Жак лакан семинары

Вид материала

Семинар

Содержание Ix. игра записей

Подобный материал:

• Лакан: прошло 30 лет, но его идеи живут, 54.55kb.
• Жак Лакан Имена-Отца, 692.35kb.
• Жак Лакан инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после фрейда, 544.75kb.
• Луи повель, жак бержье "утро магов", 5247.76kb.
• С с английского Л. Л. Жданова Анонс Известный французский исследователь Мирового океана, 2281.4kb.
• Услуги по организации мероприятий (семинары, выставки, конференции, презентации и др.), 185.14kb.
• Ж. Лакан. Функция и поле речи и языка в психоанализе предисловие, 328.37kb.
• Обязательный курс объем учебной нагрузки: Лекции 72 часа Семинары 36 часов Внеделю, 24.67kb.
• Мой дед, Жак Дени, умер в 1908 году, когда мне исполнилось 40 лет. Родился он в 1820, 1972.07kb.
• 3 108 а/ч; 40 аудит./ч.; 20 ч лекции; 20 ч семинары;, 122.69kb.

Следуя философам восемнадцатого столетия, Фрейд, как и все его современники, реконструирует абсолютно все — память, суждение и т. п. — исходя из ощущения, лишь на мгновение задерживаясь на поиске объекта как такового. Однако интерес к сну и сновидениям заставляет его вернуться к первичному процессу. В результате чего эта механическая реконструкция реальности приводит, тем не менее, к сновидению.

На этом мы сегодня и остановимся. Не возьмется ли Валабрега увязать сказанное сегодня с полной теорией первичного и вторичного процессов в Traumdeutung?

26 января 1955 года.

IX. ИГРА ЗАПИСЕЙ

Безумие не является сновидением. Четыре схемы.

Противопоставление и опосредование.

Первичный процесс. Опредмечивание системы восприятие-сознание.

Прошлым вечером, после доклада Ланга, Лефевр-Понталис обратился к вам с призывом пользоваться понятием зеркала более дисциплинированно.

Со своей стороны я к этому призыву присоединяюсь, ибо согласен, что злоупотреблять этой идеей не стоит. Ведь стадия зеркала не магическое заклинание. Она уже немного и устарела. С тех пор, как я в 1936 г. эту идею сформулировал, прошло уже добрых двадцать лет. Уже начинает зудеть желание чего-то нового — которое, впрочем, не всегда лучше старого, ибо чтобы идти вперед, нужно уметь возвращаться. А раздражает не столько возврат к этой идее, сколько неумение ею пользоваться. И с этой точки зрения Ланг заслуживает хорошей оценки.(Приходит Лефевр-Понталис)

А, вот и наш бунтовщик! Я уверяю вас, что существует нечто такое, о чем Вы, Лефевр-Понталис, не имеете, возможно, ни малейшего понятия, — то, до какой степени спорна и действительно оспаривается диагностика психоза у ребенка. Некоторым образом непонятно даже, правильно ли мы поступаем, используя для обозначения психозов взрослых и детских одно и то же слово. В течение десятков лет в возможность у ребенка настоящих психозов просто не верили, пытаясь увязать соответствующие явления с какими-нибудь органическими условиями. У взрослого и у ребенка психоз выстраивается далеко не одинаково. И если мы вправе говорить о наличии у ребенка психоза, то лишь потому, что, будучи аналитиками, мы продвинулись в понимании психоза несколько далее других.

Поскольку на этот счет никакой установившейся доктрины — даже внутри нашей собственной группы — пока не сложилось, Ланг оказался в нелегком положении.

В отношении психоза у взрослых, a forteriori и у детей, в умах царит до сих пор полная неразбериха. И работа Ланга показалась мне весьма уместной именно потому, что он попытался сделать нечто в деле аналитического понимания, а особенно в деле расширения его границ, абсолютно необходимое — отступить немного назад.

Во всем, что касается восприятия нами нашей клинической области, нам грозят две опасности.

Первая из них - это не проявить достаточно любопытства. Детям внушают, что любопытство — ужасный порок, и в целом это правда; мы не любопытны, так что спровоцировать это чувство автоматически оказывается не так уж легко.

Вторая - это понимать. Мы вечно понимаем слишком много, особенно в анализе. И по большей части обманываемся. Обычно считается, что если человек одарен, обладает хорошей интуицией, легко вступает в контакт, умеет использовать природные способности к межличностному общению, имеющиеся у каждого, то из него получится хороший терапевт-аналитик. Как только аналитик перестает предъявлять к себе требования исключительной концептуальной строгости, способ понимания тут же находится. Но он оказывается при этом чем-то вроде моряка без буссоли и теряет всякое представление о том, откуда и куда направляется.

А не поможет ли нам психоз ребенка заключить, как бы от противного, о том, что следует нам думать о психозе взрослого? Вот что пытался сделать Ланг, и получилось у него это совсем неплохо. С очень большим тактом отметил он все непоследовательности, ошибки и лакуны в системе Мелани Кляйн и Анны Фрейд, склоняясь, в конечном счете, в пользу Мелани Кляйн, ибо с аналитической точки зрения система Анны Фрейд приводит в тупик.

Мне очень понравилось то, что он сказал о регрессии. Он отметил, что это вовсе не механизм, действие которого разворачивается в реальности, а символ. Вы сами знаете, что я не любитель козырять термином "логическое мышление" по поводу и без повода, но здесь перед нами как раз явление, очень похожее на мышление колдуна. Вы видели когда-нибудь взрослого, который бы действительно регрессировал, вернулся к состоянию малого ребенка, впал в детский лепет? Регрессии не существует. Как замечает Ланг, это симптом, который именно как таковой и должен интерпретироваться. Регрессия существует в плане значения, а не в плане реальности. И это убедительно доказывается в отношении ребенка тем простым соображением, что ему некуда особенно регрессировать.

Я вновь перечитывал в Толковании сновидений то примечание относительно процесса и механизмов психологии сновидения, где Фрейд цитирует Джексона: Исследуйте природу сновидения и вы откроете все, что можно узнать о сумасшествии

и безумии.

Вот это как раз и неверно. Между тем и другим нет ничего общего. Хорошенько это запомните. Да, задействуются те же элементы, те же символы, можно найти много аналогичного. Но это иная перспектива — не наша. В этом-то все и дело: почему сновидение — это не безумие? И наоборот, говоря о безумии, для нас важнее всего определить то самое, что рознит обусловливающий ее механизм с тем, что происходит в сновидении

каждую ночь.

Не думайте, пожалуйста, что все это целиком лежит на совести самого Фрейда. Французское издание неполно и не дает понять, что перед нами здесь своего рода "хорошая оценка", выставленная Эрнесту Джонсу, который еще ранее счел подобное сближение удачным и подумывал, несомненно, о том, как связать анализ с тем, что ему уже приходилось наблюдать в Англии. Оставим же Джонсу Джонсово, а Фрейду Фрейдово. И станем исходить из того, что проблема сновидения оставляет все экономические проблемы психоза полностью открытыми.

Сегодня я не буду распространяться на эту тему дальше. Оставим ее как задачу на будущее. Возможно, что мы займемся психозами уже в этом году. А уж в следующем году мы займемся ими в любом случае.2

Вернемся же к тексту Фрейда.

Я просил Валабрега продолжить комментарий, но сначала я нарисую на доске схему, к которой вы сможете обращаться, чтобы улавливать ход мысли, который мы здесь прослеживаем. Схем этих, собственно, у меня четыре: по структуре они сходны, а различия между ними отмечают этапы в разработке Фрейдом своей идеи.

Первая из них относится к тому, что было намечено им на уровне первоначальных, общепсихологических взглядов, осталось неизданным, но содержало множество наблюдений, обращение к которым оказалось для него впоследствии плодотворным. Вторая иллюстрирует то, что мы находим в Толковании сновидений, — теорию психического аппарата, призванную объяснить феномен сновидения. Причем обратите внимание: после того, как все элементы интерпретации сновидений были рассмотрены, ему предстояло еще найти сновидению место в качестве психической функции. Третья соответствует уровню теории либидо, гораздо более поздней. И появляется она отнюдь не одновременно с Тремя очерками... — скорее она соотносится по времени с появлением на фрейдовском горизонте функции нарциссизма. Наконец, четвертая схема — По ту сторону принципа удовольствия.

Хотя схемы эти и относятся к функциям совершенно различным, по форме своей они в чем-то сходны. Ведь, на самом деле, в каждом случае речь идет об одном — о схеме аналитического поля. Поначалу Фрейд называет это "психическим аппаратом", но вы увидите, какой шаг вперед он сделает — шаг в понимании того, что может именоваться человеческим существом. Вот о чем здесь, собственно, идет речь. В основе ваших законных требований в теоретическом плане, в основе, например, прозвучавшего вчера в устах Лефевра-Понталиса призыва, лежит представление о том, что вы находитесь перед лицом чего-то индивидуального, если не вообще уникального, что все лежит здесь, сосредоточенное в фигуре, которая находится перед вами, и что в этом-то и состоит единство объекта в психоанализе,

и уж во всяком случае, в психологии, законы и пределы которой считаются для познания вполне доступными.

Вы все полагаете, будто находитесь в области психологии, где душа представляет собой некое подобие двойника, или свойства, того, что вы видите.

И очень любопытно, что вы не обращаете внимания на один простой факт: любой научный прогресс ведет к исчезновению объекта как такового. В физике, например, — чем дальше вы идете, тем менее объект вам доступен. То, что наблюдаем мы в чувственном облике, интересует физика лишь в аспекте энергообмена, на атомно-молекулярном уровне, который реализуется в чувственной видимости лишь случайным и преходящим образом.

Это не значит, однако, что человеческое существо для нас исчезает.

Вы изучали философию, и знаете, что бытие (l'être) и объект — это совсем не одно и то же. Что касается бытия, то, с научной точки зрения, мы его, разумеется, постичь не можем, потому что оно принадлежит иному порядку. Психоанализ, однако, является опытом, позволяющим обозначить на нашем горизонте ту точку, где оно исчезает. Он специально подчеркивает, что человек — это не объект, а существо, которое стремится себя реализовать, нечто метафизическое. Может быть, это и есть наш научный объект? Разумеется, нет, но не является этим объектом и тот индивид, который по видимости это бытие в себе воплощает.

Во сне, говорит Фрейд, всегда имеется некий абсолютно неуловимый пункт, принадлежащий области неизвестного, — он называет его "пуповиной сновидения". Обычно на такого рода места в его текстах внимания не обращают, полагая, видимо, что это беллетристика. Но это не так. Слова эти говорят о том, что имеется точка, которая в феномене неуловима, — точка, где возникает связь субъекта и символического порядка. То, что я называю бытием, или существом, — лишь последнее слово, за которым кроется то, что с позиций науки остается для нас недоступно, но в направлении чего феномены, с которыми мы в нашем опыте имеем дело, неизменно указывают.

Что нам действительно важно, так это уяснить себе, какую позицию следует нам занять по отношению к тому, что мы называем нашим партнером. В любом случае очевидно одно: вуникальном явлении, которое представляют собой человеческие отношения, налицо два различных, хотя и сплетающихся то и дело друг с другом, измерения — измерение Воображаемого и измерение Символического, Измерения эти каким-то образом пересекаются, и нам всегда важно знать, какую функцию мы выполняем, в каком измерении мы по отношению к субъекту располагаемся — независимо от того, реализует ли наша позиция противопоставление или опосредование. И полагать, будто оба эти измерения образуют, смешиваясь между собой в явлении, одно-единственное, было бы самообманом. Результатом становится своего рода магическое общение, универсальная аналогия, которой многие действительно пользуются для теоретического осмысления своего опыта. В конкретном и частном случае подобный метод часто дает чрезвычайно богатые, но совершенно не поддающиеся обработке данные, и он, вдобавок, чреват многочисленными техническими ошибками.

Все это, я, конечно, излагаю в очень общем виде, но уточнить и наглядно представить себе сказанное позволит вам четвертая схема, соответствующая четвертому этапу мысли Фрейда, этапу работы По ту сторону принципа удовольствия.

3. Выступления по ходу доклада Валабрега

Что называет Фрейд системой φ? Исходит он из той схемы безусловного рефлекса в простейшей ее форме, которая казалась для познания отношений живого существа с окружающей средой столь многообещающей. Этой схемой представлено фундаментальное свойство отношений, в которые живое существо вступает: оно что-то получает в виде возбуждения и каким-то образом на это возбуждение отвечает.

Не забывайте, однако: понятие ответа всегда предполагает, что мы имеем дело с существом уже адаптированным. Схема условного рефлекса была выведена первоначально на опытах, например, с лягушкой — в то время, когда электричество (которое, как вы убедитесь, в качестве модели хорошо нам послужит) как раз начинало входить в нашу жизнь. Итак, на лягушку воздействуют электричеством или капают ей на лапку кислотой. Она потирает этой лапкой о другую — это и называют ответом. Но здесь перед нами не просто афферентно-эфферентная пара. Необходимо предположить, что ответ для чего-то служит, то есть что живое существо является существом адаптированным.

Все это и положено Фрейдом в основу его конструкции. Похоже также, что он с самого начала заложил в нее понятие равновесия — другими словами, принцип инерции. Что на самом деле вовсе не законно. Стимул, который Валабрега преждевременно именует информацией, представляет собой всего-навсего in-put, вложение. Подобный подход к проблеме является донаучным и характерен для времени, когда отсутствовало еще понятие энергетики, задолго даже до статуи Кондильяка. Энергия в этой базовой схеме в расчет никак не принимается. Понятие притока энергии появляется лишь тогда, когда Фрейд начинает учитывать, что происходящее в системе φ, обязательно должно оказывать воздействие в системе ψ. И только на этом этапе он уточняет, что система ψ имеет дело с внутренними побуждениями, т. е. потребностями.

Что же они представляют собой, эти потребности? Это нечто такое, что относится, собственно говоря, к организму и от желания заметно отличается. Ланг жаловался вчера вечером, что желание с потребностью всегда путают — это и вправду совсем не одно и то же. Слово need выражает собой то, в чем система эта, являющаяся одной из частных систем организма, участвует в целостном его гомеостазе. Тут-то и возникает необходимость в понятии энергетического постоянства, вторгающегося в работы Фрейда уже здесь, где он усматривает наличие энергетической эквивалентности между ψ, которая чувствует нечто изнутри организма, и φ, которая производит нечто, имеющее отношение к его потребностям. И это становится абсолютно загадочным — совершенно непонятно, что может означать энергетическая эквивалентность связанного с равновесием организма внутреннего давления, с одной стороны, и его результата, с другой. Но тогда какой же в ней смысл? Это просто х, который, сослужив службу в качестве отправной точки, немедленно был оставлен.

In-put, то, что привнесено из внешнего мира, Фрейда не удовлетворяет, ему нужно импровизировать. И тогда он вводитдополнительный механизм, ω. Последний раз уже говорилось о том, что перед нами всего лишь эффекты записи.

Речь идет о том, чтобы сконструировать все из энергетических представлений, то есть из того соображения, что нельзя вынуть из шляпы кролика, его туда предварительно не посадив. Чтобы что-то вышло, нужно, чтобы что-то прежде вошло. Исходя из этого мы все и построим. Речь идет, скорее всего, о системе восприятия. Не будем преждевременно называть ее сознанием. Впоследствии Фрейд действительно смешивает ее с системой сознания, но для этого ему приходится вводить дополнительную гипотезу. Почему? Потому что ему нужны не только те стимуляции, что от внешнего мира исходят, ему нужен сам внешний мир. Ему нужен внутренний аппарат, который отражал бы не только исходящие от внешнего мира возбуждения, но его, если хотите, структуру.

Фрейд не гештальтист — нельзя приписывать ему все достоинства сразу — но он прекрасно чувствует теоретические требования, которые гештальтистскую конструкцию породили. И в самом деле, чтобы живое существо при первом же столкновении с миром не погибло, оно должно располагать неким адекватным его отражением. А это и означает, что схема эта опирается на самом деле как раз на то, что получит впоследствии наименование гомеостаза. Представление о нем уже присутствует здесь в понятиях подлежащего сохранению равновесия и зоны-тампона, поддерживающей возбуждение на одном уровне и служащей, следовательно, тому, чтобы регистрировать плохо, а то и чтобы не регистрировать вовсе. То есть регистрироваться-то оно регистрируется, но при этом фильтруется. Понятие гомеостаза, таким образом, уже присутствует здесь, предполагая на входе и выходе нечто, именуемое энергией.

Оказывается, однако, что схема эта неудовлетворительна. Если нервная система действительно осуществляет фильтрацию, то фильтрация эта организованная, прогрессивная и предполагает наличие определенных каналов. Ничто, однако, не дает повода думать, что каналы эти всегда идут в функционально полезном направлении. Совокупность всех этих каналов, всех событий, всех произошедших в ходе развития индивида инцидентов образует ту модель, которая и задает собой меру Реального. Это и есть Воображаемое? Да, это должно быть именно оно. Однако как таковое оно предполагает наличие гештальтов, предрасполагающих живой субъект к определенного рода связи с типичной, именно ему отвечающей формой, предполагает биологическое сопряжение индивида с образом его собственных видовых черт, с образами того, что в определенной среде может, с биологической точки зрения, быть для него полезно. Всего этого здесь нет и следа. Есть лишь зона опыта и зона, где происходит его канализация.

По сути дела, память рассматривается здесь как последовательность энграмм, как совокупность серий проложенных каналов, и представление это оказывается неудовлетворительным, пока мы не введем в него понятие образа. Если мы предположим, что серия таких каналов, серия опытов вызывает в психическом аппарате, устроенном наподобие чувствительной фотопластины, некий образ, то само собой разумеется, что стоит какому-нибудь возбуждению, давлению, потребности эту серию реактивировать, как тот же самый образ немедленно возникнет вновь. Другими словами, любая стимуляция ведет к возникновению галлюцинации. Принцип функционирования аппарата φ — это галлюцинация. Вот что, собственно говоря, имеется в виду под первичным процессом.

Вся проблема заключается тогда в том, какая связь существует между галлюцинацией и реальностью. Фрейд оказывается вынужден восстановить систему сознания и ее парадоксальную, с энергетической точки зрения, автономию. Если увязывание одного опыта с другим производит галлюцинаторные эффекты, необходим корректирующий аппарат, проба на реальность. Эта проба на реальность предполагает сравнение галлюцинации с чем-то таким, что было получено в опыте и сохранено затем в памяти психического аппарата. В итоге Фрейд, пожелав систему сознания полностью исключить, оказался вынужден восстановить ее с еще более ярко выраженной автономией.

Я не утверждаю, что делать это он был не вправе. Но вы сами увидите, куда это его приведет. Какие же окольные пути придется ему искать, чтобы представить себе, как происходит опорное сравнение того, что дано в системе — системе-тампоне, умеряющей стимуляцию системе гомеостаза — с регистрациейэтих стимулов? К каким дополнительным гипотезам он вынужден будет прибегнуть? Именно дополнительные гипотезы и позволяют нам оценить трудности, перед лицом которых он оказался. Трудности можно, как это и сделал Валабрега, распределить по двум рубрикам: торможение (inhibition) и информация.

Первая схема психического аппарата в Entwurf'e

Психический аппарат в Traumdeutung

Воображаемая функция Я и дискурс бессознательного

Оптическая схема теории нарциссизма

Система со состоит из дифференцированных органов, которые не регистрируют приходящие из внешнего мира большие массивы энергии. Массивы эти — изменения температуры, давления и т. д. — могут оказаться столь значительны, что само сохранение живого существа окажется под угрозой. Если тампон больше не помогает, остается спасаться бегством. Но подобные случаи далеки от того, что нас с вами интересует. У нас речь идет об отношениях псюхэ с тонкими влияниями внешнего мира. Возьмем солнечную энергию — специализированный аппарат улавливает лишь определенную часть этого феномена. Он выбирает определенный уровень частоты, настраиваясь не на энергию как таковую — что было бы с нами, работай мы в режиме трансформаторов или фотоэлектрических датчиков? — а на период. Глаз, когда он воспринимает свет, улавливает куда меньше энергии, чем зеленый лист, который чего только с этим светом не делает!

Для идентификации качества Фрейду приходится, таким образом, допустить специализированный аппарат, что предполагает почти полное устранение притока энергии.Вы прекрасно понимаете, что понятие исключительно перцептивной по своему характеру разрядки отвечает, на уровне этого аппарата, элементарному требованию симметрии. Фрейду приходится допустить, что тут налицо известное постоянство энергии и что привнесенное должно где-то найтись.

Особый акцент ставится, однако, на том, что между возбуждением и разрядкой перемещение энергии минимально. А почему? Да потому, что система должна быть от перемещений энергии максимально независима. Ведь задача системы как раз в том, чтобы отстраниться от этой энергии, выделить в ней чистое качество, то есть внешний мир, взятый в качестве простого отражения.

Чтобы между внутренним миром, где образ обусловлен содержанием памяти, где он, по природе своей, галлюцинаторен, и миром внешним могло иметь место какое-либо сравнение, чтобы существовал какой-то общий для них масштаб, необходимо, чтобы Я, потенцируя выполняемую им в качестве тампона функцию регуляции, создавало максимальные помехи для прохода энергии внутрь этой системы. То, что приходит в качестве стимула, уже в значительной степени отфильтрованного, должно быть отфильтровано вновь, чтобы можно было сравнить его с особыми образами, возникновение которых обусловлено той или иной потребностью. Вопрос в том, каков уровень давления этой потребности: навязывает ли она себя вопреки всякой очевидности, или же Я оказывается способно отфильтровать, отцедить количество перемещенной энергии настолько, чтобы очевидно стало, что образ неосуществим.

Другими словами, полагая вполне традиционно, что, исходя из рефлекса, он сможет постепенно вывести логическим путем всю последующую лесенку: восприятие, память, мысль, идеи, — Фрейд оказывается вынужден овеществить сознание-вос-приятие в определенной системе. Что вовсе не так уж абсурдно. То, что подобная дифференцированная система существует — чистая правда; мы уже имеем о ней некоторое представление и можем даже приблизительно указать ее место. В психическом аппарате Фрейд различает две зоны — зона воображения, памяти, или, точнее говоря, зона обусловленной памятью галлюцинации связана в нем со специализированной системой восприятия как таковой. Сознание есть отражение реальности.Валабрега: — Да, но это становится очевидным гораздо позже. На этом этапе у Фрейда еще отсутствует то ясное представление о психическом аппарате, которое предложит он впоследствии вместе с системой восприятие-сознание.