О. Г. Носкова История психологии труда в России Учебное пособие

Вид материала

Учебное пособие

Содержание § 1. Знания по истории психологии труда в профессиональной культуре специалиста-человековеда Творческое задание к § 1. § 2. Предмет и задачи истории психологии труда Творческие задания к § 2. § 3. Источники и методы исследования Творческие задания к § 3 § 4. Краткий историографический обзор (по отечественным материалам) Раздел I. Обзор моделей, репрезентировавших психологическое знание о труде в древности и в эпоху феодализма § 5. Мифологическое знание как разновидность модельных представлений о психической регуляции труда § 6. Отражение психологических знаний о труде в сказках, легендах, заговорах, обрядах § 7. Изобразительные средства фиксации представлений о труде у древних славян и их предков § 8. Песня и ритм - средства управления функциональным состоянием человека в труде § 9. Психологическое знание о труде в народных пословицах и поговорках Задание к § 9 Глава II. Психические регуляторы труда, отраженные в памятниках материально-производственной культуры и письменности § 11. Петровские преобразования и психологическое знание о труде § 12. Психологическое знание о труде в сочинениях М. В. Ломоносова и А. Н. Радищева Построение эмоционально насыщенных образов-целей (и, следовательно, «смыслов») труда и вопросы его стимулирования 2. Вопросы волевой саморегуляции труда. 3. Вопросы проектирования средств и условий труда с уче­том психологических особенностей людей. ... Полное содержание

Подобный материал:

• О. Г. Носкова История психологии труда в России Учебное пособие, 3443.22kb.
• Министерство Здравоохранения Украины Донецкий национальный медицинский университет, 1414.22kb.
• Г. В. Плеханова (технический университет) А. С. Соловьев, А. Е. Козярук история развития, 1301.37kb.
• Морозов А. В. М71 История психологии: Учебное пособие для вузов, 3214.19kb.
• Т52 Современная психология труда: Учебное пособие. — Спб.: Питер, 2005. —479 с: ил., 6713.2kb.
• Н. Г. Чернышевского гигиена труда учебное пособие, 887.49kb.
• С. С. Новикова история развития социологии в россии учебное пособие, 7011.71kb.
• Учебное пособие Челябинск Издательство юургу 2000, 565.58kb.
• Ю. В. Михайлов история соединенных штатов америки учебное пособие, 1843.26kb.
• Учебное пособие охватывает период с древнейших времён до начала ХХ века. Может использоваться, 3550.99kb.

Е.А. Климов, О.Г. Носкова


История психологии труда в России


Учебное пособие


ББК 88.4

К49


Рецензенты:

В. А. Кольцова, кандидат психологических наук,

Е. М. Иванова, кандидат психологических наук.


Климов Е. А., Носкова О. Г.

К49 История психологии труда в России. Учеб. пособие. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992. – 221 с.

ISBN 5-211-02151-7


В пособии рассматривается система психологических представлений о труде и трудящемся, реконструированная на основе памятников материальной и духовной культуры нашего народа в разные периоды его истории (Древняя Русь и средневековье, XVII, XVIII, XIX вв., начало XX в.).

Материал впервые освещается с историко-психологических позиций и существенно дополняет и отчасти меняет сложившиеся взгляды на возникновение и развитие отечественной и советской психологии труда и смежных отраслей психологии.

Предназначено для студентов психологических отделений и факультетов университетов, индустриально-педагогических факультетов вузов и для всех специалистов, интересующихся проблемами человеческих факторов труда и производства.

ВВЕДЕНИЕ

...Противу мнения и чаяния многих толь довольно предки на­ши оставили на память, что, применяясь к летописателям дру­гих народов, на своих жаловаться не найдем причины. Немало свидетельств, что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели.

М. В. Ломоносов

Полагаем, что наука, как область истинного знания, не имеет национальной принадлежности, хотя и имеет соответ­ствующее происхождение. В конечном счете, истина не может быть русской, татарской и так далее, в этом же роде. Авторам хотелось бы в будущем видеть историю психологии труда, построенную на основе интеграции материалов, добытых в культурах самых разных народов. Но пока что соответствую­щие вопросы мало разработаны, и далее мы в порядке неиз­бежного ограничения чаще всего опираемся на материалы, имеющие славянское, русское происхождение.

Представим себе, что наши далекие потомки будут ана­лизировать вещественные памятники нашего времени и, в частности, заметят, что кабина большого трактора подрессо­рена, снабжена виброфильтрами, установкой искусственного климата. Вполне естественно, что на основании этих вещей они реконструируют психологические, эргономические идеи, которые были свойственны их создателям, включая заботу о комфортных условиях труда водителя, о средствах, снижаю­щих утомление, повышающих производительность труда. Но если мы в свою очередь анализируем вещественные памятни­ки труда наших предков, включая и далеких, то мы тоже не должны приписывать появление «умных» вещей случайным обстоятельствам, но видеть в них реализацию здравых душеведческих идей. Если далекие предки могли придумать и сде­лать колесо, то не откажем им в способности придумать адек­ватные и полезные психологические модели.

Здесь необходимо признать существование следующей за­висимости. Представим себе некоторую шкалу или параметр: «психологическая идея - внедрение (овеществление идеи), и чем в большей степени рассматриваемый исторический мате­риал характеризуется признаками правого полюса указанного параметра, тем в большей мере требуется именно рекон­струкция самой идеи. В самом деле человек дописьменной эпохи был, так сказать, «принципиальным внедренцем» - он не мог стремиться делать трактаты, но делал полезные вещественные или функциональные (например, социально-ор­ганизационные) продукты со следующими эффектами: ска­жем, удачно организованную охоту на опасного зверя, погоню за ним или соблюдал порядок хранения собранных плодов и пр. Иначе говоря, что касается дописьменной эпохи суще­ствования человека, то здесь мы можем располагать только именно памятниками, свидетельствами о внедрениях душеведческих идей. В эпоху письменности с ее речевыми сред­ствами фиксации идей создаются возможности сравнительно легко отслеживать собственно их «драму», но зато возникает риск двоякого рода: а) погружения в мир нежизнеспособных схоластических домыслов и б) ухода, отвлечения исследова­тельского внимания от массива овеществленных идей, от то­го, что К. Маркс называл «раскрытой книгой человеческих сущностных сил», «чувственно предлежащей перед нами че­ловеческой психологией» [1. С. 628-629].

Психология труда дописьменного периода не была, разу­меется, «немой». Но речевой этап фиксации психологических идей этого периода - этап устной и, возможно, внутренней речи - канул в вечность, отразившись лишь в явлениях фольклора, мифах, речевых формулах по поводу типичных жизненных ситуаций, ритуалов, обычаев.

Итак, задачи истории психологии труда сводятся к ре­конструкции психологического знания о труде и трудящемся (включая и группу как «совокупный» субъект труда) на ос­новании всего доступного комплекса исторических свиде­тельств - как вербальных так и невербальных. Мы примем в качестве предмета истории психологии труда историю преж­де всего внедренных идей, связанных с овладением челове­ком (и человечеством) своей психикой в труде, ее фактами и закономерностями.

Следует признать, что историки, палеоантропологи, фило­логи, искусствоведы и другие специалисты, обращаясь к ана­лизу тех или иных процессов и результатов деятельности че­ловека в прошлом, фактически очень часто реконструируют явления сознания, психики человека. И специалисту-психоло­гу здесь нередко остается, реализуя свои задачи, сделать только еще один шаг - сличить реконструированные факты и зависимости с категориальным строем современной психо­логии, дать интерпретации им в рамках собственно психоло­гических понятийных схем, включить добытое другими в кон­цептуальный строй истории психологии труда. При этом воз­можна и реинтерпретация ранее известных фактов - новое слово по поводу старого материала. Так, мы полагаем, что многие исследователи сознания первобытного человека не­сколько акцентированно приписывают ему собственные моти­вы, намерения, в частности, намерение «объяснить» мир. По­лагаем, что первобытный человек мог быть не менее озабочен вопросами фиксации, сохранения частного успешного и по­лезного опыта, и многие магические действия, ритуалы несли не предрелигиозную функцию, а функцию фиксации дости­жений. В самом деле, зачем (и это при бедности позитивного знания) первобытному человеку культивировать мистические, далекие от истины объяснения реального мира? Человек пер­вобытной эпохи, как и современный человек, нуждается во внутренних средствах удержания в сознании важных, добы­тых опытом истин. Миф, например, это своеобразная общая технологическая карта; представления о добрых или злых духах - детальная разработка этой карты, указывающая на необходимость, в частности, состояния бдительности, на ос­торожность, на необходимые защитные действия или дей­ствия эмоционально окрашенные, чтобы дольше не забыть что-то или дольше сохранить нужное состояние души. Пред­ставления древних славян об упырях, берегинях, божествах [72] - все это, за неимением лучшего, достаточно удобные модели в голове, обеспечивающие саморегуляцию, регуляцию поведения, взаимопонимания и согласованный совместный труд. Современные математики сколько угодно пользуются представлениями о памяти электронной вычислительной ма­шины как о некоем шкафе с ячейками, расположенными в определенном порядке. Все понимают, что никакого «шкафа» и «ячеек» нет, но это мифологическое по своей гносеологичес­кой сути представление позволяет правильно обращаться с памятью ЭВМ; оно полезно и поэтому живет в профессиональ­ной практике. И таких психотехнических средств можно встретить много в любой современной профессии. Будем ис­ходить из предпосылки, что «социум не терпит пустоты зна­ний»: если какие-то представления, мысленные модели жи­вут и передаются из поколения в поколение, значит, они по­лезны (а то, что эти модели, представления могут быть кем-то использованы злонамеренно, характеризует не их сами по себе, а уровень общественных отношений).

§ 1. Знания по истории психологии труда в профессиональной культуре специалиста-человековеда

Работа в области науки, понимаемая как производство достоверной информации определенного рода, обязательно предполагает акты оценки этой информации по признаку но­визны. Вопрос о степени новизны приходится ставить себе всякий раз, прежде чем окончательно будут сформулированы цели, определены планы, средства и условия научной работы. А что касается конечных ее результатов, то соответствующий вопрос задают научному работнику ответственные представи­тели общества - рецензенты, оппоненты, члены аттестацион­ных, квалификационных комиссий, редакционных советов, заказчики научных работ и т. д. Решение вопроса о новизне научного продукта предполагает сличение сделанного и де­лаемого с фактически имеющимся запасом знаний о фактах и зависимостях в области психической регуляции труда, раз­вития человека как субъекта труда. Дело осложняется тем, что сами психические регуляторы труда имеют признаки со­циально-исторической типичности и претерпевают с ходом времени изменения. Это тем более требует изощренной ориен­тировки в рассматриваемом предмете.

Разумеется, исчерпывающая информация о накопленных в прошлом достоверных знаниях о труде и трудящемся долж­на содержаться прежде всего в хранилищах внешней памя­ти - в монографиях, справочниках, картотеках, информаци­онных системах на базе ЭВМ и т. д. Но для того, чтобы пра­вильно пользоваться средствами внешней памяти, и даже для того, чтобы у специалиста в нужный момент возникла мысль об использовании таких средств, ему совершенно необходима базовая, «контурная» ориентировка в истории психологичес­ких знаний о труде и трудящемся. Ситуация «выпадения» про­фессионально-исторической памяти приводит к целому ряду нежелательных следствий: а) засорению научных текстов но­выми словесными обозначениями давно известных вещей (фактов, зависимостей), т. е. к появлению своего рода неже­лательных «двойников» в науке (синонимии терминов), а также к безоговорочному использованию уже фактически «занятых» слов-терминов, связанных с определенным истори­чески конкретным этапом развития психологии труда; б) за­трате сил и средств на фактически не нужные исследования там, где можно было бы делать уже разработки для практи­ческого внедрения; в) замедлению темпов производства науч­ной (достоверной) информации; г) снижению логической строгости психологии труда как науки.

Работа специалиста-человековеда в области практики (консультирование, коррекция развития, коррекция состоя­ний человека в труде, оптимизация сложных систем «чело­век - средства труда» и др.) непременно требует творческих усилий по структурированию задач и оперативному их реше­нию. Это предполагает ориентировку специалиста в типоло­гии этих задач и уже имеющихся в прошлом опыте фактах их удачного решения. А это снова обращает нас к области ис­тории психологии труда.

Пора отметить, что профессиональная культура как некое сложное качество специалиста-человековеда предполагает не только его осведомленность, «кругозор» (это легко компенси­ровать, обратившись к банку соответствующих данных, к эк­спертной системе на базе ЭВМ и пр.), но и определенные ха­рактерологические качества, убеждения, позволяющие проти­востоять некоторым варварским вмешательствам в область душеведческой работы с людьми, противостоять ситуативным нежелательным тенденциям в этой области. Так, например, время от времени в сознании организаторов производства возрождаются идеи, инициативы, либо отбрасывающие нас назад (скажем, ко времени арестантских рот или ко времени распространения тейлоризма), либо - к практике парциаль­ной оценки человека как сенсомоторной системы как бы ли­шенной собственных желаний, помыслов и пр., кроме жела­ния «заработать» и т. д. История психологии труда в этом случае выступает как богатый источник убедительных аргу­ментов для обоснования оптимальных стратегий и обесцени­вания тех, которые кажутся оптимальными, «современными», но являются порочными в свете гуманистических идеалов, закономерностей психического развития человека, группы, коллектива.

Ориентировка специалиста-человековеда в вопросах ис­тории психологического знания о труде и трудящемся необхо­дима для поиска правильных ответов на вопросы о тенденци­ях развития исследований, а также самих научных общностей, коллективов в каждый данный момент в каждом данном месте. В самом деле, что происходит в психологии труда «здесь и сейчас»: застой, регресс или прогресс? Ответ на та­кого рода вопрос совсем не очевиден. Разумеется, люди часто исходят из приятной предпосылки, что все мы погружены в некий глобальный поток научно-технического и социального прогресса, в котором каждый из нас так или иначе «плывет вперед». Но, как предупреждал В. И. Ленин, «представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад недиалектично, ненауч­но, теоретически неверно» [4. С. б]. Это предупреждение мож­но отнести и к оценке истории психологии труда, и к оценке любого современного состояния этой науки, поскольку совре­менность есть частное выражение исторического процес­са.

Из только что сказанного следует, что и взгляд в будущее психологии труда, т. е. определение и выбор перспективных направлений исследований и сфер практического приложения сил психологов труда, не может не определяться ориентиров­кой специалиста в вопросах истории нашей отрасли на­уки.

Творческое задание к § 1.

1. Ниже перечислен ряд признаков. Мобилизовав всю свою предше­ствующую психологическую и общекультурную подготовку, постарайтесь выбрать из них совокупность таких, которые, лично с Вашей точки зрения, наиболее соответствуют понятию «профессиональная культура специалиста-человековеда».

а) способность мысленно представлять и прочно удерживать в памяти знания о психических особенностях разных людей;

б) способность мысленно оперировать представлениями о психических особенностях разных людей;

в) владение научно упорядоченной системой знаний о фактах и зако­номерностях психики;

г) положительное отношение к человеку как таковому, независимо от его возраста, пола, индивидуальных особенностей и социального положения;

д) владение мысленными схемами и практическими навыками изучения человека и психологического воздействия на него;

е) гуманистическая направленность личности, выражающаяся в пре­следовании таких целей, как формирование, коррекция свойств пси­хики в сочетании с уважением к наличному индивидуальному своеобразию человека.

§ 2. Предмет и задачи истории психологии труда

В общем виде речь о предмете и задачах истории психо­логии труда была уже начата в введении, ибо без некоторого предварительного представления об этом вопросе нельзя бы­ло говорить о роли интересующих нас знаний в профессио­нальной культуре психолога.

Если предъявить к психологии труда как науке высокие требования, а именно, пожелать видеть ее в строгом концеп­туальном оформлении, т. е. как систему взаимно непротиво­речивых понятий и суждений, хорошо согласующихся с ре­альностью и поэтому способных служить основаниями для ак­тов предвидения и конструктивного отношения к процессам труда, то придется признать, что писать историю психологии труда в целом пока еще рано. Можно говорить лишь об ис­тории отдельных вопросов, проблем, направлений, подходов. Но если встать на более реалистическую позицию и понимать под психологией труда множество более или менее истинных, полезных и обобщенных знаний о труде и трудящемся, а именно, знаний о психических регуляторах трудовой деятель­ности, о человеке как субъекте труда и его развитии, то обо­значенная выше теоретическая трудность вполне преодоли­ма.

Если под психологическим знанием о труде и трудящемся понимать только то, чем оперирует специалист-психолог, стоящий более или менее в стороне от собственно трудовых процессов, или понимать под этим знанием только то, что отражено в специальных научных текстах, то представление и о психологии труда, и о ее историй резко сужается, не говоря уже о том, что в сферу рассмотрения историка этой отрасли науки может попасть немало вздорных вербальных конструкций, не прошедших очистку практикой. Строго гово­ря, психологическим знанием является и такое, которое по­рождено и самим трудящимся - субъектом труда, если оно может быть подведено под категории данной науки. То, что трудящийся воплощает его не в научном сочинении, а в практике, не снижает самого по себе качества знания (истин­ности, полезности, обобщенности). Например, работница мно­гократно замечала, что если она начинает воображать, что сортируемые ею детали приобретают якобы разные цвета (т. е. она старается видеть их то как бы голубыми, то розо­выми и пр.), то у нее снимаются появляющиеся чувства ску­ки, утомления, и работа идет по-прежнему хорошо. Это опи­санное выше средство она сама изобрела, и оказалась, что оно помогает бороться с утомлением не только ей. Спрашива­ется, должна ли история психологии труда фиксировать фак­ты порождения психологического знания непсихологами? От­вет может быть только один - положительный. Более того, следует признать, что факт существования общности специа­листов-психологов характеризует лишь самые новейшие эта­пы развития науки, в то время как необходимые человеку психологические знания порождались и применялись им с незапамятных времен, и это нашло отражение в устных пре­даниях, памятниках письменности, материально-производ­ственной культуры, в обычаях, обрядах. (И к этому вопросу мы еще вернемся в § 3.)

Следует специально оговорить, что форма, в которой за­фиксированы и применяются людьми достоверные и полезные психологические знания о труде и трудящемся, сильно зави­сит от частных социально-исторических условий. Современ­ный психолог может выразиться примерно так: «УПД зави­сит от ООД» (УПД - успешность практического действия, ООД - ориентировочная основа действия). Но примерного же самое знание еще несколько веков назад мог иметь негра­мотный человек, для которого это знание было зафиксирова­но в иной формуле, например: «Не знавши броду, не суйся в воду», «Семь раз отмерь, один - отрежь», «Не поглядев в святцы, не звони в колокола» и т. п. И здесь всякому было ясно, что речь идет вовсе не о броде или колоколах, а о том, что вообще прежде, чем что-то делать практически, надо ра­зобраться в ситуации, сориентироваться в ней.

Форма фиксации психологического знания может быть и невербальной - в качестве ее может выступать орнамент или процедура некоего ритуала. Так возникший в глубинах перво­бытной эпохи и дошедший до наших дней ромботочечный знак (например, встречающийся в народных вышивках обрамленный квадрат, разделенный в свою очередь на четыре одинаковых квадрата, в середине каждого из которых сделана точка) символизирует поле, засеянное семенами, или первый росток [72. С. 45]. Оставим в стороне то обстоятельство, что эта идеограмма была так или иначе связана с магией плодо­родия [72. С. 42], и посмотрим на нее именно как на средство фиксации идеи, полезного опыта и как на средство овладения человеком своими психическими процессами. В этом случае ромботочечный знак предстанет перед нами как своего рода невербальная памятка, или инструкционная карта, или кон­турная схема, обеспечивающая, например, правильную раз­метку усадьбы. Оказывается, описан специальный обряд, со­вершаемый перед постройкой усадьбы для молодой семьи, в котором, пусть с магическим антуражем, но и с большой прак­тической пользой обыгрывается идея ромботочечного знака. Здесь и «освящение», и правильная, соразмерная разметка будущей усадьбы. Таким образом, перед нами многократно проверенное и основательно внедренное средство регуляции деятельности человека в ответственной ситуации. Строго гово­ря, таким средством является не только сам ромботочечный знак, но и весь традиционный обряд (Там же. С. 42).

Еще пример: имеются находки, свидетельствующие о том, что первобытные люди устанавливали «манекен» медведя и совершали вокруг него некоторые церемонии, действия, в ча­стности, поражая его .копьями; рисовали также изображения добычи, на которых есть следы ударов копьями [72. С. 114 - 115]. По этнографическим данным известно, что если во вре­мя охотничьего ритуального «танца» метатели копий промахи­вались, то и настоящая охота отменялась (можно подумать, что если бы космонавты все время промахивались в действи­ях стыковки на наземных тренажерах, имитирующих косми­ческие корабли, то реальный полет не был бы отменен, пока они нужные действия уверенно не усвоят). Не будем рассмат­ривать первобытного человека как чудака, неизвестно зачем предающегося ритуалам, танцам и пр., и посмотрим на упо­мянутые действия как на средство фиксации полезного пси­хологического или педагогического (поскольку речь идет об обучении) знания. Выражаясь современным языком, и мане­кен медведя, и рисунки, поражаемые копьями, это совершен­но необходимые тренажеры. Ну, где и как охотнику попробо­вать свою руку, приобрести и упрочить, улучшить навыки, не­обходимые в смертельно опасном труде? Разумеется, как те­перь бы сказали, в модельной деятельности. Если нет успеха в модельной деятельности, естественно ожидать, что его не будет и в реальной, поэтому вполне разумно эту реальную деятельность, в данном случае охоту, отложить. Анализ по­добного рода явлений (обрядов, идеограмм, вещественных средств труда и т. д.) позволяет реконструировать эту здра­вую - истинную, достаточно обобщенную и полезную психо­логическую мысль. Полагаем, что в этих явлениях не больше магического балласта, чем в торжественных шествиях, напри­мер, в «День знаний» или «День первокурсника». Никто не сомневается, что современный плакат (например, на тему безопасного труда) или чертеж (например, более или менее эргономичного средства труда) могут быть предметом пси­хологической интерпретации и основанием для реконструкции заложенных в них психологических идей. Поэтому нельзя от­казывать в этом качестве и невербальной продукции наших предшественников.

Итак, предметом истории психологии труда является раз­витие психологического знания о труде и трудящемся, независимо от формы фиксации этого знания и независимо от при­надлежности людей, генерирующих это знание, к профессио­нальной общности специалистов-психологов. Соответственно основная задача данной отрасли психологии - установление фактов и закономерных зависимостей, характеризующих про­цесс развития указанных знаний, построение научной карти­ны этого процесса.

Творческие задания к § 2.

1. Предлагаемым ниже высказываниям и фактам постарайтесь дать истолкование в терминах психологии.

Примерно в середине 80-х годов прошлого века в России попечитель­ство харьковской арестантской роты возбудило перед высшими инстанциями вопрос о поощрении арестантского труда, ссылаясь на опыт, «...успех в производстве работ, скорое и правильное выполнение их арестантами могут быть достигнуты единственно только при известном вознаграждении арес­тантов за их труд, что показал на деле и опыт харьковского тюремного комитета, который увеличив прежнюю плату арестантам... достиг этим полного успеха, так что самое число вещей, которое в прежнее время про­изводилось арестантами в течение шести месяцев, в текущем году окончено ими в два месяца, и кроме сего, на эту работу явились и те арестанты, которые до сего скрывали свои познания в мастерствах» [39. С. 5].

2. В 1895 г. в России в журнале «Железнодорожное дело» (№№25-32, 35, 38, 41-48) вышла серия очерков И. И. Рихтера под общим названием «Железнодорожная психология. Материалы к стратегии и тактике желез­ных дорог». Имеется и ряд других его работ.

Ниже приводятся краткие фрагменты из работ И. И. Рихтера. Поста­райтесь дать им толкование и оценку с позиций современной психологии труда.

а) «В то время, как долговечность каждого рельса и каждой шпалы составляет предмет столь же тщательных, сколько важных, ста­тистических исследований, личный состав наших железных дорог представляет собой «незнакомца», судьба которого до сих пор не признавалась предметом, достойным изучения...»

б) «...факт безусловной связи, существующей между организацией ве­щественных и личных аппаратов движения, может быть установлен двояким путем: во-первых, путем изучения коллективной и инди­видуальной психологии железнодорожных служащих в зависимости от рода обслуживаемых ими аппаратов, функций последних и окру­жающей среды; во-вторых, сравнением психологии железнодорож­ных служащих за более или менее продолжительный период времени в связи с изменением организации вещественных аппаратов и их функций».

3. В связи с информацией, содержащейся в предшествующих заданиях (пункты 1 и 2), дайте оценку следующего высказывания из книги, изданной в 1973 г. [47].

«В начале нашего столетия появляются работы по практическому ис­пользованию психологии в промышленности, на транспорте, других сферах трудовой деятельности. Эти работы знаменовали зарождение психологии труда, которую в то время называли психотехникой...»

«В конце XIX-начале XX ст. появляются работы Ф. Тейлора, в кото­рых наряду с проблемами организации труда и управления предприятиями рассматриваются и некоторые физиологические и психологические вопро­сы - профотбор, нормирование труда, система оплаты, поощрений и взыс­каний, приспособления инструмента к рабочему» [47. С. 27-28].

4. Ниже приведены слова М. В. Ломоносова. Постарайтесь увидеть в них психологическое содержание и выразите его языком современной пси­хологии.

Предлагая и описывая новый способ «находить и наносить полуденную линию», М. В. Ломоносов приводит, в частности, следующие доводы в его пользу: «Обыкновенный способ требует раздвоения внимания наблюдателя, именно последний должен и следить за движением звезды, и отмечать вре­мя; а наш не требует часов, не отвлекает внимания и ничем иным не отвле­кает зрение, занятое одним делом» [45. С. 395].

§ 3. Источники и методы исследования

Если, как мы условились в § 2, понимать под предметом изучения в нашем случае любое полезное психологическое знание о труде и трудящемся, сохраняемое людьми тем или иным способом (и следовательно, в той или иной мере отра­жающее, моделирующее истину), то круг возможных источ­ников истории психологии труда становится весьма широким, разнообразным, и сводится к следующему:

высказывания, предметом которых является психологичес­кий аспект труда отдельного человека или группы людей, включая характеристики и самого субъекта труда (индиви­дуального или коллективного);

вещественные и функциональные продукты труда в той части, в какой они ориентированы на особенности человека (его потребности, способности, отношения), так или иначе отражают эти особенности;

орудия, средства, условия труда (предметные и социаль­ные) в той мере, в какой они отражают психические особен­ности человека, группы;

факты, закономерности идеологии, образа жизни в той ме­ре, в какой они позволяют характеризовать субъекта труда, процессы труда, его организацию, вещественное оснащение и т. д.

Предлагаемый подход несет с собой ряд трудностей для исследователя. Так, часто можно оказаться в море уникаль­ного, недостаточно обобщенного, т. е. находящегося далеко за пределами собственно науки, психологического знания о тру­де и трудящемся (хотя и истинного и полезного), в связи с чем возникают специальные задачи проведения большой ра­боты по его описанию, схематизации, классификации. По­скольку внедренное психологическое знание - это знание как бы исчезнувшее в продукте, или средствах, или условиях тру­да, формах его организации, то возникают специальные зада­чи по его реконструкции, а еще раньше - задачи по распоз­нанию тех фактов, событий, которые могут послужить основа­нием, материалом такой реконструкции. Если М. В. Ломоно­сов говорит о «раздвоении внимания» или «умалении скуки», то в этом случае несложно усмотреть чисто психологические соображения о распределении внимания и преодолении одно­го из неблагоприятных функциональных состояний - здесь достаточно лишь перевести слова автора на более привычный современный язык. А если перед нами удобная рукоятка топо­ра или обычай одевать чистую одежду и возносить перед важ­ным делом молитву, призывающую бога вселиться в работни­ка, то мимо этих обстоятельств легко пройти, не заметив в первом случае решения эргономической задачи, а во втором - психологической преднастройки к ответственной работе.

В связи с тем, что в поле внимания исследователя должно попасть внедренное психологическое знание, основной метод предполагает инверсию привычного пути «идея - внедрение», а именно, путь должен стать таким: «внедрение идеи (или внешнее выражение) - сама идея» (психологическое знание о труде и трудящемся). Но сложность дела состоит в том, что если на пути от идеи к внедрению человек делает выборы из многих возможностей, то, реконструируя этот путь, необходи­мо всякий раз пытаться представить себе множество тех воз­можностей, которые могли открыться перед интересующим нас субъектом истории психологии труда, и реконструировать именно каждый выбор, прослеживая цепь возможных собы­тий. Ясно, что эти заключения всегда будут проблематичны и придется удовлетворяться некоторыми наиболее вероятными выводами, оставляя их с ясным сознанием того, что они правомерны и могут «жить» лишь до появления других, более ве­роятных и правдоподобных выводов.

Охарактеризованная выше задача реконструкции психоло­гического знания выступает всякий раз в нестандартном ви­де и должна принципиально пониматься как творческая, но мы все же рискнем предложить в качестве методического средства некоторые обобщенные алгоритмы, которые, как на­деемся, помогут заинтересованному историку психологии тру­да справляться с поставленными задачами.

«Распознающий» алгоритм (облегчающий отнесение исто­рического факта к «нашей» или «не нашей» области):

1. Рассмотрев факт, событие, проверить, характеризует ли его хотя бы один из признаков, приводимых ниже:

а) отражается труд в широком его понимании (т. е. как создание чего-то полезного при взаимодействии челове­ка, группы с биологическими или техническими, или социальными, или знаковыми, или художественными объ­ектами) ;

б) отражается процесс подготовки к труду, организации режима труда и отдыха, обучения, воспитания в связи с трудом.

Если «нет», то факт, случай далее не рассматривать и перейти к рассмотрению другого, если «да», перейти к пунк­ту 2.

2. Проверить, характеризуется ли рассматриваемый факт (событие, явление) хотя бы одним из признаков, приводимых ниже:

а) речь идет или может идти (при анализе) о психологи­ческих признаках труда (замысел, предвосхищение цен­ного результата, произвольная регуляция, сознание обя­зательности, владение средствами труда, создание средств, осознание межлюдских отношений в труде и др. [см. подробнее: 34. С. 61-68];

б) речь идет или может идти о каком-либо психическом регуляторе труда [см.: Там же. С. 19-29];

в) речь идет, может идти хотя бы об одной из двенадцати разновидностей эмпирических феноменов установления взаимодействия особенностей человека и объективных требований работы: 1) естественный профотбор; 2) са­мостоятельное профессиональное самоопределение; 3) профессиональное самообразование; самовоспитание;

4) самостоятельное улучшение, рационализация условий и средств труда; 5) профотбор на научной гуманисти­ческой основе; 6) профконсультация по выбору профес­сии, адаптации к ней, по расстановке кадров; 7) специ­альное, профессиональное образование, воспитание, реабилитация инвалидов, психотренинг, прикладная физкультура; 8) специальное проектирование и внедре­ние более совершенных - «эргономичных» - условии и средств труда; 9) жесткий профотбор, ограниченный функцией отсекания непригодных; 10) работа по профориентации, профконсультации, адаптации к профес­сии, по расстановке кадров с позиции «жесткого» уп­равления человеческим фактором; 11) формирование профессионально ценных качеств с позиций «жесткого» управления человеком; 12) проектирование и внедрение условий и средств труда с позиций вытеснения челове­ка из эргатических систем [см. подробнее: Там же. С. 52-60].

Если «нет», считать, что в рассматриваемом случае нет предмета рассмотрения, и перейти к другому факту, событию, если «да», перейти к пункту 3 (ниже).

3. Определить (по усмотрению исследователя) круг воп­росов, проблем современной психологии труда, в связи с кото­рыми может рассматриваться данный исторический факт, и перейти к пункту 4.

4. Мысленно представить ту реальность (предметную, со­циальную, психическую), с которой имел дело рассматривае­мый субъект деятельности, «интуитивный» или «научный» пси­холог, и описать результаты анализа на современном научном языке.

«Разрешающий» алгоритм (облегчающий системный ана­лиз факта истории психологии труда. Нумерация шагов алго­ритма продолжается):

5. Если речь идет, может идти о вербальных свидетель­ствах, следовать к пункту 9, если о невербальных, к пункту 6.

6. Сделать (сформулировать в терминах психологии) пред­положения о психологических знаниях, которыми руковод­ствовался, не мог не руководствоваться обсуждаемый субъект истории психологии труда (индивид, группа, народ). Оста­вить те предположения, которые трудно отвергнуть на рацио­нальной основе. Следовать к пункту 7.

7. Дать связное описание реконструируемого .психологичес­кого знания на современном научном языке с указанием спе­цифической исторически конкретной формы его проявления. Следовать к пункту 8.

8. Дать возможно полный набор доводов в пользу прини­маемого варианта описания и набор доводов (или единствен­ный довод) против него. Считать работу по реконструкции психологического знания о труде (или трудящемся) на дан­ном этапе законченной до получения новых доводов, фактов «про» и «контра». Следовать к пункту 12.

9 (от пункта 5). Максимально полно реконструировать те предпосылки, из которых не может не исходить автор выска­зываний (субъект истории психологии труда - индивид, груп­па, общность, народ). При этом важно четко различать исто­рически конкретное значение слов, с одной стороны, и реаль­ность, с другой. (Так, например, во времена М. В. Ломоносо­ва альтернатива «Науки и художества» означала различение науки и практики, а первейшим художеством он считал, ска­жем, металлургию; «худог» - умелый, искусный.) При ре­конструкции знаний полезно опираться на схемы умозаклю­чений. Компактные сведения по логике умозаключений мож­но почерпнуть в кн. [36]. Следовать к пункту 10.

10. Дать связное описание реконструируемых предпосы­лок суждений рассматриваемого субъекта истории психологии труда с указанием исторически конкретной формы выражения соответствующего знания. Следовать к пункту 11.

11. Дать возможно полное обоснование принятого вариан­та реконструкции и считать работу законченной до получения новых данных или возражений. Следовать к пункту 12.

12. Включить построенное описание в имеющийся контекст истории психологии труда (т. е., в частности, критически оце­нить традиционно существовавший «пробел», те подходы, точки зрения, которые с ним так или иначе связаны; показать, что» новые данные так или иначе согласуются с методологи­ческими предпосылками или пересмотреть сами эти методо­логические положения или их толкование). Считать цикл работы по реконструкции рассматриваемого фрагмента исто­рии психологии труда относительно законченным.

Рассмотренные выше примерные алгоритмы относятся к сфере собственно методики исследования и входят в более общую систему методов, включающую: а) методы организа­ции исторического исследования («срезовая» характеристи­ка развития психологического знания о труде и трудящемся применительно к определенному временному периоду, эпохе; «длинниковая» характеристика развития отдельных идей, понятий, направлений, подходов и т. д.; характеристика психо­логических знаний о труде и трудящемся, локализованная по признакам типа профессий, персоналиям, регионам и т. д.); б) методы и процедуры сбора эмпирических материалов, их фиксации, регистрации, первичной обработки, классификации (типичным может быть, например, такой ход дела, когда ис­торик психологии труда систематически просматривает эконо­мические, этнографические, технические, технологические и т. п. источники, публикации в надежде вычерпать фрагмен­ты, содержащие ценный с историко-психологической точки зрения материал). Следует отметить, что распространенность психологических инградиентов в непсихологической литературе иной раз превосходит самые оптимистические ожидания. Так, например, открыв «Полевой определитель минералов» [40. С. 5], мы встречаем основанное, надо полагать, на опыте утверждение о том, что при «некотором навыке» может быть сформировано «умение» распознавать различный характер блеска» минералов, причем имеется в виду шкала градаций блеска в девять ступеней (от «металлического, алмазного» и так далее до «жирного» и «смоляного»). Еще пример: открыв именной указ Петра Первого «Об учреждении академии...» 1724, января 28 дня, встречаем психологическую характерис­тику профессионального типа личности работника науки - «§ 19. Ученые люди, которые о произведении наук старают­ся, обычно мало думают на собственное свое содержание...» (и далее говорится, что должны быть определены кураторы, которые бы специально заботились о нуждах и благосостоя­нии работников науки) [Цит. по: 9. С. 34].

Творческие задания к § 3

1. Ниже приведены краткие, высказывания. Постарайтесь выделить те из них, которые могут рассматриваться как источники информации для построения истории психологических знании о труде и трудящемся. Поста­райтесь обосновать свой выбор некоторыми доводами.

а. «Помочи - сложный по своей структуре обычай, в центре которого - совместный неоплачиваемый труд крестьян для аккордного за­вершения какого-либо срочного этапа работ у отдельного хозяина. В рассматриваемый период характерными, но не обязательными признаками помочей являлись проведение их в праздник или воск­ресенье и угощение, выставляемое хозяином... Хозяин был любезен и приветлив с помочанами. Он не мог принуждать, указывать, как и сколько кто-либо должен работать. Крестьянская этика исключала также замечания хозяина, если чья-либо работа ему не нравилась. Он мог лишь просто не пригласить такого человека в следующий раз к себе на помочь» [22. С. 33, 35].

б. «С выделением местного самоуправления возникают губные и зем­ские грамоты. В них содержится предписание общинам избирать из своей среды грамотных и способных людей для занятия должностей губных и земских старост и целовальников, исполнявших как уголовно-полицейские, так и хозяйственно-финансовые функции. Пер­вая губная грамота относится к 1530 г. ...грамота вменяет в обя­занность выборных лиц борьбу с татьбой и разбоями путем розыс­ка, суда и казни «лихих людей» [69. С. 33, 35].

в. «Для буржуазного историка психологии с его пониманием психики как замкнутого, субъективного мира переживаний, с его интроспек­тивным методом изучения психики, оригинальная материалистичес­кая система психологических взглядов Ломоносова была неприемле­ма и даже непонятна. В этом отношении он разделил судьбу Герце­на, Чернышевского, Добролюбова, чьи психологические взгляды так­же игнорировались реакционными, идеалистическими исследователя­ми истории психологии» [57. С. 106].

2. Постарайтесь реконструировать психологические соображения (со­ображения об особенностях человека как субъекта труда, об особенностях регуляции деятельности), лежащие в основе приведенных ниже высказыва­ний, взятых из непсихологической литературы.

а. «Инструментом и принадлежностями электросварщика являются: электродержатель, щиток или маска... Электродержатель должен удовлетворять следующим требованиям: быть легким (не более 0,5 кг) и удобным в обращении... Масса щитка или маски не должна пре­вышать 0,6 кг...» [83. С. 33, 35].

б. «...когда вокруг все празднуют, надевают лучшее платье, пекут пи­роги, идут друг к другу в гости, актер бежит на утренник и вечерний спектакль, на ходу проглотив бутерброд, надевает пропыленный те­атральный костюм, мажет лицо гримом. И если это доставит вам радость, идите в актеры, а если вы будете завидовать отдыхающим в праздники, займитесь другим делом. Ваш праздник - репетиция, спектакль» [65. С. 47].

в. «Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться... Если и на коне едучи, не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то «господи помилуй» взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молит­ва всех лучше, - нежели думать безлепицу, ездя... На войну выйдя, не ленитесь... а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядев­шись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтесь и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда же придете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол... Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите...

Если не будете помнить это, то чаще перечитывайте... Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь». (Поучение Вла­димира Мономаха, XII в. [цит. по кн.: 85. С. 35   7]).

§ 4. Краткий историографический обзор (по отечественным материалам)

Психическая реальность, с одной стороны, не легко отде­ляется при анализе от целостного трудового процесса, его ор­ганизации и участников. Поэтому, несмотря на то что мысля­ми о труде пронизаны все формы общественного со­знания, начиная от мифов о сотворении мира, фольклора и кончая рафинированными работами по современной робото­технике, собственно история знания о психической регуляции труда пока еще не получила массивного самостоятельного вы­ражения. С другой стороны, мир труда настолько многолик и настолько не прост в каждом случае, что всякий раз состав­ляет предмет очень специальной компетенции. А что касается в связи с этим психологических знаний о труде и трудящемся, то если они рождены полезными, то они конкретны, а если они конкретны, то настолько «впаяны» в контекст определен­ного вида труда, что их нельзя ни оценить, ни даже достаточ­но хорошо понять, не вникнув в тонкости этого определенного вида труда. Как правило, профессию осваивают годами, и не так уж легко понять тонкости труда семеновода или свар­щика, пионервожатого или бухгалтера, или гравера в тек­стильной промышленности и т. д. А без этого неоткуда взять­ся тонкостям понимания или пониманию тонкостей психоло­гии соответствующего труда. Вследствие сказанного, несмот­ря на то что развитие психологических знаний в историчес­ком аспекте очень часто является предметом рассмотрения (достаточно сказать, что в каждой диссертации всегда есть раздел об истории соответствующего вопроса, не говоря уже о специальных книгах по истории отечественной и мировой психологии), собственно история психологии труда оказалась отраженной в печати в основном только в той части, в какой она имеет демонстративные признаки социальной оформленности (так, скажем, советские психотехники активно заявили о себе - «попали в историю»). Однако в связи с описанной выше коллизией (неявность психики для трудоведов и неве­домость труда для психологов) дело обстоит так, что психоло­гические сведения о труде и трудящемся порождались часто вне рамок собственно психологии как науки или направлений науки и оказались рассеянными по разным и многим источ­никам (см. отчасти § 3): инженерно-техническим, юридичес­ким, экономическим, этнографическим, палеоантропологическим, филологическим, историческим (гражданская история) и др. Все это накладывает своеобразный отпечаток и на ис­ториографию рассматриваемой здесь отрасли науки.

Множество историографических источников можно упоря­дочить следующим образом.

1. Исторические разделы диссертаций по психологии тру­да, инженерной психологии, эргономике. Общая их отрица­тельная особенность состоит в том, что сообразно предвзятой традиции, а отчасти сообразно желанию авторов «блеснуть» знанием зарубежной литературы многие авторы склонны ви­деть источники, истоки тех или иных идей, фактов, направле­ний, достижений именно за рубежом - «в мировой литера­туре», в то время как достижения отечественных авторов не­редко остаются за бортом. Что касается дореволюционной мысли, относящейся к психологии труда, то часто авторы исходят из предпосылки, что ее в нашей стране не было [см. подробнее: 54]. Удивляет логическая несообразность: обычно полагают, что стимулом развития психологии труда является возникновение капиталистической индустрии, и ведут родо­словную многих идей почему-то именно из недр зарубежной капиталистической индустрии, хотя всем известна работа В. И. Ленина «Развитие капитализма в России» [5], из чего следует, что надо бы думать над вопросом - почему же у нас капитализм был, а психологии труда не было? На самом же деле она как раз была, и очень многие идеи, культивиро­вавшиеся в зарубежной и советской психотехнике нашего ве­ка, были предвосхищены в дореволюционной общественной мысли России еще в прошлом веке, при этом были специаль­ные психологические работы [70 и др.]. Поэтому исторические обзоры диссертаций, посвященных психологическим пробле­мам того или иного труда, следует воспринимать с поправкой на указанное выше обстоятельство.

2. Специальные общие работы по развитию психологии в России и Древней Руси [30; 57; 75 и др.]. Они интересны, но как правило, совершенно стерильны в отношении проблема­тики психологии труда.

3. Специальные непсихологические работы по истории кон­кретных видов труда, отраслей науки, производства, народно­го хозяйства или исторические разделы работ, посвященных разным видам труда [10; 20; 21; 24; 58; 71; 73; 74; 79 и др.].

Как правило, на эти работы можно взглянуть как на ра­боты по истории профессиональных деятельностей и увидеть при этом немалый психологический материал. Откроем кни­гу Ю. И. Соловьева «История химии в России» (М., 1985). Но это вместе с тем и история деяний профессионалов-химиков - их замыслов, волевых усилий и операций по реализации идей, история делового взаимодействия и т. д. В книге встречаются даже обобщения о профессиональных типах личности: «На смену ученому-просветителю приходит естествоиспытатель нового типа (курсив - Ю. И. Соловьева). Он видит свою основную задачу не только в пропаганде и популяризации хи­мических знаний, но и в практическом применении научных знаний» [76. С. 9]. Такого рода материалы совершенно не ос­воены психологами.

4. Специальные работы по истории психологии труда в России. Их немного [13; 33; 37; 38; 50; 60; 64 и др.], и пред­метом анализа в них является начало 20-х годов XX в.

5. Небольшие разделы учебников и пособий по психологии труда и инженерной психологии [25; 42; 63 и др.]. Большин­ство авторов связывает возникновение психологии труда в до­революционной России с именем выдающегося отечественно­го физиолога и психолога И. М. Сеченова (1829-1905), од­нако это справедливое указание оставляет в тени вопрос о социально-историческом контексте его прикладных исследо­ваний.

Очевидно, что воссоздание целостной картины зарождения психологических знаний о труде, формирования научного подхода в данной области знания и далее, выделение психо­логии труда (или дисциплин другого названия, но близкого содержания) как обособленной отрасли науки требует систем­ного освоения всех обозначенных историографических источ­ников.

Вопреки традиции, мы будем рассматривать историогра­фию психологии труда не «от Адама», а от современности. Если исходить из понимания труда в широком значении, т. е. как социально ценной продуктивной деятельности человека, занятого биологическими, техническими, социальными (люди как объект труда), знаковыми, художественными системами [34], то и историю психологического знания о труде и трудя­щемся нельзя связывать только с развитием материального производства, хотя и следует оставлять за ним приоритетное значение. Поэтому в круг историографических объектов необ­ходимо включать работы достаточно разнообразного профиля, если они содержат, хотя бы в неявном виде, психологическую информацию (например, работы по истории средств труда умственного, административного, труда в области искусства)