Иноязычная лексика и особенности её использования в путевых записках петровского времени

Вид материала

Автореферат

Содержание Официальные оппоненты Ведущая организация Общая характеристика работы Актуальность работы Научная новизна диссертации Объект исследования Для обоснованности и достоверности результатов Цель работы Теоретической и историко-филологической основой диссертации Методология и методика На защиту выносятся следующие положения Теоретическое значение исследования Практическая ценность диссертации Апробация работы Структура диссертации. Первая глава Во втором разделе первой главы В третьем разделе первой главы Во второй главе диссертации Во втором разделе главы ... Полное содержание

Подобный материал:

• Иноязычная лексика в текстах путевой литературы рубежа XVII-XVIII вв.: Лингвокультурологический, 337.71kb.
• Ономатопоэтическая лексика: изучение особенности функционирования, 70.3kb.
• Творчество Феофана Прокоповича (1681 1736). План. Периодизация. Повести петровского, 1066.5kb.
• Методика выполнения расчета гидропривода путевых машин конструкции путевых машин для, 865.62kb.
• План-конспект урока по русскому языку в 5 классе по теме: «Лексика», 56.79kb.
• Встатье авторы рассматривают особенности подготовки и оценки деятельности государственных, 105.08kb.
• Журнально-публицистическая деятельность М. Е. Салтыкова-Щедрина, 68.3kb.
• И. Г. Петровского Факультет технологии, экономики и психологии Кафедра технологии, 590.14kb.
• План Введение глава Лексика современного русского литературного языка Понятие о лексике, 267.36kb.
• Xviii века Рублева Л. И., доктор филологических наук, профессор СахГУ, 83.56kb.

На правах рукописи

Ваша Сайнбаяр

ИНОЯЗЫЧНАЯ ЛЕКСИКА И ОСОБЕННОСТИ ЕЁ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ В ПУТЕВЫХ ЗАПИСКАХ ПЕТРОВСКОГО ВРЕМЕНИ


Специальность 10.02.01 – русский язык


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Москва 2007


Работа выполнена на кафедрах общего и русского языкознания и мировой литературы Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина


Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент

Ольшевская Лидия Альфонсовна


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Аннушкин Владимир Иванович

кандидат филологических наук, доцент

Шаповал Виктор Васильевич


Ведущая организация: Московский педагогический государственный университет


Защита состоится «06» июня 2007 г. в «10» ч. в зале

Ученого совета на заседании диссертационного совета Д 212.047.01 Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина по адресу: 117485, Москва, ул. Академика Волгина, 6.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного

института русского языка им. А.С. Пушкина.


Автореферат разослан «04» мая 2007г.


Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор педагогических наук,

профессор В.В. Молчановский

Общая характеристика работы

Международный обмен языковыми ценностями – одна из важнейших черт развития языка, особенно его литературной страты. Процесс заимствования распространяется на различные уровни языковой структуры, при этом самой проницаемой является лексическая система, ибо слово – подвижный, способный к свободной миграции элемент языка.

Актуальность работы определяется отсутствием в современной филологии комплексного исследования произведений путевой литературы конца XVII – первой четверти XVIII в. с точки зрения использования писателями иноязычной лексики.

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что некоторые из привлекаемых источников не являлись предметом специального лингвистического исследования («хождения» А. Игнатьева, М. Нечаева). Новизна работы заключается и в самом подходе к изучению материала, где совмещаются элементы историко-лексикологического и историко-литературного, культурологического и текстологического анализа, ибо на процесс и результат заимствования иноязычной лексики влияют как собственно лингвистические, так и экстралингвистические факторы.

Объект исследования - лексические заимствования Петровской эпохи; источники - «хождения» и «путешествия», которые в это время входили в число самых востребованных литературных форм, и, следовательно, не только отражали изменения в лексическом составе русского языка, но и влияли на процесс его развития. Жанр путевых записок находился на «пограничье» книжного и разговорного языка, языка художественной и документальной прозы, а именно за счет разговорно-бытовой и светско-деловой речи, по мнению академика В.В. Виноградова, шло формирование русского литературного языка нового времени.

Для обоснованности и достоверности результатов исследования сопоставление иноязычной лексики в памятниках путевой литературы велось с учетом их жанровых разновидностей, цели, времени и маршрута путешествия, личности писателя и истории текста произведения. Это позволило выявить в процессе заимствования частное (индивидуально-авторское) и общее (характерное для данного жанра и для русского литературного языка Петровской эпохи).

Цель работы – доказать, что заимствование иноязычной лексики – черта, сближающая путевые записки разных типов, паломнических и светских, другое дело, какие языки являлись для них донорами, с какой интенсивностью протекал этот процесс, какие лексические пласты охватывал. Цель обусловила необходимость решения следующих задач:

1) исследовать причины и специфику заимствования иноязычных слов в путевой литературе конца XVII – первой четверти XVIII в.;

2) выделить и проанализировать различные типы заимствований в записках русских путешественников Петровского времени;

3) сравнить лексические поля заимствований в памятниках светского и паломнического характера;

4) изучить способы введения иноязычных слов в русский текст;

5) определить функции заимствований в путевой литературе;

6) выявить индивидуально-авторское начало в использовании иноязычных слов писателями-путешественниками.

Теоретической и историко-филологической основой диссертации являлись работы по теории и истории заимствований (И.И. Огиенко, Ю.С. Сорокина, Л.П. Крысина, Е.Э. Биржаковой и др.), исследования общих языковых процессов XVIII в. (В.В. Виноградова, Е.Г. Ковалевской, Б.А. Успенского, А.М. Камчатнова), языка путевых записок (И.М. Мальцевой) и отдельных произведений этой формы (Л.А. Богатуровой, Д.П. Вальковой, М.Б. Ясинской), а также труды литературоведов о генезисе, поэтике и эволюции жанра «хождений» (Д.С. Лихачева, В.В. Данилова, Н.И. Прокофьева, С.Н. Травникова).

Методология и методика. Диссертация выполнена в русле историко-лексикологических исследований, в ней использовались методы историко-этимологического и историко-функционального анализа иноязычной лексики. Заимствования изучались с учетом особенностей развития России, так как с течением времени менялся круг контактирующих с русским языков, пласты воспринимаемой им лексики.

На защиту выносятся следующие положения:

1) Петровская эпоха является переходной от конфессиональной культуры средневековья к секулярной культуре нового времени, что обусловило существование и взаимодействие паломнических «хождений», дороживших в плане лексических заимствований греческо-славянской традицией, и светских «путешествий», ориентированных на латинскую традицию европейских языков.

2) жанр путевых записок, имевший многовековую историю и изначально предполагавший рассказ об «иных землях» с помощью «иных речений», находился на пересечении языковых потоков, идущих с Востока и Запада, поэтому для его лексического состава характерно наличие ориентализмов и европеизмов, вступавших в соревновательные отношения не только с русизмами и славянизмами, но и между собой за право стать органической частью русского литературного языка.

3) язык путевых записок отразил основные тенденции развития русской лексики в Петровскую эпоху: отсутствие некоторых терминов и обилие слов, выражающих одно и то же понятие, многоканальность процесса заимствования и «специализацию» языков-доноров, развитие многозначности у «новых вокабул» и стремление к терминологизации.

4) авторы путевых записок, дилетанты в литературном деле, свободно и ярко проявляли свою индивидуальность в выборе как объекта изображения, так и лексических средств. Процесс и результат заимствования зависел от социального статуса автора, его профессиональных интересов, уровня образования, знания языков, степени литературной одаренности.

5) общими пластами заимствований в паломнических и светских записках стала лексика, характеризующая, с одной стороны, то, что связано со средствами передвижения, пересечением границ и иноземным бытом, с другой – то, что связано с религиозной сферой жизни, научным и художественным творчеством. Однако языки-доноры и языки-посредники, участвующие в пополнении «бытовой» и «бытийной» сфер языка, в «хождениях» и «путешествиях» могли быть разными.

6) заимствования выполняли различные функции: они называли реалии, отсутствовавшие в русской действительности, помогали придать описаниям национальный колорит, документировали повествование, участвовали в формировании новой картины мира у читателя.

7) ввод иноязычия в русский текст обычно сопровождался глоссой или авторским комментарием. Отсутствие перевода связано с рядом причин: длительным пребыванием путешественника в иноязычной среде, с тем, что записки были адресованы европейски образованному читателю, и др.

Теоретическое значение исследования заключается в дальнейшей разработке теории лингвистического анализа литературных текстов определенного жанра в аспекте функционирования иноязычной лексики. Материал работы существенно раздвигает границы источниковедческой базы исторической лексикологии, что позволяет проверить на объективность существующие в науке теории и точки зрения.

Практическая ценность диссертации состоит в том, что результаты исследования могут найти применение в системе вузовского преподавания курса истории русского литературного языка, при разработке спецкурсов и спецсеминаров по лингвистическому анализу произведений путевой литературы для студентов-филологов, в создании словаря писателей-путешественников Петровского времени.

Апробация работы. По проблематике исследования опубликовано 8 статей. Основные положения диссертации апробированы в форме докладов и сообщений на научных конференциях: «Пушкинские чтения» (М., 2005) и «Кирилло-Мефодиевские чтения» (М., 2006) в Государственном институте русского языка имени А.С. Пушкина, «Вопросы теории и практики преподавания иностранных языков» (Улан-Батор, 2006) в Монгольском государственном университете науки и технологий, «Язык и общество» (М., 2006) в Российском государственном социальном университете. Работа обсуждалась на совместном заседании кафедр мировой литературы, общего и русского языкознания филологического факультета Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического приложения.

Основное содержание работы

В вводной части обосновывается актуальность и новизна исследования, определяются объект и источники лингвистического анализа, формулируются цель, задачи, основные принципы и методы работы, раскрывается ее теоретическая и практическая значимость, излагаются положения, выносимые на защиту, и способы их апробации, дается описание структуры диссертации.

Первая глава является теоретическим фундаментом работы. В ней приводится общая характеристика процесса лексического заимствования и определяется его специфика применительно к путевым запискам Петровского времени. Глава включает три раздела. В первом рассматриваются причины и пути заимствования иноязычной лексики в конце XVII – первой четверти XVIII в. Знаковым явлением эпохи перехода от средневековья к новому времени стало резкое расширение словарного состава русского литературного языка за счет заимствований, что во многом было связано с политикой Петра I, направленной на европеизацию России.

Среди экстралингвистических причин лексического заимствования доминирует потребность в наименовании новых предметов и явлений, которые вошли в русский обиход вместе с петровскими преобразованиями («ассамблея», «сенат», «флот»). К важнейшим внутрилингвистическим факторам относится необходимость в разграничении содержательно близких, но все же различающихся понятий («процессия»-«шествование»). Другим мощным внутренним стимулом обращения к иностранной лексике является тенденция к экономии языковых средств и замене описания заимствованием («бюст» вместо «подобие человека по пояс»).

Иноязычная лексика входила в состав принимающего языка по разным каналам (через устную речь иноземцев, переводы иностранных книг и др.), но в основном через письменные источники, среди которых важное место занимали описания путешествий за границу.

Во втором разделе первой главы решается проблема типологии заимствований. К числу основных относится деление иноязычных слов на три группы в зависимости от уровня освоения их принимающей языковой системой (варваризмы, экзотизмы, заимствованные слова), а также самая распространенная в науке классификация заимствований по тематическому признаку, или сфере употребления: лексика, относящаяся к государственно-административному устройству, дипломатии и политике, экономике и торговле; военно-морская терминология; иноязычия из сферы образования и просвещения, науки и искусства, и др. Границы между группами достаточно условны; в каждом конкретном случае состав и расположение материала в систематике корректировались, исходя из содержания текста.

В диссертации учитывался и принцип классификации иноязычной лексики в зависимости от языка-источника. Исследование показало, что среди языков-доноров существовала своеобразная «специализация»: например, влияние галлицизмов сильнее всего сказалось в области военной терминологии («атака», «бастион», «гарнизон», «десант», «лафет»); заимствования из голландского и английского языков существенно пополнили словарь, связанный с морским делом («бриг», «верфь», «киль», «лоцман», «мичман», «рейд», «шхуна»); итализмы доминировали среди лексики искусствоведческого характера («галерея», «картина», «опера»).

То что заимствования могли попадать в русский язык из разных источников и разным путем (книжным и устным), приводило к возникновению вариантности форм. В диссертации регистрируются колебания в орфографии и фонетическом облике иноязычий («матроз» – «матрос»), варьирование русских и иноязычных финалей («театр» – «театрум»), отсутствие стабильности в плане морфологии («мечет» –«мечеть») и словообразования («диспутировать» - «диспутовать»).

Классификация заимствований велась и в зависимости от того, как сложилась их судьба в новых языковых условиях. Некоторые иноязычия не укоренились в русском языке и вышли из употребления («аттенция», «инвенция», «маркандия»); другие уступили лидерство русским словам, сузив сферу употребления и утратив стилистическую нейтральность («баталия» – «сражение»); третьи пополнили пассивный словарь для обозначения реалий прошлого («драбант», «камзол», «мушкет»).

В третьем разделе первой главы поднимается вопрос об отношении к иностранным словам в Петровское время и в работах современных исследователей. Уже в XVIII в. писатели, ученые, государственные деятели России пытались регулировать поток заимствований, советовали там, где это возможно, использовать русские слова. Петр I был обеспокоен обилием «новых вокабул» в речи, ибо из-за них иногда «самого дела выразуметь невозможно». Его современник В.Н. Татищев выделил несколько типов иноязычной лексики, пытаясь разграничить в процессе заимствования позитивное и негативное начала. Ученый выступил против моды на иностранные слова в речи «самохвальных» секретарей и подьячих.

Большая часть современных исследователей сходится во мнении, что заимствования являются средством развития языка и обогащения его словарного состава, однако неупорядоченное и чрезмерное употребление иностранных слов в русской речи оценивается как нежелательный фактор, нарушающий коммуникативную функцию языка.

Во второй главе диссертации рассматривается иноязычная лексика в памятниках паломнической литературы первой четверти XVIII столетия.

В первом разделе главы доказывается, что лексические заимствования являются жанрово-стилевой особенностью литературы «хождений». «Иные речения» при описании «иных языцей» встречались в древнерусской путевой литературе, начиная с произведения игумена Даниила (XII в.). Основные пласты заимствований были связаны с религиозной («метохия», «спудий», «пентикостия», «игоифит») и бытовой («вьюк», «ковер», «фата», «чулок») сферами жизни христианского Востока; в первом случае преобладали грецизмы, во втором - тюркизмы. «Поэзия простоты и ясности», присущая произведениям этого жанра, во многом определила принцип введения в текст иноязычных слов, которые автор обычно сопровождал глоссой или толкованием значения («рака» - «древце есть мало, образом яко осина»).

Состав заимствований в языке путевых записок с течением времени значительно расширился, так как резко раздвинулись границы познания мира русскими путешественниками. В XV в. Византийская империя утратила свое былое могущество. Ее падение послужило экстралингвистическим фактором, обусловившим постепенную переориентацию русской культуры с Востока на Запад Европы. О начале этого процесса свидетельствует рост западноевропейских заимствований в «Хождении» инока Зосимы (XV в.).

Процесс обогащения лексики паломнических записок за счет иноязычий усилился в первой четверти XVIII столетия. В научной литературе бытует мнение, что «европеизация» русского языка Петровской эпохи – явление, характерное для светских путевых записок, в то время как паломнические «хождения» по своему содержанию и составу лексики продолжали развиваться в русле церковно-богослужебной литературы. Чтобы проверить объективность этой концепции, в диссертации был проведен анализ заимствований в произведениях И. Лукьянова, А. Игнатьева, М. Нечаева.

Во втором разделе главы решается проблема традиционного и нового в использовании иноязычной лексики в путевых записках Иоанна Лукьянова, который в 1701-1703 гг. совершил хождение в Святую землю. Новаторский характер произведения заключается в том, что главный интерес в нем составляет не описание святынь христианского Востока, а обстоятельный рассказ о «путном шествии», о быте и нравах других народов, что предопределило широкое вхождение иноязычий в текст памятника.

Публицистическая направленность «Хождения» Лукьянова, который по заданию старообрядческой церкви отправился на православный Восток и после увиденного там пытался доказать, что греческое духовенство «потурчилось», сказалась в столкновении двух пластов заимствований – грецизмов и тюркизмов, причем ранее существовавший жанровый канон в их употреблении (зависимость от тематики путевых очерков) начинает преодолеваться паломником.

Цель путешествия, а также тот фактор, что автор являлся православным священником, объясняют наличие в тексте «Хождения» огромного пласта древнерусских заимствований из греческого языка, большая часть которых связана с богослужебной практикой, церковным и монастырским бытом («антифон», «ектения», «ирмос», «кафизма», «лития», «прокимен»), при этом языком-посредником обычно выступал старославянский язык.

Вторую обширную группу заимствований в записках Лукьянова – человека с купеческим прошлым, представляет лексика из области торгового дела, где преобладают слова, имеющие тюркское, арабское и персидское происхождение («базар», «гана», «гарач», «казна», «око», «пара»). Известный с XVII в. европеизм «ярмарка» (нем. > пол.) представлен в народной огласовке, формами женского и мужского рода («ярмонка» и «ярмонокъ»). Сопоставление редакций «Хождения» позволило умножить число вариантов иноязычной лексики, как морфологических («харчь всякая» - «харчь всякой»), так и фонетико-орфографических («базырянин» - «бызырьянин»).

Среди бытовой лексики «Хождения», где традиционно доминируют заимствования из восточных языков («арба», «вьюк», «кибитка», «табор», «телега», «фитиль»), встречаются слова немецкого («пипка», «рюмка», «шинок»), итальянского («карета»), латинского («куртка») происхождения, при этом в роли посредника чаще всего выступает польский язык. Широта диапазона языков-источников характерна и для терминологии, отражающей структуру военной и административной власти в разных государствах. Помимо ориентализмов («ага», «бей», «патыш», «субаша»), в эту лексическую группу входят европеизмы («бурмистр», «губернатор»).

Лексика из области военно-морского дела занимала незначительное место в языке паломнической литературы, однако в «Хождении» Лукьянова она образует обширный пласт, где преобладают заимствования из европейских языков («голен», «катарга», «матросы», «сары», «фортуна»). В лексиконе паломника уживаются «свое» и «чужое», средневековое и современное: он использует древнерусские слова «воевода», «сотник», «стрелец», «пятидесятник» наряду с иноязычными заимствованиями «генерал», «полковник», «солдат».

В языке «Хождения» проявилась лексическая избыточность: рассказывая о падении нравов в среде греческого духовенства, паломник употребляет как новое заимствование «табак» (исп. > нем.), так и турецкое слово «тютюн» и его русскую простонародную форму – «тюмень». Капитана корабля он называет, используя славянизм «корабельник» («корабленник»), тюркизм «раиз» или грецизм «навклир».

Стремление расподобить язык, на котором говорят автор и герои, люди разных национальностей, приводит к активному использованию иноязычных вкраплений как на уровне отдельных лексем, так и крупных синтаксических единиц. Вхождение иноязычного текста в очерки обычно сопровождается авторским переводом, передающим общий смысл и интонацию речи иностранца. Если в начале путешествия Лукьянов и его спутники пользовались услугами «толмачей», потому что в иной языковой среде чувствовали себя «что пленники», то позднее они овладели словарным минимумом для общения с греками и турками. Служителю зоопарка в Константинополе паломники обещали заплатить за посещение, «молвив»: «Биръ адамъ, биръ пара».

«Хождение» Лукьянова позволяет проследить, как изменялся состав и характер использования иноязычной лексики от редакции к редакции. Для второй переработки текста памятника (70-80-е годы XVIII в.) характерны случаи пропуска иностранных слов в прямой речи героев: “[Пеки адамъ], доброй-де человЬкъ Халовъ”. Иногда ориентализмы заменяются на их русский или славянский эквиваленты (“салтан”-“турецкий царь”, “арака”- “горЬлка”). В старый перевод иноязычий вносятся уточнения, связанные с изменившейся российской действительностью: если в I редакции “изупаша” толкуется как “полковой воевода”, то во II редакции - как “полковник”.

Иностранные слова в III редакции “Хождения” продолжают быть устойчивой лексической группой, но расширяют свой состав. Появляются новые заимствования, в основном из турецкого и греческого языков («токало, сирЬчь то-ди вамъ добро»; «у насъ вольница, а у нихъ левентъ»). Ввод иноязычия может сопровождаться расширением контекста, уточнением перевода, созданием эффекта “разговорности” речи.

В третьем разделе второй главы изучаются заимствования в лексическом составе путевых записок священника при посольской церкви в Константинополе Андрея Игнатьева, совершившего хождение в Святую землю (1707-1708). Так как большую часть пути паломник проделал не по суше, а по воде, в его записках широко представлена морская терминология, где много европеизмов («барка», «гольфа», «капитан», «лоцман», «флот»), что сближает «Хождение» со светскими путевыми записками.

Андрей Игнатьев – самый образованный человек среди паломников Петровского времени, владеющий иностранными языками. Проезжая грамота в начале «Хождения», скорее всего, переведена с турецкого языка на русский самим автором. Игнатьев в совершенстве знал греческий язык и неоднократно принимал участие в богослужении в храмах Иерусалима и Синая. Закономерно, что значительную часть корпуса иноязычной лексики в «Хождении» составляют грецизмы, укоренившиеся в лексиконе русского человека еще в период раннего средневековья («акафист», «епископ», «игумен», «литургия», «паремия», «тропарь» и др.).

Отличительной чертой повествования о христианских святынях в произведении Игнатьева является включение в текст вкраплений из греческого языка или использование заимствований в форме, близкой к греческому оригиналу. Паломник упоминает источник, который «по-грецки зовется Цатори вриси, а по-нашему Чеботарный кладезь»; воскрешая в памяти события евангельской истории, вспоминает, как «о ематиемъ [матизме] Спасителевой жидове меташа жребий». Характеризуя духовную жизнь католиков и мусульман, он использует тюркизмы, арабизмы и латинизмы («джами», «процессия», «хаджий»).

Для путевых очерков Игнатьева характерно употребление иностранных топонимов с указанием на язык-источник и сопровождение их дублетами: Мисирь – Египет, Арап – Кутали, Яффа – Иоппия. Обычно «пары» образовывали греческие и турецкие (арабские) названия, что служило языковым проявлением важных для идейно-художественного замысла книги оппозиций: «прошлое» - «настоящее», «христианское» - «мусульманское».

Андрей Игнатьев варьировал способ включения заимствований в текст «Хождения»: иноязычие или сопровождалось глоссой, или вводилось без перевода, в последнем случае его значение «проявлял» контекст. Семантика иностранного слова могла раскрываться путем подбора синонимов из известных автору языков («каиас»-«каик, лодка»). Наличие развитых синонимических рядов, образованных словами из языков, которыми владел паломник, - яркая примета индивидуально-авторского стиля Игнатьева.

Четвертый раздел второй главы раскрывает специфику употребления иноязычных слов в «Хождении» М.Г. Нечаева, совершившего паломничество в 1721-1722 гг. Цель путешествия ярославского купца во многом определила главные объекты описания и выбор лексических средств, в том числе заимствований, однако, по сравнению с записками священников И. Лукьянова и А. Игнатьева, в его «Хождении» группа иноязычий, связанная с религиозной сферой жизни и богослужебной практикой, не столь объемна.

Самый значительный пласт заимствований в произведении - терминология из области экономики и торговли. Так, Нечаев отметил разницу в характере, размере и наименовании пошлин, взимаемых с путешественников в разных странах. В Польше с его «порожния телЬги сошло, кромЬ перевоза, мыта боле 2 рублевъ»; в Турции он, христианин, был вынужден заплатить «5 тарелей турецкихъ султану въ казну годоваго оброку», чтобы получить документ, который «греки называютъ харачъ, а по-турецки кегарды, или тягатъ». Иноязычий в данной тематической группе у Нечаева все же значительно меньше, чем у Лукьянова, ибо ярославский купец – убежденный сторонник патриархального уклада русской жизни, самодостаточности православной культуры и родного языка. С этой точки зрения показательно размышление Нечаева о различии славянских языков: «У болгаровъ и сербовъ наши слова русские, но… весьма просты и неслагательны; нарЬчие неисправно».

При описании христианского Востока паломник старался обходиться лексическим запасом русского языка. В морских очерках он предпочитал использовать давно «обрусевшую» иноязычную лексику, например, общеславянское заимствование из греческого «корабль» и производные от этого слова - «корабленник», «корабельщик», «корабельный», довольствуясь уточнениями: корабль «французский», «греческий», «турецкий», «разбойнический», «купеческий» Редкие заимствования, которые Нечаев использовал для обозначения разного типа судов, - широко распространенные в путевых записках Петровского времени термины: «галера», «каик», «каторга». Малочисленной является в «Хождении» группа европеизмов, связанных с родом деятельности человека: «драгун», «резидент», «матрос», «солдат», «фурман».

В записках М.Г. Нечаева зарегистрированы случаи иноязычных вкраплений в русский текст (в основном из греческого и турецкого языков); обычно они появляются в речи иностранцев. Рассказывая об опасностях, подстерегающих паломников на пути в Иерусалим, Нечаев приводит сцену, где кочевые арабы, напав на караван, «вопиюще: «Верпашскишъ!».

В разделе «Выводы» отмечается, что памятники паломнической литературы первой четверти XVIII в. содержат как традиционные черты древнерусских «хождений», так и приметы нового времени, связанные с эстетикой барокко, которая не только допускала, но культивировала «пестроту» лексических средств, присутствие в языке произведения заимствований из разных источников. Русские паломники, представители «народной дипломатии», способствовали упрочению языковых контактов между людьми разных вероисповеданий и национальностей.

Третью главу «Лексические заимствования в светской путевой литературе Петровского времени» открывает раздел, посвященный иноязычиям в записках купцов, дипломатов и землепроходцев Древней Руси.

Начало процесса обмирщения жанра «хождения» приходится на XV в. - время великих географических открытий. Целью путешествий становится установление торговых и дипломатических отношений с соседними государствами Запада и Востока. Изменения в содержании произведений приводят к обновлению их словесной формы, в том числе к расширению состава и усложнению функций иноязычной лексики, о чем свидетельствует анализ текста записок Неизвестного суздальца и «Хождения за три моря» Афанасия Никитина (XV в.), «Росписи Китайскому государству» Ивана Петлина и «статейного списка» В.Б. Лихачева (XVII в.).

Для исследования процесса лексического заимствования, активизировавшегося в Петровское время, были выбраны произведения П.А. Толстого, Б.П. Шереметева, А.М. Апраксина, созданные на материале путешествий по Европе в 1697-1699 гг. Это позволило выделить в изучаемом явлении общее, характерное для русского языка в целом, и частное, присущее каждому из авторов.

Второй раздел третьей главы посвящен особенностям использования иноязычной лексики в путевых записках П.А. Толстого, крупного государственного деятеля Петровской эпохи, профессионального военного и дипломата. Первым из знаменитого рода Толстых он вошел в историю русской словесности как автор «Путешествия» - книги, которую считают «энциклопедией» европейской жизни конца XVII столетия.

Широта охвата действительности привела к тому, что состав иноязычных заимствований в записках Толстого объемен и многообразен. Это лексемы, обозначающие реалии общественного и частного быта Европы («камин», «карета», «кафель», «конфекты», «лимонат»), термины из сферы государственно-административной жизни («губернатор», «декрет», «регимент», «республика», «сенатор», «юстиция») и из области экономики и торговли («интрата», «лиценция», «маркандия», «ретратта»). Автор «Путешествия» изучал за границей военно-морское дело, что объясняет преобладание среди иноязычий морской терминологии («арбур», «бастимент», «компас», «лавир», «мачта», «навтика», «порт», «фрегатон», «штиль») и лексики из области военного искусства («бастион», «гвардия», «карабин», «офицер», «пистолет», «фортеция», «цитадель», «штылет»).

Культурологический аспект восприятия и изображения европейской действительности в произведении Толстого является главным, поэтому в корпусе иноязычной лексики самым мощным будет пласт заимствований из области искусства, науки и просвещения. С XVII в. Италия стала местом паломничества, так как была родиной барокко и сокровищницей памятников античности. Не случайно в записках Толстого лексика, относящаяся к музыке, театру, архитектуре, скульптуре и живописи, в основном итальянского происхождения («бас», «бельвард», «галлерия», «грот», «капитель», «картина», «кантата», «карнавал», «капитель», «опера»). Формирование новой русской терминологии в сфере искусства сопровождалось противоречивыми тенденциями: с одной стороны, развитием многозначности заимствованных слов («театр» - здание, сцена, зрительный зал, зрелище, труппа актеров); с другой - терминологизацией значений слов и распадом синонимических рядов (к концу XVIII в. основное значение слова «комедия» - вид драматического произведения, в начале же столетия оно употреблялось как синоним «зрелища» и «здания для представлений»).

Научная терминология, универсальная для европейских языков, представлена в записках Толстого словами из греческого («анатомия», «астроном») и латинского («деклинация», «дифференция», «навигация») языков. Латинизмы будут преобладать среди заимствований, касающихся системы просвещения и образования («академия», «аттестация», «дирекция», «диспут», «инспектор», «коллегиум», «рацея»). Обилие иноязычной лексики из разных областей знания, а также тщательность описаний, любовь к конкретности и научной точности, лаконизм стилевой манеры сближают книгу Толстого с «путешествиями» ученых XVIII-XIX вв.

В записках московского стольника тонок пласт заимствований, связанных со сферой внутреннего мира человека, в отличие от дневника его современника Б.И. Куракина, где много иностранных слов, характеризующих область чувств: «инаморат», «медреса», «amor» и т.п. Редкие исключения из этого правила - латинизмы «фавор» (в значении «благосклонность»), «гонор» («честь»), «грация» («милость»).

Активный, но неупорядоченный процесс заимствования в Петровское время привел к возникновению лексической избыточности. Для «Путешествия» Толстого характерно наличие развитых синонимических рядов, образованных иноязычиями («навигатор» – «навклир» – «капитан») или заимствованиями и русизмами («город» - «замок» - «крепость» - «фортеца» - «цитаделя»). О процессе семантической адаптации свидетельствуют примеры, где иностранное слово сопровождается глоссой: «марканты» - «купцы», «фарестиры» - «иноземцы». При отсутствии лексического эквивалента Толстой использует близкие по значению слова: «конфузия» - «замешание», «публично» - «соборно». Пояснение заимствования могло даваться путем сравнения неизвестного с известным («штылеты, подобны ножам остроколым»). Если в русской действительности отсутствовал сам предмет называния, автор прибегал к описанию внешнего вида или назначения этого объекта («арсинал» - «двор», где «делают всякие морские суды»). В отличие от Б. Куракина, П. Толстой не прибегал к такому способу ввода иностранного слова, когда оно дается в орфографии языка-источника, а затем толкуется («zitelli, или те девки, которыя тут живут»). Ввод заимствования московский стольник мог сопровождать этимологической справкой, что усиливало познавательную функцию текста («полаты изрядные… называются по-флоренску галлерия»).

П.А. Толстой обладал большими лингвистическими способностями. Если в начале пути он пользовался услугами переводчика, то на Мальте вел переговоры на итальянском языке, мог различать диалекты (жители Бари «говорят по-итальянску, однако ж с венецыянами и с римлянами в языке имеют малую некоторую диференцию»). П.А. Толстой, в отличие от А.М. Апраксина и других современников, сумел избежать языковой дисгармонии, умело сочетая «свое» и «чужое», традиционную русскую лексику, ориентализмы и европеизмы.

В третьем разделе речь идет о лексических заимствованиях в «Записке путешествия» Б.П. Шереметева – первого русского фельдмаршала, известного дипломата, сподвижника Петра I. В 1697-1699 гг. по приказу царя он совершил поездку в Европу, побывав в Польше, Австрии, Италии и на Мальте. Путешествие было продиктовано как государственной потребностью формирования антитурецкого союза европейских государств, так и личными мотивами, религиозного и познавательного толка. Отчет о поездке лег в основу произведения, которое являлось результатом работы «коллективного автора», но главная роль в его создании принадлежала Шереметеву.

В «Записке», в отличие от произведений Толстого и Апраксина, больше древнерусских заимствований из старославянского и греческого языков, ибо она близка, с одной стороны, к паломническому «хождению», с другой – к «статейному списку». Ее автор описывает святыни христианского мира, приводит полное титулование представителей власти, включает тексты речей правителей европейских держав и послов, переводы рекомендательных аттестатов и проезжих грамот, письма русского царя к иноземным владыкам и папе римскому, а также их ответные послания Петру I.

Б.П. Шереметев – человек европейского склада ума и поведенческого типа. Его интерес к западному образу жизни, культуре, языкам был ранним и устойчивым. Этому способствовало то, что детство и юность Шереметева прошли в Киеве, где его отец служил воеводой. В окружении Шереметева всегда было много иноземцев (П. Гордон, Я. Брюс, Ф. Вист). Не случайно его путевой дневник называется «журналом» (фр.). Исследование показало, что язык дипломата особенно проницаем для языковых влияний, о чем свидетельствует широкий диапазон заимствований в «Записке путешествия».

Самые объемные группы иноязычий связаны с европейским бытом конца XVII в. («аптека», «багаж», «ванна», «квартира», «почта»), терминологией государственно-административного и дипломатического характера («аудиенция», «банкет», «визит», «канцелярия», «консул», «паспорт», «патент», «резидент», «церемония»), названиями профессий, должностей и званий («администратор», «арцибискуп», «барон», «бурграф», «вицедомин», «герцог», «гранд-магистер», «кардинал», «комендант», «комиссар», «консул», «ландграф», «маркграф», «министр», «нунциус», «подканцлер», «президент», «принц», «принцип», «референдарий»), лексикой из области военно-морского дела, включающей названия военных чинов («адмирал», «генералиссимус», «генерал», «капитан», «командор», «полковник», «солдат», «фельдмаршал»). В отличие от Толстого, автор «Записки» мало внимания уделил культуре и народным обычаям европейцев.

Источником иноязычной лексики для него прежде всего являлся латинский язык («аттестат», «нация», «патент», «ректор», «фамилия»), ибо в то время латынь – международный язык науки, юриспруденции, медицины, дипломатической практики. Почетное место среди языков-доноров принадлежало польскому языку, который Шереметев знал в совершенстве («подкоморий», «подскарбий», «ротмистр», «хоронжий»); в качестве источника заимствований использовались итальянский («балдахин», «вилла», «галера»), французский («багаж», «менуэт», «порт», «рапира»), немецкий («камергер», «ландкарта», «фрейлина», «фурман») и другие языки.

В тексте «Записки» встречаются иноязычные вкрапления, когда заимствования даются в графике языка-источника (церковь «Santa Maria Maggiore», «порт, который зовется Longina ftatione di Siracuse»). Разнообразие графическо-орфографических средств в передаче иностранной лексики объясняется воздействием иноязычной среды, а также стремлением автора сделать свой язык «европейским» и по содержанию, и по форме.

Ввод заимствования мог сопровождать глоссой («вицерои, сирЬчь намЬстники»), при отсутствии лексического эквивалента – толкованием значения слова («карнавалъ, собрание всякихъ игръ»), однако большая часть иноязычий дается без комментария. Нередко семантику иностранного слова позволял «проявить» контекст («и поЬхалъ бояринъ в коляскЬ, а люди всЬ въ большомъ ланкучскомъ фурманЬ»), который мог содержать слова-индикаторы, раскрывающие этимологию экзотизмов («турки въ семъ месяце отправили праздник свой баерамъ»). В случае лексической недостаточности автор прибегал к описанию: «вулкан» (лат.) – это «превеликая гора», из которой «исходит огонь, и гром, и шум», летят «камения превеликия» и текут «огненные реки», однако, в отличие от Толстого, для него не характерно использование развернутых описаний иноземных реалий и их сравнение с русскими.

Некоторые формы иноязычий в «Записке» свидетельствуют о процессе адаптации их к системе принимающего языка («банкетовать», «визитовать», «кавалерство», «фурманщик» и др.). Учитывая «коллективное авторство» произведения, можно сделать вывод, что на пороге нового времени процесс лексического заимствования из европейских языков охватывал широкие слои русского общества, включая военачальников, дипломатов, священников.

Четвертый раздел третьей главы посвящен анализу иноязычной лексики в одном из самых популярных произведений Петровского времени -«Путешествии» А.М. Апраксина (Неизвестной особы). По охвату европейской действительности произведение Апраксина не может сравниться с энциклопедичным по своему характеру «Путешествием» Толстого, однако жизнь Запада в нем предстает более яркой и многогранной, чем в путевом дневнике Шереметева.

На первый план, как в записках Толстого, выходит культурологический аспект освоения западного мира, что обусловливает наличие в произведении мощного пласта заимствований из области науки и искусства, просвещения и образования, представленного грецизмами («академия», «аптека», «диафрагма»; «комедия», «музыка», «театр»), латинизмами («глобус», «профессор»; «персона», «перспектива», «статуя») и итализмами («галерея», «карнавал», «маска»). Человек эпохи Просвещения, Апраксин интересовался всем, что связано с научным прогрессом общества, достижениями западного естествознания (особенно науки «докторской», «анатомической»), устройством европейских библиотек и системой образования.

Барочный стиль в произведении А.М. Апраксина проявился в особом внимании к интерьеру домов, костюму и деталям одежды европейской знати, при описании чего было трудно обойтись без иноязычной лексики, причем в этой функциональной сфере европеизмы («брызжи», «камора», «лента», «рюмка», «флер», «шкап», «шкатула», «шпалера») часто соседствовали с древнерусскими заимствованиями из восточных языков («бархат», «епанча», «камка», «чердак», «чулан»). Если военно-морская терминология в записках Апраксина оказалась неразвитой, то одной из самых объемных стала лексическая группа, связанная с государственно-административной и дипломатической сферой («аудиенция», «визит», «президент», «принц», «правинца», «сенатор», «стат», «статус»). Она была представлена в основном латинизмами и галлицизмами, а также заимствованиями из немецкого и польского языков («бургомистр», «герб», «ратуша», «шляхта»).

А. Апраксин чаще, чем другие писатели-путешественники, затруднялся в определении иноземных реалий, которым не было соответствий в русской действительности. В этом случае он употреблял вместо иностранного слова описательный оборот («карусель» – «лошади деревянныя на колесе», что «ездять зело скоро»). Лексическая недостаточность приводила к появлению в тексте «курьезов», когда автор пытался определить понятие инокультуры с помощью русских слов («боярин папы римского»).

Хотя А.М. Апраксин принимал участие в работе Великого посольства, его произведение не укладывается в рамки «статейного списка», освещая больше культурную программу миссии, чем политическую. Автора интересовал по-барочному пестрый «вещный» и «зрелищный» мир Европы, причем в коллекцию «диковин» попадали и произведения искусства, и научные открытия, при описании которых были задействованы слова из немецкого, голландского, французского, итальянского, греческого и латинского языков. Введение их в текст могло не сопровождаться эквивалентом из родного языка, что свидетельствовало о вхождении иноязычий в активный словарь «русского европейца».

Завершает третью главу раздел «Выводы», где подводятся итоги сопоставительного анализа заимствованной лексики в произведениях П.А. Толстого, Б.П. Шереметева и А.М. Апраксина.

В «Заключении» излагаются результаты проделанной работы и намечаются перспективы изучения заимствований Петровского времени.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Ваша Сайнбаяр. Иноязычная лексика в путевых записках Петровской эпохи // Знание. Понимание. Умение. – М., 2007. – № 1. – С.154-159.
   
2. Ваша Сайнбаяр. П.А.Толстой – первый из рода Толстых // Русская словесность. – М., 2007. – № 3. – С.17-18.
   
3. Ваша Сайнбаяр. Иностранная лексика и особенности ее использования в путевых записках П.А.Толстого // Пушкинские чтения – 2005: Сборник материалов конференции. – М.: ГИРЯ им. А.С.Пушкина, 2006. – С.77-87.
   
4. Ваша Сайнбаяр. Путевые записки П.А.Толстого по Европе 1697-1699 // Проблемы методики обучения иностранным языкам. – Уланбатор.: МГУО, 2005. – № 8. – С.84-86.
   
5. Ваша Сайнбаяр. Иноязычная лексика и ее функции в «Хождении» И. Лукьянова //Кирилло-Мефодиевские чтения: Сборник материалов конференции. – М.: ГИРЯ им. А.С. Пушкина, 2006. – С.366-372.
   
6. Ваша Сайнбаяр. Иноязычная лексика в путевых записках Петровского времени (на материале «Путешествия в Иерусалим М. Нечаева») // Язык и общество: Сборник международной научной конференции. – М.: РГСУ, 2006. – С.241-246.
   
7. Ваша Сайнбаяр. Иноязычная лексика в «Хождении» И. Лукьянова // ПМОИЯ – Уланбатор: МГУО, 2006. – № 12. – С.63-66. ( в соавторстве).
   
8. Ваша Сайнбаяр. Лексические заимствования Петровской эпохи // Вопросы практики преподавания иностранных языков: Сборник материалов конференции. – Уланбатор., 2006. – С.101-102.