§ Объективные и субъективные признаки состава преступления
Вид материала | Документы |
СодержаниеСубъективная сторона преступления |
- Московский финансово-юридический университет мфюа, 56.66kb.
- Состав преступления, 105.42kb.
- Перечень примерных тем курсовых работ, 81.22kb.
- Темы курсовых работ по дисциплине «уголовное право» Состав преступления. Элементы состава, 11.22kb.
- 1. Экономическая сущность налогов Налог как экономическая категория, ее объективные, 179kb.
- Объективные и субъективные факторы при организации конкурентоспособного производства, 55.47kb.
- Уголовная ответственность, 32.02kb.
- Уголовное право. Общая часть, 26.78kb.
- Методика количественного оценивания качества инвестиционных проектов, позволяющая учитывать, 149.63kb.
- Тематика курсовых работ по уголовному праву понятие и значение принципов уголовного, 34.02kb.
Субъект преступления, как это следует из содержания ст. ст. 19, 20, 21 УК РФ, характеризуется тремя обязательными признаками: 1) физическое лицо; 2) вменяемое лицо; 3) лицо, достигшее возраста, с которого наступает уголовная ответственность. Указанные признаки присущи каждому общему субъекту преступления. Из изложенного логически вытекает, что если, например, из двух лиц лишь одно обладает признаками общего субъекта преступления, то соучастие исключается.
Согласно ст. 20 УК РФ уголовной ответственности подлежит лицо, достигшее ко времени совершения преступления шестнадцатилетнего возраста. По отдельным преступлениям (ч. 2 ст. 20 УК РФ) подлежат уголовной ответственности лица, достигшие ко времени совершения преступления четырнадцатилетнего возраста.
Если несовершеннолетний достиг установленного законом возраста, но «вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности» (ч.3 ст. 20 УК РФ).
Соответственно такой несовершеннолетний не будет являться субъектом преступления, совершенного в соучастии.
Вменяемость является предпосылкой вины и вменения в ответственность общественно опасного деяния. Саксонское Зерцало, например, определяло, что “над настоящими глупцами и лишенными рассудка не надо творить суда”1.
Вменяемость – способность по своему психологическому состоянию осознавать характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими в момент совершения2. Невменяемое лицо (ч. 1 ст. 21 УК РФ) не подлежит уголовной ответственности и не может быть соучастником преступления.
В то же время «вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности» (ст.22 УК РФ). Соответственно такое лицо может быть соучастником преступления.
В свое время судебная практика и некоторые ученые признавали, что субъекты и несубъекты преступления могут совершать групповое преступление за рамками соучастия. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 25.03.1964 г. “О судебной практике по делам об изнасиловании” разъяснялось, что “действия лиц, организовавших изнасилование группой, следует квалифицировать по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик независимо от того, что другие участники в соответствии со ст. 10 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик не были привлечены к уголовной ответственности”1.
Такая практика получила поддержку и в научной среде. Так, Р.Р. Галиакбаров полагал, что группа – многогранное уголовно-правовое явление, которое не исчерпывается признаками соучастия в преступлении. Именно поэтому критические высказывания в адрес сложившейся судебной практики квалификации изнасилования по ч. 3 ст. 117 УК ему представлялись теоретически малообоснованными2.
Поддерживали эту точку зрения и другие авторы3. По этому поводу А. Ф. Ананьин указывал, что при всей целесообразности такого двоякого понимания группы в ч. 3 ст. 117 УК, она в данном случае не имеет ничего общего с соучастием, а потому не является преступной в этом смысле слова4. Мы полагаем, что и никакой целесообразности в таком понимании группы нет, а “группа же есть не что иное, как одна из форм соучастия со всеми присущими ему объективными и субъективными признаками”5.
К сожалению, в постановлениях Пленума Верховного Суда РСФСР “О судебной практике по делам о грабеже и разбое” в ред. от 21.12.1993 г. (п. 19), “О судебной практике по делам об изнасиловании” в ред. от 21.12.1993 г. (п. 9) судам также было рекомендовано квалифицировать действия участников как совершенные по предварительному сговору группой лиц независимо от того, что остальные участники являлись невменяемыми или малолетними1.
Ныне действующее постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 года «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» этот вопрос вообще не затрагивает, а действующее постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» признает лицо, использовавшее заведомо не подлежащего уголовной ответственности участника преступления, исполнителем преступления (п. 12, 13)2.
Нам представляется принципиальной по этому поводу позиция, что объединение нескольких лиц, не обладающих общими признаками субъекта преступления, может образовывать группу как социальное явление. Но такая группа не будет отвечать признакам соучастия, ибо ее члены не являются “лицами” в юридическом смысле слова. Таким образом, группа невменяемых или малолетних, совершивших противоправное деяние, не образует соучастия, вследствие чего не может выступать в качестве квалифицирующего обстоятельства. В связи с этим указанные постановления Пленума Верховного Суда РСФСР (разумеется, речь идет об утративших силу – А.А.) противоречат сущности института соучастия в преступлении3.
В новейшей юридической литературе Д. В. Савельев называет подобные случаи групповым преступлением вне соучастия (умышленное сопричинение) и полагает правильной в таких случаях квалификацию действий субъекта преступления по признаку группы лиц (предварительный сговор между субъектом и невменяемым или малолетним юридического значения не имеет)1. Тем самым фактически признается, что имеет место соучастие, поскольку группа лиц (субъекты и не субъекты преступления) приравнивается к группе лиц, все члены которой отвечают признакам субъекта преступления.
С учетом изложенного нам трудно согласиться с точкой зрения, что “в понятии соучастия в законе указывается, что в преступлении принимают участие два и более лица. Такая формулировка соучастия допускает, что в нем могут участвовать как субъекты, так и лица, не являющиеся субъектами преступления”2.
Представляется правильным, что “возможность сговора с несубъектами свидетельствует о расширительном толковании понятия соучастия и его форм, что неверно”3.
И.Э. Звечаровский считает сложившуюся практику квалификации содеянного несколькими лицами в рамках отдельных форм соучастия при отсутствии в их числе как минимум двух субъектов преступления незаконной и полагает необходимым ввести в соответствующие статьи Особенной части УК РФ специальный квалифицирующий признак “совершение преступления с участием лиц, не способных нести уголовную ответственность”4.
Указанное предложение можно было бы признать целесообразным, но “привлечение к совершению преступления лиц, которые страдают тяжелыми психическими расстройствами либо находятся в состоянии опьянения, а также лиц, не достигших возраста, с которого наступает уголовная ответственность” уже признаются обстоятельствами, отягчающими наказание (п. “д” ч. 1 ст. 63 УК РФ).
Таким образом, количественный признак соучастия характеризуется наличием двух или более лиц, каждое из которых является субъектом преступления. При этом соучастие отличается от преступления, совершенного одним лицом, не только количеством субъектов преступления. Главное, на наш взгляд, заключается в том, что соучастники совместно совершают преступление и тем самым “количество перерастает в качество”.
Субъект преступления, наделенный, помимо указанных, еще и дополнительными признаками, предусмотренными в статьях Особенной части УК РФ, именуется специальным субъектом преступления.
Субъективная сторона преступления – это психическая сторона деятельности лица, непосредственно связанная с совершением общественно опасного деяния. Это обязательный элемент состава преступления.
Содержание субъективной стороны состава преступления раскрывается через вину, мотив и цель. Вина является обязательным признаком субъективной стороны состава преступления, а мотив и цель – факультативными признаками. При характеристике отдельных составов преступлений (ст. 106, 107, 113 УК РФ) в субъективную сторону преступления включены эмоции.
Вина – это психическое отношение лица к объективным признакам (объекту и объективной стороне) состава преступления. Вина через психическую связь указывает на субъекта (автора) совершенного преступления и наступивших последствий. Отсюда соучастники выступают совокупным субъектом целостных психологических феноменов – цели, мотива, вины. Вина соучастников определяется поэтому не только индивидуальным, но и совместным психическим отношением к деянию и последствиям независимо от характера и степени фактического участия каждого из них в совершении преступления.
В соответствии с ч.1 ст. 24 УК РФ вина может быть выражена в форме умысла или неосторожности. В этой связи вину еще можно определить как совокупность внутренних, психических признаков умысла или неосторожности, влекущих преступный результат и ответственность.
Соучастием в преступлении, в соответствии со ст. 32 УК РФ, признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления. В этой связи представляет интерес вопрос о том, каким должен быть при этом умысел соучастников? Возможность косвенного умысла в соучастии среди дореволюционных авторов допускали А. Лохвицкий, С. Будзинский, И. Хейфец1.
Весьма категоричным был по этому вопросу А.П. Жиряев: “Уже в самом слове “подстрекательство” содержится мысль о прямом намерении подстрекающего побудить другого к преступлению, и в этом-то состоит умышленность или заведомость его действования”2.
Что касается российских (советских) авторов, то, по мнению одних, полностью исключить из института соучастия косвенный умысел нельзя3.
А.П. Козлов идет дальше и указывает, что, согласившись на соучастие с косвенным умыслом, теория уголовного права сделала незаметный для себя шаг в направлении признания неосторожного соучастия. Если признали возможность соучастия с косвенным умыслом, то ничто не препятствует признанию такового и при неосторожности1.
Необходимо учесть, что в ст. 8 УК РСФСР волевой момент косвенного умысла описывался как сознательное допущение наступления общественно опасных последствий, и на этом основании обосновывалась возможность соучастия с косвенным умыслом. В ныне действующем УК РФ (ч. 3 ст. 25) волевой момент косвенного умысла допускает даже безразличное отношение к наступлению общественно опасных последствий. Очевидно, что при таком определении волевого момента косвенного умысла соучастие с косвенным умыслом уже точно невозможно. Иначе, действительно, надо признавать возможным и неосторожное соучастие.
Другая группа российских ученых отрицает возможность косвенного умысла при соучастии или некоторых его видах2.
Мы поддерживаем эту точку зрения, поскольку направленность поведения всех соучастников на достижение общего результата означает желание наступления общественно опасных последствий и исключает сознательное допущение общественно опасных последствий и уж тем более безразличное к ним отношение.
Отдельные авторы, рассматривая возможность косвенного умысла при соучастии, полагают необходимым определять умысел по отношению к действиям и к последствиям. Так, М.И. Ковалёв указывал, что это встречается при соучастии в преступлениях с двойной формой вины (наверное, автор все-таки имел в виду преступление с двумя формами вины – А. А.), но при условии, что у исполнителя имеется прямой умысел по отношению к общественно опасным действиям и косвенный - по отношению к возможному результату1.
На наш взгляд, указанное условие невозможно из-за подмены понятий - прямой умысел сведен к интеллектуальной составляющей, а косвенный - к волевой (целое стало частью). Вряд ли правильно и употребление при этом условии термина “преступление с двойной формой вины”, поскольку преступление с двумя формами вины предполагает не прямой (к действию) и косвенный (к результату) умыслы, а умысел (к действию и желаемому последствию) и неосторожность (к нежелаемому последствию). Тем не менее, А. П. Козлов также считает, что нельзя отрицать самостоятельность отношений к деянию и последствию. Уголовное право, по мнению автора, переполнено фактами, когда требуется обязательное установление психического отношения только к деянию (действию или бездействию). Подобное имеет место в преступлениях с формальными и усеченными составами, которые не так уж редки в судебной практике. Этого требует приготовление к преступлению и покушение на преступление – довольно частые явления в уголовном праве. Необходима указанная дифференциация и в некоторых преступлениях с материальными составами. Существующее же определение вины, ориентированное всегда на последствие, не позволяет делать этого2. Во-первых, самостоятельности отношений к деянию и последствию приготовление и покушение, преступления с формальными и усеченными составами не требуют. Во-вторых, в преступлениях с материальными составами самостоятельность отношений к деянию и желаемому последствию в принципе невозможна. Ведь если лицо осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий, то, значит, оно желает их наступления. Понятно, что сознательно допускать эти последствия и уж тем более относиться к ним безразлично оно не может.
В юридической литературе правильно отмечается, что дробление субъективной стороны одного и того же простого материального состава преступления на вину по отношению к действиям и вину по отношению к последствиям противоречит общетеоретической конструкции вины, согласно которой умысел и неосторожность определяются совокупным психическим отношением лица к совершенным им действиям (бездействию) и к их вредным, общественно опасным последствиям1.
Необходимо добавить, что в составах преступлений с двойной (смешанной, сложной) виной, которую можно обнаружить в ряде статей УК, никакой новой формы вины нет2.
Вывод В.А. Ширяева о существовании двойной (самостоятельной) формы вины нам представляется неправильным3. Кстати говоря, по мнению В.А. Нерсесяна, к которому мы присоединяемся, термин “двойная форма вины” нежелателен, ибо получается, что лицо виновно дважды и потому более виновно в сравнении с лицом, виновным только один раз4.
Мы полагаем правильным использование термина “преступление, совершенное с двумя формами вины”, как это и предусматривается в ст. 27 УК РФ. Кроме того, мы солидарны с И.М. Тяжковой, что “ни теоретически, ни практически не является оправданным возвращение в доктрине уголовного права к понятию “смешанная форма вины” со ссылкой на ст. 27 УК РФ (преступление с двумя формами вины)”1.
Употребление законодателем в одном предложении (имеется в виду ст. 32 УК РФ) два раза слова “умышленное” указывает, что умысел в преступлении предусматривает только умышленное соучастие, которое должно быть осуществлено только и именно в умышленном, а не в неосторожном преступном поведении. М.И. Ковалёв усматривал такую возможность в составах преступлений с “двойной формой вины”: “Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего, предполагает по отношению к смерти не умышленное, а неосторожное причинение”2.
С представленной позицией диссонирует мнение П.Ф. Тельнова о том, что понятие соучастия не распространяется ни на преступления, слагающиеся из сознательных действий и неосторожно причиняемых последствий, ни на квалифицированные составы преступлений со смешанной формой вины3.
Дело в том, что в составах с двумя формами вины имеются, прежде всего, последствия желаемые (умысел), о которых забывают, и последствия, которые не охватывались умыслом лица (неосторожность). Так, ч. 4 ст. 111 УК РФ предусматривает умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека (умысел по отношению к данным желаемым последствиям), повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (неосторожное последствие, которое не охватывалось умыслом лица – нежелаемое последствие).
В этой связи введение в УК РФ специальной статьи (ст. 27) об ответственности за преступление, совершенное с двумя формами вины, представляется необходимым и оправданным. В.И. Ткаченко считает введение этой специальной статьи (ст. 27), применимой к двенадцати преступлениям, вряд ли верным в принципе. По его мнению, все институты Общей части УК должны иметь общий, а не выборочный характер1. Однако, рассуждая подобным образом, можно сделать вывод, что, например, ст. 25 УК РФ тоже носит выборочный, а не общий характер, поскольку применима только к умышленным преступлениям.
Подытоживая, можно заключить, что, поскольку неосторожно причиняемые последствия не охватываются даже умыслом исполнителя, то другие соучастники никак не могут нести за них ответственность. Неосторожно причиняемые последствия могут, поэтому вменяться только исполнителю преступления. Соучастники в подобных случаях должны нести ответственность лишь за те последствия, которые охватывались их умыслом.
Например, исполнитель несет ответственность за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека (последствия, охватываемые его умыслом), повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (последствие, не охватываемое его умыслом). Соучастники в этом случае могут нести ответственность лишь за последствия, охватываемые их умыслом (тяжкий вред здоровью, опасный для жизни человека).
Нетрудно заметить, что фактически в данном случае имеет место эксцесс исполнителя. Следовательно, при соучастии в преступлениях с двумя формами вины должны применяться правила об эксцессе исполнителя.
1
1 См.: Таганцев Н.С. Курс русского уголовного права. Часть Общая. Книга 1. Учение о преступлении. СПб., 1874. С. 4-5; он же: Уголовное право. Общая часть. Выпуск II.СПб., 1888. С. 382; он же: Русское уголовное право. Часть Общая. Лекции. СПб., 1902. С. 366; Спасович В. Учебник уголовного права. Т.1. Выпуск 1. СПб., 1863, С. 90; Пусторослев П.П. Русское уголовное право. Общая часть. Выпуск 1. Юрьев, 1912. С. 193; Белогриц-Котляревский Л.С. Учебник русского уголовного права. Общая часть. Киев, 1903. С. 105; Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Общая часть. Варшава, 1894. С. 91; Колоколов Г.Е. Уголовное право. Курс лекций. М., 1886/1887. С. 92; Кистяковский А.Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Общая часть. Т.1. Киев, 1875. С. 60.
2 Спасович В. Учебник уголовного права. Т.1. Выпуск 1. СПб., 1863, С. 90.
1
1 Немировский Э.Я. Учебник уголовного права. Общая часть. Одесса, 1919. С. 68; см. также: Люблинский Л.И. Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса. Петроград, 1917. С. 26.
2 См.: Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Часть 1. Том 3. Свердловск, 1960. С. 166.
3 См., например: Царегородцев А.М. Основания ответственности и квалификация действий организаторов и других соучастников преступлений / Проблемы борьбы с преступностью. Омск-Иркутск, 1975. С. 28-29.
4 См.: Качалов В. В. Организатор преступления в уголовном праве России: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 19.
1 Никифоров Б. С. Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик // Важный этап в развитии советского права. Сборник ВИЮН. М., 1960. С. 203.
2 См.: Сахаров А. Б. Предложения по законодательству // Советская юстиция. 1958. № 9. С. 34; Лясс Н. В. К вопросу об основаниях уголовной ответственности // Вестник ЛГУ. 1960. № 17. С. 134.
3 См.: Дурманов Н. Д. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955. С. 30; Пионтковский А. А. Основание уголовной ответственности // Советское государство и право. 1959. № 11. С. 58; Санталов А. И. Состав преступления и некоторые вопросы Общей части уголовного права // Правоведение. 1960. № 1. С. 103; Брайнин Я. М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963. С. 36; Шаргородский М. Д. Избранные труды. СПб., 2004. С. 529.
1 Таганцев Н.С. Курс русского уголовного права. Часть Общая. Книга 1. Учение о преступлении. С-Пб., 1874. С. 5.
2 См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции: Общая часть. Т.1. М., 1894. С. 285, 326–334.
1 См.: Брайнин Я.М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963. С. 97.
2 См.: Трайнин А.Н. Учение о составе преступления. М., 1946. С. 43; Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. М., 1957. С. 59-60.
3 См.: Ляпунов Ю. Состав преступления: гносеологический и социально-правовой аспекты // Уголовное право. 2005. № 5. С. 44.
1
1 См., например: Пионтковский А.А. Уголовное право РСФСР. Часть Общая. М., 1924. С. 129-130; Никифоров Б.С. Объект преступления по уголовному праву. М., 1960. С. 4; Загородников Н.И. Понятие объекта преступления в советском праве. Труды ВЮА, 1951. Вып. ХIII. С. 12; Гришаев П. И. Объективная сторона преступления. М., 1961. С. 25-26; Брайнин Я.М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963. С. 163-169.