Концепция социального рыночного хозяйства

Вид материалаДокументы

Содержание


Дополнительная литература
Людвиг Эрхард.
Неолиберализм в узком смысле слова
2.1. Обновление либерализма
Александр Рюстов
2.2. Ордолиберализм Вальтера Ойкена и Франца Бёма: «Создать и поддерживать конкурентный порядок!»
Людвига Эрхарда: с чего все начиналось?
Людвиг Эрхард.
От замыслов к реальности.
Полностью текст книги (а также другие материалы по теме занятия) можно скачать по адресу ekonom.ru/ec_pol/proble
Подобный материал:
  1   2   3


ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ


Тема 5.


Послевоенное хозяйственное возрождение

Западной Германии

(втор. пол. 1940-х - сер. 60-х гг.)


Источник:

Социальное рыночное хозяйство в Германии: Истоки, концепция, практика / Общ. ред. А.Ю. Чепуренко. – М., 2001. C. 41-131.1


Вопросы:
  1. Социально-политическое положение в Германии в 1945-49 гг.
  2. Оккупационная политика союзников. Роль плана Маршалла.
  3. Денежная и хозяйственная реформы 1948 года.
  4. Образование ФРГ.
  5. Концепция социального рыночного хозяйства.
  6. Реализация социально-экономической программы правительства Аденауэра/Эрхарда в 1950-е – первой половине 60-х гг.
  7. Сущность «немецкого экономического чуда».
  8. Причины ослабления темпов хозяйственного роста в ФРГ в середине 60-х гг.



Дополнительная литература:



См. план семинарских занятий по теме 5 (ФРГ).


Глава 2.

ПРОЛОГ (30-40 гг. XX в.)


...Люди, которых сегодня называют нео- и ордолибералами... всегда придавали экономичес­кой политике большое общественно-полити­ческое звучание и освободили ее из того изо­лированного состояния, в котором она пребы­вала в прежнем механистически-счетоводчес­ком мышлении; они вновь научили политэкономов мыслить функциями и разъяснили, что экономическая жизнь отдельных людей и целых наций не может быть понята в отрыве от др. сфер их бытия, а потому в нее нельзя также и внести некий порядок, если рассмат­ривать ее в таком отрыве.


Людвиг Эрхард. Вчера – сегодня – завтра.


Социальное рыночное хозяйство не просто мо­дель экономического развития или один из вариантов соединения эффективной экономики с принципами социальной справедливости. Это – особый тип об­щественного устройства и даже особый способ мыш­ления. Без распространения нового мышления кате­гориями свободы и порядка, порывающего со стары­ми нормами как национал-социализма, так и олигар­хической псевдодемократии Веймарской республики, невозможен был прорыв к новым рубежам экономи­ческого развития и благосостояния нации. Этот про­рыв дался нелегко, и либеральные реформы отнюдь не сразу были приняты населением, о чем свидетель­ствовала, например, мощная демонстрация против эрхардовского курса на социальное рыночное хозяй­ство, которую организовали профсоюзы 12 ноября 1948 г. вскоре после начала преобразований в Запад­ной Германии.

Успех социального рыночного хозяйства в после­военной Западной Германии во многом был обуслов­лен ясной и целенаправленной экономической поли­тикой по созданию вполне определенного хозяйст­венного и социального порядка.

Особую силу и внутреннюю устойчивость ей при­давало то, что она опиралась на мощный теоретичес­кий фундамент, созданный немецкими учеными в 30 – 40-е годы и развитый в 50-е. Это была концеп­ция свободного общества и свободной экономики, эффективного конкурентного порядка и достигаемой благодаря ему социальной справедливости, антитота­литарного государства, признающего приоритет сво­боды индивида, и гуманистических начал в полити­ческом устройстве.

В немецкой литературе традиционно принято считать, что теоретические основы социального ры­ночного хозяйства в Германии заложили работы трех групп ученых:

«фрайбургской школы», которую создали еще в середине 30-х гг. профессора университета в южно­немецком городе Фрайбург Вальтер Ойкен, Франц Бём и Ганс Гроссман-Дёрт; к ним примкнули затем Леонхард Микш, Фридрих Лутц, Карл Пауль Хензель и др. Это направление получило также наимено­вание ордолиберализм (от названия издаваемого ими ежегодника «ОRDO»2 и его предшественника журнала «Ordnung der Wirtschaft»3);

неолибералов гуманистической традиции (преж­де всего Вильгельма Рёпке и Александра Рюстова);

социал-либералов, в значительной мере ориен­тировавшихся на социальное католическое учение (Альфред Мюллер-Армак и др.).

На наш взгляд, однако, более правильным явля­ется иная – более сложная и не столь однознач­ная – картина формирования теоретических предпо­сылок социального рыночного хозяйства. Скорее прав в этом отношении д-р X.Ф. Вюнше, который предпочитает говорить о различных оттенках «неоли­берального спектра» (см. схему ниже):

Спектр неолиберализма

1 . Неолиберализм в узком смысле словаФридрих А. Хайек: «Обновить классический либерализм!»

2. Ревизия неолиберализ­ма

2.1. Либе­ральный интервенцио­низм

2.1.1. Общественно-политический неолиберализм Вильгельма Рёпке: «Укреплять силы общественной интеграции!»







2.1.2. Неолиберализм в рыночной политике

Александра Рюстова: «Поддерживать структурные изменения путем содействия приспособлению хозяйствующих субъектов!»







2.1.3. Социальный неолиберализм Альфреда Мюллер-Армака: «Поставить рыночное хозяйство на службу социальному!»




2.2. Ордолиберализм Вальтера Ойкена и Франца Бёма: «Создать и поддерживать конкурентный порядок!»

3. Социальное рыночное хозяйство Людвига Эрхарда: «Систематическая экономическая политика, содействую­щая свободе!»


Все эти ученые и политики, жившие и работав­шие примерно в одно время, с большими или мень­шими основаниями могут считаться «духовными предтечами» социального рыночного хозяйства, за исключением Эрхарда, который был его непосредст­венным творцом. Особенно важно подчеркнуть, что все они – при различиях и даже противоречиях, ко­торые можно обнаружить в их взглядах, не ограни­чивались узкоэкономической проблематикой, а, по­добно мыслителям эпохи Просвещения, использова­ли историческое и социологическое знание, опира­лись на философские, культурологические и полити­ческие идеи. Они выступали пропагандистами нового мышления, а их книги стали учебниками для после­военного поколения.


2.1. Обновление либерализма


Заслуга Фрайбургской школы, Вальтера Ойкена и его друзей состоит в том, что они вернули политическую экономию к строгому мышлению порядка, чтобы противопоставить плоскому бездуховному прагматизму культ духовного порядка.


Людвиг Эрхард. Полвека размышлений.


2.1.1. Общественно-политический неолиберализм Вильгельма Рёпке: «Укреплять силы общественной интеграции!»


Именно неолибералы более четко и даже жестко определили те опасности, которые порождает чрез­мерная активность государства. Среди экономистов неолиберального направления, формировавших и корректировавших концепцию социального рыночно­го хозяйства, выделяется Вилъгелъм Рёпке (1899–1966). Он выступил не только против господства государства, но и против социалистических и капита­листических отношений, подавляющих личность, его свободу и достоинство.

Капитализм, по утверждению Рёпке, искажает принципы «чистого» рыночного хозяйства, что про­является в тенденции к концентрации капитала, картелизации, стремлении к господству на рынке. При­чина этого – инфицирование раннего капитализма вирусами абсолютистского феодализма.

Эти вирусы, особенно прусского происхождения, порождали и социалистические тенденции, поэтому к родоначальникам социализма Рёпке относил не толь­ко Сен-Симона или Конта, но и Гегеля, Фихте и даже прусских королей.

Исследование проблем национального и мирово­го хозяйства привело Рёпке к выводу, что экономи­ческая наука только тогда приобретет способность воздействовать на умы и станет силой, формирую­щей общественное самосознание, когда она преодоле­ет узкие рамки «экономизма» и включит в себя ис­точники познания «по ту сторону спроса и предложе­ния» (именно так озаглавлена его важнейшая книга, изданная в 1958 г.). Поэтому он обратился к антро­пологии, социологии, философии, истории, религии и политике как к взаимосвязанным с экономикой сферам познания и общественной жизни. Фактически Рёпке в наше время продемонстрировал извест­ный со времен Просвещения, но плодотворный и по­ныне тезис о взаимосвязи и взаимозависимости наук. Репке во многом развивал идеи именно XVIII в., по­лагая (как и Ойкен), что рационализм и вера в не­прерывный прогресс в XIX в. исказили их и создали «культ колоссального». Нынешний постмодерн, пре­тендуя на роль победителя над модерном (то есть над традицией Просвещения), просто не освоил всего богатства развития этой традиции в XX веке, в том числе и того, что сделал Рёпке.

Написанные им в 40-е гг. в Женеве книги «Об­щественный кризис современности» и «Civitas Humana», а также послевоенные статьи предупреждали об опасности «экономического материализма», разрушающего свободу как базис благосостояния и, соответственно, укрепляющего худшие стороны госу­дарства. Последнее отнюдь не является обществен­ным благом, напротив, оно порождает моральную безответственность и эгоистические устремления. Один из основополагающих выводов Рёпке заклю­чается в том, что невозможно создать эффективную экономику, имея больное общество и патологичное государство.

Именно Рёпке, будучи разочарован в возможнос­тях капитализма и выступая яростным борцом про­тив тоталитаризма в национал-социалистическом или коммунистическом обличии, обозначил характерные для социального рыночного хозяйства институцио­нальные и моральные основы как «третий путь». Эту концепцию справедливо окрестили «экономическим гуманизмом», и она в немалой степени повлияла на обоснование специфической германской модели. Ее стержнем является приоритет индивида над коллек­тивом и государством. Человек – главный хозяйст­венный и политический субъект, а не «клеточка» или «винтик» какой бы то ни было общности. Для Рёпке это стало базисным ценностным утверждением, под­крепляемым не только научными аргументами, но и религиозно-философскими убеждениями.

В Германии после Первой мировой войны не су­ществовало ни малейших условий, которые обеспечи­вали бы свободу индивида. Напротив, сменяли друг друга разнообразные диктатуры – от диктатуры групп интересов и картелей в Веймарской республи­ке до «коричневого коллективизма» в период нациз­ма. После поражения последнего возникла реальная угроза замены этих вариантов коллективизма всеобъ­емлющей «просвещенной» социализацией и дирижиз­мом. Хотя в этом случае в политической сфере ут­верждаются нормы демократии, она становится ущербной из-за доминирующей роли государства. Личность обменивает свободу на благосостояние и вынуждена признать доминирование государства, пусть и демократического. Частные хозяйственные решения вытесняются политическими. Рёпке впервые обнаружил тесную взаимосвязь между «массовизацией» личности, нарастанием коллективизма и хозяйственным порядком, в котором отсутствует механизм свободной конкуренции.

Дабы не допустить такого развития событий в Западной Германии (а к этому подталкивали немец­ких руководителей британские и французские влас­ти), Рёпке использовал все свои научные и публи­цистические возможности (в частности, через влия­тельную газету «Нойе Цюрхер Цайтунг») для под­держки экономических реформ Людвига Эрхарда. Важную роль сыграл подготовленный им в 1950 г. специальный доклад для Аденауэра, засомневавшего­ся в правильности курса Эрхарда: Рёпке научно под­крепил рыночную направленность преобразований4. В этом он был един с теоретиками «фрайбургской школы» (Ойкеном, Бёмом, Микшем), а также с Мюллер-Армаком.

Рёпке на протяжении почти двух десятилетий развенчивал «фискальный социализм» кейнсианства, подчеркивая, что использование кейнсианских мето­дов в политике чревато безудержной инфляцией и кризисом государственных финансов. Предупреждал Рёпке и о способности социализма, особенно находя­щегося в кризисе или в состоянии распада, немного перекрасившись, находить окольные пути, проникать в западное общество через «черный вход», пользуясь структурами «социального государства».

Почему же столь опасным казалось Рёпке (как и ордолибералам) доминирование государства и поли­тики в экономике? Прежде всего потому, что усиле­ние влияния государства на хозяйственные процессы делало актуальным вопрос о том, в чьих руках находится государственный аппарат, кто контролирует и направляет государственную машину. Очевидно, что ни отдельная личность, ни их совокупный, спонтанно проявляющийся интерес не в силах оказывать решаю­щее воздействие на решение данного вопроса. Особое значение поэтому приобретают группы интересов, ко­торые через различные механизмы определяют госу­дарственную политику. Отдельные же граждане, осо­бенно те, кто не принадлежит к мощным союзам, ока­зываются отделенными от процесса принятия реше­ний, а значит – и от государства. Тем самым государ­ство раскалывается на два полюса: коллективистско-бюрократический и индивидуально-рыночный. Впро­чем и индивидуальные доходы тех, кто принадлежит ко второму полюсу (а это прежде всего мелкие ремес­ленники и средний класс), все более социализируются через налоги, отчисления в социальные фонды и т.д. Вследствие этого желание и способность к самостоя­тельной ответственности исчезает, а их место занима­ют возрастающие претензии к государству, которое-де обязано все организовать и за все отвечать. Со време­нем эти претензии оборачиваются требованиями при­вилегий, государство превращается в инструмент удовлетворения групповых желаний, что окончатель­но разрушает рыночное хозяйство.

Такое развитие (подобное мы могли наблюдать на примере собственной страны в 90-е гг.), от кото­рого не было застраховано и социальное рыночное хозяйство, Рёпке считал чрезвычайно опасным, по­скольку оно не только вело в финансовый тупик, но и угрожало деградацией общественных и моральных ценностей. Эффективная хозяйственная система, от­мечал Рёпке, есть лишь составная, часть «социальной интеграции» свободных людей, которая возникает из взаимодействия "морали и институтов». Первым условием такой «социальной интегра­ции» является государство, но государство свобод­ное, в котором существуют и принуждение, и пови­новение, и порядок, но они существуют лишь с согласия граждан, которые и наделяют полномочиями управления государственные органы. Иными слова­ми, свободное государство располагает полномочия­ми лишь в том объеме, на который дают согласие граждане, причем в любом случае общество имеет право на участие в управлении и совместной с госу­дарством ответственности. Порядок, укореняемый в обществе и экономике гражданскими структурами, обеспечивает свободу индивида, но возможен лишь в рыночно-хозяйственной системе.

Впрочем, это не означает, что Рёпке выступал за слабое государство. Напротив, оно должно быть до­статочно сильным, чтобы справиться с мощными мо­нополиями и иными группировками, стремящимися господствовать на рынке. Поэтому вместо безудерж­ного перераспределения государство должно сосредо­точиться на защите рыночных принципов хозяйствования, прежде всего – конкуренции.

Второе условие «социальной интеграции» Рёпке видел в демократии, которая должна быть отнюдь не безграничной. Государство и общество обязаны уста­новить ей пределы. Недопустимыми считал он демо­кратически принятые большинством голосов реше­ния, которые ущемляют права отдельной личности, семьи или малых общественных объединений. Госу­дарство должно предпринимать усилия для решения тех задач, результаты которых обеспечивают макси­мальное единство общества.

Вместе с тем взаимодействие «морали и институ­тов» создавало двойственную ситуацию в экономи­ческой системе. С одной стороны, хозяйственная конституция, обеспечивающая свободу обмена, цено­образования, предпринимательства, конкуренции, одновременно означала и нечто большее, а именно «освобождение инициативы во всех сферах и под­линную справедливость, полноценное и радостное бытие, человеческие ценности и человеческую тепло­ту, всеохватывающий духовный горизонт». С другой стороны, индивидуальные интересы, собственность, рынок, ценовой механизм, конкуренция не создают моральные ресурсы, необходимые для функциониро­вания институтов данной системы. Они должны передаваться человеку, входящему в рынок и конку­рентные отношения, от семьи, религиозных и иных сообществ, традиций, обычаев, культуры.

Семья, полагал Рёпке, является важнейшей фор­мой социальной солидарности, самостоятельной от­ветственности и социальной защиты. Она придает подлинную социальность рыночному хозяйственному порядку. Наряду с семьей в этом отношении чрезвы­чайно важны различные малые локальные сообщест­ва, выполняющие социальные и регулирующие функции эффективнее, чем государство.

Религия способна инициировать в человеке спо­собность к самостоятельному наложению на себя обя­зательств, в том числе к выработке самодисциплины, честности и добросовестности, чувства справедливос­ти. В этом смысле религия как источник роста благо­состояния остается недооцененной.

Принять гуманистические воззрения Репке, оце­ниваемые как «социальный романтизм», в качестве непосредственной основы экономической и социаль­ной политики современному прагматичному, если не сказать циничному, миру очень сложно. Но они оста­ются нравственным императивом и предупреждением зарывающимся политикам и группам интересов: антигуманная и морально ущербная хозяйственная модель обречена на крах.


2.1.2. Неолиберализм в рыночной политике Александра Рюстова: «Поддерживать структурные изменения путем содействия приспособлению хозяйствующих субъектов!»


В ряду теоретиков, внесших вклад в обоснование социального рыночного хозяйства, стоит и социолог Александр Рюстов (1885–1963).

Рюстов в 1908 г. получил университетский дип­лом в Эрлангене – Нюрнберге, и с 1911 по 1924 гг. работал референтом в Министерстве экономики, а затем консультантом в Союзе немецкого машино­строения (1924–1933). После прихода к власти на­цистов Рюстов эмигрировал в Турцию и до 1949 г. возглавлял кафедру экономической географии, эко­номической и социальной истории Стамбульского университета. В эмиграции он разрабатывал идеи но­вого общественно-экономи-ческого устройства, кото­рое следовало бы установить в Германии после лик­видации нацистского режима. Рюстов принимал ак­тивное участие в работе так называемого семинара Липмана», который действовал в Париже в 1938 г. и где обсуждались проблемы реформирования герман­ского общества.

По возвращении в ФРГ и до своего выхода на пенсию в 1955 г. работал на кафедре экономических и социальных наук Гейдельбергского университета. Именно Рюстов с 1955 по 1962 г. возглавлял общест­во «Социальное рыночное хозяйство».

Центральное место в обширном литературном на­следии Рюстова занимает обоснование оптимального социально-экономического строя. «Рыночный меха­низм, как представляется, обладает практически не­ограниченными возможностями самоизлечения от эн­догенных помех»5, – таков был категорический им­ператив Рюстова. Он решительно выступал как про­тив социалистического (коммунистического) плано­вого хозяйства, которое, в его представлении, по мере своего развития неизбежно ведет к тоталитар­ной диктатуре, так и против неограниченного, «чис­того» либерализма. Последний может самостоятель­но достигнуть состояния равновесия, но он «обреме­няет рынок такими большими перегрузками», что тот «не способен выдерживать их».

Работы Рюстова содержали обоснование так на­зываемого «третьего пути» – общественного разви­тия, являющегося альтернативой как исторически ис­черпавшему себя капитализму, в той форме, какой он достиг к началу XX в., так и коммунистической общественно-экономической системе. «Мы должны... радоваться тому, что не стоим перед страшным выбо­ром между «капитализмом» и коллективизмом, ибо имеется третий путь, избегающий недостатков как «капитализма», так и социализма», — писал Рюстов в одной из своих основополагающих статей «Между капитализмом и коммунизмом», опубликованной во втором томе журнала «ОРДО» в 1949 г.6

В развернутой форме обоснование «третьего пути» содержится в трехтомном капитальном труде Рюстова «Место современности в истории», написан­ном в основном в эмиграции, но опубликованном в 1950–1957 гг.7 В нем он изложил собственное виде­ние «универсальной» истории развития человеческо­го общества как развития и смены разного уровня культур и социальных структур. Рюстов был привер­женцем сильного государства, но не в том смысле, в каком его понимал Бисмарк с его политикой протек­ционизма, а как государства, созидающего «рамоч­ные условия» и правила для функционирования ры­ночной экономики. Обязанностью государства, пола­гал он, является проведение активной конкурентной политики, устраняющей все возможные помехи дей­ствию рыночного механизма. Рюстов выдвинул и обосновал понятие «либерального интервенциониз­ма» как альтернативы «свободному рынку» класси­ческого либерализма.

Конкуренция, в понимании Рюстова, требовала определенных ограничений, дабы обеспечить этичес­кие и социальные связи. Для ее характеристики в рамках неолиберальной концепции он оперировал понятием конкуренция по результатам деятельности» (Leistungskonkurrenz). Последняя предполагала не только наличие и соблюдение определенных правил и законов рыночного хозяйства, но и следование мо­ральным нормам, существовавшим в обществе. Пос­леднему фактору Рюстов придавал особенно важное значение. Ключевым элементом в его концепции яв­лялось представление о человеческом обществе как взаимосвязи индивидуума (единицы) и свободы, спо­собствующей развитию каждого индивидуума.

Отсюда понятно, что, рассматривая человека прежде всего как хозяйствующую единицу, Рюстов не меньшее значение придавал другим формам чело­веческого общежития: семье, общине, государству, различным формам социальной интеграции, а также религиозным, этическим, эстетическим и культурным взглядам, то есть всем элементам человеческой куль­туры. В его концепции все эти элементы человечес­кого» имеют приоритет перед экономикой, а с другой стороны, они не могут существовать без экономики, обеспечивающей фундамент или базу всего остально­го. Связь человеческого» и экономического» виде­лась Рюстову следующим образом: все стороны чело­веческого бытия выдвигают определенные требова­ния к экономике, задача которой состоит в том, чтобы эти требования реализовать.


2.1.3. Социальный неолиберализм Альфреда Мюллер-Армака: «Поставить рыночное хозяйство на службу социальному!»


Уже в ходе осуществления экономических ре­форм Эрхарда возникла потребность каким-то обра­зом обобщить принципы и основные черты проводив­шихся под его руководством реформ.

Эту работу по формулированию концепции (заме­тим, что и сам термин «социальное рыночное хозяй­ство» был предложен именно им еще в 1946 г.) взял на себя профессор Альфред Мюллер-Армак (1901–1978), будучи руководителем того подразделения Министерства экономики, которое отвечало как раз за обоснование общей концепции реформ.

Главная идея Мюллер-Армака – «соединить принцип свободы на рынках с принципом социально­го выравнивания». Хотя для Мюллер-Армака соци­альный аспект нового хозяйственного порядка имел основополагающее значение, это не значит, что он недооценивал принцип конкуренции: напротив, ее формирование рассматривалось им – во всяком слу­чае, в начале 50-х гг. – как цель экономической по­литики.

Книга, в которой Мюллер-Армак впервые изло­жил свое видение социального рыночного хозяйства, называется «Экономическое регулирование и рыноч­ное хозяйство» (1946). Здесь он прямо противопо­ставляет концепцию социального рыночного хозяйст­ва системе, основанной на «экономическом» управле­нии. Более того, Мюллер-Армак открыто выступал за прямое перераспределение доходов государством для достижения социальных целей.

«Новая идея государства», разрабатывать кото­рую Мюллер-Армак начал еще в 30-е гг., заключа­лась в преодолении разрыва между индивидуализ­мом и коллективизмом, между общественными и го­сударственными институтами. Единство должно уста­новиться и в отношениях между государством и эко­номикой: государство использует свою мощь для поддержки развития хозяйственных сил, а те в свою очередь направляют свою деятельность на достиже­ние общего интереса. В этом, как полагал тогда Мюллер-Армак, должен заключаться смысл хозяйст­венного порядка. Частная собственность и предпри­нимательство, их цели и интересы должны быть по­ставлены на службу государственным (или общественным) целям, имеющим высший приоритет. Согла­сование интересов обеспечивается корпоративной ор­ганизацией хозяйства.

Едва ли такое понимание взаимоотношений госу­дарства и бизнеса можно характеризовать как либе­ральное или как ордолиберальное. Во всяком случае Эрхард придерживался др. взглядов, и в данном во­просе социальное рыночное хозяйство, скорее ближе к идеям фрайбургских ордолибералов, чем к концепции Мюллер-Армака. (Правда, следует заме­тить: интерпретировать приоритет «общественных, т.е. коллективных, целей» можно по-разному – они могут выступать объективными целями политическо­го и хозяйственного порядка, а не просто следствием каких-либо централизованных предписаний. Да и примирение различных интересов, которое Мюллер-Армак называл проявлением «социального гуманиз­ма», действительно, в то время было едва ли не самой насущной задачей общественного развития.)

Самое трудное для Мюллер-Армака было дока­зать, что государство, действуя в рамках «социально­го гуманизма», не разрушает рыночные механизмы, что меры экономической политики и вообще государ­ственного вмешательства не противоречат рынку. Не случайно в уже упомянутой книге «Экономическое регулирование и рыночное хозяйство» и ряде других публикаций 40-х гг. Мюллер-Армак противопоставил концепцию социального рыночного хозяйства всем возможным вариантам планового управления эконо­микой. Ведущей идеей этого времени было убежде­ние, что решение социальных проблем не требует со­циалистического устройства и плановой экономики, а вполне достижимо в свободной хозяйственной и об­щественной системе в условиях конкурентного по­рядка. Но доказательство данного тезиса не выгляде­ло у него достаточно убедительным.

В этот же период проявляется и тот элемент кон­цепции Мюллер-Армака, который сближает его с не­которыми ордолибералами – а именно поиск «среднего пути» между полным либерализмом XIX в. и центрально-административными системами. Но Мюл­лер-Армак акцентировал внимание не на идеологи­ческий спор между капитализмом и социализмом, а на поиск порядка, способного в индустриальном об­ществе обеспечить каждому индивиду должный уро­вень экономической и социальной безопасности. Только на этом базисе могла реализоваться и свобода индивида.

С 1952 г. Мюллер-Армак, приглашенный самим Эрхардом в федеральное Министерство экономики на должность руководителя отдела экономической политики, внес немалый личный вклад в яркую и об­разную, хотя зачастую весьма вольно трактующую взгляды Эрхарда, пропаганду социального рыночно­го хозяйства.

При этом его позиция по важнейшим мерам соци­ально-политического характера существенно отлича­лась от точки зрения неолибералов и ордолибералов. Это относится прежде всего к проблемам социальной помощи для семей, соучастию работников в управле­нии, образованию собственности с применением пере­распределительных инструментов и т.д. Отношение Мюллер-Армака к этим элементам социальной поли­тики было в основном позитивным. Он полагал, что они (как и охрана окружающей среды, развитие ин­фраструктуры и доступность образования) являются важнейшими элементами укрепления и совершенст­вования модели социального рыночного хозяйства.

Хотя Мюллер-Армак постоянно подчеркивал, что «регулирующим принципом социальных интервенций должна быть их совместимость с функционировани­ем рыночного порядка», он не избежал упреков в том, что его социально-политические идеи угрожают основам рыночного хозяйства. На это он отвечал, что именно социальные гарантии делают рынок приемле­мым для все более широких слоев населения. Только в этих условиях антирыночная партия не имеет шан­сов на успех.

Свою позицию относительно необходимой сбалан­сированности свободы и социальных гарантий Мюллер-Армак отстаивал и на европейском уровне, буду­чи в 1958 – 1963 гг. госсекретарем по европейским вопросам, представителем Германии на переговорах по подготовке договора об образовании Европейского экономического сообщества (ЕЭС), а также прези­дентом комиссии ЕЭС по проблемам конъюнктурной политики. Он стремился построить систему коорди­нации конъюнктурной политики исходя из призна­ния принципов «добросовестности», «правильного поведения».

В начале же 60-х гг. Мюллер-Армак выдвинул идею «второго этапа» социального рыночного хозяй­ства, связывая его с однозначным переносом центра тяжести в политике государства на «общественно-по­литические» приоритеты, в первую очередь так назы­ваемые «социальные инвестиции». В этот период он по существу прямо порывает с той политической ли­нией, которую продолжал проводить Эрхард, и вы­ступает предтечей последующих изменений в подхо­де к целям экономической политики, которые про­изошли несколькими годами позже, после отставки отца «экономического чуда» с государственных по­стов.

После ухода с административных постов Мюл­лер-Армак возвращается в науку и продолжает рабо­ту в Кёльнском университете, в созданном им Инсти­туте экономической политики. Как и прежде, лейт­мотивом его исследований остается общественная по­литика, направленная на достижение равновесия сво­боды и социального равенства. Опубликованный им в 1972 г. совместно с Людвигом Эрхардом (по-види­мому, Мюллер-Армак осознал, что в своих призывах к усилению государственных социальных расходов он зашел в 60-е годы слишком далеко) манифест о совершенствовании социального рыночного хозяйст­ва был попыткой вернуть германских политиков к изначальной концепции, которая стала подвергаться существенным деформациям.

Ясно, что просто реанимировать модель 50-х гг. было невозможно, но ее необходимо было, считал он, совершенствовать на основе исходных принци­пов, а не внешних для нее посылок. Однако в этот период в стране господствовали уже – не в послед­нюю очередь благодаря предшествующим публикаци­ям самого же Мюллер-Армака – другие настроения.


2.2. Ордолиберализм Вальтера Ойкена и Франца Бёма: «Создать и поддерживать конкурентный порядок!»


Вальтер Ойкен (1891–1950) считается одним из «духовных отцов» немецкого ордолиберализма, именно он наиболее полно в своем творчестве вопло­тил и обосновал основные идеи данного направления экономической мысли Германии середины XX в.

Вступив в начале 20-х гг. на академическую стезю (должность университетского профессора в Йене, а затем во Фрайбурге), Ойкен стремился преодолеть стереотипы господствовавших в тот период концепций и школ, убедившись в их неспособности найти эффек­тивный выход из кризиса капитализма и всей эконо­мической политики государства в 20 – 30-е гг. Это привело его к поискам нового порядка социально-эко­номического развития. Он должен был отличаться и от нерегулируемого государством капитализма (laissez faire), и от централизованно-административных сис­тем, характерных для советского социализма и немец­кого национал-социализма.

Уже в своей первой значительной работе «Струк­турные изменения государства и кризис капитализ­ма» (1932) Ойкен весьма убедительно показал, что господствующие группы интересов и монополисти­ческие объединения подрывают основы рыночного хозяйства, приводят к его болезненным деформациям. Рынок без конкуренции становится фикцией, а государство, поддерживающее картели и союзы, перестает справляться со своими основными функ­циями, но зато приобретает деспотические замашки. Подобное устройство чуждо принципам демократии, прав и свобод личности.

Ойкен ищет новый подход к исследованию эко­номических систем. В своей концепции «идеальных типов хозяйства» он в значительной степени опирал­ся на методологию и теорию познания Макса Вебера. От концепции «идеальных типов» он и придет позд­нее к центральной категории своей теории «конку­рентному порядку» (Wettbewerbsordnung).

Ойкен, в частности, был хорошо знаком с трудами Ф.А. фон Хайека и с ним лично: в созданном в 1947 г. в местечке Мон-Пеллерин международном объединении ли­беральных экономистов, юристов, социальных философов и историков, председателем которого стал Хайек, Ойкен был одним из вице-президентов. Между обоими мыслите­лями существовали тесные духовные связи. Однако в тео­ретических вопросах их взгляды весьма существенно раз­личались как минимум в трех важнейших вопросах: в тео­рии конкуренции, в понимании природы и значения инсти­туциональных изменений, а также социального вопроса.

Итог методологических исследований Ойкен из­ложил в своем фундаментальном труде «Основы на­циональной экономики» (1940). Впоследствии книга выдержала 9 изданий и в 1996 г. вышла на русском языке. Именно здесь Ойкен провел всесторонний анализ различных форм рынка и хозяйствования, а также определил основные методы исследования хо­зяйственных систем.

Ойкен подходил к теории конкурентного поряд­ка как к одному из элементов общественной системы, взаимоувязанного с другими элементами. Он выдви­нул исключительно важное (особенно для трансфор­мирующихся экономик) положение о взаимозависи­мости порядков, т.е. взаимообусловленности и вза­имовлиянии политического, хозяйственного, социаль­ного, правового порядков.

Данная теория положила начало течению ордолиберализма – специфически немецкой разновид­ности либерализма, допускающей (и даже требую­щей) активное участие государства в формировании хозяйственного порядка. Порядок понимается как со­вокупность писаных и неписаных обычаев, правил, норм, а также форм и социальных механизмов, обес­печивающих их реализацию. Возникла теория изуче­ния институциональных форм и их изменений. На этой основе значительно легче было переходить от одной целостной системы к другой.

Разумеется, одной готовности «навести порядок» недостаточно для построения нормального общест­венного устройства, ведь порядок бывает разным – эффективным или неэффективным, демократическим или авторитарным, конкурентным или синдикалист­ским. Как же и откуда возникнет оптимальный поря­док? Как подчеркивал соратник Ойкена Фридрих Лутц, «хороший хозяйственный порядок не образу­ется сам по себе, он должен быть установлен». Поэ­тому государство своей экономической политикой должно не только влиять на процесс формирования порядка, но во многом определять его важнейшие ха­рактеристики.

В «Основах национальной экономии» Ойкен от­крыто выступил против тотального государства с со­ответствующим типом централизованно-администра­тивной экономики. Последней он противопоставил «меновое хозяйство» как идеальный тип рыночного хозяйства, регулируемого свободной конкуренцией и механизмом цен. По Ойкену, меновое хозяйство не просто эффективнее регулируемого из одного цент­ра – оно отвечает внутренней сути, природе челове­ка как свободного и ответственного субъекта.

Вторая известная работа Ойкена «Основные принципы экономической политики» – была начата во время войны, и автор продолжал работать над ней вплоть до внезапной смерти в марте 1950 г. в Лондо­не, куда он приехал для чтения лекций.

Книга представляла собой отчасти сборник ранее опубликованных статей, отчасти же содержала новые фрагменты и была подготовлена к печати женой Ойкена, Эдит, и его учеником К.П. Хензелем и издана в 1952 г. С тех пор она выдержала в Германии шесть изданий, а в 1995 г. вышла на русском языке.

Эта работа посвящена проблеме выработки и ре­ализации принципов ордолиберализма в экономичес­кой политике государством. Такая политика, по убеждению Ойкена, должна была проводиться в Гер­мании и всей Европе после войны, с тем чтобы со­здать свободный хозяйственный порядок.

Согласно ордолиберальной концепции, государ­ство организует рынок, проводя политику порядка (Ordnungspolitik), и именно эта сфера должна быть приоритетной для государственной экономической политики, тогда как политика регулирования процес­сов (Prozesspolitik) должна быть сведена к миниму­му, поскольку хозяйственные процессы непосредст­венно регулируются самостоятельными рыночными субъектами. Разделение этих двух сфер экономичес­кой политики имело важное значение и оказало оп­ределенное воздействие на формирование экономи­ческой политики в социальном рыночном хозяйстве послевоенной Германии – определяющее значение имела работа по созданию рамочных условий для функционирования экономики (политика порядка), тогда как политика регулирования процессов носила заведомо конъюнктурный и подчиненный характер.

Каким же должен быть «хороший» хозяйствен­ный порядок? Решающим элементом создававшегося порядка, безусловно, должна быть свободная конку­ренция. Ойкен полагал, что именно она обеспечивает эффективность рыночной системы экономики и га­рантирует личные права и свободы человека, а посе­му являет собою самое великое «изобретение» чело­вечества. Конкуренция реализуется лишь как свобо­да выбора для хозяйствующих субъектов, когда ва­риантов решений (а значит, и дальнейшего развития) очень много. При этом степень конкуренции может быть разной в зависимости от формы рынка от пол­ной конкуренции (когда почти все решения принима­ются под ее воздействием) до монопольного рынка (на котором конкуренция может играть лишь вспо­могательную техническую роль). Собственно регули­рующим инструментом в условиях рынка является система конкурентных цен своеобразный «прибор», измеряющий уровень ограниченности (дефицитнос­ти) ресурсов и продуктов и сигнализирующий об этом всем участникам рыночного процесса. Центра­лизованно управляемая экономика обречена на неэф­фективность и бесхозяйственность уже потому, что в ней отсутствует столь важный инструмент.

Надо заметить, что антикартельную политику, прово­дившуюся в конце 40-х гг. в Германии, Ойкен считал не­эффективной – именно она, по его мнению, заложила мину под модель социального рыночного хозяйства, сдела­ла ее противоречивой и зависящей от таких же групп ин­тересов, которые подорвали в свое время Веймарскую рес­публику. В нескольких экспертных докладах он подчерки­вал, что необходима действительно радикальная декарте­лизация, открытые рынки и создание таких условий, при которых стало бы невозможным укрепление монополий. Бороться следовало не против злоупотреблений монопо­лий, а против их существования. Причем сохранение властных позиций монополий не только снижало эффек­тивность хозяйственной системы, но и препятствовало ре­шению социальных проблем, и поэтому говорить о соци­альной направленности складывавшегося порядка было не­правомерно.

Обе книги Ойкена пронизаны идеей ограничения власти. Он считал пагубной концентрацию экономи­ческой власти – от кого бы она ни исходила – не только для хозяйственного процесса, но и для разви­тия свободного человека. Свой тезис о «взаимозави­симости порядков» Ойкен иллюстрировал взаимоза­висимостью властных позиций картелей и авторитар­ного политического строя.

Критика Ойкеном программы реформ, начатых Эрхардом, была, по сути, направлена не против этих реформ как таковых, а против опасности деформации социального рыночного хозяйства, его превращения в общество, где властные экономические группировки обеспечат социаль­ное благополучие за счет ограничения возможностей сво­бодного развития индивида. Вместе с тем она была отчасти романтической, идеалистической, ибо не учитывала соот­ношения сил в тех конкретных условиях и ограничений, накладываемых интересами определенных групп (точнее, считала возможным переломить их).

Разумеется, Эрхард и его сподвижники не только не были противниками декартелизации, но и постоянно под­черкивали, что только конкуренция способна обеспечить достижение целей социального рыночного хозяйства, более того, свобода предпринимательства и свободная конкурен­ция (с ее важнейшим элементом – ценообразованием на основе рыночного спроса и предложения) являются глав­ными устоями этой системы. Но идти на резкое обострение отношений с мощными хозяйственными группировками было рискованно как с точки зрения сохранения властных позиций правительства и поддержания внутриполитичес­кой стабильности, так и из-за опасения, что удар по карте­лям вызовет экономические и социальные трудности, не компенсируемые в краткосрочной перспективе малым и средним бизнесом. Поэтому более или менее эффективное антикартельное законодательство запоздало, меры же конца 40-х гг. Ойкен считал абсолютно недостаточными.

Однако в концепции Ойкена дело не ограничива­лось лишь борьбой с монополиями. Экономическая политика, не должна быть «точечной», т.е. ведущей­ся ради решения краткосрочных задач и нарушаю­щей дееспособность системы цен. Напротив, основ­ным принципом «хозяйственной конституции» (так он называл систему законов и правил хозяйствова­ния) должно стать создание дееспособной системы цен в условиях полной конкуренции как главного критерия эффективности любой меры в сфере эконо­мической политики. Это – основной принцип хозяй­ственной конституции. В конкурентный порядок должна быть встроена система обеспечения стабиль­ности денег. Поэтому для государства существует примат валютно-денежной политики.

Следующими конституирующими принципами экономической политики, которые гарантируют сво­бодный конкурентный порядок, являются:

– открытые рынки (свободный вход на рынок и свободный выход из него);

– частная собственность;

– свобода договоров;

– принцип имущественной ответственности ры­ночных субъектов;

– постоянство и последовательность экономичес­кой политики.

Эти конституирующие принципы эффективной и цельной экономической политики, по Ойкену, взаи­мообусловлены и неразрывны. Они позволяют про­водить не точечную, а комплексную, взаимосвязан­ную и долгосрочную политику.

Впрочем Ойкен и его соратники не идеализиро­вали конкурентный порядок и ясно видели его недо­статки и риски. Для некоторой корректировки нега­тивных последствий и сбоев конкурентного механиз­ма Ойкен предлагал специальные «регулирующие принципы». Это – политика доходов, ограничение свободы планов предприятий в точно устанавливае­мых случаях (например, если они наносят экологи­ческий ущерб), вмешательство в случаях аномального предложения (прежде всего на рынке труда).

Ойкен не просто выступал против планирования на уровне народного хозяйства в целом, а считал его принципиально нереализуемым (следуя здесь за Хайеком). Он подчеркивал его возможность и даже не­обходимость на отдельном предприятии, где можно охватить весь процесс целиком. Вместе с тем Ойкен очень четко показал, что порядок не препятствует экономической свободе, а, напротив, обеспечивает ее реализацию. Ведь конкуренция не сохраняется и не воспроизводится автоматически, а вытесняется моно­полией, если не предпринимаются специальные меры по защите конкуренции. Критикуя планирование, равно как и кейнсианские методы вмешательства в экономические процессы, Ойкен выступал и против «смешанной» экономики, где действовали бы и эле­менты конкуренции, и элементы центрального регу­лирования экономических процессов.

Что же касается решения «социального вопро­са», то взгляды Ойкена отличались от точки зрения сторонников «сильной социальной политики» (на­пример, Мюллер-Армака, о котором речь шла выше). Эффективный социальный порядок, по Ойкену, заключается не в особой социальной помо­щи и не в социальном страховании, а в обеспечении государством таких условий, когда каждый, кто этого хочет, способен самостоятельно позаботиться о себе и своей семье. Не результаты рынка следует корректировать «сильной социальной политикой», а помогать тем, кто «выпал» из сферы рыночных отно­шений в силу возраста, болезней или (пока) не вошел в нее.

Иными словами, подлинно социальным и рыноч­ным будет не тот хозяйственный порядок, в котором значительная часть ресурсов и доходов перераспреде­ляется для социальных нужд в интересах большинст­ва граждан, а тот, в котором минимально число людей, нуждающихся в социальной поддержке со стороны государства.

Ойкен считал, что успех ордолиберальной политики возможен, если будут применяться комплексно все выдви­нутые им принципы и подходы. В реальной политике это было невозможно – Эрхард и его сторонники сталкива­лись со множеством ограничений политического, социо­культурного, правового, ресурсного характера. Кроме того, изначальным принципиальным отличием социального рыночного хозяйства как концепции, не просто претворяе­мой в жизнь, но творимой в реальном каждодневном хозяйственно-политическом процессе, было то обстоятельст­во, что она строилась исходя из анализа практики. Между тем концепция Ойкена – это, по сути, реальная модель, в своей чистоте и абстрактности сочетающая как элементы ушедшей эпохи (например, частная собственность как единственная организационно-правовая форма в развитой рыночной экономике невозможна – это показал еще Карл Маркс в середине XIX в.), так и сугубо умозрительные положения и выводы.

Концепцию «фрайбургской школы» отличала идея неразрывной связи порядка и свободы. Однако, понимая, что их слитность в реальной жизни и осо­бенно в политике отнюдь не очевидна, ордолибералы должны были доказывать взаимообусловленность двух основных ценностей. Неизбежно возникал и не менее сложный вопрос – о механизме обеспечения порядка, а потому о взаимосвязи права и власти. Только сильное правовое государство может быть га­рантом свободной и эффективной рыночной эконо­мики – таков был тезис, который следовало обосно­вать. Именно этой проблемой с начала 30-х гг. зани­мался соратник Ойкена, правовед Франц Бём (1895–1977).

Выпускник Фрайбургского университета, Бём в течение семи лет работал в отделе картелей Импер­ского министерства экономики. Однако с 1933 г. он, будучи противником национал-социализма, уходит с государственной службы и преподает в альма-матер (хотя и здесь ему долгое время не позволяли зани­мать профессорскую должность). Поэтому его кон­цепции ограничения частной власти монополий опи­рались не только на теории, разрабатываемые фрай­бургскими учеными, но и на его собственный практи­ческий опыт.

Пожалуй, важнейшим вкладом Бёма в концеп­цию социального рыночного хозяйства стало положе­ние о том, что угроза свободному конкурентному рынку и свободному обществу исходит не только от государства, имеющего привычку во все вмешиваться и все регулировать, но и от крупных частнохозяйст­венных или общественных структур. Более того, по Бёму, проблема экономической власти – это прежде всего проблема частной власти.

Если концентрация экономической власти ока­жется достаточно высокой, то функционирование ры­ночных механизмов будет нарушено, а демократичес­кие институты превратятся в пустую формальность. Поэтому необходимо найти способы, предотвращаю­щие такую концентрацию.

Смириться с реалиями – постоянным стремле­нием хозяйствующих субъектов и групп интересов завоевать доминирующие позиции – и оправдывать такое положение дел как объективно неизбежное, значило бы, по Бёму, не просто совершить преда­тельство научных принципов, но и проявить полити­ческую безответственность. Не менее важен и другой тезис Бёма: борьба против экономической власти не может носить сугубо моральный или просветитель­ский характер. Необходимо формировать порядок, в котором бы господствовали принципы частного права. Частноправовое общество, как его определял Бём, обладает упорядочивающей силой, способной нейтрализовать властные поползновения как частных субъектов, так и государства. Причем именно госу­дарство должно содействовать ее становлению и под­держанию.

Частноправовое общество соединяет в себе право­вой порядок и рыночное хозяйство, оно становится мерилом политической конституции, экономической и социальной политики, предпринимательской дея­тельности и роли союзов. Однако, для того чтобы рыночное хозяйство функционировало эффективно, требуется увязать частноправовой порядок с поряд­ком, не допускающим ограничений конкуренции.

Так как основным противодействием частной эко­номической власти является конкуренция, Бём назы­вал её «величайшим и гениальнейшим в истории ин­струментом лишения власти». Параллельно с Ойкеном он критиковал немецкое имперское законода­тельство, превратившее Германию в начале века в классическую страну картелей, а также позицию юристов в послевоенной Германии, считавших запрет картелей государственным искажением рынка, про­тиворечащим конституции.

Возможно, немецкие юристы «хотели как лучше» (картели-де нейтрализуют разрушительные тенденции рыноч­ной анархии и повысят конкурентоспособность немецкой промышленности), а получилось «как всегда». Одну из причин ошибочных судебных решений относительно карте­лей Бём усматривал в том, что юристы, несмотря на высо­кую квалификацию, оказались некомпетентны, ибо не по­нимали сути экономических процессов, не учитывали осо­бенностей хозяйственно-политических мер.

В сущности, работы Бёма представляют собой сплав юридического и экономического анализа, про­веденного с учетом политических факторов. В своих практических рекомендациях и политической дея­тельности он был принципиален, но далек от догма­тизма.

Эта особенность Бёма как политика и ученого одно­временно имела очень большое значение, когда он помогал Людвигу Эрхарду продвигать закон против ограничений конкуренции. Для него важно было не просто «запретить» картели, а обеспечить эффективный хозяйственный поря­док. Бём подчеркивал, что никакой закон не внедрит сто­процентную конкуренцию и не уничтожит полностью эко­номическую власть. Поэтому антикартельный закон дол­жен «обеспечить достижимый оптимум конкуренции и до­стижимый минимум экономической власти». Бём в своей законотвореческой деятельности отталкивался от положе­ний теории о формах рынка (без знания теории, подчеркивал он, никогда не удастся создать хороший закон), но умело придавал им практическую и прагматическую направлен­ность. В практической политике содействия конкуренции он предлагал просто руководствоваться житейской мудростью: оставить в покое мелкую рыбешку, даже если иногда она плывет косяком, а ловить крупных рыб-хищников.

Позицию Бёма ни в коей мере нельзя охаракте­ризовать как беспринципную. Напротив, он умел проводить различие между компромиссом и наруше­нием принципов, причем компромиссы допуска­лись лишь при полной уверенности в сохранении сути общей концепции. Такая особенность была не­характерна для максималиста Ойкена, который тре­бовал всегда и во всем твердо держаться основных принципов конкурентного порядка, полагая, что в противном случае они будут деформированы до неуз­наваемости. Бём удачно дополнял его как ученый и политик-прагматик в одном лице, чем в немалой сте­пени содействовал выработке «технологии» реализа­ции принципов рыночного хозяйства во время осу­ществления реформ Эрхарда.

Бём своей практической деятельностью обосновал еще один принцип эффективной экономической политики: наряду с выработкой четких и взаимосвязан­ных принципов и правил, образующих концепцию хозяйственного порядка (причем не позднее, а па­раллельно с разработкой концепции), требуется найти механизмы ее гибкого применения в реальной действительности с учетом социальной среды, расста­новки политических сил, противодействующего лоб­бизма и закулисных сделок. Важнейшими условиями при этом являются, во-первых, выявление и активи­зация тех рыночных субъектов, которые способны поддержать и в конечном счете воплотить концеп­цию, а во-вторых – нейтрализация ее противников. Разумеется, такая технология может быть реализова­на в развитом правовом государстве, но обречена на крах в условиях закулисных интриг как главенст­вующей формы осуществления политики.

В этом процессе поддержки рыночных сил осо­бую роль должна играть наука. В одной из самых значительных своих работ «Частноправовое общест­во и рыночное хозяйство» (1966) Бём подчеркивал, что именно ученые противодействуют тенденции, ко­торая превращает законодательную и исполнитель­ную власть в заложников противоречивых воздейст­вий групп интересов, а политику – в тактический поиск компромиссов.

Как и Ойкен, Бём выступал за активное и даже сильное государство. Он считал иллюзорным пред­ставление, что «там, где государство не вмешивается в экономику, возникает некая абсолютно внеправовая естественная гармония, обеспечивающая все наи­лучшим образом»8. Но что такое сильное государст­во? Для Бёма это прежде всего государство, макси­мально свободное от влияния групп частных интере­сов (для чего и необходимо предотвращать сосредо­точение экономической власти в руках мощных груп­пировок).

Поскольку от государственной власти с неизбеж­ностью исходит негативная энергия и его экономи­ческие интервенции деформируют рынок, деятель­ность государства должна быть связана законами, упорядоченной правовой системой. В частности, антимонопольная политика государства должна рас­пространяться и на него само. Если ради «общего блага» или «наведения порядка» государство займет монополистические позиции в той или иной сфере хозяйствования, негативные последствия для эконо­мики едва ли окажутся меньшими, чем в случае дей­ствия частных монополий.

В данной связи Бём рассматривал обобществленное производство как основу для абсолютной государственной монополии предложения (производимых благ), спроса (на труд) и управления (в форме общехозяйственного плани­рования). Такая монополия порождает тотальную власть, несовместимую со свободной рыночной экономикой, а кроме того – неспособную действовать в правовом поле, а значит, принимающую волюнтаристские и неэффективные экономические решения.

Но что будет, если (как это часто бывает на практике, чему пример – первое десятилетие рос­сийских реформ) конкуренция развита недостаточно, а государство доверится «естественному развитию»? Результат окажется плачевным. Власть без присмот­ра не останется – она сосредоточится у отдельных частных лиц (в России получивших название «оли­гархов»), и именно они начнут осуществлять интер­венции в экономику, которая от этого не станет сво­боднее. Иными словами, произойдет «дикая рефеодализация», казалось бы, «свободного» общества, при­чем государство в этой ситуации отнюдь не приобретет тоталитарные черты – оно, напротив, до предела ос­лабеет, хотя и будет пытаться по-дилетантски вмеши­ваться в экономику. Такое слабое государство станет «игрушкой в руках противоборствующих организован­ных групп интересов», а все его благие социальные намерения останутся на бумаге, поскольку исполь­зуемые им механизмы будут приводить совсем не к тем результатам, на которое оно рассчитывало.

Выход в том, чтобы государство сосредоточилось на политике хозяйственного порядка, создавая пра­вила хозяйствования и обеспечивая их выполнение всеми субъектами рынка. Поэтому Бём активно бо­ролся против квазифеодальных привилегий и выбо­рочных льгот, которые неизбежно порождали суще­ствование мощных властных группировок в экономи­ке. Сильное государство – это государство, которое не раздает льготы, а использует политическую власть для того, чтобы создать условия для честной конку­рентной борьбы на рынке, свободном от власти кого бы то ни было. Бём убедительно доказал это и свои­ми теоретическими работами, и практической полити­ческой деятельностью. В этом его непреходящий вклад в концепцию социального рыночного хозяйства.

Говоря об идейных истоках концепции социаль­ного рыночного хозяйства, следует упомянуть имя профессора Фрайбургского университета Леонхарда Микша. Так, именно он сформулировал тезис о не­полноте двух полярных видов координации – внут­ренней (которую осуществляют действующие в эко­номике лица) и внешней (осуществляемой вышестоя­щей инстанцией). Поэтому «задачей экономической политики должно быть установление в каждом слу­чае лучшей комбинации между внутренней и внеш­ней координацией»9. Но что значит «лучшей»? По Микшу, это достижение порядка, соединяющего мак­симум личной свободы с максимумом социальной справедливости. Причем этот порядок будет нравст­венным, поскольку исходит из примата личности, имеющей нравственную цель. Власть же, осущест­вляющая внешнюю координацию, нравственна толь­ко находясь в правовых рамках. Соединение естест­венных и правовых норм обеспечивает хозяйствен­ный порядок, строящийся на этических принципах.

Выделяя основные элементы свободной и спра­ведливой хозяйственной системы, Микш делал особый упор на важность принципа конкуренции. Наи­большую известность получила его книга «Конкурен­ция как задача. Принципы конкурентного порядка», изданная еще в 1937 г. в качестве 4-го номера серий­ного издания «Порядок хозяйства» и переизданная в 1947 г.10 В ней Микш следует ордолиберальным принципам, доказывая, что без упорядочивания хо­зяйственной жизни государством свободная экономи­ка не имеет смысла. Конкуренция уже не может быть «естественным порядком» и становится «госу­дарственным мероприятием».

Однако обеспечение конкурентного порядка с по­мощью государства он понимал иначе, чем, напри­мер, Ойкен. Так, чтобы предотвратить тенденцию превращения олигополии в монополии, Микш пред­лагал для них государственное регулирование, кото­рое будет «принуждать к конкуренции». Ойкен же полагал, что требуется настолько жесткий контроль за монополиями, чтобы отбить у олигополии всякое желание переходить в эту категорию. Тогда они сами будут заинтересованы в сохранении конкурентных отношений.