Научное историко-хронологическое знание в россии в XVIII начале ХХ века

Вид материала

Содержание

Научный руководитель
Ведущая организация
Общая характеристика работы
Историография проблемы.
Цель исследования
Хронологические рамки
Методология и основные методы исследования
Источниковая база исследования
Научная новизна диссертационного исследования
Практическая значимость работы
Основное содержание диссертации
Первая глава
Третий параграф
Четвертый параграф
Вторая глава
Второй параграф
Четвертый параграф

Подобный материал:

На правах рукописи

Кайгородова Татьяна Владимировна

НАУЧНОЕ ИСТОРИКО-ХРОНОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ

В РОССИИ В XVIII – НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА

Специальность 07.00.09 – историография, источниковедение

и методы исторического исследования

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Барнаул – 2012

Работа выполнена на кафедре археологии, этнографии и музеологии

ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет»

Научный руководитель доктор исторических наук, профессор

Цыб Сергей Васильевич

Официальные оппоненты доктор исторических наук, профессор

Демин Михаил Александрович

кандидат исторических наук

Курсакова Елена Николаевна

Ведущая организация ФГБОУ ВПО «Алтайский

государственный технический

университет им. И.И. Ползунова»

Защита состоится 24 марта 2012 года в 10 часов на заседании объединенного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212.005.08 при Алтайском государственном университете по адресу:

656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61, ауд. 416 (зал заседаний ученого совета).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет»

Автореферат разослан ____ февраля 2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор исторических наук, доцент В.В. Горбунов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В конце XVI – начале XVII в. французские ученые Ж.-Ж. Скалигер и Д. Петавий внедрили в исторические исследования в качестве универсальной научно-исторической эры уже давно знакомую европейцам эру летосчисления от Рождества Христова (далее – Р. Х.), и именно она стала с тех пор применяться всеми историками-европейцами для пересчета (или редукции) хронологических показаний библейских, античных и средневековых источников. Этот момент и считается началом появления научного историко-хронологического знания. Переход к универсальному летосчислению явился важнейшим моментом в развитии исторической науки: ученые открыли путь к установлению причинно-следственных связей между событиями прошлого и, следовательно, к познанию закономерностей эволюции человеческого общества.

В России научно-хронологическое знание появилось столетием позже и означало тот же самый переломный момент в развитии исторической науки. Вся она и отдельные ее направления являются «хронологичными», поскольку все они основываются на последовательном (т.е. хронологическом) изучении исторических фактов и имеют целью создание реконструкций, которые также представляют собой последовательное (хронологическое) изложение событий, процессов и явлений прошлого. Именно поэтому изучение особенностей формирования и развития научно-хронологического знания в России является важной и актуальной задачей современной историографии, поскольку помогает понять те направления в развитии исторической науки, которые зависят от степени изученности хронологическим проблем.

Историография проблемы. Выясняется, что в предыдущие годы эта научная проблема не получила достаточно полного отражения в работах ученых, и поэтому степень ее изученности является весьма неудовлетворительной. Еще в середине XIX в. любитель хронологии П.В. Хавский предпринял первую попытку систематизации предшествующих достижений в области изучения российского времяисчисления. К сожалению, даже эти библиографические перечни, имеющие научную ценность и сейчас, вскоре оказались забытыми.

В некоторых историко-хронологических сочинениях XIX – начала ХХ в. эпизодически появлялись историографические сюжеты, авторы которых стремились прежде всего критически или хвалебно оценить достижения предшественников в рамках изучения того конкретного вопроса, который исследовали они сами. Даже такой выдающийся исследователь русской хронологии, каким был Н.В. Степанов, не проводил глубокие историографические экскурсы и ограничивался только поверхностной констатацией совпадений (или несовпадений) своих конкретных исследовательских выводов с результатами ученых разработок предыдущих десятилетий.

Первые опыты обобщающего обзора развития хронологического знания в России появились только в ХХ в. Поскольку эти обзоры располагались в учебных пособиях, они не ставили перед собой задачу дать полную и исчерпывающую информацию и ограничивались только упоминанием основных событий этого процесса. Нередко здесь второстепенные моменты развития российского научного историко-хронологического знания преподносились как первостепенные и определяющие, а главнейшие, с нашей точки зрения, события отодвигались на второй план. К сожалению, мало чем отличалось от них и первое научно-историографическое сочинение в этой области (статья Б.М. Свердлова, опубликованная в 1973 г.), где определялись, не всегда безошибочно, главные этапы в развитии российского научно-хронологического знания и только перечислялись, без глубокой аналитической характеристики, его важнейшие достижения (как и ранее, здесь упоминались второстепенные события и пропускались главные). В знаменитой и ставшей уже классической книге Н.Г. Бережкова («Хронология русского летописания», М., 1963) историографический обзор занимал всего несколько страниц и ни в коей мере не претендовал на полное и глубокое аналитическое исследование достижений предшественников.

В 1984 г. в ленинградском ежегоднике «Вспомогательные исторические дисциплины» была опубликована статья московского ученого И.Н. Данилевского под названием «Нерешенные вопросы хронологии русского летописания». Обобщая достижения предшественников, И.Н. Данилевский не стремился к полному их учету, но он сформулировал представления о дальнейших направлениях историко-хронологических исследований. Одним из косвенных выводов, вытекавших из его рассуждений, было представление о необходимости полного научного историографического изучения предшествующих достижений в этой отрасли исторической науки.

Прямым продолжением идей И.Н. Данилевского стало появление в 90-х гг. ХХ - начале ХХI в. исследований С.В. Цыба, который в ходе изучения конкретных проблем хронологии древнерусского летописания, затрагивал и вопросы историографии этой отрасли исторической науки. Он постарался изложить общие взгляды на периодизацию развития историко-хронологической науки в России и даже дать определение (в том числе, и наименования) основным его научным направлениям. Именно тогда и появились те самые термины, которые и ныне используются в научной и научно-учебной литературе для характеристики главных направлений изучаемой отрасли знания («механистическая хронология», «пасхальная хронология», «критическая хронология» и др.) и которых придерживаемся мы в своей работе. Признавая заслуги С.В. Цыба в создании принципиальной историографической схемы, заложившей основы дальнейшего исследования нашей проблемы, отметим все же, что полного исследования и исчерпывающего описания ее деталей С.В. Цыбу сделать не удалось, что объясняется, видимо, «второстепенностью» его интересов к этим вопросам.

Под непосредственным воздействием этих идей появилось монографическое историографическое исследование, посвященное биографии и научным заслугам одного из выдающихся представителей российского историко-хронологического знания второй половины XIX в. Петра Васильевича Хавского. Его автор – Е.Н. Курсакова – смогла детально восстановить жизненный путь и главные научные достижения одного из страстных любителей хронологической науки позапрошлого столетия. Этим перечнем исчерпывается небогатая история изучения нашей темы. Получается, что процесс возникновения и развития научного историко-хронологического знания в России до сих пор остается не изученным в полном объеме.

Цель исследования: создание объективной и полной истории возникновения и развития научно-хронологического знания в России в XVIII – начале XX в. В ходе достижения этой цели диссертационное исследование выполняло и несколько исследовательских задач:

исследовать и критически изучить достижения предшественников в области историографии научно-хронологического российского знания;
выявить и оценить роль отдельных личностей, как ученых, так и дилетантов, в деле изучения русской хронологии, и, одновременно с тем, выявить роль объективных факторов в становлении их индивидуальных научных достижений;
определить авторство некоторых отдельных сочинений по историко-хронологической тематике;
оценить роль хронологических дискуссий середины и второй половины XIX в. в становлении современных представлений о целях и задачах научного историко-хронологического знания;
основать периодизацию развития историко-хронологического научного знания в России на протяжении первых двух столетий его существования;
установить своеобразие развития историко-хронологического знания в России по отношению к западноевропейской науке;
в общих чертах определить перспективы дальнейшего развития научного историко-хронологического отечественного знания на основе анализа предшествующего опыта его развития.

Таким образом, процесс развития российского научного историко-хронологического знания XVIII – начала ХХ в. являлся объектом нашего диссертационного исследования, а его предметом стали сочинения по исторической хронологии, написанные авторами этого времени и отразившие этот процесс.

Хронологические рамки нашего исследования определяются весьма прочно и несомненно. Начало развития русского историко-хронологического научного знания приходилось на первое десятилетие XVIII в. и косвенным образом было связано со знаменитой времяисчислительной реформой Петра I. Начальным моментом ее возникновения мы считаем писательскую деятельность в России митрополита Димитрия, который первым осуществил систематический пересчет древнерусских дат на современную систему счета времени. Конечная граница нашего исследования также устанавливается достаточно точно, это – начало ХХ в. Ее выбор определяется тем, что в начале прошлого века появился совершенно новый взгляд на цели и задачи историко-хронологических исследований, оформленный в работах Н.В. Степанова.

Методология и основные методы исследования. Современный научный плюрализм позволил нам выбрать из трех доминирующих в наше время в исторической науке методологических подходов (формационный, модернизационный и цивилизационный) в качестве методологической основы диссертационного исследования последний из них. Мы считаем, что приоритетной целью исторического исследования является человек во всей совокупности общественных отношений, в том числе и как создатель научных историко-хронологических сочинений. Можно согласиться с тем, что с такой точки зрения историография тесно стыкуется с науковедением в своем изучении исторической науки как социального института, как определенной формы научной деятельности.

Определяющими в процессе нашего исследования являлись общенаучные принципы историзма и научной объективности. Первый из них позволяет понять мотивы научно-исследовательской деятельности исследователей русской хронологии, проживавших в XVIII – начале ХХ в., а также оценить сами результаты этой деятельности. Раскрытию закономерностей, которые определяли процесс развития научного историко-хронологического знания в России и создание отражающих его письменных сочинений способствует принцип объективности. Он предполагает изучение каждого явления, в том числе и историографического, в его многогранности и одновременно противоречивости, а также интерпретацию исторических фактов в их совокупности.

Двумя основными категориями, с помощью которых в диссертационном исследовании производилась группировка и характеристика достижений в области исторической хронологии в России XVIII – начала ХХ в., для нас стали понятия «научная школа» и «научное направление». Употребляя их в своем исследовании, мы позволяли себе отступить от принятой в науковедении идентификации научных школ, которая предназначена, в первую очередь, для современных форм организации научной деятельности. Конкретные условия существования и организации исторической науки в России XVIII-го и большей части XIX-го столетий не позволяют использовать многие признаки определения научной школы, например, такие, как коллективность научной деятельности, ориентация на «производство» ученых, наличие определенной программы исследований, наличие лидера и пр. Учтем также, что многие направления историко-хронологического знания того времени развивались не только стандартным академическим путем, но и за счет активного участия любителей-энтузиастов и даже откровенных дилетантов. В этой ситуации первостепенными для нас становились такие признаки определения научной школы, как оригинальность, значимость и высокий уровень исследований, их известность и научная репутация и, конечно же, общность идей и преемственность научных традиций и методов. Все прочие историко-хронологические сочинения XVIII-XIX вв. можно сгруппировать по признаку сходства форм и тематики их содержания, а сами эти группы считать отражением определенных научных направлений.

Важной стороной диссертационного исследования становилось изучение заявленной проблематики при помощи характеристики личных качеств исследователей русской хронологии, как раз поэтому оценка достижений и ошибок наиболее выдающихся представителей этой науки сопровождалась в разной степени подробными очерками их биографии. Биографические сведения во всех случаях помогали восстановить пути и особенности формирования авторских взглядов на проблемы исторической хронологии и объяснить причины и направления их эволюции.

Реализация авторских замыслов становилась возможной при использовании специально-научных методов историографического исследования, которые и стали главным средством достижения цели и решения задач. Историко-генетический и историко-сравнительный методы были ориентированы на выявление динамики процесса развития научного хронологического знания в дореволюционной России, на выяснение степени перспективности отдельных исследовательских разработок или целых научных направлений и школ. Историко-типологический и историко-системный методы позволяли оформлять исследовательские выводы относительно смены одних качественных состояний отечественного историко-хронологического знания другими, а также выявлять в обобщающих научных построениях составляющие их элементы.

Источниковая база исследования. Реализовать заявленные исследовательские замыслы стало возможным через изучение источников, главными из которых были сочинения ученых или любителей хронологии XVIII – начала XX вв. (историографические источники). Их можно разделить на несколько групп, и это деление принято в современных историографических сочинениях:

публикации в массовых периодических изданиях;
публикации в научных сборниках и журналах;
книги научно-популярного содержания;
научные монографии.

Границы разделения этих групп не были определяющими для нашего исследования. В XVIII и XIX вв., в отличие от нашего времени, разница между научными и популярными изданиями не была столь значимой, поэтому всем публикациям этого времени мы придавали одинаковое значение, не пробуя строго разделить их на научные, публицистические и научно-популярные. В ту же самую группу (историографические источники) мы условно включили и немногочисленные мемуарные и эпистолярные произведения, связанные с деятельностью отдельных исследователей и любителей хронологии, которые были персонажами нашего исследования; они имели вспомогательное значение.

Не входящими в группу историографических источников, но близкими к ним по научной значимости для нас являлись немногочисленные официальные документы светского и церковного происхождения. В эту группу вошли и законодательные распоряжения государственной власти, которые касались проблем исторической хронологии, и богослужебные тексты, признанные Русской Православной Церковью каноническими и так или иначе связанные с нашей темой, и делопроизводственные документы, которые фиксировали деятельность научных организаций (как государственных, так и общественных), в составе которых трудились исследователи русской хронологии.

Все наши источники являются опубликованными, некоторые попали на страницы публикаций уже давно, еще в XVIII-XIX вв., но не все они привлекались к изучению историографических проблем развития хронологического знания в России. Можно уверенно утверждать, что в сферу нашего внимания попало абсолютное большинство исследований первых двух столетий существования исторической хронологии в России, по крайней мере, тех, что хранятся в центральных библиотеках нашей страны, и это обстоятельство позволяет нам считать результаты диссертационного исследования весьма полновесными и доказательными.

Работа с сочинениями авторов XVIII-XIX-го столетий осложнялась тем, что многие из них были анонимными или подписывались авторскими псевдонимами. В работе по установлению авторства изучаемых сочинений неоценимую помощь оказали нам справочные библиографические материалы («Российский биографический словарь», фундаментальный «Словарь псевдонимов русских писателей…» А.Ф. Масанова, другие справочные издания и, конечно же, каталоги центральных библиотек, в которых, однако, мы обнаруживали отдельные ошибки). Итак, еще одной группой наших источников были справочные библиографические и биографические издания и библиотечные каталоги (каталоги Российской государственной библиотеки в г. Москва и библиотеки Российской Академии наук в г. Санкт-Петербург).

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что оно является первой в историографии XX-XXI вв. попыткой полного и систематического изучения всего хода появления и эволюции отечественного научного историко-хронологического знания и первым опытом идентификации научных школ и направлений в его развитии.

Практическая значимость работы. Результаты диссертационного исследования имеют важную практическую значимость, поскольку восполняют один из пробелов в преподавании таких необходимых для становления историков-специалистов учебных предметов, как «Вспомогательные исторические дисциплины» и «Историческая хронология». Они могут использоваться также в разработке и преподавании учебных курсов «Историография истории России» и «Историческая библиография». Вместе с тем, можно рассчитывать на их применение в построении методологических основ историко-хронологического научного знания. Тщательное изучение истории возникновения и развития научной исторической хронологии в России показывает, что наивысшей точкой этого процесса явилось возникновение в начале прошлого века системно-аналитической школы, однако современные исследователи продолжают придерживаться устаревших и малоэффективных исследовательских принципов двухсотлетней давности, и это делает актуальной и необходимой задачу принципиальной перестройки целевых установок, определения новых приоритетов исследовательской деятельности и совершенствования методики этой отрасли исторической науки.

Апробация. Результаты диссертационного исследования на разных этапах его реализации были доведены до сведения российской научной общественности в виде научных публикаций, самой значимой из которых была монография «Историческая хронология в России в XVIII – начале ХХ века» (Барнаул, 2011; в соавторстве с С.В. Цыбом). Они были представлены в форме научных докладов на конференции «Седьмые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина» (Барнаул, 2009 г.) и на конференции «Религия в истории народов России и Центральной Азии» (Барнаул, 2011 г.). Диссертация обсуждалась на заседании кафедры археологии, этнографии и музеологии ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура диссертации определяется целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка источников и литературы.

Введение диссертационного сочинения содержит обоснование актуальности изучаемой темы, определение объекта и предмета исследования и формулировку его цели и задач, общую характеристику степени изученности проблемы и новизны предлагаемого в диссертации подхода, изложение гносеологических основ диссертационного исследования, обзор источниковой базы и методов ее изучения, определение хронологических рамок исследования, а также обоснование практической и методологической значимости его результатов.

Первая глава диссертации носит название «Начало отечественного историко-хронологического знания. Первые научные направления» и посвящается описанию и исследованию начального этапа развития научных хронологических знаний в России. Первый ее параграф называется «Первый русский хронолог», где, вслед за выводами С.В. Цыба, излагаются оценки достижений митрополита Ростовского Димитрия (Даниил Туптало, 1651-1709) в создании первого систематического пересчета древнерусских дат от Сотворения Мира (далее – С. М.) на эру от Р. Х. Сто лет спустя после Ж.-Ж. Скалигера и Д. Петавия (и не будучи знакомым с их работами!) Димитрий в своих сочинениях («Келейный летописец», «Диарий», «Роспись митрополитов киевских», «Летописание краткое…») обосновал научно-хронологический пересчет (редукцию) древних дат на общепринятую исторической наукой хронологическую шкалу (эра от Р. Х. и юлианский календарь). Приоритет Димитрия Ростовского в основании отечественного научно-хронологического знания оказался к настоящему времени забытым. Такое отношение к научному наследию Димитрия зародилось в недрах церковной организации. Об ученых заслугах ростовского святого не вспоминалось ни в 1752 г., когда случилось обретение его мощей, ни 1758 г., когда были составлены каноническое житие Димитрия и службы в его честь. Причина такого отношения ясна: как бы то ни было, но хронологические рассуждения митрополита объективно способствовали развитию критических взглядов на православные догмы и поэтому не могли находить полного понимания, прежде всего, в той среде, в которой жил и трудился митрополит. Советская историография никак не могла признать основателем одной из вспомогательных исторических дисциплин представителя духовного сословия и поэтому даже не пробовала возродить его имя и его научные заслуги.

Научное направление, основателями которого были на Западе Ж.-Ж. Скалигер и Д. Петавий, а в России с опозданием на столетие Димитрий Ростовский, С.В. Цыб предложил в свое время условно именовать «механистической хронологией», и мы полностью принимаем этот термин, учитывая его содержательную обоснованность. Главную цель хронологического исследования представители этого направления видели в том, чтобы с помощью редукции выстроить исторические события именно в том порядке, в котором они происходили на самом деле.

Второй параграф главы, который называется - «Механистическая хронология» посвящен описанию и исследованию этого направления. Здесь прослеживается путь эволюции этого направления от небольших по объему хронологических таблиц первых продолжателей Димитрия Ростовского до грандиозных фолиантов «Ядра хронологического…» князя А.И. Голицина (начало XIX-го столетия) и затем до мелких хронологических табличек второй половины XIX в. Надо признать, что на этом пути механистическая хронология не внесла заметного вклада в историческое научное знание, о чем свидетельствует, например, ее полное забвение современной историографией. Это объясняется, во-первых, ее изначальным отрывом от исторической науки. Среди механистов XVIII-XIX вв. устойчивым было мнение о том, что хронология является самостоятельной наукой и в чем-то даже противостоит истории. Последователей митрополита Димитрия мало интересовали содержание и сущность исторических событий, внимания им они уделяли ровно столько, сколько требовалось для расстановки этих событий в определенной последовательности. И сам Димитрий, и его продолжатели во всех случаях из древнерусских дат вычитали число 5508 (такой виделась в то время разница между годами от С. М. и от Р. Х.), и считали, что полученный таким механическим путем результат является совершенно точным.

Понятно, что при таком отношении к историческим фактам на страницах хронолого-механистических сочинений свободно совмещались и реальные исторические происшествия, и «события», никогда не происходившие в действительности. Абсолютизация единственного метода исследования – редукции – и его произвольное, не оговоренное никакими правилами применение приводило к тому, что механистическая хронология зачастую превращалась в произвольную трактовку дат источников.

К этому следует добавить, что никаких сомнений в верности источников у хронологов-механистов никогда не возникало, как об этом было заявлено в заглавии фундаментального труда князя А.И. Голицина («Ядро хронологическое истории всемирной,… собранное из разных достоверных летописей (курсив мой. – Т. К.)».

Третий параграф, который носит название «Пасхальная хронология», аналитически описывает другое историко-хронологическое направление, появившееся в России во второй половине XVIII в. Пережив бурную эпоху петровских преобразований и приспосабливаясь к ее последствиям, Русская Православная Церковь стремилась не ослабить своего влияния на духовную жизнь общества, что заставляло ее конкурировать с научным знанием и светским образованием. Именно поэтому из запасников церковно-служебной мудрости были извлечены многие полузабытые или совсем забытые знания, способные стать вровень с науками. Как нельзя лучше для этих целей подходила церковно-пасхальная мысль, которая содержала элементы математики и астрономии, позаимствованные первыми поколениями христиан у мудрецов Древнего Мира. После публикации первых кратких описаний элементов пасхального счета в «Календарях-месяцесловах», в 80-90-е гг. XVIII в. появляются книги священнослужителей (архиепископ Мефодий, епископ Симон, протоиерей Зырин, и др.), подробно и детально описывающие правила пасхального счета. В первой половине XIX в. жанр пасхальной хронологии становится популярным и среди светских авторов, в том числе и в кругу представителей академической науки (Ф.И. Шуберт, Д.М. Перевощиков).

Сильной стороной пасхальной хронологии являлся системный принцип описания; впрочем, исследовать свой предмет как-то иначе пасхалистика и не могла, поскольку все элементы пасхального времяисчисления тесно между собой связаны в пределах единой системы расчетов. Действительно, день Пасхи относительно просто определить по Кругу Луны и годовому Вруцелету, но понятие о Круге Луны невозможно сформировать без знания Эпакт, Оснований и т.д., точно так же, как и смысл вруцелетных обозначений трудно постичь без знаний о Круге Солнца, юлианском високосе и пр. Однако каждый элемент системы и вся она целиком воспринимались исследователями Пасхалии статичными явлениями, сложившимися сразу и вдруг еще в древности, в первые столетия существования христианства и с тех пор не претерпевшими, якобы, никаких изменений. До середины XIX в. все сторонники пасхальной хронологии были убеждены в том, что счетные правила определения Пасхи оставались неизменными с 325 г., со времени Первого Вселенского (Никейского) собора, и поэтому они не ставили цели исследовать историю их формирования и развития. Первые и не всегда удачные попытки соединения пасхальной хронологии с исторической наукой были предприняты только в середине XIX в. известным любителем хронологии П.В. Хавским.

Четвертый параграф этой главы диссертации называется «Общеописательная хронология». Здесь излагается характеристика еще одного научно-хронологического направления, появившегося в России во второй половине XVIII в. под непосредственным влиянием западноевропейской науки. Его представителями были многочисленные авторы двух столетий, среди которых можно отметить и видных ученых (академики Ф.И. Шуберт, Д.М. Перевощиков, М.И. Броссе), и первых преподавателей хронологии в Московском университете (Н.А. Бекетов, М.С. Гастев), и даже революционного деятеля В.И. Штейнгеля, написавшего первую российскую книгу общеописательного содержания. Противоречия в редукционных расчетах, число которых множилось по мере появления новых хронологических таблиц, заставили любителей хронологии пересмотреть взгляды на цели хронологических исследований и прийти к выводу о том, что каждому редукционному расчету должны предшествовать, во-первых, знания о том, по каким правилам рассчитывались даты прошлыми поколениями людей и, во-вторых, выработка строгих правил перевода древних дат на эру от Р. Х. Другими словами, задача произведения точнейшей редукции вынуждала хронологов встать на путь аналитического исследования астрономических, религиозных, этнографических и других основ древнего времяисчисления. Однако уже с самых первых лет своего существования это научное направление пошло не по пути углубленного изучения источников и реконструкции на этой основе исчезнувших или полузабытых систем времяисчисления. Главной его задачей стало считаться энциклопедическое обобщение хронологических сведений, разбросанных в многочисленных сочинениях историков, астрономов, богословов и пр. Среди авторов-общеописателей почти не было специалистов-историков. Если лучшие образцы сочинений такого рода все же отличались тонкостью некоторых источниковедческих наблюдений, то все прочие имели цель максимально полного географического и исторического охвата материала, его поверхностного научного объяснения и, наконец, доступного изложения. Нельзя сказать, что общеописательная хронология выполняла ненужную работу. Для определенного этапа развития хронологии тщательный учет и обобщение всех имеющихся сведений о древнем времяисчислении, выявление особенных и общих черт в его развитии были просто необходимыми, но все это не должно было отодвигать на второй план научно-исследовательские задачи.

Судьбы трех хронологических направлений были различными. Механистическое направление уже во второй половине XIX в. зашло в тупик, утратило элементарные признаки научности и деформировалось в учебно-методическое средство обучения истории. Пасхалистика и описательный жанр оказались более устойчивыми перед ходом времени и просуществовали до XX в. Сохранив, с одной стороны, свою жанровую специфику, они вошли в качестве составных частей в современную историческую хронологию. Мы можем условно выделить XVIII – начало ХIХ-го столетия в начальный этап развития российского историко-хронологического знания.

Вторая глава диссертационного сочинения называется «Критическая хронология» и излагает характеристику передовой научно-исследовательской школы XIX в. В первом параграфе («И.-Ф. Круг – основоположник критической хронологии») описываются заслуги академика И.-Ф. Круга в создании этой научной школы. Его вклад в конкретное изучение дат древнерусской истории был незначительным, но главной его заслугой стало внедрение в историко-хронологические исследования идей «критики источника», разработанных А.-Л. Шлёцером. Главным средством проведения точнейшей редукции старинных датировок И.Ф. Круг считал метод перекрестной проверки датирующих показаний русских источников датами источников иностранных (в первую очередь, византийских). Для проведения такой проверки и было предназначено главное научное сочинение академика («Византийская хронология», 1810), но осуществить задуманную им масштабную критическую оценку древнерусских дат И.Ф. Круг по разным причинам не успел. В немалой степени это объяснялось и тем, что шлёцеровские критические идеи с трудом утверждались в российской исторической науке. Замыслы И.-Ф. Круга воплотили его последователи, о которых и рассказывается далее.

Второй параграф носит название «М.П. Погодин и русская хронология» и оценивает достижения одного из самых заметных продолжателей академика И.-Ф. Круга. Современная историографическая наука в оценке научных заслуг М.П. Погодина продолжает повторять пронизанные марксистской идеологией выводы Г.В. Плеханова, не обращая достаточного внимания на собственно научные достижения известного историка и издателя. Еще в молодости проникнувшись перекрестно-сравнительными идеями А.-Л. Шлёцера и И.-Ф. Круга, М.П. Погодин не мог, однако, следовать им в полной мере, потому как не обладал достаточной эрудицией и плохо знал иностранные языки. Этот недостаток он компенсировал тщательнейшим текстологическим сравнением датирующих показаний русских летописных и нелетописных источников, приемы которого он позаимствовал у провинциального историка-энтузиаста Н.С. Арцыбашева, с которым М.П. Погодин вел постоянную переписку. В историко-хронологических исследованиях М.П. Погодина метод перекрестной проверки был доведен до «математического» совершенства (по его собственному выражению) и приобретал вид поиска некоего среднеарифметического значения. Сравнительные манипуляции М.П. Погодина в некоторых случаях позволяли получить точнейшие решения в проведении редукции древнерусских дат. Кроме того, его исследования способствовали широкому распространению идей критики источника не только в историко-хронологической, но и в исторической отечественной науке XIX в.

Середина XIX в. была моментом наивысшего подъема критической хронологии, но эти же годы впервые продемонстрировали ее главные недостатки, о чем пишется в третьем параграфе главы («Расцвет и кризис критической хронологии»). Эти две противоречивые тенденции полнее всего отразились в научных сочинениях академика А.А. Куника, который был не только прямым продолжателем идей И.-Ф. Круга и М.П. Погодина, но и самым талантливым и плодовитым их последователем. Вырабатывая у себя под влиянием круговских идей критический взгляд на хронологию, А.А. Куник очень рано пришел и к критической оценке взглядов своего предшественника. Так, например, он подметил у наставника нарушение шлёцеровских правил перекрестно-сравнительного метода, заключавшееся в недостаточной проверке информации византийских источников сведениями арабских, западноевропейских и других текстов. В своих собственных изысканиях А.А. Куник старался быть более последовательным, и поэтому перекрестные сравнения выстраивались у него в длинную цепь взаимосвязанных сопоставлений с многочисленными побочными ответвлениями и сложными манипуляциями самым разнообразным хронологическим материалом. Здесь А.А. Куник проявлял себя не только эрудитом, но и убежденным сторонником формально-логических рассуждений и не позволял себе никаких иных выводов кроме тех, что возникают в результате критико-хронологических операций.

Кроме того, А.А. Куник не мог смириться с круговским пренебрежением текстологическими, лингвистическими и прочими формами изучения источников, помогающими исследователю добыть хронологическую информацию. Можно сказать, что А.А. Куник был продолжателем традиционной шлёцеровско-круговской линии в развитии критической хронологии, но он качественно обогатил ее источниковедческими идеями, первоначально находившимися от нее в стороне.

Однако в ходе одной научной дискуссии по проблемам русской хронологии А.А. Кунику пришлось столкнуться с фактом бессилия критической хронологии в разрешении конкретной исследовательской проблемы. В 1854 г. были опубликованы результаты исследования лифляндского историка Э. Боннеля, проводившего последовательное перекрестное сравнение датировок русских летописей с хронологическими показаниями западноевропейских авторов; один из его выводов указывал на то, что первая битва русских с монголами произошла 30 мая 1222 г. Академик А.А. Куник выстроил не менее подробную перекрестно-сравнительную цепь проверки даты битвы на Калке, направив ее, однако, не на Запад, а в Причерноморский регион, и выяснил, что битва была 31 мая 1223 г. Отдать предпочтение какой-то одной критико-хронологической версии было невозможно, потому что обе они были получены в результате проведения совершенно однотипных исследований.

Многовариантность редукций была одним из главных недостатков школы критическая хронология. Другой заключался в том, что область применения критико-хронологических методов ограничивалась только случаями противоречивых или параллельных разнотипных показаний источников. Дискуссия о дате Калкской битвы, как никакая другая, показала ограниченность и несовершенство не каких-то конкретных изысканий, а всей критической хронологии и перекрестно-сравнительного метода, способного установить истинность исторического факта, но не предназначенного для оценки достоверности его описания в источниках.

Все эти недостатки ярко проявились в ходе многочисленных хронологических дискуссий XIX в., описанию которых посвящена третья глава диссертационного сочинения («Хронологические дискуссии XIX века. Возникновение системно-аналитической хронологии»).

40-е и 50-е гг. XIX в. были отмечены небывалым всплеском общественного интереса к историко-хронологическим знаниям, что объясняется, видимо, особенностями общественно-политической ситуации в России. Главным полем дискуссионной борьбы стала в эти годы русская периодическая печать, вступившая с конца 30-х гг. столетия в новый этап своего развития, связанный с появлением массовых губернских изданий. Одному из постоянных участников этих дискуссий – московскому любителю хронологии П.В. Хавскому - посвящается первый параграф главы («П.В. Хавский и русская историко-хронологическая наука»). Его биография и служебная карьера были подробно изучены Е.Н. Курсаковой, материалы которой составили основу написания этого параграфа, но научная характеристика П.В. Хавского видится нам не такой определенной, как ее представляла исследовательница, а скорее двойственной: в личности преуспевающего чиновника мы видим увлеченного исследователя, не лишенного элементов одаренности, но в творческом лице хронолога нам ясно видны черты невежественного и высокомерного бюрократа-дилетанта. Главной заслугой П.В. Хавского следует считать не написание книги «Хронологические таблицы» (1848 г.), как считают некоторые современные исследователи, а популяризацию историко-хронологического знания и подготовку научного мнения к выводу о сложном и многовариантном развитии древнерусского времяисчисления.

Во втором параграфе («Дискуссии частного характера») описываются три хронологические дискуссии (о дате основания Москвы, о дате создания Российского государства и о дате крещения Руси), которые не были самыми массовыми, но, тем не менее, оказали воздействие на развитие историко-хронологической мысли. Они интересны не только участием в них многих известных личностей позапрошлого века (М.П. Погодин, А.А. Куник, С.М. Соловьев, П.В. Хавский и др.; к одной из них был причастен даже император Николай I), но и широким общественным интересом к проблемам исторической хронологии.

В третьем параграфе главы («Дискуссия о календарных стилях») описывается самая длительная и яростная научно-хронологическая дискуссия. Она началась во второй половине 40-х гг. и закончилась в 80-е гг. XIX в. и привлекла к себе широкий круг профессиональных историков и любителей хронологии. Этот научный спор подошел к границам настоящего научного открытия (применение в древнерусском счете двух вариантов весеннего календарного стиля – с полугодичным опережением и с полугодичным отставанием от сентябрьского стиля), но агрессивность и незамысловатый набор доказательств единственного сторонника старшинства мартовского стиля П.В. Хавского отвратил от его идей все прочих участников дискуссии, которые, однако, тоже не были пунктуальными и последовательными в доказательстве старшинства стиля сентябрьского. Если бы обе противные стороны постарались со вниманием отнестись к противоположному мнению, а заодно и критически присмотреться к собственным аргументам, им, вероятно, удалось бы найти точки соприкосновения и прийти к тому выводу, который можно было бы считать важнейшим научным открытием: на Руси мартовский год применялся в двух календарных вариантах.

Хронологические дискуссии XIX в. наглядно продемонстрировали кризис критической хронологии, о чем мы уже упоминали во второй главе диссертационного сочинения. Главное их значение, однако, заключалось в том, что в ходе увлекательной полемики по частным историко-хронологическим проблемам намечались пути дальнейшего совершенствования научного знания и формировались новые представления об исследовательских задачах хронологии. Несовершенство методики перекрестного сравнения (критическая хронология) заставляло исследователей расширять набор методов, органично включая в их состав и методы пасхальной хронологии, и знания, позаимствованные из общеописательного направления, и даже некоторые приемы механистической хронологии. Лучшие представители критического направления (М.П. Погодин, А.А. Куник) вольно или невольно начинали приглядываться к «ненаучным», с их точки зрения, построениям пасхалистов и общеописателей (П.В. Хавский, И.Ф. Яковкин, Д.М. Перевощиков, М.Н. Лалош, Г.В. Мещеринов и др.), а те, в свою очередь, стремились доказать, и не всегда умело, свои претензии на конкуренцию с «классической» историко-хронологической наукой. На стыке этих противоположных направлений историко-хронологического знания постепенно формировалось представление о новых задачах и новых методах его развития.

Четвертый параграф последней главы диссертации носит название «Создание системно-аналитической хронологии». Уже во второй половине XIX в. известный исследователь истории, языка и литературы народов Кавказа академик М.И. Броссе приступил к реконструкции древних армянских и грузинских систем учета времени на основании обобщения информации самых разнообразных источников. Заслуга соединения этих оригинальных идей с русской хронологической тематикой принадлежала Николаю Васильевичу Степанову (1857-1914). После окончания в 1883 г. физико-математического факультета всю свою жизнь он преподавал математику и физику в различных учебных заведениях Москвы и занимался сочинением учебников и популярных книжек по этим наукам. Нам неизвестно, по каким причинам и когда началось его увлечение исторической хронологией.

Занятия хронологией он начал примерно в 1907 г. с пасхально-счетной тематики, одновременно с этим формируя мнение о многообразии и исторической изменчивости древнерусских систем времяисчисления. Обогатив свои взгляды методами сравнительной текстологии, которые как раз в это время разрабатывались А.А. Шахматовым, Н.В. Степанов не стал создателем каких-либо совершенно новых методов историко-хронологического исследования, но каждый из давно известных уже исследовательских приемов он ориентировал на достижение совершенно новой цели. Этой целью была реконструкция полузабытых или уже почти полностью забытых древнерусских времяисчислительных систем, с помощью которых авторы старинных текстов датировали описываемые ими события. Принципиальное отличие идей Н.В. Степанова от историко-хронологических работ предшественников заключалось в том, что приоритетное внимание переносилось от относительно узких задач проведения пересчета старинных датировок на восстановление старинных систем учета времени, тщательное описание всех составляющих их элементов и изучение их модификаций в процессе исторического развития. Из «счетной» науки, отделенной от истории особыми задачами, хронология должна была превратиться в науку историческую, или вспомогательную для изучения истории научную дисциплину. Проблему точной редукции старинных дат должны были решать специалисты-историки, но прежде исследователи хронологии обязаны были снабдить их подробнейшими знаниями о всех элементах учета времени, с помощью которых в текстах источников датировались исторические события. Именно поэтому момент возникновения системно-аналитической школы мы можем принимать за начало нового этапа в развитии российского историко-хронологического знания.

В заключении подводятся итоги проделанной работы. Нам удалось установить, что российская историческая хронология, хотя и возникла под непосредственным влиянием передовых европейских научных тенденций, тем не менее, развивалась своеобразным путем. В меньшей степени, чем на Западе, на нее влияли церковные и религиозные установки, что формально проявилось в малом количестве авторов-священнослужителей и в том, что исследовательские идеи, возникавшие первоначально в церковной среде, быстро становились достоянием светской общественности и эволюционизировали уже под ее непосредственным воздействием. Другой отличительной особенностью русской хронологической науки было достаточно сильное влияние на ее эволюцию любителей-дилетантов, причем, некоторые из них сыграли важнейшую роль в становлении исследовательских идей (П.В. Хавский, Н.В. Степанов). Наконец, оригинальным моментом развития хронологической науки в России было проявление интереса к ней со стороны официальной власти, представленной как ее высшими лицами (Петр I, Екатерина II, Александр I, Николай I), так и обслуживающими их чиновниками (И.М. Наумов, П.В. Хавский, и др.).

Тщательное историографическое изучение общего хода развития и совершенствования российского хронологического знания позволило нам предпринять первую научно обоснованную периодизацию этого процесса. Конечно, хронологические границы выделенных нами этапов весьма условны и, возможно, будут уточняться в дальнейшем, но, тем не менее, они все же отражают основные переломные моменты в совершенствовании исследовательских целей и методов. Случайным совпадением стало «наложение» их начальных границ на начало столетий: именно в начале XVIII в. в России появляется научное хронологическое знание, а в первых десятилетиях следующего века возникает критико-хронологическая школа, что явилось этапным моментом, наконец, новая школа (системно-аналитическая) возникла в первом десятилетии ХХ в. Пограничными вехами периодизационной схемы мы выбирали момент появления принципиально новых исследовательских идей, но это не означало быстрого и полного исчезновения старых.

В течение первого столетия своего существования научно-хронологическое знание развивалось по нескольким направлениям, каждое из которых только приближалось к выполнению собственно исследовательских задач, стоящих перед этой отраслью исторической науки. Ни одно из этих направлений (мы использовали для их обозначения терминологию, предложенную С.В. Цыбом: механистическое, пасхальное и общеописательное) не определило основной путь эволюции историко-хронологического знания, хотя каждое из них сыграло определенную положительную роль в пропаганде и популяризации хронологии и в совершенствовании методов историко-хронологического исследования.

В начале XIX в. в России, до сих пор отстававшей от европейской науки в области исторической хронологии, появляется передовая, и на этот раз действительно научно-исследовательская школа. Она называется нами критической хронологией на основании того, что ее истоками были идеи критики источника, сформулированные в конце XVIII-го столетия немецким историком А.-Л. Шлёцером. Хронологи-критики старались обобщить в своих исследованиях все передовые достижения своих предшественников и использовать их при перекрестно-сравнительном изучении русской хронологии с хронологией иностранных источников. Именно в русле этого направления сложилась в общих чертах та хронологическая схема русской истории, которую мы и сейчас признаем хрестоматийной и используем в научных исторических исследованиях и в преподавании исторических знаний.

Важной заслугой критической научной школы стало внимание к разработке специфичных методов историко-хронологического исследования. Другим важнейшим ее достижением стало установление связи между специальным историко-хронологическим исследованием древнерусских источников и их собственно источниковедческим исследованием.

Несмотря на грандиозные достижения в области изучения русской исторической хронологии, критическая школа уже во второй половине XIX в. откровенно продемонстрировала ограниченность своих исследовательских задач и методического арсенала. Одной из причин ее частных неудач стало преобладание перекрестно-сравнительной методики, которой придавалось универсальное значение в деле установления точных дат исторических событий. Во-вторых, критическая хронология не смогла выйти за рамки априорных и появившихся еще на границе XVIII-XIX вв. упрощенных представлений о единолинейности и этапности развития времяисчислительных представлений на Русской земле.

Только в начале XX столетия Н.В. Степанов отказался от упрощенной редукционной задачи в изучении древнерусской хронологии и поставил перед историко-хронологической наукой задачу реконструировать старинные способы учета времени на основании обобщения разрозненной информации источников. Результатом этих исследований стало формирование представлений о многообразии древнерусских систем учета времени и их замысловатом совмещении на страницах источников. Даже одна летописная статья могла содержать хронологические элементы различного происхождения. Задача исследователя русской хронологии должна заключаться в поиске характерных признаков отдельных систем, их размежевании и в установлении их влияния на оформление тех датирующих показаний, которые дошли до нас на страницах сохранившихся текстов. Так в развитии российского научно-хронологического знания произошло еще одно этапное событие – возникновение системно-аналитической школы.

Эти идеи не получили, однако, развития в ХХ в. Именно поэтому устаревшие критико-хронологические принципы исследования, появившиеся в начале XIX в., продолжают господствовать и в наше время. Очевидно, что современная историко-хронологическая наука должна обратиться к утверждению и совершенствованию системно-аналитических принципов в деле изучения русского времяисчисления, и от этого зависит создание достоверной хронологии отечественной истории.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

Монография:

Кайгородова, Т.В., Цыб, С.В. Историческая хронология в России в XVIII – начале XX века: монография / Т.В. Кайгородова, С.В. Цыб. – Барнаул: АЗБУКА, 2011. – 128 с. (авт.вкл. 5,0 п.л.)

Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях и журналах, рекомендованных ВАК:

Кайгородова, Т.В. Первый российский учебник хронологии / Т.В. Кайгородова // Известия Алтайского государственного университета. – 2008. – №4/2. – С. 67–70 (0,5 п.л.).
Кайгородова, Т.В. Русская механистическая хронология в XVIII – XIX вв. / Т.В. Кайгородова // Известия Алтайского государственного университета. – 2009. – №4/3. – С. 69–73 (0,5 п.л.).

Статьи и тезисы:

Кайгородова, Т.В., Цыб, С.В. Начало российской государственности (дискуссия середины XIX века) / Т.В. Кайгородова, С.В. Цыб // Теория и практика государственного и муниципального управления: сборник научных статей / под ред. И.А. Панарина. – Барнаул, 2006. – С. 30–39 (авт.вкл. 0,5 п.л.)
Кайгородова, Т.В. Декабрист В.И. Штейнгель и русская хронология / Т.В. Кайгородова // Актуальные вопросы истории Сибири: Седьмые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина: сборник материалов научной конференции / отв.ред. В.А. Скубневский, Ю.М. Гончаров. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2009. – С. 97–99 (0,2 п.л.).
Кайгородова, Т.В., Цыб, С.В., Гартман, А.В. Власть и счет времени (Исторический экскурс) / Т.В. Кайгородова, С.В. Цыб, А.В. Гартман // Алтайский вестник государственной и муниципальной службы. – 2010. - №5. – С. 5–8 (авт.вкл. 0,1 п.л.).
Кайгородова, Т.В. М.П. Погодин и русская хронология / Т.В. Кайгородова // Ученые записки Алтайского филиала Сибирской академии государственной службы : сборник статей / под ред. И.А. Панарина. – Вып. 7. – Барнаул : Азбука, 2010. – С. 233–242 (0,5 п.л.).
Кайгородова, Т.В. Роль православной церкви в изучении хронологии русской истории / Т.В. Кайгородова // Религия в истории народов России и Центральной Азии : материалы Всероссийской с международным участием конференции, посвященной 10-летию кафедры религиоведения и теологии АлтГУ / под ред. П.К. Дашковского. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2011. – C. 32–34 (0,2 п.л.).

Blog

Научное историко-хронологическое знание в россии в XVIII начале ХХ века

Содержание