Религиозная толерантность

Вид материалаКнига
Николай В. Шабуров РЕЛИГИОЗНАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ ЕЩЁ НЕ СТАЛА НОРМОЙ
Политическое измерение толерантности
Глава ii.
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   32

_________________


Интеллект – это, согласно идеалистической философии, познавательная способность, тождественная «божественному разуму».

Николай В. Шабуров*




РЕЛИГИОЗНАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ

ЕЩЁ НЕ СТАЛА НОРМОЙ



Для большинства религий толерантность не характерна, и в религиозных традициях довольно мало места для толерантности. В данном случае я не имею в виду священные тексты, потому что, в конечном итоге, это вопрос герменевтики, и мне представляются крайне наивными попытки дискредитировать священные тексты путем извлечения из контекста каких-либо цитат. Но существует многовековая, если не сказать – тысячелетняя герменевтическая традиция толкования этих текстов, во многом снижающая их «нетолерантный» потенциал. Поэтому какие-либо выводы о толерантности или нетолерантности той или иной религии следует делать, опираясь не на цитаты из священных текстов, а скорее на всю традицию в целом.

Надо сказать, что сейчас мы сталкиваемся с существенным дефицитом толерантности. Хорошо, что мы собираемся, обсуждаем эти вопросы, прекрасно, что на первое заседание нашей конференции пришли представители религиозных конфессий. Хорошо, что существует Межрелигиозный совет, хотя непонятно, почему в его состав не были приглашены инославные христиане и религиозные меньшинства. Очевидно, что толерантность понимается этим советом довольно своеобразно: свою задачу он видит прежде всего в том, чтобы отделить овнов от козлищ. Я не думаю, что это можно назвать толерантностью.

Попытаемся спуститься на другой уровень и посмотреть на то, что происходит в нашей стране среди значительной части людей, в том числе среди значительной части верующих. Мы обнаружим, что даже в тех случаях, когда лидеры конфессий говорят о толерантности, на их слова обращают мало внимания – тем более, что мы имеем дело с двойным стандартом: одни речи произносятся на межконфессиональных форумах или конференциях и совсем другие слова адресуются представителям собственной конфессии. Мне кажется, что уважаемые духовные лидеры не прилагают всех усилий для преодоления нетолерантности, фобии в собственных рядах, внутри собственной конфессии. Выходит, что мусульмане, христиане и евреи могут заседать в одном собрании, но когда мы видим литературу, продаваемую в большей части православных храмов Москвы, то обнаруживаем большое количество брошюр и книг, не только не проникнутых толерантностью, но, напротив, скорее возбуждающих ненависть. Здесь продаются «Протоколы сионских мудрецов», продаются брошюрки, содержащие грубые нападки на католиков, протестантов и т.д. С этим не борются. Более того, многие из этих изданий содержат благословение того или иного иерарха. В ответ на недоуменные вопросы по этому поводу слышишь, что невозможно уследить за каждым храмом, за каждым церковным лотком и что благословения иерархов появляются в этих изданиях без их ведома. Однако ни один авторитетный церковный деятель не осудил подобного рода литературу. Можно привести и другой пример: среди православных верующих распространено убеждение в ритуальном характере убийства царской семьи. Примечательно, что синодальная комиссия, изучавшая этот вопрос, пришла к заключению, что расстрел царской семьи ни в коей мере не был ритуальным убийством. Однако заключение этой комиссии не было опубликовано; во всяком случае, значительной части православных верующих оно не известно.

Мне бы не хотелось, чтобы мое выступление было воспринято как односторонняя критика Православной церкви, потому что подобными вещами грешат и представители других конфессий. Все приведенные выше примеры связаны с Русской православной церковью, поскольку она занимает лидирующее положение среди религий и конфессий, представленных в России.

Возникает вопрос: с чем это связано? Конечно, во многом нетерпимость – это наследие последних десятилетий, наследие советского периода, который привел к упадку религиозной культуры. В последнее время всё чаще звучат выступления, в которых делаются попытки богословского оправдания религиозной нетерпимости. И надо сказать, что порой эти рассуждения выглядят достаточно убедительными. В самом деле, в рамках монотеистических религий воля Бога обладает абсолютным авторитетом. Если исходить из этого, то всякого рода права человека на свою автономную позицiю представляются гораздо менее значимыми, чем, скажем, воля Бога, отражённая либо в священных текстах, либо в традиции. Конечно, здесь опять можно говорить о герменевтике: можно указать на то, что многие конфессии мучительно вырабатывали культуру толерантности и, более того, нашли определенные богословские аргументы в её пользу. Развитие веротерпимости в Европе во многом является следствием Реформации и, в частности, связано с развитием протестантского богословия. Ведь веротерпимость выросла именно на почве протестантизма, но далеко не сразу, поскольку отцы-основатели Реформации терпимостью не отличались. В этом парадокс развития идей Реформации. Просвещение также способствовало развитию культуры толерантности, но надо помнить, что и Реформация, и Просвещение имели место лишь в западной традиции.

Надо отдать должное Католической церкви, которая до середины XX в. отличалась нетерпимостью и принципиально её обосновывала, но в XX столетии нашла в себе силы пересмотреть свою позицию и, более того, найти теологические аргументы в пользу толерантности.

Есть ли подобный потенциал у православия? Вопрос остаётся открытым. Необходимо осознать, что альтернативы толерантности нет, потому что сохранение враждебности ко всему чужому опасно и для нашей страны, и для всего мира. Может быть, стоит указать и на то, что неприятие религиозной позиции того или иного человека, неприятие взглядов той или иной конфессии может сочетаться с признанием равноправия конфессий в юридическом смысле. На меня произвёл впечатление один пример из романа английской писательницы XIX в. Джордж Элиот «Мельница на Флоссе». Роман был написан около 1860 г., но действие происходит на рубеже 20-х – 30-х гг. XIX в. Он не имеет никакого отношения к религиозной проблематике, но вскользь в нём упоминается, что в 30-х гг. XIX в. парламент принял закон, снимающий определенные ограничения с католиков в Англии. Это решение вызвало очень бурные споры в английском обществе. В романе написано, что об этом говорили на улицах и в лавках. И многие очень боялись католиков, поскольку считали, что если дать свободу католикам, то они сразу отдадут Англию во власть Папы Римского и начнут жечь своих противников. Любопытно замечание, что особенно много об этом говорили диссидентские проповедники, т.е. представители радикальных протестантских пуританских направлений. В своей проповеди один из них сказал следующее: «С одной стороны, католикам должно иметь политические права, с другой – им должно гореть в геенне огненной» (Элиот Д. Мельница на Флоссе. М.-Л., 1963. С. 142). Таково сочетание теологического неприятия и осознания всеобщности гражданских прав. Мне кажется, что даже такого понимания до сих пор не хватает в нашем обществе.

Мне не хочется заканчивать своё выступление на этой ноте. Я просто хотел бы призвать всех присутствующих не успокаиваться. Даже если лидеры конфессий говорят друг другу приятные слова, это ещё не означает, что в нашем обществе всё благополучно.

Виктор И. Черепков*


ПОЛИТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ТОЛЕРАНТНОСТИ


Что такое терпимость и когда наступает тот предел, при котором терпимость становится бессмысленной?

В молодости я решил, что буду делать только добро. Казалось, что в жизни я должен быть плюшевым, пушистым, всеми любимым и уважаемым. Однако на деле одни считают меня замечательным человеком, для других я – невероятный злодей, враг номер один. Я не сразу понял, почему так получается. Для того, чтобы защитить кого-то, обязательно требуется борьба. Как в природе – тот, кто защищает овцу от волка, для волка становится врагом. Однако мягкость и жёсткость – две стороны одной медали. Я мечтал, чтобы в мире не было войны, чтобы мир был без границ. Если бы вы знали, как я радовался, когда Европа объединялась мирно, и как я скорбел, когда между бывшими союзными республиками возникало непонимание в тех вопросах, которые ещё вчера казались абсолютно ясными, а таможни, погранзаставы росли, как грибы.

Я хотел бы привести некоторые цифры. Большинство из них – официальные, часть взята из средств массовой информации. На фоне этих цифр посмотрим, что же сегодня реально происходит у нас в стране, чего стоит борьба, чего стоит терпимость, а затем перейдем к заключению, что же нам делать, в каком направлении двигаться, чтобы решить кричащие сегодняшние проблемы.

Миллион двести тысяч человек сидят в тюрьмах. Среди них всего двадцать процентов тех, кто должен сидеть в тюрьме. Остальные занесены туда злодейкою судьбой, обстоятельствами дикости в правовом беспределе, и к ним должна быть применена другая мера наказания. Многие попали в тюрьму из-за провокаций или злонамеренных действий тех, кто должен следить за соблюдением законности. Один миллион двести тысяч – это в среднем семнадцать процентов взрослого населения страны – или отсидели, или находятся под следствием, или отбывают условное наказание. Сколько семей ранено этим явлением? Почему это происходит? Потому, что самая главная академия – это жизнь, где готовят к самой главной профессии на земле – быть человеком. А сама жизнь, окружающая этих ребят, та обстановка, в которой они живут, пропаганда насилия в кино, на телевидении и в других средствах массовой информации толкают их на этот путь, заставляют звереть.

Сегодняшняя конференция – архиважное мероприятие с точки зрения познания тех реалий, которые нас окружают, и поиска выхода из критической ситуации в мире нравственности.

В советские времена в год у нас к высшей мере наказания (расстрелу) суды приговаривали около ста человек. При этом Совет Европы не принимал нас в Европейский Союз. За прошлый год сто двадцать тысяч человек убито в квартирах, подъездах, машинах и на улицах. Статистика наших официальных органов занижена наполовину. Только по данным судмедэкспертизы за последний год похоронено восемьдесят тысяч неопознанных трупов. Кто они? Эти цифры можно уточнить – мне очень хотелось бы быть неправым и хотелось бы видеть эти цифры меньшими. Но проблема эта есть и становится всё больше и больше.

Совсем недавно мы удивлялись, что у нас миллион беспризорных детей. Сегодня статистика говорит о двух – двух с половиной миллионах. Что происходит?

Многие цифры, конечно, шокируют. Возможно, следующая цифра также завышена, но она приводится в средствах массовой информации: шестьдесят тысяч без вести пропавших за год. Пятьдесят одна тысяча покончивших жизнь самоубийством, причём среди них растет число учащихся старших классов.

Официальная статистика: за последние десять лет мы потеряли девять миллионов граждан России. Посмотрите на кладбища и увидите, сколько памятников родители ставят своим детям. Почти полмиллиона молодых людей мы теряем в год в условиях суровой и дикой действительности. В прошлом году тридцать семь тысяч умерло от алкогольного отравления. Почти семьдесят тысяч скончались от передозировки наркотиков. Если вспомнить, что у нас на учёте пять миллионов наркоманов, то цифра не кажется такой уж нереальной. И это тоже молодые ребята. Я уж не говорю, сколько погибло в Чечне, сколько от неуставных взаимоотношений, сколько – после пересчёта рёбер в милиции и сколько – после избиения до полусмерти на улице (но якобы по причине пневмонии).

Можно ли это терпеть, какова должна быть наша терпимость и где проходит граница нашей толерантности по отношению к власти?

По данным Мосгордумы, в Москве семнадцать тысяч детей занимаются проституцией. Детей, содержащихся в интернатах, семьсот двадцать тысяч по стране. Это больше, чем после Великой Отечественной войны.

Вот тут измерение терпимости достигает того предела, когда гражданское общество, если оно является таковым, должно было бы давным-давно взорваться. Но поскольку в России никогда – ни в советские времена, ни сейчас – не было и нет гражданского общества, а значит, нет и естественного противовеса тому, что делает власть, последняя наглеет от безнаказанности, а народ разобщён на разные конфессии, на разные движения, на красных и белых и не способен влиять на ситуацию. Здесь не борьба религий должна быть. Когда я слышал, как представители христианских конфессий спорят между собой только потому, что одна из них устраивает приюты для детей (пусть в соответствии со своими обрядами), я не мог этого понять. Есть огромный фронт работ, и если все религиозные конфессии начнут заниматься приютами, то и этих усилий всё равно будет недостаточно.

Давайте посмотрим на те проблемы, которые порождают события в Чечне. Когда там производят «зачистки», я не могу понять (хотя сам я – капитан первого ранга, военный), для чего это делается. Никакие генералы и маршалы никакими «зачистками» не смогут решить проблему отношений в Чечне. Каждая «зачистка», каждая бомба порождает всё новых и новых людей, которые уходят в горы или надевают пояса шахидов. Там нужны не генералы, там нужны величайшие умы, уважаемые, мудрейшие, представители как мусульман, так и всех остальных конфессий, и их совместные усилия должны быть направлены на построение мира. Нужны не «зачистки» территории, а очищение сознания человеческого. Только тогда можно избавиться от всего того, что мы имеем на сегодняшний день.

Советские времена со своим атеизмом оставили определенный след в среднем и старшем поколениях. Не всегда суду Божьему подвержены были эти люди. Но были подвержены суду гражданскому, уголовному, административному и просто суду общества. Пусть не всегда эффективному, но тем не менее. Теперь, когда наши суды работают не по кодексу, а по прейскуранту и когда не все подвержены суду Божьему, на замену этой пустоте приходит другой суд. Мы своим терпением породили то, что сегодня от беззакония без суда и следствия гибнут люди. Этого нельзя больше допускать. Наша задача, в том числе задача сегодняшнего форума – достучаться до сознания каждого гражданина нашего общества и в первую очередь до органов власти, у которых в руках весь инструментарий.

Мне хотелось бы, чтобы результаты сегодняшней конференции дошли до сознания огромного числа учёных – членов нашего научного сообщества, представителей интеллигенции. Они являются трансляторами идей, новых подходов, благодаря которым преобразуется мир. Они должны поднять эту проблему на более высокий уровень и довести до сознания большинства. Конечно, следовало бы использовать самые современные средства массовой информации. Но средства массовой информации, средства стабилизации превратились сегодня в средства «дебилизации», растления общества.

Мне хотелось бы, чтобы присутствующие здесь религиозные деятели забыли о межконфессиональных разногласиях и выступили консолидирующей силой и фундаментом, опираясь на который можно было бы решить многие проблемы. В том числе, например, проблему взаимоотношений общества и милиции. Потому что структура, которая должна защищать нас, зачастую вызывает противоположные чувства и стала опасностью для общества.

Мне хотелось бы, чтобы после окончания этого очень важного мероприятия мы не остановились, а пошли дальше и, возможно, создали какой-то, пусть небольшой, орган, координационный совет, который мог бы продолжить начинания, родившиеся здесь благодаря усилиям организаторов, уважаемых представителей различных конфеcсий и учёных.


ГЛАВА II.


ПРОБЛЕМА ТОЛЕРАНТНОСТИ

В МИРОВОЙ И РОССИЙСКОЙ

ИСТОРИИ