Соотношение характеристик самооценки и уровня притязаний. Часть 1
| Вид материала | Документы |
- Соотношение характеристик самооценки и уровня притязаний. Часть, 3930.59kb.
- Самооценка младшего школьника, 78.91kb.
- План Особенности формирования самооценки в дошкольном детстве. Педагогические условия, 270.15kb.
- Роль самооценки в формировании личности, 76.37kb.
- Методика самооценки образовательного учреждения на основе модели совершенствования, 100.32kb.
- Предмет исследования комплекс специальных психолого-педагогических упражнений по развитию, 17.37kb.
- Лагерь скаутов, озеро Тургояк Областной лагерь, 63.18kb.
- Коррекционной программа уровня самооценки детей младшего школьного возраста, 42.21kb.
- Методика самооценки университета на основе Модели совершенствования деятельности, 1548.49kb.
- Задачи: Проанализировать литературу по данной теме. Изучить особенности самооценки, 68.53kb.
Примечание: * различия при p < 0.05, ** различия при p < 0.01.
стр. 73
Таблица 2. Средние значения по шкалам атрибуции ответственности и вины
| Название фактора | Средние значения |
| Корыстная мотивация | |
| Ответственность преступника | 9.5 |
| Вина преступника | 9.4 |
| Ответственность жертвы | 2.85 |
| Вина жертвы | 2.35 |
| Месть | |
| Ответственность преступника | 9.3 |
| Вина преступника | 9.1 |
| Ответственность жертвы | 2.65 |
| Вина жертвы | 2.37 |
| Самозащита | |
| Ответственность преступника | 6.8 |
| Вина преступника | 7.95 |
| Ответственность жертвы | 1.75 |
| Вина жертвы | 1.65 |
| Жертва, способная оказать сопротивление | |
| Ответственность жертвы | 2.75 |
| Вина жертвы | 2.32 |
| Жертва, не способная оказать сопротивление | |
| Ответственность жертвы | 2.08 |
| Вина жертвы | 1.9 |
| Психическое здоровье | |
| Ответственность преступника | 7.9 |
| Вина преступника | 8.2 |
| Ответственность жертвы | 4.4 |
| Вина жертвы | 4.4 |
| Психическое заболевание | |
| Ответственность преступника | 5.7 |
| Вина преступника | 7.7 |
| Ответственность жертвы | 3.6 |
| Вина жертвы | 3.1 |
образом, наличие психического заболевания, вынуждающего человека совершать определенные поступки, является фактором, уменьшающим его ответственность, в отличие от самозащиты.
Степень ответственности и вины, приписываемых жертве
Мотивация преступника оказала влияние и на степень ответственности и вины, приписываемых жертве. В соответствии с гипотезой 3, проверяемой на первом этапе исследования, ожидалось, что степень ответственности и вины жертвы "мстящего" преступника будет выше, чем степень ответственности и вины жертв "корыстного" и "защищающегося" преступников. Эта гипотеза подтвердилась только в части, касающейся ответственности и вины жертвы мстящего и "защищающегося" преступников: первой приписывается большая степень ответственности и вины, чем второй. Вместе с тем ответственность и вина, приписываемые жертве "корыстного" преступника, были так же высоки, как и у жертвы "мстящего".
Результаты второго этапа позволили уточнить результаты первого, касающиеся жертвы "защищающегося" преступника. Они показали, что гипотеза 4, согласно которой жертве психически больного преступника должна приписываться меньшая степень ответственности и вины, чем жертве психически здорового преступника, действующего из соображений самообороны, подтвердилась только в части, связанной с атрибуцией вины.
Таким образом, "смягчающими" обстоятельствами для жертвы убийства являются психическая болезнь преступника и его попытка защититься от жертвы. Возможно, такие неожиданные результаты связаны с представлением о самозащите, заложенным в проективной ситуации: провокация со стороны будущей жертвы заключалась не в непосредственном нападении, а в угрозах будущему преступнику за некоторое время до убийства. Выбор именно такого варианта самозащиты был связан с содержанием показаний подсудимых в целом ряде судебных процессов. Вероятно, такие угрозы показались респондентам обычной ситуацией, не представляющей реальной опасности. Что касается большой ответственности, приписываемой жертве "корыстного" преступника, в данном случае могла сработать самозащитная мотивация респондентов ("Надо было думать, кого пускать в дом. Вот со мной бы такого не случилось").
Кроме мотивации преступника на ответственность и вину жертвы оказала влияние ее способность к сопротивлению. В соответствии с гипотезой 7 слабой жертве, которая не могла оказать сопротивление, приписывалась меньшая ответственность и вина, чем сильной, которая могла сделать это, но не сделала, т.е. проявила неосторожность. Это совпадает с результатами западных исследований, показавшими, что жертве, не принявшей меры предосторожности, приписываются большие ответственность и вина, чем жертве, принявшей их [24]. Вопреки ожиданиям слабость жертвы не повлияла на ответственность и вину, приписываемые преступнику.
Соотношение атрибуции ответственности и атрибуции вины
Анализ средних значений, представленных в табл. 2, показывает, что:
- значение атрибуции ответственности в целом превышает значение атрибуции вины;
стр. 74
- эта закономерность ярче выражена у жертвы преступления;
- исключение составляют оценки ответственности и вины психически больного преступника: степень приписываемой ему ответственности ниже, чем вины.
В настоящее время в психологии не существует четкого теоретического представления о различии между атрибуцией ответственности и атрибуцией вины, с помощью которого можно было бы объяснить данные результаты. Возможно, понятие "вины" связано прежде всего с серьезным нарушением социальных норм, не поддающимся четкому объяснению и потому вызывающим сильное негативное отношение, страх. В этом случае высокая степень вины должна приписываться людям, которые воспринимаются как "совсем чужие" - членам стигматизированных аутгрупп. Таким образом, различие обыденных представлений между ответственностью и виной требует дополнительного исследования.
Соотношение ответственности и вины, приписываемых преступнику и жертве
Анализ средних значений, представленных в табл. 2, подтверждает точку зрения, согласно которой ответственность и вина, приписываемые преступнику и жертве, могут изменяться в одном и том же направлении. Это позволяет предположить, что структура процесса приписывания ответственности и вины преступнику, с одной стороны, и жертве, с другой, имеет общие составляющие. Характер этих составляющих и однонаправленность процесса атрибуции при оценке преступника и жертвы подлежат отдельному исследованию. Вместе с тем такой результат опровергает точку зрения, лежащую в основе многих исследований: увеличение степени ответственности и вины, приписываемых преступнику, сопровождается уменьшением этих параметров при оценке жертвы.
ВЫВОДЫ
При изучении влияния трех факторов - мотивации преступника, его знакомства с жертвой и способности последней оказать сопротивление - на атрибуцию ответственности и вины в ситуации убийства было установлено, что:
1. Сторонние наблюдатели приписывают преступнику и особенно жертве большую ответственность, чем вину.
2. Ответственность и вина, приписываемые преступнику, с одной стороны, и жертве, с другой, изменяются в одном и том же направлении.
3. Наиболее важным фактором является мотивация преступника. Наибольшие ответственность и вина приписываются преступнику, действующему из корыстных соображений и желающему отомстить за нанесенную обиду, а наименьшие - психически больному преступнику, который хочет защитить себя от воображаемой опасности. То же самое было верно и для ответственности и вины, приписываемых жертве преступления. Кроме того, на оценку ответственности и вины жертвы влияет ее способность к сопротивлению: слабой жертве, неспособной оказать сопротивление, приписывалась меньшая ответственность и вина, чем сильной, которая могла сделать это, но не сделала, т.е. проявила неосторожность.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гулевич О. А., Голынчик Е. О. Правосознание и правовая социализация: аналитический обзор. М., 2003.
2. Муздыбаев К. Психология ответственности. Л., 1983.
3. Acock A.C., Ireland N.K. Attribution of blame in rape cases: the impact of norm violation, gender and sex-role attitude // Sex Roles. 1983. V. 9. P. 179 - 193.
4. Alicke M.D. Culpable control and the psychology of blame // Psychological Bulletin. 2000. V. 126. P. 556 - 574.
5. Anderson C.A. Attributional style, depression, and loneliness: a cross-cultural comparison of American and Chinese students // Personality and Social Psychology Bulletin. 1999. V. 25. P. 482 - 499.
6. Brems C., Wagner P. Blame of victim and perpetrator in rape versus theft // The Journal of Social Psychology. 1994. V. 134. P. 363 - 374.
7. Caron S.L., Carter D.B. The relationship among sex role orientation, egalitarianism, attitudes toward sexuality and attitudes toward violence against women // The Journal of Social Psychology. 1997. V. 137. P. 568 - 587.
8. Catellani P., Alberici A.I., Milesi P. Counterfactual thinking and stereotypes: the nonconformity effect // European Journal of Social Psychology. 2004. V. 34. P. 421 - 436.
9. Check J.V.P., Malamuth N.M. Sex-role stereotyping and reactions to depictions of stranger versus acquaintance rape // Journal of Personality and Social Psychology. 1983. V. 45. P. 344 - 356.
10. Deitz S.R., Byrnes L.E. Attribution of responsibility for sexual assault: the influence of observer empathy and defendant occupation and attractiveness // The Journal of Psychology. 1981. V. 108. P. 17 - 29.
11. Dolinski D., Gromski W., Szmajke A. Perpetrators' freedom of choice as a determinant of responsibility attribution // Journal of Social Psychology. 1988. V. 128. P. 441 - 449.
12. Doosje B., Branscombe N.R. Attributions for the negative historical actions of a group // European Journal of Social Psychology. 2003. V. 33. P. 235 - 248.
13. Duval T.S., Lalwani N. Objective self-awareness and causal attributions for self-standard discrepancies: changing self or changing standards of correctness //
стр. 75
Personality and Social Psychology Bulletin. 1999. V. 25. P. 1220 - 1229.
14. Feather N.T., Boeckmann R.J., McKee I.R. Reactions to an offence in relation to authoritarianism, knowledge about risk and freedom of action // European Journal of Social Psychology. 2001. V. 31. P. 109 - 126.
15. Feather N.T., Dawson S. Judging deservingness and affect in relation to another's employment or unemployment: A test of a justice model // European Journal of Social Psychology. 1998. V. 28. P. 361 - 381.
16. Ferguson P.,Duthie D., Graf R.G. Attribution of responsibility to rapist and victim: the influence of victim's attractiveness and rape-related information // Journal of Interpersonal Violence. 1987. V. 2. P. 243 - 250.
17. Field M.S., Bienen L.B. Jurors and rape: a study in psychology and law. Lexington, 1980.
18. Gold G.J., Weiner B. Remorse, confession, group identity, and expectancies about repeating a transgression // Basic and Applied Social Psychology. 2000. V. 22. P. 291 - 300.
19. Greitemeyer T., Weiner B. Asymmetrical attributions for approach versus avoidance behaviour // Personality and Social Psychology Bulletin. 2003. V. 29. P. 1371 - 1382.
20. Hastie R., Penrod S., Pennington N. Inside the jury. Cambridge & L., 1983.
21. Heaven P.C.L., Connors J., Pretorius A. Victim characteristics and attribution of rape blame in Australia and South Africa // The Journal of Social Psychology. 1998. V. 138. P. 131 - 133.
22. Hyland R., Cooper M.A. Internal-external control and attribution of responsibility for a positive accident // Journal of Social Psychology. 1976. V. 99. P. 147 - 148.
23. Jacobson M.B. Effects of victim's and defendant's physical attractiveness on subjects' judgements in rape case // Sex Roles. 1981. V. 7. P. 247 - 255.
24. Kerr N.L., Bull R.H.C., MacCoun R.J., Rathborn H. Effects of victim attractiveness, care and disfigurement on the judgements of American and British mock jurors // British Journal of Social Psychology. 1984. V. 23.
25. Kleinke C.L., Meyer C. Evaluation of rape victim by men and women with high and law belief in a just world // Psychology of Women Quarterly. 1990. V. 14. P. 343 - 353.
26. Kleinke C.L., Walls R., Stalder K. Evaluation of a rapist as a function of expressed intent and remorse // The Journal of Social Psychology. 1994. V. 134. P. 525 - 537.
27. Krahe B. Social psychological issues in the study of rape// European Review of Social Psychology. 1991. V. 2. P. 279 - 309.
28. Krulewitz J.E. Sex differences in evaluations of female and male victims" responses to assault // Journal of Applied Social Psychology. 1981. V. 11. P. 460 - 474.
29. Lee B.K. Audience-oriented approach to crisis communication: a study of Hong Kong consumers' evaluation of an organizational crisis // Communication Research. 2004. V. 31. P. 600 - 618.
30. Mason G.E., Riger S., Foley L.A. The impact of past sexual experiences on attributions of responsibility for rape// Journal of Interpersonal Violence. 2004. V. 19. P. 1157 - 1171.
31. McCall M., Reno R.R., Jalbert N., West S.G. Communal orientation and attributions between the self and other // Basic and Applied Social Psychology. 2001. V. 22. P. 301 - 308.
32. Olsen-Fulero L., Fulero S.M. Commonsense rape judgments: an empathy-complexity theory of rape juror // Psychology, Public Policy and Law. 1997. V. 3. P. 402 - 427.
33. Rayburn N.R., Mendoza M., Davison G.C. Bystanders' perceptions of perpetrators and victims of hate crime. An investigation using the person perception paradigm // Journal of Interpersonal Violence. 2003. V. 18. P. 1055 - 1074.
34. Rector N.A., Bagby R.M. Minority juridical decision making // British Journal of Social Psychology. 1997. V. 36. P. 69 - 81.
35. Shaver K.G. Defensive attribution: effects of severity and relevance on the responsibility assigned for an accident // Journal of Personality and Social Psychology. 1970. V. 14. P. 101 - 113.
36. Shirazi R., Biel A. Internal-external causal attributions and perceived government responsibility for need provision. A 14-culture study // Journal of Cross-Cultural Psychology. 2005. V. 36. P. 96 - 116.
37. Shotland R.L., Goodstein L. Sexual precedence reduces the perceived legitimacy of sexual refusal: an examination of attributions concerning date rape and consensual sex // Personality and Social Psychology Bulletin. 1992. V. 18. P. 756 - 764.
38. Stebbins P., Stone G.L. Internal-external control and the attribution of responsibility under questionnaire and interview conditions //Journal of Counselling Psychology. 1977. V. 24. P. 165 - 168.
39. Tyler T.R.,Devinitz V. Self-serving bias in the attribution of responsibility: cognitive versus motivational explanation // Journal of Experimental Social Psychology. 1981. V. 17. P. 408 - 416.
40. Wang D., Anderson N.H. Excuse-making and blaming as a function of internal-external locus of control // European Journal of Social Psychology. 1994. V. 24. P. 295 - 302.
41. Xenos S., Smith D. Perceptions of rape and sexual assault among Australian adolescents and young adults // Journal of Interpersonal Violence. 2001. V. 16. P. 1103 - 1119.
42. Yarmey A.D. Older and younger adults" attributions of responsibility toward rape victims and rapists // Canadian Journal of Behavioral Science. 1985. V. 17. P. 327 - 328.
стр. 76
CRIMINAL'S AND HIS VICTIM'S DEGREE OF RESPONSIBILITY AND GUILT ASCRIPTION
O. A. Gulevich
PhD, assistant professor of psychological institute after L.S. Vygotsky, RSHU, Moscow
Relationship between responsibility and guilt attributed to a committed murder criminal and his victim is considered. The influence on responsibility and guilt ascription such factors as criminal motivation, degree of his acquaintance with a victim and victim's ability to resist is analyzed.
Key words: responsibility and guilt ascription, criminal, victim.
стр. 77
Клиническая психология. БАЗОВЫЕ ФАКТОРЫ ИНДУКЦИИ ИЗМЕНЕННЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ (НА ПРИМЕРЕ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ РОДОВ)
Автор: Н. В. ГРУЗДЕВ, Д. Л. СПИВАК
© 2006 г. Н. В. Груздев*, Д. Л. Спивак**
* Аспирант, Институт мозга человека РАН, Санкт-Петербург
** Доктор психологических наук, ведущий научный сотрудник, там же
Представлены результаты исследования этиологии измененных состояний сознания, спонтанно возникающих у практически здоровых женщин в течение беременности и в ранний постнатальный период. Сформулированы три гипотезы возможной индукции этих состояний, согласно которым потенциальными факторами их развития являются невротические нарушения, креативность, а также выраженность "базовых духовных переживаний" и религиозных установок. Получены данные, свидетельствующие о преимущественно социокультурной природе переживаний измененных состояний сознания, а ведущим фактором, определяющим вероятность их развития у субъекта, можно назвать наличие религиозно-психологических установок.
Ключевые слова: измененные состояния сознания, физиологические роды, психические переживания, эндо- и экзогенные факторы.
Целью данного исследования стало изучение осознаваемых необычных психических переживаний, спонтанно возникающих в повседневной жизни у нормальных людей, под воздействием широкого спектра эндо- и экзогенных факторов. Такие переживания, концептуально рассматриваемые нами как "измененные состояния сознания" (ИСС), не являются в строгом смысле патологическими, а отражают, с одной стороны, непрерывную изменчивость осознаваемого содержания психики, с другой - интенсивность адаптивных изменений как фактора взаимодействия человека со средой.
Данный подход основывается на классических теориях измененных состояний сознания, предложенных А. Людвигом (1966), Ч. Тартом (1969), К. Мартиндэйлом (1981), А. Дитрихом (1986), и отечественных психологических концепциях В. Н. Мясищева (1960), Б. Г. Ананьева (1969). Он позволяет рассматривать человека в системе отношений с самим собой и окружающим миром (как "закрытой" и "открытой" системы), изучать внутренние предиспозиции и установки личности, приспособительные возможности индивида под воздействием выраженного стресса и в связи с проявлениями измененных состояний сознания как одной из возможных копинг-стратегий. А. Н. Леонтьев отмечал: "Задача психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограничиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проникнуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматривать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его образы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением человеческой деятельности" [4, с. 7].
Теория измененных состояний сознания во многом обязана "продуктивной парадоксальности" [7, с. 238] воззрений У. Джемса, в классических работах которого [2, 14, 15] была предложена концепция "потока сознания" и сформулированы основные положения современной науки о сознании, получившие впоследствии логическое развитие в ряде статей и монографий современных исследователей [18, 19, 24].
Приоритет в изучении психических состояний на модели родов принадлежит О. Ранку ( Das Trauma der Geburt, 1924), впервые выдвинувшему идею о влиянии родовых травм на последующее формирование и развитие невротических нарушений личности. Впоследствии С. Грофом была разработана теория "базовых перинатальных матриц", воспроизводящих ранние переживания плода на стадии внутриутробного развития и в процессе родов, которые могут актуализироваться в глубоких измененных состояниях сознания различного генезиса у взрослого человека [13].
Учитывая значительный потенциал физиологических родов в качестве материала для изучения измененных состояний сознания и продолжая традицию исследования их этиологии в научной
Исследование проводится при поддержке грантов РФФИ (03 - 06 - 80379 и 06 - 06 - 80048) и гранта научной школы (НШ-1921.2003.4).
стр. 78
группе нейрофизиологии мышления, творчества и сознания акад. Н. П. Бехтеревой Института мозга человека РАН [9, 22], мы выполнили данное исследование, используя модель филогенетически естественного родового стресса как триггера особых психических состояний у здоровых людей.
По классическому определению А. Людвига, измененные состояния сознания представляют собой "качественные отклонения в субъективных переживаниях или психологическом функционировании от определенных генерализованных для данного субъекта норм, рефлексируемые самим человеком или отмечаемые наблюдателями" [18, с. 226]. ИСС являются сравнительно кратковременными и длятся от нескольких минут до нескольких часов, что отличает их от симптомов психических заболеваний. Существенно подчеркнуть, что индивид отдает себе отчет об изменении характеристик ощущения/восприятия, самоконтроля и самосознания, что позволяет использовать вербальный критерий для определения выраженности ИСС, при этом, однако, необходимо оценивать уровень активации механизмов психологической защиты респондента. Методологические проблемы использования лингвистических методов при диагностике различных форм нарушений сознания подробно рассмотрены А. Р. Лурия [5].
Нами были выдвинуты три гипотезы, согласно которым причинами возникновения измененных состояний сознания могут являться:
(1) неврозоподобные расстройства по астеническому типу;
(2) активность творческого воображения (креативность);
(3) религиозно-психологические установки.
Каждая из этих гипотез рассматривалась различными исследователями ИСС на протяжении последних 30 лет, однако попыток экспериментально их проверить в рамках одного исследования до настоящего момента не предпринималось. Не являясь специфической адаптивной реакцией, ИСС могут равновероятно наблюдаться при различных способах индукции: от воздействия галлюциногенами первого (LSD, DMT и др.) и второго (закись азота, скополамин) порядка до сенсорной депривации и повышенной стимуляции из внешней среды, а также пребывания в непривычных/экстремальных условиях.
МЕТОДИКА
В основную группу вошли практически здоровые женщины (102 чел.) со сроками беременности более 36 недель, готовящиеся к плановым физиологическим родам. Из них 59 женщин были обследованы в два "среза". Средний возраст испытуемых составил 24.6 года. У обследованных женщин допускалось наличие в анамнезе незначительных соматических нарушений, связанных с течением беременности (отёки, легкие токсикозы). При этом мы старались исключить воздействие фактора соматической патологии, в частности гестозов, на данные эксперимента ввиду высокой вероятности развития неврозоподобных реакций на фоне соматических заболеваний. По результатам интервью все опрошенные отрицали наличие психических заболеваний в анамнезе у себя и близких родственников.
Исследование проводилось на базе Института акушерства и гинекологии им. Д. О. Отта РАМН и Родильного дома N 1 в Санкт-Петербурге.
В качестве контрольной группы были опрошены студенты и преподаватели РГПУ им. А. И. Герцена, испытывающие повседневный стресс. В тестировании приняли участие 82 чел., преимущественно женщины (95%). Средний возраст выборки - 25.8 года. Опрос проводился анонимно в учебных группах. Цель опроса - получение данных о выраженности ИСС в повседневной жизни без направленного воздействия стрессоров.
Специально для проведения эмпирического исследования нами был создан психодиагностический комплекс, включивший шесть методик, аппроксимирующих выдвинутые в работе гипотезы.
Вклад клинических и субклинических форм пограничной нервно-психической патологии в индукцию ИСС определялся с помощью шкалы для психологической экспресс-диагностики уровня невротизации ("УН"), разработанной в лаборатории клинической психологии Психоневрологического института им. В. М. Бехтерева [11]. Принимая во внимание важность оценки активации механизмов психологических защит и их влияния на сознательные процессы, субшкала неискренности (социальной желательности), интегрированная в шкалу "УН", была включена нами в перечень анализируемых показателей для выявления взаимосвязи с другими переменными.
Характеристики психического состояния изучались по одной из последних модификаций Теста дифференциальной самооценки функционального состояния [3], построенного на принципе биполярных профилей Ч. Осгуда, известной как опросник "Самочувствие, активность, настроение" (в редакции Н. А. Курганского, 1990). В отличие от оригинальной версии теста, данная модификация [8] насчитывает 5 шкал, оценивающих уровень психической активации, интерес (мотивацию к деятельности), напряжение (тревогу), эмоциональный тонус и физический комфорт.
Для определения уровня креативности применялся рисуночный Тест дивергентного мышления из набора креативных тестов Ф. Вильямса, адаптированных Е. Е. Туник [10]. Тест направлен на изучение когнитивных способностей и позволяет
стр. 79