Анатолий Григорьевич Вишневский Демографическое будущее России

Вид материала

Документы

Содержание Куда идет Россия? Россия — часть «Северного кольца» Не впасть бы в новую утопию Миграцию милицейским свистком не остановишь

Подобный материал:

• Литовченко Анатолий Григорьевич Географическое положение. Природные ресурсы биография, 338.88kb.
• Мы молодежь Белгородчины, нам небезразлично, какими будем мы и каким будет наш регион, 18.04kb.
• Демографические проблемы России, 252.75kb.
• Имя России: сталин, 3185.25kb.
• Конкурсная программа «россия молодая!» 1 конкурс визитка «молодёжь- будущее россии!, 150.43kb.
• Положение о всероссийском лингвистическом конкурсе школьников «Мы будущее России», 75.37kb.
• Положение о всероссийском лингвистическом конкурсе школьников «Мы будущее России», 65.46kb.
• Анатолий Григорьевич Каплунов неизвестный илизаров: штрихи к портрету записки очевидца, 1655kb.
• Положение о Национальной молодежной премии (Конкурсе) «Будущее России» «Утверждаю», 115.83kb.
• Малые города России: в будущее – через инновации, 56.32kb.

Анатолий Григорьевич Вишневский

Демографическое будущее России



Отдел народонаселения ООН разрабатывает сверхдолгосрочный прогноз изменения численности населения мира, его регионов и отдельных стран до 2300 года. Пока опубликованы только предварительные результаты этой работы[1], но и они позволяют судить о возможных изменениях демографической ситуации — во всем мире, в отдельных регионах и странах. Речь, разумеется, идет не о детальных предсказаниях — для этого сейчас нет реальных оснований. Авторы прогноза пытаются прочертить основные возможные траектории мировой демографической динамики, которые они связывают в первую очередь с различными сценариями снижения рождаемости в мире.

В самом деле, именно высокая рождаемость, характерная для развивающихся стран, несмотря на значительное снижение смертности, стала причиной мирового демографического взрыва ХХ века: за столетие население планеты почти дважды удвоилось, превысив шесть миллиардов человек, тогда как к началу ХХ века оно лишь немногим превосходило полтора миллиарда. Соответственно, если, как это сделано в прогнозе ООН, исключить вероятность резких подъемов смертности вследствие каких-либо глобальных катастроф, то дальнейшая динамика демографического взрыва зависит от показателей рождаемости в развивающихся странах.

Каждый из трех основных вариантов прогноза — «высокий», «средний» и «низкий» — предполагает завершение периода значительных изменений рождаемости и ее последующую стабилизацию на одинаковом для всех стран уровне — как за счет повышения в более развитых странах, где сейчас она низка, так и за счет снижения в менее развитых странах, где пока она высока.

Согласно «высокому» варианту прогноза ООН, рождаемость стабилизируется на уровне 2,35 рождения на одну женщину (на 15 процентов выше уровня простого воспроизводства населения); по «среднему» варианту на уровне простого воспроизводства (2,06 рождения на одну женщину); по «низкому» варианту — на уровне 1,85 рождения (на 10 процентов ниже уровня простого воспроизводства).

Если реализуется «высокий» вариант прогноза ООН, демографический взрыв так и не прекратится, население Земли к концу XXI века превысит 14 миллиардов человек и будет продолжать расти. По «среднему» варианту к середине XXI века демографический взрыв в мировых масштабах в основном завершится, к 2075 году численность населения планеты достигнет максимума в 9,2 миллиарда человек и затем практически стабилизируется на этом уровне. По «низкому» варианту уже после 2040 года население мира, едва преодолев планку в 7,5 миллиарда человек, начнет сокращаться — до 5,5 миллиарда в конце XXI века, до 3,2 миллиарда в конце XXII и до 2,3 миллиарда человек в конце XXIII века (см. табл. 1).



Учитывая всю совокупность глобальных экономических, социальных, экологических, политических проблем, с которыми растущее население Земли сталкивается уже сегодня, едва ли можно сомневаться в том, что демографическая эволюция по «высокому» сценарию — это прямой путь к катастрофе.

Но и «средний» сценарий не внушает большого оптимизма. «Стабильные» девять миллиардов жителей — это тоже очень много для Земли, население которой на протяжении почти всей своей истории не достигало и одного миллиарда человек. Нынешний демографический взрыв происходит одновременно с небывалым подъемом мирового сельскохозяйственного и промышленного производства, притом что из-за стремительного роста населения этот подъем не приводит к увеличению среднедушевых показателей производства и потребления. Более того, он сопровождается таким увеличением антропогенных нагрузок на природные системы жизнеобеспечения планеты, которого эти системы могут и не выдержать.

Единственный вариант, оставляющий надежды на будущее, — это развитие по «низкому» сценарию, предполагающему не только прекращение роста, но и последующее постепенное сокращение населения примерно до той численности, какую оно имело в середине ХХ века, т. е. перед началом демографического взрыва. А это значит, что на какое-то — довольно долгое — время все человечество должно перейти к рождаемости, которая будет ниже уровня простого замещения поколений.

Развитие событий по такому сценарию не только желательно, но и весьма вероятно. Западные общества создали и социальные механизмы, побуждающие к низкой рождаемости, и технические средства, позволяющие реализовать эту политику. Постепенно этот опыт перенимается всеми странами мира. Рождаемость повсюду снижается, пусть и не так быстро, как хотелось бы, а к числу государств с рождаемостью ниже уровня простого воспроизводства сейчас относятся уже не одни лишь высоко индустриализованные страны, но и все еще крестьянский по преимуществу Китай — самая многолюдная держава планеты; в этом же направлении движутся многие страны третьего мира, хотя есть и такие, особенно в Африке, где рождаемость все еще остается очень высокой (см. табл. 2).



Куда идет Россия?

Прогнозы для России на сто лет вперед разработаны экспертами ООН в составе мирового трехсотлетнего прогноза, о котором шла речь выше, а также — независимо от них и несколько иным методом — российскими демографами из Центра демографии и экологии человека (ЦДЭЧ) Института народнохозяйственного прогнозирования РАН[2]. Важное отличие российского прогноза, помимо всего прочего, заключается в том, что в нем использованы два подхода к формулированию прогнозных гипотез и соответственно две серии сценариев будущего, которые авторы прогноза называют экстраполяционными и стабилизационными.

Экстраполяционные сценарии отталкиваются от современных, наблюдаемых в последние десятилетия, тенденций трех главных демографических процессов — рождаемости, смертности и внешней миграции. Экстраполяционный подход российских прогнозистов близок к подходу авторов прогноза ООН: тенденции могут несколько изменяться, но их резкий перелом не предполагается ни одним из вариантов прогноза. Соответственно, и результаты российского экстраполяционного прогноза не имеют принципиальных отличий от результатов прогноза ООН.

Согласно российскому прогнозу, имеется 60 шансов из ста, что при принятых «экстраполяционных» допущениях в отношении тенденций рождаемости, смертности и миграции численность населения России к началу XXII века будет находиться в вилке значений от 40 до 91 миллионов человек (медианное значение распределения возможных значений числа жителей России к этому времени — 64 миллиона человек), и только пять шансов из ста, что она может опуститься ниже 19 миллионов или превысить 137 миллионов человек.

Прогноз экспертов ООН не слишком отличается от экстраполяционного прогноза ЦДЭЧ. По низкому сценарию ООН население России к началу XXII века сократится до 53 миллионов человек, по высокому — до 116, по среднему — до 80 миллионов. Не надо быть специалистом, чтобы понять: и тот и другой прогнозы крайне неблагоприятны для России: ее население, которое в конце ХХ века было близко к 145 миллионам человек, к концу XXI столетия может оказаться вдвое меньшим. На самой большой в мире государственной территории (около 13 процентов мировой суши) будет жить менее одного процента населения Земли.

Поэтому нельзя не задуматься над тем, как остановить сокращение населения России, и не попытаться разработать другой прогноз, предполагающий какие-то изменения, способные переломить сложившиеся тенденции и потому не вписывающиеся в экстраполяционную логику. Такой прогноз, названный стабилизационным, также был разработан в Центре демографии и экологии человека. По мнению специалистов центра, если подобный перелом вообще возможен, обеспечить его может только один из трех главных демографических процессов, а именно миграция. Ни повышение рождаемости, ни снижение смертности дать такого эффекта в обозримой перспективе не могут. Соответственно, стабилизационный прогноз позволяет оценить, каким по объему должен быть приток мигрантов в Россию при разных, но все же реалистических гипотезах в отношении рождаемости и смертности.

Даже если поставить достаточно скромную задачу простого удержания числа россиян на том уровне, с которым они вошли в XXI век (144 миллиона человек), то при самых благоприятных тенденциях рождаемости и смертности в ближайшие десятилетия необходимо, чтобы «чистый» миграционный приток ежегодно составлял 600–800 тысяч человек. А так как тенденции рождаемости и смертности пока весьма неблагоприятны и на их существенное изменение в скором времени рассчитывать не приходится, то приток иммигрантов должен быть даже бoльшим. Медиана распределения возможных значений ежегодной чистой миграции в Россию на первую четверть века — в среднем 880 тысяч человек, на вторую — 1,2 миллиона.

Население России при этом не будет сокращаться, а его доля в мировом населении, хотя и останется довольно скромной, при реализации среднего варианта мирового прогноза ООН составит все же 1,6 процента, а не 0,9 процента, как при экстраполяционном варианте. Если же осуществится низкий вариант прогноза ООН, то доля России в мировом населении превысит 2,6 процента, т. е. будет даже выше, чем в 2000 году.

Конечно, у стабилизационного варианта демографического развития есть оборотная сторона — и очень существенная. Он ведет к тому, что в составе населения России быстро нарастает число мигрантов и их потомков. При сохранении нынешних тенденций миграции, во всяком случае регистрируемой, их доля в убывающем населении едва ли превысит 10–15 процентов. А вот при стабилизационном варианте население страны не будет убывать, но к концу века мигранты и их потомки с высокой степенью вероятности могут состовлять более половины населения России. Это будет уже другая страна.

Так что большого оптимизма не внушают ни экстраполяционный, ни стабилизационный прогнозы демографического развития.

Россия — часть «Северного кольца»

Сегодня далеко не одна Россия стоит на демографическом перепутье перед указателем, на котором ни одна из стрелок не предлагает желаемого пути. Примерно в таком же положении находятся все так называемые развитые страны, образующие «Северное кольцо» планеты. Оно включает все государства Европы (и всю Россию), США, Канаду, Японию. Из стран, расположенных к югу от экватора, к развитым можно причислить только Австралию и Новую Зеландию, которые мы тоже условно будем относить к «Северу». Совокупное население всех этих стран примерно 1,2 миллиарда человек — пресловутый «золотой миллиард».

Во всех странах «Северного кольца» установился демографический режим, подводящий их к границе депопуляции или уже сейчас делающий эту депопуляцию реальностью. Никакой перспективы сколько-нибудь значительного роста численности населения этих стран за счет внутренних источников нет. Согласно всем прогнозам, даже при самом оптимистическом варианте оно может лишь незначительно увеличиться — за счет США и Канады. Россия — часть развитого «Севера», и население России, так же как и население всей Европы, обречено на сокращение (см. табл. 3).



Возможно, положение России несколько хуже, чем у большинства развитых стран, — рождаемость упала здесь ниже уровня, необходимого для простого замещения поколений, и притом раньше. Так называемый нетто-коэффициент воспроизводства населения — число женщин из поколения дочерей, приходящих на смену одной женщине материнского поколения, — в России опустился ниже единицы (а это показатель перехода к суженному воспроизводству населения) в 1964 году, тогда как в Западной Германии — в 1970-м, в Восточной Германии и у белого населения США — в 1972-м, в Великобритании — в 1973-м, во Франции — в 1975-м, в Италии — в 1977-м, в Испании — в 1981 году. В одной лишь Японии это произошло раньше, чем в России, — в 1956 году, потом положение на некоторое время выправилось, и только с 1974 года режим суженного воспроизводства установился в Японии окончательно. Но сейчас эта предыстория уже не имеет большого значения. Уровень рождаемости падал во всех странах, и ныне нет большого различия между Россией (1,32 рождения на 1 женщину в 2002 году) и Германией (1,31), Италией (1,20), Испанией (1,25) или Японией (1,30). Рождаемость во Франции, Великобритании, у белого населения США несколько выше, но не настолько, чтобы можно было говорить об обеспечении хотя бы простого замещения поколений.

Таким образом, все развитые страны стоят перед той же альтернативой, что и Россия: смириться с сокращением своего населения или согласиться на прием большого количества мигрантов со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Сейчас они вроде бы склоняются ко второму пути. Так, в Германии, несмотря на устойчиво отрицательный естественный прирост населения, его фактическая численность после 1985 года растет благодаря притоку иммигрантов, перекрывающему естественную убыль. В целом по Европейскому союзу миграционный прирост населения за 1990–1999 годы достиг 8,7 миллиона человек, притом что общий прирост населения за этот период составил 12,7 миллиона[3]. Прогнозируемый на ближайшие 20 лет миграционный прирост (в границах, существовавших до расширения ЕС в 2004 году) превышает 700 тысяч человек в год[4].

Еще более показателен опыт США — классической страны иммиграции. За 1990–1999 годы США приняли 8,7 миллиона человек, т. е. столько же, сколько Европейский союз, хотя по численности населения США — это менее 60 процентов ЕС-15. Долгосрочный демографический прогноз предусматривает, что миграционный прирост американского населения за первую половину столетия составит примерно 45 миллионов человек[5].

В то же время нет секрета, что реакция европейских обществ на повышение доли мигрантов и их потомков в населении европейских стран далеко не однозначна. Да и в Соединенных Штатах, несмотря на традиционно положительное отношение к иммиграции, нарастает тревога по поводу тех изменений, которые несут с собой современные миграционные потоки. Эта тревога — и американская, и европейская — очень хорошо отражена в книге известного американского консервативного политика Патрика Бьюкенена с характерным названием: «Смерть Запада»[6]. «Иммиграция — острейшая проблема, требующая немедленного решения, ибо ставится вопрос о том, а кто мы, американцы, собственно такие? Подобно Миссисипи, неторопливой, долгой и дарующей жизнь, иммиграция во многом обогатила Америку, о чем не позволит забыть наша история. Но когда Миссисипи выходит из берегов, опустошение остается чудовищное…»[7]

Таким образом, те вызовы, на которые, вследствие свойственных ей долговременных демографических тенденций, придется отвечать России, отнюдь не уникальны, они хорошо знакомы и «Западу», который тоже ищет — и не находит — удовлетворительного ответа на них. Однако давать какой-то ответ, видимо, все же придется, иначе и в самом деле будет «гибель».

Не впасть бы в новую утопию

Будучи сторонником резкого ограничения иммиграции и в то же время понимая — как мне кажется, лучше многих российских политиков, — последствия глобальных демографических изменений, Бьюкенен считает невозможным смириться с сокращением демографического веса «Запада» на мировой арене. «”Первому миру” требуется срочно переломить ситуацию, иначе его одолеет третий мир, впятеро превосходящий своего соперника численностью сегодня — а к 2050 году уже вдесятеро!»[8] Если Бьюкенен и в самом деле знает, как это сделать, то к нему следовало бы прислушаться и России — осколку «второго», «социалистического» мира, которому столкновение с третьим миром тоже не сулит ничего хорошего.

Однако рецепт Бьюкенена столь же прост, сколь и сомнителен, что, видимо, понимает и он сам. Ясно давая понять, что «переломить ситуацию» можно, повысив «западную» рождаемость, он все же избегает количественной определенности. «Если американцы хотят сохранить свою цивилизацию, им нужно рожать как можно больше детей»[9]. Но сколько? Дьявол, как известно, кроется в деталях. Об этом, кстати, хорошо было бы знать и авторам официальной российской Концепции демографического развития. Они тоже ставят задачу «создания предпосылок для повышения рождаемости», не уточняя ориентиров, и при этом провозглашают «переломную» цель «стабилизации численности населения и формирование предпосылок к последующему демографическому росту»[10].

Что означал бы «перелом ситуации» применительно к условиям России? Как уже отмечалось, текущий уровень рождаемости у нас — после некоторого повышения в последние годы — 1,3 ребенка на одну женщину. Для того чтобы поддерживать хотя бы простое замещение поколений, теоретически нужно 2,1, но в сегодняшней России этого недостаточно. Для перехода к режиму простого замещения поколений необходимо компенсировать малочисленность материнских поколений, вызванную снижением рождаемости, происшедшим в 1990-е годы. А для этого рождаемость должна хотя бы на какое-то время повыситься до 2,5–3 рождений на одну женщину, т. е. увеличиться более чем вдвое. Но и это не будет переломом в понимании Бьюкенена, потому что обеспечит всего лишь неубывание населения, тогда как население развивающихся стран продолжает быстро расти. Значит, надо рожать еще больше…

Реален ли переход России в ближайшие десятилетия к трехдетной семье? Ответ на этот вопрос зависит от того, как понимаются причины снижения рождаемости, которое происходит во всех индустриальных и постиндустриальных городских обществах. Чем проще объяснение — тем больше надежд. Но простота, как известно, бывает хуже воровства.

В России есть немало людей, убежденных, что за снижением рождаемости в нашей стране стоят просто козни США. Они, разъясняется в одном ученом труде, возглавляют глобализационные процессы, направленные на построение единого государства, а «сокращение коренного населения — одна из важнейших задач на пути к построению всемирного государства. Именно поэтому в России созданы невыносимые условия для рождения и воспитания нескольких детей»[11]. Врага можно найти и внутри страны: «главной причиной демографической катастрофы [в России] явилась порочная идеология либеральных реформ», хотя, конечно, и тут «возникли подозрения: реформы ли это, не сознательное ли разрушение?»[12].

У наших антиподов есть свои искатели заговоров, аналогичные нашим, и у них — свой взгляд на причины снижения рождаемости. В США она выше, чем в России, но тоже не очень высока и имеет тенденцию к снижению, а это, конечно, тоже — результат злокозненного глобалистского заговора. «Враги захватили не только общественные и культурные институты Запада, но и основные корпоративные центры. А как глобализм есть антитеза патриотизму, так и транснациональная корпорация есть антитеза традиции». Кто же эти враги? «Горстка марксистов-ревизионистов сумела “исказить” американскую культуру и содействовала началу деконструкции нашего общества». «Бывшие марксисты, подвергшие ревизии учение Маркса, они оставались “плотью от плоти марксизма” и, находясь на Западе, рассуждали о том, каким образом следует организовать и совершить антизападную революцию». И вывод: «Если западный человек не найдет способа остановить падение уровня рождаемости, культурный марксизм преуспеет там, где потерпел неудачу марксизм советский»[13].

Таким образом, с точки зрения бдительных патриотов — российских ли, американских ли, — падение рождаемости в их странах не имеет внутренних детерминант, оно — всегда результат чьего-то умысла, в лучшем случае — чьих-то ошибок. Стоит разоблачить эти силы или исправить ошибки, и положение с рождаемостью быстро выправится. Именно такая логика часто лежит в основе надежд на кардинальное повышение рождаемости. «В отношении рождаемости прогностическая ситуация в России пока лучше, чем в Западной Европе, — убежден российский автор, приводящий «аргументы демографического оптимизма». — Там низкая детородная активность обусловлена не внешними неблагоприятными обстоятельствами, которых нет (бедность, война, реформы), а внутренними (экзистенциальными). Устранить такую причину депопуляции… чрезвычайно трудно. Иная ситуация у нас, где низкая рождаемость вызвана другими причинами, имеющими внешнее происхождение». Соответственно «Россия располагает необходимыми возможностями для быстрого преодоления демографической катастрофы и выхода на траекторию опережающего Запад развития»[14].

Было бы хорошо, если бы подобные ожидания оправдались. А если нет? Ведь их обычно высказывают люди, очень поверхностно знакомые с тем, что происходит в демографической области, и опирающиеся в своих построениях на отдельные факты, произвольно выхваченные из общего контекста. Взять хотя бы постоянное стремление связать низкую российскую рождаемость с «либеральными реформами» и т. п. Как это вяжется с тем фактом, что рождаемость в России остается ниже уровня простого замещения поколений с 1964 года и что в этом сомнительном достижении мы опередили все европейские страны? На чем основано убеждение, что им трудно преодолеть «низкую детородную активность», а нам — легко? Почему же мы тогда не преодолели ее за 40 лет — ни при «либерализме», ни до него?

Широко распространена вера в то, что низкая рождаемость — следствие бедности, низкой жилищной обеспеченности и т. п., и очень часто полагают, что добиться повышения рождаемости можно с помощью специальных мер демографической политики: предоставления разного рода пособий, льгот и т. п. Но как совместить эту веру с тем неоспоримым фактом, что низкая рождаемость — это особенность в первую очередь более богатых стран и более обеспеченных слоев населения? С тем, что в богатой Германии с развитой системой семейных пособий и льгот рождаемость не выше, чем в России?

Для анализа причин низкой рождаемости понадобилась бы отдельная статья. Ограничимся лишь общей констатацией: показатели рождаемости в развитых странах иногда колеблются, но все-таки пока преобладает общая тенденция к понижению и никаких признаков более или менее устойчивого роста рождаемости нигде нет. Это заставляет с большим сомнением относиться к раздающимся уже не первое десятилетие — и у нас, и на Западе — призывам и обещаниям переломить тенеденцию. И уж во всяком случае не дает оснований делать твердую ставку на то, что не сегодня-завтра мы увидим население России растущим благодаря удвоившемуся или утроившемуся уровню рождаемости.

Не станем утверждать, что «перелом» за счет повышения рождаемости совершенно невозможен, — все-таки речь идет о будущем, о котором мы не можем судить с абсолютной уверенностью. Но даже если ограничиться менее сильным утверждением, что значительный рост числа детей в наших семьях маловероятен, этого достаточно, чтобы не класть все яйца в одну корзину и не выстраивать стратегию будущего развития России, а в равной степени и любой другой страны Северного кольца, только в расчете на то, что с рождаемостью все образуется.

А если не образуется?

Миграцию милицейским свистком не остановишь

Если нынешние тенденции рождаемости в основном сохранятся, ни у одной из стран Северного кольца не останется широкого выбора. Они должны будут либо смириться с быстрым сокращением и старением своего населения и потерей своего демографического веса, либо прибегнуть к широкомасштабному использованию миграционного ресурса. Собственно говоря, многие из них это делают уже сейчас — в первую очередь такие страны, как США и Канада. В немалой степени используют этот ресурс пополнения своего населения и западноевропейские страны. Но для России крупномасштабная иммиграция возможна разве лишь в перспективе.

В самом деле, если малая вероятность повышения рождаемости связана с отсутствием у современной российской (и вообще «северной») семьи заинтересованности в увеличении числа детей, то высокая вероятность нарастания миграционного притока в Россию, напротив, предопределена весьма значительной заинтересованностью в нем обеих взаимодействующих сторон: и России как принимающей страны, и стран, являющихся миграционными донорами.

Конечно, если послушать некоторых политиков — того же Бьюкенена, француза Ле Пена или их российских единомышленников, — то можно подумать, что ничего кроме вреда от массовой иммиграции ожидать не приходится. Но как не видеть тех демографических и экономических функций, которые уже выполняют иммигранты во всех развитых странах и которые делают их поистине незаменимыми? Разве не благодаря иммиграции обеспечивается столь быстрый рост населения США? Между переписями 1990 и 2000 годов оно выросло на 32,7 миллиона человек — самый большой абсолютный прирост за межпереписной период в истории этой страны. В США население увеличивается также и за счет естественного прироста, но в Германии естественный прирост населения давно уже отрицательный, тем не менее оно не сокращается, а даже несколько растет — исключительно благодаря иммиграции. А вот число россиян, как только в 1992 году в России установился отрицательный естественный при рост, стало сокращаться, хотя и здесь, если верить результатам переписи населения 2002 года, иммиграция компенсировала значительную часть естественной убыли. Если бы такой компенсации не было, население России к началу 2004 года сократилось бы не на 4,2, а на 9,6 миллиона человек.

Но у иммиграции есть не только демографические, но и экономические и социальные функции. Некоторые из них очевидны. Мало людей — мало работников, а спад числа работников затрудняет функционирование сложившегося производственного аппарата, и в масштабах всей экономики это далеко не всегда можно компенсировать ростом производительности труда, даже если такой рост и имеет место. Мало людей — мало солдат, а протяженность границ огромная, и как ни сокращай и ни механизируй армию, а совсем без солдат, увы, жить пока нельзя. Но я хотел бы сейчас обратить внимание на менее известный, структурный аспект потребности в иммиграции. Часто думают, что полезен только приток образованных, высококвалифицированных людей. Это — заблуждение. Конечно, приток квалифицированных работников, на подготовку которых не надо тратиться, очень выгоден, и за такими людьми охотятся все страны. Однако они не могут составить и никогда не составляют массовых потоков мигрантов. У этих потоков — другое предназначение.

Еще хорошо памятна типичная «советская» ситуация: опытный хирург мог блестяще сделать сложную операцию, но день спустя больной нередко погибал из-за того, что не хватало младшего медицинского персонала, без которого нельзя обеспечить послеоперационный уход. Дефицитны были не хирурги, а нянечки. Вспоминаю обсуждения тех лет: давайте не будем употреблять слова «санитарка», «нянечка», будем называть их, например, «медтехник», чтобы повысить престиж профессии. Но престиж не повышался, и непрестижные рабочие места — в больницах, на стройках, на городском транспорте, в заводских цехах, в коммунальном хозяйстве удавалось заполнять только с помощью «лимитчиков», т. е. тех же мигрантов из деревень или из захиревших малых городов, менее квалифицированных, менее образованных и, главное, менее прихотливых людей, заполнявших нижнюю часть социальной пирамиды. Они-то и выполняли те функции, которые избалованные небольшими советскими привилегиями москвичи, ленинградцы или жители республиканских столиц брали на себя уже неохотно. Отсюда и придуманный властями статус «лимитчиков» — превращавший мигрантов в граждан второго сорта и делавший их более покладистыми и непривередливыми в выборе работы, в оплате труда и т. п.

Похожая ситуация воспроизводится сейчас во всем мире — но уже на уровне целых стран. Относительно высокообразованное и благополучное население развитых стран нуждается в миграционной подпитке — и именно для того, чтобы заполнять нижнюю часть социальной пирамиды. Развитые страны, в том числе и Россия, принимают иммигрантов, потому что это им выгодно, и чем меньше у иммигрантов прав, тем это выгоднее, а уж нелегальным иммигрантам в этом смысле просто цены нет. Разумеется, непосредственно выгоды получает не каждый россиянин, но опосредованно они в той или иной мере достаются многим. Это — своеобразный неоколониализм, и лучше бы поменьше лицемерить по этому поводу.

Но колониализм — если, конечно, не настаивать на его трактовке в духе идеологического отдела ЦК КПСС, — дело тонкое. Будучи выгодным странам, принимающим иммигрантов, он выгоден и самим иммигрантам, и тем странам, из которых они приезжают. Как ни мало зарабатывают они, выполняя менее престижную и хуже оплачиваемую работу, а все же намного больше, чем у себя на родине, — это и заставляет их мигрировать в дальние страны. По недавно опубли кованным оценкам, в 2002 году иммигранты перевели в развивающиеся страны 88 миллиардов долларов — в полтора раза больше, чем эти страны получают в виде официальной помощи от развитых государств[15]. И это — не единственная польза от миграции в развитые страны, где можно получить образование, освоить городской образ жизни, приобщиться к современным социальным и культурным ценностям.

Так что здесь интерес двусторонний — и тех стран, из которых едут мигранты, и тех, которые их принимают, что, конечно, облегчает «миграционный диалог» двух миров. Но есть и осложняющие обстоятельства, и главное из них — количественное несовпадение спроса и предложения. Уже сейчас ощущается, а со временем будет ощущаться все сильнее, что желающих приехать больше, чем хотят и могут принять страны-реципиенты.

Что делать? Первая, совершенно естественная, мысль: эти страны, Россия в их числе, должны ограничить приток иммигрантов и не пускать больше, чем им нужно. Но первый взгляд часто бывает очень поверхностным, а потому и первая мысль — не всегда самая лучшая. Она предполагает, что пульт управления миграционной ситуацией находится в руках развитых стран и их политиков. Но так ли это?

Начать с того, что и в самих развитых странах есть достаточно серьезные силы, интересы которых требуют притока дешевых рабочих рук извне, и уже одно это значительно ослабляет реальные позиции противников иммиграции, хотя на словах эти позиции могут получать массовую поддержку. Но кроме того — и это еще более важно, — миграционный обмен представляет собой партию, в которой участвуют два игрока. И за ходом одной стороны следует ожидать хода другой. Размышляя над ответным ходом своих миграционных партнеров, российские, американские или европейские политики обязаны учитывать существование самостоятельных движущих сил, побуждающих жителей бедных и перенаселенных стран «Юга» искать удачи на более благополучном «Севере». Их — миллиарды, и рассчитывать на то, что они смиренно согласятся на роль пассивного поставщика дешевых трудовых ресурсов — причем по разнарядке россиян, европейцев или американцев, — может только безумец.

Политики или «силовики», постоянно сталкивающиеся с неприятными миграционными проблемами, искренне верят: дай им больше полномочий — и этих проблем не станет. Но есть вещи, в которых «оторванные от жизни» кабинетные ученые разбираются лучше, чем искушенные оперативники. Если абстрагироваться от конкретных политических реалий отдельных стран и регионов и выработать более обобщенный взгляд на глобальную демографическую ситуацию ХХ–XXI веков, то нельзя не прийти к выводу, что и в современных тенденциях рождаемости, и в современных тенденциях международной миграции находят выражение процессы самоорганизации глобальной демографической системы, охватывающей все человечество. Замедлить, а затем и прекратить рост мирового населения и более равномерно распределить его по территории планеты — вот две цели, к которым может стремиться «мировой разум». И что бы ни происходило во внутренней или внешней политике отдельных государств, какие бы экономические успехи или провалы их ни ожидали, в какие бы союзы они ни вступали и каких президентов ни избирали бы их граждане, человечество будет двигаться к этим целям, ибо только в этом случае у него есть шанс избежать финальной катастрофы.

Эта фундаментальная перспектива и должна определять выбор миграционной стратегии. Пытаться остановить тектонические сдвиги при помощи мили цейского свистка — малоперспективное занятие. Единственная разумная линия поведения в нынешней ситуации — попытаться проложить свой курс с учетом тех глобальных реальностей, которые невозможно изменить.

Если не касаться возможных глобальных военно-политических потрясений (это — не наш сюжет), а исходить из относительно мирного развития человечества в XXI веке, то, скорее всего, он станет веком огромных межгосударственных миграций, намного превосходящих по масштабам заокеанские переселения XIX — первой половины XX века. Недавно — со ссылкой на Международную комиссию по делам миграции — в сводках информационных агентств прошла информация, согласно которой можно ожидать, что в ближайшие 10 лет на Запад переселятся около миллиарда иммигрантов. Мне кажется, что если говорить о ближайших 10 годах, то это — явное преувеличение. Но то, что потоки мигрантов будут нарастать и превратятся в очень серьезный феномен мировой экономики и мировой политики, едва ли можно поставить под сомнение.

Приток миллионов иноязычных, инокультурных людей, иноверцев, непрерывно прибывающих в Северную Америку, Европу или Россию, и в самом деле создаст давление на европейско-христианские ценности и основанную на них культуру, принесет с собой опасность утраты европейской культурной идентичности и множество других проблем — экономических, социальных, политических. Перед лицом столь неприглядной перспективы действительно возникает искушение зажмурить глаза и вслед за некоторыми российскими исследователями отказаться от «необоснованной переоценки возможности и достоинства варианта демографического развития, при котором динамика населения полностью зависит от внешнего миграционного допинга», и начать разрабатывать прогнозы, которые «заведомо отвергают возможность перехода к миграционной зависимости»[16]. Хочется поверить даже странному утверждению, что «глобальная малодетность во второй половине XX века ставит вопрос: откуда же взять мигрантов?»[17], так что никакой иммиграции вроде бы и не должно быть.

Но одно дело — наши желания или наши фантазии, а другое — неумолимые цифры и факты, которые указывают как на увеличивающуюся потребность стран «Севера» планеты в притоке людей с «Юга», так и на нарастающее с каждым годом миграционное давление «Юга» на «Север», способное намного превысить эту потребность. Противникам иммиграции, да и просто людям, резонно опасающимся ее последствий, может казаться парадоксальным, но единственный ответ на этот вызов — наращивание иммиграционной емкости стран «Севера», их способности «переварить» максимальное число пришельцев — и сделать их людьми «Севера» или, если угодно, «Запада». И дело уже не в том, что это нужно каждой из стран в отдельности, а в том, что это один из необходимых для всего человечества путей выруливания на более спокойную дорогу из той критической глобальной ситуации, которая возникла в результате демографического взрыва в странах третьего мира.




[1] World Population in 2300. Draft. Population Division of the Department of the UN Economic and Social Affairs (DESA), 9 December 2003.


[2] См.: Население России 2002. Десятый ежегодный демографический доклад / Под ред. А. Г. Вишневского. М.: Книжный дом «Университет», 2004. С. 173–195.


[3] Statistiques sociales europeennes. Demographie. Eurostat, 2002. P. 47.


[4] Ibid. P. 129.


[5] Statistical Abstract of the United States 2002. Washington, 2002. Table 4.


[6] Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада: чем вымирание населения и усиление иммиграции угрожают нашей стране и цивилизации. М.: Изд-во АСТ, 2003.


[7] Там же. С. 187.


[8] Бьюкенен П. Дж. Указ. соч. С. 41–42.


[9] Там же. С. 318.


[10] Концепция демографического развития Российской Федерации на период до 2015 года, одобренная Правительством РФ 24 сентября 2001 года.


[11] Почему Россия вымирает: Причины демографического кризиса. М.: Православный медико-просветительский центр «Жизнь», 2003. С. 100.


[12] Гундаров И. А. Пробуждение: пути преодоления демографической катастрофы в России. М., 2001. С. 302, 292.


[13] Бьюкенен П. Дж. Указ. соч. С. 126–127, 128, 130–131, 314.


[14] Гундаров И. А. Указ. соч. С. 107, 258.


[15] Аннан К. Интервью газете «Tageszeitung». 29 января 2004.


[16] Демографическое будущее России / Под ред. Л. Рыбаковского и Г. Кареловой. М., 2001. С. 36,40.


[17] Антонов А. Прощание с бездействием // Знамя. 2002. № 5. С. 183.