по истечении этого срока, тех из них, кто не принял крещения, "немедленно выслать в места их жительства и чтобы потом уже им не было разрешаемо более приезда, под сим предлогом, в столицы и вообще в места, находящиеся вне черты постоянного жительства евреев"

Еще один случай, касающихся крещения, упоминается в переписке между митрополитом Филаретом и наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Антонием (Медведевым; +1877)88. В декабре 1835 г. о. Антоний писал митрополиту, что к нему обратился с просьбой о крещении еврей. Вскоре он получил следующий ответ от Филарета: "Для евреев ныне закон есть, чтобы по приготовлении к крещению испытывать их в консистории. Но если есть признаки, что пришедший к вам ведется провидением, надобно постараться устроить крещение его у вас без дальних приказных затруднений". Вероятно, крещение "без затруднений" не состоялось: в сентябре того же года митрополит Филарет спрашивал о. Антония о "просившем крещения еврее", а вскоре написал, что разрешение на крещение было получено, и оставил выбор времени наместнику.

Схожие истории упомянуты в переписке митрополита с А.Н. Муравьевым. В 1840 г. Муравьев просил митрополита о крещении еврея, которого власти собирались выслать из Москвы, и Филарет крестил его в своей домовой церкви. В 1855 г. Муравьев просил святителя помочь ему с крещением молодой еврейской женщины, которую полиция также собиралась выслать согласно законодательству, и Филарет поручил крестить ее в Останкино89.

Святитель Филарет принял участие также в судьбе крещенного еврея Василия Андреевича Левисона (1807-1869), немецкого раввина, принявшего православие в 1839 г.

Левисон, родившийся в семье раввина, учился в университетах Германии, по окончании которых сам стал раввином в Веймаре. Заинтересовавшись Новым Заветом в связи с внутригерманской полемикой по поводу христианства, Левисон занялся его изучением и вскоре принял решение стать христианином. Его попытки установить связи с протестантами не были плодотворны, а к католичеству он не испытывал симпатии. В разговоре о восточной церкви, местный протестантский пастор Иоганн Рёр посоветовал Левисону почитать Письма о богослужении А.Н. Муравьева, только что переведенные на немецкий язык. Книга произвела на Левисона сильное впечатление, и с помощью посольского священника С. Сабинина он начал добиваться принятия православия, для чего в 1839 г. приехал в Петербург. После нескольких месяцев подготовки под руководством священника Василия Кутневича, он принял крещение, а уже в следующем году ему предложили преподавать сначала еврейский, а позднее и немецкий языки в Петербургской духовной академии. Вскоре Левисона привлекли к переводу на еврейский язык Нового Завета и литургии св. Иоанна Златоуста, которые предполагалось использовать в миссионерской деятельности. Литургия была закончена в 1847 г., а Новый Завет только в 1867 г.

В 1857 г. Левисон был назначен сотрудником Русской духовной миссии в Иерусалиме, где, он оказался в трудном положении. Российское правительство вдруг "почувствовало неудобство" в том, что "крещеный раввин еврейский" будет состоять при Русской духовной миссии в Иерусалиме, где много евреев(!), и приказало ему следовать за миссией частным образом. Обсуждая злоключения Левисона в переписке с А.Н. Муравьевым, митрополит Филарет писал: "Какое благо, или пресечение какого зла заключается в том, что он пойдет в Иерусалим не рядом с миссиею, а в расстоянии нескольких сажен впереди, назади, или в стороне?". Митрополит Филарет был уверен, что знания и опыт Левисона делали его наилучшим кандидатом для руководства миссионерством среди евреев, и несколько раз поднимал вопрос о привлечении его к этой деятельности. Так, например, в письме обер-прокурору Синода А.П. Ахматову от 1863 г. Филарет выражал недоумение, почему "давно взятая мысль воспользоваться им [Левисоном] для обращения евреев к христианству так долго остается без употребления?"90. Однако никаких серьезных действий не последовало. По возвращении из Палестины Левисон не мог вернуться на кафедру в академию - ее уже занимал Д.А. Хвольсон. В течение нескольких лет он участвовал в работе над переводом Ветхого Завета на русский язык и скончался в 1869 г. Переведенная им литургия никогда не была использована: миссионерская деятельность среди евреев не привела к значительным результатам, а большинство из крещеных евреев были настолько ассимилированы, что им еврейская литургия Иоанна Златоуста не понадобилась. Тем не менее, как показывают размышления святителя Филарета по поводу миссионерских проектов Якова Брафмана91, московский владыка не терял надежды на использование трудов Левисона в будущем.

История с Левисоном являет нам пример еще одного миссионера, которого святитель Филарет хотел бы видеть во главе миссии, но не смог в этом преодолеть Св. Синод и государственных чиновников, боявшихся доверить дело евангельской проповеди бывшему раввину.

В 1860 г. митрополит Филарет представил в Синод подробный отзыв92 на проект миссионерского общества для обращения евреев в христианство, написанный крестившимся в 1858г. Яковом Брафманом, из которого следует, что в целом он доверял той оценке иудаизма и евреев, которая была представлена в проекте: враждебное отношение к правительству, стремление к ниспровержению существующего на земле порядка и порабощению всех народов ради восстановления царства Давида - вот те "широкие мазки", которые использовал Брафман для убеждения светских и церковных властей России в необходимости принятия его плана для обращения евреев.

Святитель Филарет положительно оценил некоторые практические предложения Брафмана, тем более, что они в принципе совпадали с тем, как он сам представлял миссионерское дело. Среди них - православное богослужение на еврейском языке, которое митрополит называет "мерой достойной внимания", но применимой лишь при наличии достаточного для совершения богослужения числа евреев-христиан. То же самое мнение он высказал о предложении поставлять в священники принимающих христианство меламедов и раввинов, т.е. учителей и служителей, знающих иудаизм. Таковые, согласно Филарету, должны быть "основательно наставлены в христианском учении". Некоторые из предложений Брафмана - относительно печати, налогов, доходов - митрополит отверг как "темные", "непрямые" и "ненадежные". В конце отзыва он поднял вопрос о привлечении к совместной работе с Брафманом "профессора Левисона, странствующего на Востоке".

В письме к обер-прокурору А.П. Толстому митрополит Филарет предлагал повременить с проектом Брафмана об обществе для обращения евреев. Он считал, что Брафману следует дать время для того, чтобы "достаточно уразуметь превосходство православного исповедания". Кроме того, митрополит не видел возможностей для скорой реализации его проекта и, как показало время, не ошибся.

Подводя итог рассмотрению миссии среди евреев во времена святителя Филарета, необходимо сделать неутешительный вывод. Несмотря на наличие в Русской Церкви убежденных сторонников миссионерской проповеди среди евреев, причем таких влиятельных, как митрополит Филарет, и на постоянные усилия последнего по поддержке крестившихся евреев, православная миссия среди российских евреев не имела под собой прочного основания по ряду причин, о которых говорит М. Агурский. По крайней мере, две из них оказались решающими впоследствии93: во-первых, Православная Церковь в России XIX в. не оказывала достаточной поддержки тем из евреев, кто принимал христианство, а во-вторых, она не была готова к серьезному противодействию расовому антисемитизму, который постепенно нарастал по отношению к крещеным евреям в некоторых кругах русского общества со второй половины XIX в.

Святитель Филарет призывал миссионеров и всех, кто представлял перед иноверцами христианство, всегда действовать с большой мудростью и осмотрительностью, чтобы не оттолкнуть человека от православия из-за каких-то внешних, не относящихся к существу веры причин. Так, например, когда речь шла о наборе черемисских мальчиков в духовные училища, он распоряжался брать половину детей из крещеных черемисов, а половину - из некрещеных, чтобы людям не казалось, что обучение детей есть дополнительная тягота, налагаемая именно на крещеных черемисов.

Когда речь шла об обращении инородцев, проживающих на территории Российской Империи, митрополит Филарет большое внимание обращал на духовенство, которое окормляло эти территории. Так, предлагая меры к содействию обращению черемис, проживающих в Вятской епархии, в православие, он поручает вятскому епископу обратить строгое внимание «на образ мыслей, поведение и особенно корыстные виды служащего в черемисских селениях духовенства»94. При этом святитель поручает Вятскому епископу самому объезжать черемисов или посылать самых верных и честных людей из белого и черного духовенства, чтобы от самих инородцев узнавать, не терпят ли они притеснений от местного духовенства.