Владимир Ерёмин я иду по ковру… Кинороман Памяти Эммы посвящается
| Вид материала | Документы |
СодержаниеАндре, может, ещё дубль? Надеюсь, ещё не слишком древняя… |
- Книга памяти, 11757.15kb.
- Плотникова В. И., заместитель директора по воспитательной работе мбоу многопрофильный, 211.21kb.
- О. Ю. Дыхание на каждый день или Учимся дышать правильно Светлой памяти удивительного, 2569.8kb.
- Автобиография йога посвящается памяти Лютера Барбанка, американского святого, 6716.77kb.
- Сияющая пустота Эта книга посвящается памяти Чогьяма Трунгпы Ринпоче, несравненного, 12391.07kb.
- Владимир Щербаков – Асгард – город богов (история открытия), 3133.08kb.
- Сергей Лукьяненко, 4074.17kb.
- Хозяйственный механизм общественных формаций. Избранное, 464.7kb.
- Всероссийская научно-техническая конференция «Повышение эффективности механообработки, 59.91kb.
- Дэвид Дойч. Структура Реальности, 4999.94kb.
- Андре, может, ещё дубль?
Толстячок-оператор, закатив глаза, покачал головой, словно желая сказать: «Ну вот, опять!..»
- Зачем? - удивился Андре. - Было хорошо.
- Каждый дублик стоит рублик, - проворчал себе под нос оператор. - Есть такая нация - самоеды...
И, повернувшись к ассистенту, напомнил:
- Соринку!
Парнишка в одетой задом наперед бейсболке, выдув изо рта белый пузырь жвачки, снял объектив, заглянул в камеру.
- Чисто!
Это означало, что в момент съёмки из бобины с пленкой в створ объектива не нанесло никакой дряни, из-за которой отснятый материал вполне мог оказаться в браке; такое случалось сплошь и рядом, когда снимали на отечественных «Шостке» или «Свеме», - но и «Кодак», и японская «Фудзи» от такого конфуза стопроцентно не гарантировали.
Майя пожала плечами. Что ж, она не будет спорить.
Режиссёра подозвал к себе оператор, а к ней подошла девочка-буфетчица, предложила «чего-нибудь горяченького». Майя с сожалением покачала головой - она бы с удовольствием выпила кофе, но, в павильоне духота, не дай бог, потечёт грим. Лучше потерпеть...
- Коля, - пожаловалась оператору одетая в наушники женщина-звукорежиссер, - я всё равно камеру слышу...
- Давайте одеяло! - с досадой крикнул оператор.
Ассистенты оператора - или, на американский манер, камермены, - словно кастрюлю с кашей, принялись оборачивать камеру в толстое ватное одеяло.
Всё, как всегда, обычный съемочный день.
С раннего утра в одном из павильонов «Мосфильма» начинал сновать киношный народец, закипал кропотливый, методичный, превосходно организованный труд; и как в королевстве гномов каждый, отдельно взятый гном озадачен сугубо своей, персональной деятельностью, так здесь каждый член съемочной группы прекрасно знал и отправлял свои обязанности.
Одетые в одинаковые, с множеством карманов курточки, увешанные “матюгальничками”, авторучками, фотоаппаратами, секундомерами и прочими прибамбасами, назначения которых Майя не знала, французы сновали по съемочной площадке, и она оживала на глазах: вспыхивали софиты, мягко катила на тележке по рельсам камера - и так каждый день...
Майя просыпалась в шесть утра, дремала по дороге на студию в «микрике»; в гримерной от легких, убаюкивающих прикосновений к лицу она временами снова проваливалась в сон и, просыпаясь, сквозь дремоту следила за бесконечным повествованием гримёра Волика Филоненко. Волик был широко известным и абсолютно типичным гомиком, что в его случае означало, помимо всегдашнего прекрасного расположения духа и готовности всегда и во всём придти на помощь любому, кто в этом нуждается, ещё и мучительную, беспредельную болтливость.
В рассказе гримёра фигурировали какие-то шведы, поездки по ночной Москве в подозрительном такси, сигареты “с дурцой”, неизвестно кем украденные куртка и бутылка джина, а также милиция, нежданно-негаданно нагрянувшая в один из номеров отеля “Метрополь”.
Дикция Волика была столь чудовищна, что казалась насмешкой над окружающими. Он не выговаривал и половины букв алфавита, картавил и шепелявил, что превращало процесс слушания в пытку, поэтому Майя внимала описанию ночной одиссеи вполуха и, скосив глаза в текст, тихонько проборматывала его себе под нос.
- Тебя мовно поздг’авить, - склоняясь к её уху, неожиданно вкрадчиво произнес гримёр. - По-моему, наф г’ежиссэ’г вг’езался в тебя по уфы...
Сняв бигуди, он принялся расчесывать ей волосы. Майя подняла голову.
- С чего ты взял?
- Фто ли сама не замецяеф? Пг’осто жг’ёт тебя гвазами... а сказать не рефается. - Вынимая изо рта шпильки, Волик ловко шпиговал ими прическу. - У них за пг’иставания к фвэнсинам знаеф, фто бывает?
- А за приставания к мужчинам?
Волик ухмыльнулся, в притворной обиде покачал головой.
- Г’губо…
Майя увидела в зеркале Андре с небольшой видеокамерой в руках - и направленный на неё объектив.
- Опять... - пожала она плечами. - Зачем?
- Изучаю, - старательно выговаривая, произнес режиссёр. - Майя - это ведь целая цивилизация... Так?
Майя усмехнулась.
- Надеюсь, ещё не слишком древняя…
Андре хотел что-то сказать, но не успел - в дверь просунулся второй режиссёр и, вынув изо рта трубку, сипло возвестил.
- Андре, телевидение!
Режиссер отмахнулся, - ничего, подождут! - не отрывая от неё испытующего взгляда, удовлетворенно кивнул: усилия гримёра не пропали даром, Майя была действительно хороша: открытое платье и прическа; руки, плечи, грудь и в особенности линия затылка, беззащитная и нежная, никого не оставили бы равнодушным, кроме разве что самого Волика, но и он смотрел на плоды своего труда с хищным прищуром настоящего профи.
Пока помощник режиссёра прицеливался на Майю своим “поляроидом”, Андре быстро сделал Волику несколько коротких замечаний; взмах пушистой кисточки, смахнувшей излишек пудры, - и она поднялась с кресла, чувствуя привычные прилив сил и возбуждение перед предстоящей съемкой. Восхитительный избыток энергии - без него нет актёра; зависимость от необходимости этот излишек сбрасывать - почти наркотическая, поэтому игра для настоящего актёра - всегда кайф, думала она, идя по коридору. Она не слишком удивилась, увидев однажды одного из своих юных коллег на Старом Арбате - с гитарой, в окружении зрителей: выходит, он не добирал этого кайфа в театре, даже порой имея по тридцать спектаклей в месяц...
Андре шёл сзади, что-то через переводчицу втолковывая оператору, но Майя, не оборачиваясь, словно руку на плече, чувствовала на себе его взгляд...
Настоящий писатель пишет так, словно до него никем никогда не было начертано ни строчки.
Настоящий мужчина - вероятно, тот, кто подходит к приглянувшейся ему женщине так, будто до него у неё не было ничего, ни с кем и никогда. Она для него - как белый лист для писателя, который он немедленно принимается испещрять своими каракулями.
Неизвестно, что испытывает при этом бумажный лист. Однако известно, что ощутила Майя, впервые увидев кинорежиссера Андре Дюро. Это было что-то странное. Мужчина не бог весть какой из себя видный, к тому же француз. И видеться до этого они никак не могли. И всё же Майя была готова поклясться, что уже слышала этот низкий, хрипловатый голос, знала эту синкопированную - то медленную, то вдруг стремительную - манеру говорить, этот насмешливый взгляд спокойных, глубоких глаз. Знала и теперь лишь растерянно пыталась вспомнить - откуда, - и не могла. Возникшее при этом замешательство, однако, не было тревожным, скорее, наоборот... Судьба? Ну, судьба. Разве могла знать Майя, что этот человек чужого роду-племени переедет, перепашет всю её жизнь? Конечно, нет. Однако - знала. Знала, и всё тут.
В павильоне их уже ждали переводчица и телевизионщики: оператор Боба – совсем ещё молоденький, забавный человечек с заплетенными в косицу волосами, девочка-помреж - толстые линзы очков, нелепая пластика сильно близорукого человека – ну, и, разумеется, сам Спиров.
- Ведущий телепрограммы “Плеер” Кирилл Спиров, - актриса Майя Нечаева, - режиссёр-постановщик Андре Дюро, - представил их друг другу длинноволосый малый в жеваных кожаных штанах.
Спиров воззрился на Майю, задумчиво приподнял бровь.
– Разве вы не знакомы? – удивился малый.
- Только по экрану, - пряча улыбку, Спиров склонился в поцелуе над Майиной рукой.
- Кто ж не знает “Плеера”? – усмехнулась Майя.
Мужчины обменялись рукопожатием, Спиров сделал приглашающий жест:
- Ну, что, начнём?
Подхватив на лету падающие с носа очки, набежала девочка-помреж, прикрепила пришедшим петличные микрофоны.
- Поехали!
Майя, Андре и переводчица расположились в креслах, Спиров развернулся к камере, щелкнул пальцами и заговорил:
- Мы сегодня в гостях у французского режиссёра Андре Дюро, который продолжает съемки своего нового фильма… и главную роль в нём играет российская актриса Майя Нечаева…
Спиров поворачивается к Майе.
- Прототипом вашей роли является великая русская певица Надежда Плевицкая. Два слова о ней…
- Вокруг этого имени – сплошные мифы, - заговорила Майя. - Мы даже не знаем, была ли она на самом деле великой. Знаем только, что она была артисткой и за свою бурную жизнь сыграла несколько ролей. Сначала - послушница в монастыре, потом – хористка, танцовщица, примадонна в кафешантане. Потом - сестра милосердия, киноактриса, генеральша и, наконец, шпионка...
- А последними её "подмостками" стала французская тюрьма, - закончил Спиров. – И что этому предшествовало?
- Осенью 1930 года Плевицкая и её муж, белый генерал Скоблин попросились из парижской эмиграции обратно на родину. Им предложили работать на ОГПУ, они согласились. И получили задание – похитить «вождя» белого движения генерала Миллера…
- Чем же так насолил большевикам несчастный генерал?
- Чекисты боялись, что белое движение может стать опорой Гитлера в его будущей войне с Россией. Поэтому было решено для начала уничтожить его верхушку…
- И как им это удалось?
- Генерал ушел на срочную деловую встречу, и на всякий случай оставил письмо о том, что у него свидание с генералом Скоблиным и чиновниками германского посольства… что свидание устраивается по инициативе Скоблина и, возможно, является ловушкой. Когда генерал не вернулся на службу, его заместители забили тревогу и сразу это письмо нашли…
- И арестовали Скоблина?
- Если бы! Как благородные люди, они предъявили письмо Скоблину и потребовали объяснений. А он, как детей, обвел их вокруг пальца – и смылся. Тогда схватили Плевицкую, которая до этого весь день обеспечивала мужу алиби…
- То есть, генерал бросил жену на произвол судьбы?..
- Да, - кивнула Майя, - а сам благополучно удрал в Испанию, где скоро "при невыясненных обстоятельствах" погиб. В результате Миллера в ящике с дипломатической почтой тайно переправили в Москву и расстреляли; Плевицкой присудили двадцать лет каторжной тюрьмы, и через два года она умерла…
- Ну, что ж, печально, но, в общем, справедливо… Плевицкая и Скоблин повели себя, как большевистские гангстеры…
- А может, как патриоты? Между прочим, этим белым движением Гитлер потом воспользоваться не смог... На Плевицкой просто отыгрались. Мужчины – если их можно так назвать - на женщине!..
- Вы про её мужа? Но что он мог сделать?
- Мог попробовать её спасти. Рискнуть. В крайнем случае, разделить её судьбу. Я не знаю, вместе умереть… Ведь он же был, чёрт побери, боевой генерал! А он её – предал.
- Значит, вы свою героиню оправдываете?
- Я хочу её понять…
- То есть, оправдать. Прекрасно!
Спиров отвесил Майе шутливый поклон и повернулся к Андре.
- Месье Дюро, а что вас, как режиссёра, привлекло в этой истории?
В разговор, наконец, вступила переводчица.
- Загадка, - отвечал через неё Андре. - Кто была эта женщина? Жертва или «хищница», агент большевиков? И ещё одна загадка - что такое русская женщина?
- О чём эта история? В двух словах?
- О любви. О той любви, которая – жертва… Посмотрите вокруг. Наш шарик катится ко всем чертям. Наука работает против человека. Природа – в агонии. Пороки стали добродетелями. Разум в загоне. Чувства выродились в инстинкты… Может быть, любовь - это последнее, что нас спасёт?
Последнюю фразу Андре произнес, обернувшись к Майе, та ответила ему удивлённым взглядом. Их немой диалог не укрылся от Спирова; в его глазах тотчас заплясали чертики.
- Майя, а как вы думаете, что такое - любовь?
Майя усмехнулась, нахмурилась; словно снимая паутинку, неуловимым движением провела рукой по лицу.
- Я не знаю, что такое любовь. Знаю только, что без неё жизнь похожа... на мелкую лужу. А когда она есть, жизнь превращается в море. А море - оно огромное и живое, оно живёт само и даёт жизнь всему, что в нём - рыбам, дельфинам, китам, - и всему, что рядом с ним...
- Интересно, - из глаз Спирова вдруг ушла ирония. - Но ведь любовь - это ещё и плен, пусть и сладкий, и зависимость от другого человека...
- Это не любовь, - убежденно заговорила Майя. - Если люди цепляются друг за друга, чтобы просто удержаться на плаву, это не любовь, а страх, страх перед одиночеством, перед жизнью. Где есть зависимость, там и страх, а где страх, там непременно будет и авторитет, и власть... При чём тут любовь?
- Власть? - обрадовался этому повороту в разговоре, как знакомой тропинке, Спиров. - Власть и любовь - несовместимы?
Майя рассмеялась.
- Нами управляют честолюбивые люди. Откуда им знать, что такое любовь? Вот поэтому мы и живем в таком кошмарном мире... Как могут дарить счастье люди, которые сами несчастны?
- А они несчастны?
- Ну, конечно! - воскликнула Майя. - Посмотрите на их лица! Ведь чего хочет каждый? Чтобы его кто-то любил, верно? А кто любит их, - тут она ткнула пальцем в потолок, - кроме, может, их родителей? Да никто! Только проклинают! Отчего, по-вашему, придя во власть, люди так быстро стареют? Оттого, что миллионы, десятки миллионов подданных изо дня в день желают им всего самого худшего!
- Да разве у них нет других способов быть счастливыми? - не унимался Спиров, - разговор принимал нужный ему острый оборот.
- Какие? - пришел черёд удивиться и Майе. - Ну, съест ваш чинуша три кило икры, выпьет ящик коньяка, ну, будет у него навороченная тачка, домина в пять этажей, я не знаю, денег выше крыши - и что? Какое это имеет значение, если нет любви?
- Вот уж не думал, что дефицит любви имеет отношение к общественно-социальному устройству, - улыбнулся ведущий.
- А как же иначе? Да если бы мы и наши родители действительно любили друг друга, мир был бы совершенно другим! Не было бы ни войн, ни голода, ни богатых, ни бедных... Что толку в экономических теориях?! Если в сердцах нет любви, не может быть нормального общественного устройства! А для абсолютного большинства людей любовь - где-то на шестнадцатом месте, после перетягивания каната...
- А что на первом?
- Многое. Карьера, дети... здоровье, деньги... но главное – успех! Главный идол, которому приносится в жертву абсолютно всё...