Лекция №8. Становление релятивистского мировоззрения

Вид материала

Содержание

В первую очередь под натиском нескольких ошеломляющих физических открытий зашаталась и затем рухнула вся картезианско-ньютоновск
Квантовая механика
Принцип неопределенности в корне подрывал и вытеснял собою ньютоновский детерминизм.
Появляется теория большого взрыва
Понятие абсолютной истины в свете квантовой теории.
Поппер Карл
Кун Томас
Конфликт программ и понятие модели.
Постмодернизм и постнеклассическая наука.

Подобный материал:

Лекция №8. Становление релятивистского мировоззрения.

1. Третья глобальная научная революция, становление неклассического естествознания (кон. XIX - первая половина XX веков.

2. Постмодернизм и постнеклассическая наука II пол. XX века.

Итак напомним, что после первой научной революции утвердились принципы познания и описания мира. В науке было общеизвестно следующее:

1. Представление об атомах как твердых, неделимых частицах материи

2. Время и пространство есть независимые абсолюты

3. Строгая механическая причинность всех явлений.

4. Возможность объективного наблюдения за природой.

Все эти положения на рубеже XIX – XX веков оспорены со всех сторон.

1. Третья глобальная научная революция, становление неклассическою естествознания (конец XIX - первая половина XX веков.

Поскольку философия и религия оказались в таком затруднительном положении, то стало казаться, что освободить современное мышление из плена неизбывной неопределенности сможет только наука. В XIX и начале XX столетия наука вступила в свой золотой век:

во всех ее важнейших областях произошли значимые открытия,
широко распространилась сеть институтов и академий, организованно поводивших специальные исследования различного рода,
на основе систематического объединения науки с техникой чрезвычайно быстро расцвели прикладные области.

Оптимизм этой эпохи был напрямую связан с верой в науку и ее способность до неузнаваемости преобразить состояние человеческого знания, здоровья и общего благосостояния.

Религия и метафизика продолжали медленно, но верно клониться к закату, тогда как в решительном продвижении науки уже нельзя было усомниться. Ее заявления о своем твердом знании мира – пусть подвергшиеся критическим нападкам посткантианской философии – не только по-прежнему представлялись правдоподобными: казалось едва ли уместным ставить их под вопрос. Ввиду непревзойденной познавательной действенности науки, а также ввиду строжайшей безличной точности ее построений, религия и философия были вынуждены определять собственное положение, исключительно сообразуя его с наукой, – точно так же, как в эпоху средневековья наука и философия были вынуждены сообразовывать свои позиции с религиозными представлениями, имевшими неизмеримо больший вес в культуре (Р. Тарнас).

Зато современное мышление именно в зеркале науки нашло наиболее реалистичную и устойчивую картину мира – пусть эта картина и сводилась к "техническим" знаниям, имеющим отношение к природным феноменам, и пусть ее поверхность, на первый взгляд незаметно, рассекала экзистенциальная трещина. Однако в ходе XX века два открытия в корне изменили место науки в культуре и в познании: одно было теоретическим и касалось внутренних дел самой науки, а другое имело и внешнюю прагматическую ценность.

В первую очередь под натиском нескольких ошеломляющих физических открытий зашаталась и затем рухнула вся картезианско-ньютоновская космология.

Основания:

исследования Максвеллом электромагнитных полей;
эксперимент Михельсона-Морли;
открытие Беккерелем радиоактивности;
в начале XX века Планком были выделены квантовые явления;
Эйнштейн разработал специальную и общую теорию относительности;
Бором, Гейзенбергом и их коллегами 1920-е годы была сформулирована квантовая механика, – издавна считавшиеся определенными положения классической современной науки были подорваны до основания.

Рассмотрим Квантовую теорию поля.

Планк Макс, нем. Физик, основоположник квантовой теории.

КВАНТОВАЯ ТЕОРИЯ ПОЛЯ (КТП), область современной физики, описывающая основные свойства и процессы взаимодействия элементарных частиц, из которых построены все физические объекты мира. Основные положения этой теории были сформулированы в середине 20 в. В ней произошло объединение релятивистских представлений, развитых А. Эйнштейном в теории относительности, и квантовых идей, появившихся в физике с рождением теории атома, созданной Н. Бором, В. Гейзенбергом, Э. Шредингером и П. Дираком в 20-х годах прошлого века. В основе КТП лежит представление о существовании элементарных частиц, свойства которых описываются теорией относительности, и которые в физических процессах, происходящих в микромире, рождаются и уничтожаются как целое, при этом величины их физических характеристик строго фиксированы, квантованы.

Квантовые поля

Понятие квантового поля возникло в физике как синтез представлений о физических полях типа электромагнитного поля Фарадея — Максвелла и полей вероятностей, описываемых волновыми функциями в квантовой механике. Физические поля были введены, когда возникла необходимость отказаться от принципа мгновенного действия сил, существовавшего в механике Ньютона. Предполагается, что пространство между двумя взаимодействующими частицами (например, двумя электрическими зарядами) заполнено полем, которое служит переносчиком взаимодействия с одной из частиц на другую, причем перенос этот идет с определенной скоростью. Так электромагнитное поле передает действие одной заряженной частицы на другую со скоростью света и тем самым служит переносчиком электромагнитного взаимодействия между частицами. В случае квантовых полей происходит тот же процесс передачи взаимодействия, но и он происходит квантами — порциями, при этом в качестве последних выступают элементарные частицы, имеющие строго фиксированные характеристики массы, спина, заряда и др.

Квантовая механика.

БОР (Bohr) Нильс (1885-1962), датский физик, один из создателей современной физики. Основатель (1920) и руководитель Института теоретической физики в Копенгагене (Институт Нильса Бора); создатель мировой научной школы; иностранный член АН СССР (1929). В 1943-45 работал в США. Создал теорию атома, в основу которой легли планетарная модель атома, квантовые представления и предложенные им Бора постулаты.

ГЕЙЗЕНБЕРГ Вернер (1901-1976), немецкий физик-теоретик, один из создателей квантовой механики.

КВАНТОВАЯ МЕХАНИКА (волновая механика), теория, устанавливающая способ описания и законы движения микрочастиц в заданных внешних полях; один из основных разделов квантовой теории. Квантовая механика впервые позволила описать структуру атомов и понять их спектры, установить природу химической связи, объяснить периодическую систему элементов и т. д. Т. к. свойства макроскопических тел определяются движением и взаимодействием образующих их частиц, законы квантовой механики лежат в основе понимания большинства макроскопических явлений. В отличие от классической теории, все частицы выступают в квантовой механике как носители и корпускулярных, и волновых свойств, которые не исключают, а дополняют друг друга. Корпускулярно-волновой дуализм материи потребовал нового подхода к описанию состояния физических систем и их изменения со временем. Из квантовой механики вытекает, что не все физические величины могут одновременно иметь точные значения (см. Неопределенности принцип). Отличительная черта квантовой теории — дискретность возможных значений для ряда физических величин: энергии электронов в атомах, момента количества движения и его проекции на произвольное направление и т. д.; в классической теории все эти величины могут изменяться лишь непрерывно. Фундаментальную роль в квантовой механике играет Планка постоянная ћ — один из основных масштабов природы, разграничивающий области явлений, которые можно описывать классической физикой (в этих случаях можно считать j=0), от областей, для правильного истолкования которых необходима квантовая теория. Нерелятивистская (относящаяся к малым скоростям движения частиц по сравнению со скоростью света) квантовая механика — законченная, логически непротиворечивая теория, полностью согласующаяся с опытом для того круга явлений и процессов, в которых не происходит рождения, уничтожения или взаимопревращения частиц.

На исходе третьего десятилетия XX века практически все главнейшие постулаты, ранее выдвинутые наукой, оказались опровергнуты. В их число входили представления об атомах как твердых, неделимых и раздельных "строительных блоках" материи, о времени и пространстве как независимых абсолютах, о строгой механической причинности всех явлений, о возможности объективного наблюдения природы. Столь фундаментальное изменение научной картины мира явилось настоящим потрясением, и прежде всего это относилось к самим физикам. Сходным образом, и Гейзенберг осознавал, что "самые основы физики вдруг пришли в движение... и это движение вызвало чувство, что наука вскоре оторвется от своей почвы".

Ньютоновы твердые атомы, как ныне выяснилось, почти целиком заполнены пустотой.
Твердое вещество не составляет больше важнейшую природную субстанцию.
Материя и энергия переходят друг в друга.
Трехмерное пространство и одномерное время превратились в относительные проявления четырехмерного пространственно-временного континуума.
Время течет по-разному для тех, кто движется с разной скоростью.
Вблизи тяжелых предметов время замедляется, а при определенных обстоятельствах оно может и совсем останавливаться.
Законы Евклидовой геометрии более не являлись обязательными для природоустройства в масштабах Вселенной.
Планеты движутся по своим орбитам не потому, что их притягивает к Солнцу некая сила, действующая на расстоянии, но потому, что само пространство, в котором они движутся, искривлено.
Субатомные феномены обнаруживали крайне двойственную природу, при наблюдении проявляя себя как частицы, и как волны. Нельзя одновременно вычислить местоположение частицы и измерить ее ускорение.

Принцип неопределенности в корне подрывал и вытеснял собою ньютоновский детерминизм.

Кроме того, для множества людей, усматривавших в научной вселенной, в которой царит механистичный и материалистичный детерминизм, квантово-релятивистская революция неожиданно открыла новые благодатные интеллектуальные возможности. Прежняя твердая субстанциальность материи уступила место такой реальности, которая, пожалуй, более благоприятствовала духовному истолкованию. Если с субатомными частицами все обстояло столь неопределенно, то свобода человеческой воли, казалось, обретала новую точку опоры. Казалось, что человеческое сознание или, по крайней мере, человеческие наблюдения и толкования обрели центральную роль в рамках обшей системы вещей, при этом по-новому стало трактоваться влияние субъекта на наблюдаемый объект. Глубочайшая взаимосвязанность явлений рождала холистический (рассматривающий мир как целое) образ мысли, включавший в себя множество социальных, нравственных и политических идей.

Холизм- (от греч. holos — весь, целый) («философия целостности»), идеалистическое учение, рассматривающее мир как результат творческой эволюции, которая направляется нематериальным «фактором целостности»; основоположник — Я. Смэтс

Однако в течение нескольких десятилетий революция в физике не вызвала сравнимых по масштабу теоретических видоизменений в других естественных и общественных науках, хотя их теоретические программы и основывались в значительной мере на механистических принципах классической физики. Тем не менее многие осознавали, что старому, материалистическому мировоззрению был нанесен непоправимый урон, и что новые научные модели действительности открывали путь к иным возможностям, сулящим сближение с гуманистическими чаяниями человека.

Заново возникает потребгость выстроить новую космологию. Вселенная все еще представала необъятной безликой ширью, внутри которой человек с его отличительной особенностью – сознанием – по-прежнему оставался крохотной песчинкой, эфемерным и загадочным созданием, неизвестно как и зачем вызванным к жизни.

Появляется теория большого взрыва.

Никакого убедительного ответа не было найдено и на неотвязный вопрос о том, какая онтологическая ситуация предшествовала или стояла за рождением Вселенной от "Большого взрыва". В то, что уравнения квантовой теории описывают действительный мир, не верили даже сами ведущие физики.

Таким образом, интеллектуальные противоречия и неясности, порожденные новой физикой, в каком-то смысле лишь обострили у человека то ощущение собственной относительности и отчужденности, которое со времени коперниковской революции неуклонно возрастало.

Теперь и наука пришла к тому же заключению на котором остановилась философия: вполне вероятно, что действительность строится по таким принципам, которые человеческому разуму не под силу объективно распознать. Так отсутствие всякой сообразности и умопостигаемости в мире, ощущение относительности бытия слились в тревожный симптом человеческой отчужденности в безликом космосе, – чувство, с самого начала характерное для человека современной эпохи.

Научное знание, после Ньютона казавшееся универсальным и абсолютным, теперь, после Эйнштейна, Бора и Гейзенберга следовало признать ограниченным и предварительным. Равным образом, и квантовая механика совершенно неожиданно обнаружила глубокую ценность кантовского тезиса о том, что описываемая физикой природа не есть "природа-в-себе", но всего лишь отношение человека к природе, – другими словами, природа в том ее виде, какой, она принимает, давая ответы на те или иные вопросы человека.

Понятие абсолютной истины в свете квантовой теории.

индукция не может привести ни к каким определенным общим законам,
научное знание есть произведение истолковательных построений человека, которые сами относительны, изменчивы и полностью зависят от его воображения,
сам акт наблюдения порождает ту объективную действительность, которую наука тщится объяснить,
научные истины не носят ни абсолютного, ни однозначно объективного характера.

Как следствие философии XVIII века и науки XX века одновременно, современное мышление обрело свободу от абсолютов, но вместе с ними оно плачевным образом лишилось и всякой надежной почвы.

Такие приводящие в замешательство выводы вскоре были подкреплены новым критическим подходом к философии и истории науки, появившимся, прежде всего, под влиянием Карла Поппера и Томаса Куна.

Поппер Карл

Идеи:

наука совершенно не способна породить знание, которое было бы определенным или хотя бы вероятным.
человек наблюдает Вселенную словно со стороны, строя расцвеченные фантазией догадки о ее устройстве и движении.
он просто не может подступиться к миру, не запасшись такими смелыми догадками, ибо каждый из наблюдаемых факторов уже предполагает некий толковательный фокус.
в науке эти догадки должны подвергаться постоянным и систематическим проверкам;
однако, сколько бы таких проверок ни было успешно пройдено, любую теорию должно рассматривать всего лишь как догадку, получившую некоторое подтверждение. В любую минуту какая-нибудь очередная проверка может выявить ее ложность.
от подобной опасности не защищена ни одна научная истина.
относительны даже основные факты, так как всегда существует потенциальная возможность их коренного перетолкования в новом контексте. Человек далек от знания подлинной сущности вещей.

Кун Томас

всякому научному знанию требуются толковательные структуры, основанные на фундаментальных парадигмах, или понятийных моделях, которые позволяют обособлять данные, разрабатывать теории и решать проблемы.
методы, в действительности применяемые на практике учеными, очень редко отвечали попперовскому идеалу самокритики, осуществляемому путем систематических проверок, испытывающих истинность существующих теорий.
наука чаще всего ищет подтверждений господствующей парадигме – собирала факты в свете данной теории, проводила опыты на ее основе, расширяла сферу ее применения, направляла ее дальнейшее развитие, пыталась прояснить еще не разрешенные задачи.
Наука – как правило, далекая от того, чтобы подвергать постоянным испытаниям саму парадигму, – всячески уходила от противоречий, до бесконечности перетасовывая и перетолковывая разноречивые факты или вовсе не желая считаться с такими упрямыми данными.
когда постепенное накопление противоречащих парадигме данных выливается в ее кризис и наука склоняется в конце концов в пользу какого-нибудь нового творческого синтеза, то ход такого переворота далек от рациональности.
Он во многом зависит не только от беспристрастных проверок и доказательств, но и от установившихся обычаев научного сообщества, от эстетических, психологических и социологических факторов,
в действительности очень редко соперничающие парадигмы подлинно равноправны: они основаны выборочно на различных способах истолкования и, следовательно, на различных наборах данных.
не существует никакого общего мерила – такого, как умение разрешать проблемы, или теоретическая согласованность, или сопротивление фальсификациям, – которое все ученые избирали бы в качестве единого эталона для сравнений.
то, что является серьезной проблемой для одной группы ученых, не представляет большого интереса для другой.
история науки – это не история линейного рационального прогресса, движущегося в сторону все более точного и полного знания некой объективной истины, а скорее история коренных сдвигов научного видения, в которых решающая роль принадлежит множеству нерациональных и неэмпирических факторов.

Когда появилась подобная критика в адрес философии и истории, произошел переворот в физике, в интеллектуальных кругах распространился новый, более осмотрительный взгляд на науку, устремленный прежде всего на ее опытные показания. Благодаря своим достижениям, наука по-прежнему сохраняла неоспоримое могущество и действенность, однако отныне научное знание нередко рассматривалось как, в некоторых отношениях, весьма относительное.

Научное знание всегда относительно, будучи зависимым от наблюдателя, от материальной среды, от научной парадигмы, которой придерживается исследователь, от его собственных теоретических представлений, от господствующих в его культуре верований, от его социального окружения и психологических предпочтений в отношении объекта и процесса наблюдения. Главнейшие принципы науки в любой момент могут быть опрокинуты мощью новых данных.

Кроме того, к концу XX века и в других науках условно принятые парадигматические структуры – в том числе дарвиновская теория эволюции – начали испытывать растущее давление противоречащих им данных и альтернативных теорий. В первую очередь, стал разрушаться сам фундамент на котором держалось здание картезианско-ньютоновского мировоззрения, – тот заложенный в его основание принцип определенности, что на протяжении веков оставался признанным образцом и мерилом человеческого знания и до сих пор не ослабил своего воздействия на культурное сознание. А новый, постньютоновский порядок, недоступный человеческой интуиции и лишенный внутренней сообразности, едва ли вообще можно было назвать порядком.

При всем этом, познавательный статус науки еще долго сохранял непреложное господство над современным мышлением. Пусть научная истина признана эзотерической и лишь предварительной – зато эту истину можно было проверить, ее непрерывно совершенствовали и со все большей точностью формулировали. Принесенные ею плоды, на практике принявшие форму технического прогресса – в промышленности, сельском хозяйстве, медицине, энергопроизводстве, в связи и транспорте, – явили ощутимое доказательство, что наука не впустую твердит о своей пользе и действительно приносит обществу ценные знания.

Парадокс же заключался в том, что именно этому ощутимому свидетельству суждено было оказаться решающим для совсем противоположного развития; ибо именно с того момента, когда невозможно стало долее расценивать практические следствия научного знания как всецело положительные, современному мышлению волей-неволей пришлось пересмотреть свою прежнюю безоговорочную веру в науку.

К середине XX века "дивный новый мир" современной науки стал со всех сторон подвергаться критическим нападкам:

техника умаляет и дегуманизирует человека, окружая его сплошь искусственными предметами и приспособлениями; отнимает его у живой природы, ввергая в безобразно унифицированный мир, где цель поглощают средства, где промышленное производство превратило человека в придаток машины, где решение всех проблем виделось в дальнейших технических достижениях, а не в жизненном, человеческом их разрешении.

Непрекращающаяся гонка технического прогресса, требующая все новых сил и все новых энергетических ресурсов, выбивает человека из колеи, разрывая природную связь с Землей.

Человеческая индивидуальность на глазах выцветает, стирается, а затем и вовсе перестает замечаться из-за засилья массового производства, средств массовой информации, унылой, наводящей тоску урбанизации.

Рушатся традиционные устои и ценности. Под воздействием хлынувших нескончаемым потоком технических новшеств современная жизнь беспрестанно меняется – с неслыханной, сногсшибательной быстротой. Окружающую среду заполнили чрезмерные скорости и непрекращающийся шум, суматоха и неразбериха, всеобщий хаос и гигантомания.

Тот мир, в котором живет человек, все более становится похож на безликий космос, известный его науке. Анонимность, опустошенность и материализм, охватившие современную жизнь, практически обрекли на неудачу любые попытки человека вернуть себе былую человечность в среде, всецело определяемой диктатом техники. Перед многими чрезвычайно серьезно встали вопросы о человеческой свободе и способности человечества сохранить власть над порождением собственного ума, творением собственных рук.

Однако к такой гуманистической критике вскоре присоединились более тревожные конкретные факты неблагоприятных последствий научных достижений.

опасное загрязнение воды, воздуха и почвы планеты,
вредоносное воздействие на животную и растительную жизнь,
вымирание бесчисленных видов, исчезновение лесов на земном шаре, эрозия верхних слоев почвы, истощение запасов грунтовых вод,
избыточное накопление токсичных отходов,
очевидное возрастание парникового эффекта, разрушение озонового слоя в атмосфере,
коренные нарушения в экосистеме всей планеты.

Все эти серьезные проблемы, вставшие перед человечеством, заявляли о себе все громче и настойчивее.

Влияние научной цивилизации:

Зависимость от иностранных поставок жизненно важного сырья,
чрезмерное разрастание и перенаселенность городов,
оторванность людей от культурных и социальных корней,
механический труд до полного онемения, производственные травмы, наносящие непоправимый ущерб,
воздушные и автомобильные катастрофы,
рак и сердечная недостаточность, алкоголизм и наркомания,
отупляющее разум и обедняющее культуру телевидение,
возрастание преступности, насилия и психопатологии.

Парадоксальным образом, даже самые безусловные успехи науки повлекли за собой новые неотложные проблемы: так,например, когда медицина достигла значительных успехов в борьбе с болезнями, что привело к снижению смертности, и одновременно усовершенствовались технологии пищевой промышленности и транспортной связи, в свою очередь усилилась угроза перенаселения планеты. В иных случаях научный прогресс ставил перед человечеством фаустовские дилеммы, как, скажем, вопрос о применении в отдаленном будущем генной инженерии.

Все эти достижения очень скоро привели к зловещей и преждевременной развязке: заговор естествознания и политики произвел на свет атомную бомбу. Трагическая ирония была в том, что эйнштейновское открытие равноценности массы и энергии, согласно которому частица материи может быть превращена в огромное количество энергии, – открытие убежденного пацифиста, отразившее невиданный взлет блестящего человеческого интеллекта и творческой мощи, – ускорило осуществление первого в истории замысла самоистребления человечества. После того как первые атомные бомбы были сброшены на мирных жителей Хиросимы и Нагасаки, с верой в присущую науке нравственную беспристрастность – не говоря уже о ее безграничных способностях к благотворному прогрессу – было покончено. В период "холодной войны" и политического противостояния, затяжного и напряженного, – запасы ядерного оружия небывалой разрушительной силы неумолимо увеличивались, так что их с избытком хватило бы на то, чтобы уничтожить всю планету. Цивилизация оказалась в опасности из-за собственного научного гения.

Непрерывные триумфы науки, знаменовавшие ее движение вперед, ныне омрачились осознанием ее нравственной ограниченности, ее опасности и ее виновности. Современное научное мышление оказалось осажденным с разных сторон одновременно: эпистемологической критикой, собственными теоретическими затруднениями, возникавшими во все новых областях, все более явной необходимостью восстановить разорванную связь человека с природой и, самое главное, собственными опасными последствиями и тесной вовлеченностью в кризис, охвативший всю планету.

Неразрывная связь научных исследований с политическими, военными и корпоративными структурами очерняла традиционный облик науки, некогда блиставший чистотой и бескорыстием.

Все эти взаимосвязанные факторы способствовали популярности юмовского радикального эпистемологического скептицизма, отчасти смешанного с кантовскими представлениями об априорных познавательных структурах. После того как современная философия подверглась резкой эпистемологической критике, свое важнейшее оправдание ценность разума обрела, пожалуй, только в эмпирической поддержке со стороны науки. В прежние времена философские рассуждения сами по себе были, по существу, лишь отвлеченными упражнениями, не способными оказать решающее воздействие на науку или культуру в целом, и такое положение сохранялось бы дальше, если бы научные поиски продолжали оставаться однозначно позитивными в своем практическом применении и познавательном продвижении. Но поскольку конкретные плоды, принесенные наукой, оказались столь сомнительными, то теперь пошатнулось и дрогнуло последнее оправдание разума.

Многие вдумчивые наблюдатели – вовсе не обязательно философы по роду своих занятий – были вынуждены заново пересмотреть статус человеческого знания.

Человек волен думать, будто ему доступно знание вещей – научное или какое-то иное, – однако совершенно ясно, что в том нет никакого ручательства.
он не обладает априорным рациональным доступом ко всеобщим истинам; эмпирические данные всегда несут на себе отпечаток какой-либо теории и относительны применительно к наблюдателю;

научное мировоззрение теперь, как никогда, находится под знаком вопроса, ибо его понятийная система очевидным образом порождала и обостряла проблемы, которыми мучилось человечество во всем мире.

Ни одна наука не имеет оснований считать себя окончательно сформировавшейся, пока не появились соответствущие обзоры или учебные курсы, т.е. пока не заданы традиции организации знания.

Конфликт программ и понятие модели.

По Степину_Почему мы все приведенные описания называем моделями? Прежде всего, вероятно, по причине их неполноты. Мы ведь в каждом случае знаем гораздо больше, но отбираем только то, что нужно для решения задачи, т.е. для реализации нашей исследовательской программы. "Какую именно модель мы построим, - пишет автор, - зависит от тех вопросов, на которые мы хотим получить ответ при помощи модели, и от тех решений, которые нам предстоит принять, руководствуясь моделью". Иными словами, исследовательская программа очень прагма-тична при отборе исходных данных, она отбирает только то, что необходимо для получения удовлетворительного решения.

Представление о реальной картине мира, с одной стороны, и об идеальных моделях или идеальных объектах, с другой, возникают как результат столкновения прагматизма и установки на когерентность знания. Эти представления можно рассматривать как своего рода защитный пояс прагматизма в его столкновении с требованием когерентности.

ПОСТМОДЕРНИЗМ И ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА.

С 70-х годов ХХ века неклассическая наука, сложившаяся на рубеже Х1Х-ХХ веков , сменяется постнеклассической наукой. Рождается новый тип знания, принципиально отличный от того, который принято называть классической наукой, или наукой Нового времени. Он характеризуется повышением субъективности, гуманистичности, самокритичности, пересмотром таких его классических характеристик, как объективность и истинность.

В классическом типе научности критерии научного познания таковы, что внимание исследователя сосредотачивается на характеристике объекта при элиминации всего того, что связано с субъектом. Неклассическая рациональность учитывает соотнесенность характеристик объекта и средств познания, используемых субъектом. Постнеклассический тип соотносит знания об объекте не только со средствами, но и с целевыми установками познающего субъекта.

Постнеклассическая наука исследует не только сложные, сложно организованные системы, но и сверхсложные системы, открытые и способные к самоорганизации. Объектом науки становятся и "человекоразмерные" комплексы, неотъемлемым компонентом которых является человек (глобально-экологические, биотехнологические, медико-биологические и т.п.) Внимание науки переключается с явлений повторяемых и регулярных на "отклонения" всех видов, на явления побочные и неупорядоченные, изучение которых приводит к исключительно важным выводам. На смену таким постулатам классической науки, как простота, устойчивость, детерминированность , выдвигаются постулаты сложности, вероятности, неустойчивости. В результате изучения различных сложно организованных систем, способных к самоорганизации ( от физики и биологии до экономики и социологии ), складывается новое – нелинейное – мышление, новая "картина мира". Ее основные характеристики – неравновесность, неустойчивость, необратимость. Вместе с понятиями флуктуации, бифуркации и когерентности они образуют, по сути, новую базовую модель мира и познания, дают науке новый язык.

Утверждение всего комплекса идей нелинейности, вероятности, хаоса и т.п. происходит в 70-е-80-е годы одновременно в самых различных областях как естественнонаучного, так и социо-гуманитарного знания. Это связано с развитием междисциплинарных исследований образования упорядоченных структур, теории самоорганизации ( синергетика Германа Хакена ( Германия), теория диссипативных структур Ильи Пригожина ( Бельгия ) и теория катастроф Тома Рене ( Франция ). Предмет теории самоорганизации (синергетики )– сложные системы в условиях неустойчивого равновесия и их самоорганизация вблизи точек бифуркации, где малое воздействие оказывается значительным и непредсказуемым по своим последствиям для поведения системы в целом. Объект – не существующее, а возникающее.

Согласно синергетике, в мире нет тех универсальных законов, которые делали возможным его познание в классическом смысле. А это означает деонтологизацию знания, усиление роли субъекта в процессе познания, которое как раз и может быть интерпретировано как отрицание реальности объекта. Усложняется вопрос о критериях реальности, демаркации между реальным и вымышленным. Встает вопрос о полионтологичности бытия. Синергетика осуществляет радикальную переоценку ценностей. Она претендует на пересмотр онтологии мира, сложившейся линейной модели прогресса, кумулятивной модели знания.

Проблема корреляции постмодернизма и современной науки была поставлена Ж.-Ф.Лиотаром. Сегодня совершенно очевидно существование параллелей между постнеклассической наукой с ее неопределенностью, неполнотой, неверифицируемостью и принципиальными методологическими установками постмодернизма. "Модерный" мир, в том числе и социальный, организовывали категории детерминизма, универсальности, определенности и направленности развития. Постмодернистская социальная теория использует категории неопределенности, нелинейности, многовариантности. В ней происходит примирение с сущностно плюралистической природой мира и ее неизбежным следствием – амбивалентностью и случайностью человеческого существования.

Синергетика дает своего рода "естественнонаучную" легитимацию идеям постмодернизма. Их резонанс способствует утверждению нового мировоззрения, новой методологии познания, ускоряя распад классических стадиально-линейных моделей истории, выработке новых подходов к ней как принципиально открытому, вариабельному, альтернативному процессу, необходимо предполагающему "выбор"

Blog

Лекция №8. Становление релятивистского мировоззрения

Содержание